Неточные совпадения
Вследствие браконьерства, глубоких снегов и ухудшения подножного корма животные стали быстро сокращаться
в числе, и теперь на всем острове их насчитывается не более 150
голов.
На другой день вечером, сидя у костра, я читал стрелкам «Сказку о рыбаке и рыбке». Дерсу
в это время что-то тесал топором. Он перестал работать, тихонько положил топор на землю и, не изменяя позы, не поворачивая
головы, стал слушать. Когда я кончил сказку, Дерсу поднялся и сказал...
Он громко запел ту же песню и весь спирт вылил
в огонь. На мгновение
в костре вспыхнуло синее пламя. После этого Дерсу стал бросать
в костер листья табака, сухую рыбу, мясо, соль, чумизу, рис, муку, кусок синей дабы, новые китайские улы, коробок спичек и, наконец, пустую бутылку. Дерсу перестал петь. Он сел на землю, опустил
голову на грудь и глубоко о чем-то задумался.
Старик поднял
голову и посмотрел на меня такими глазами,
в которых я прочел тоску.
Одни из них состоят из обломков
в метр величиною, другие — из камней с конскую
голову, третьи — с
голову человека.
Дождь
в лесу — это двойной дождь. Каждый куст и каждое дерево при малейшем сотрясении обдают путника водой.
В особенности много дождевой воды задерживается на листве леспедецы. Через 5 минут я был таким же мокрым, как если бы окунулся с
головой в реку.
Наконец я узнал,
в чем дело.
В тот момент, когда он хотел зачерпнуть воды, из реки выставилась
голова рыбы. Она смотрела на Дерсу и то открывала, то закрывала рот.
Подъем на перевал со стороны моря довольно крутой.
В этих местах гребень Сихотэ-Алиня
голый. Не без труда взобрались мы на Хребет. Я хотел остановиться здесь и осмотреться, но за туманом ничего не было видно. Дав отдохнуть мулам, мы тронулись дальше. Редкий замшистый хвойный лес, заросли багульника и густой ковер мхов покрывают западные склоны Сихотэ-Алиня.
В мутной воде он оступился и окунулся с
головой.
— Какой народ! — говорил он
в сердцах. — Та к ходи,
головой качай, все равно как дети. Глаза есть — посмотри нету. Такие люди
в сопках живи не могу — скоро пропади.
Я очнулся от своих дум. Костер угасал. Дерсу сидел, опустив
голову на грудь, и думал. Я подбросил дров
в огонь и стал устраиваться на ночь.
Широкая
голова, небольшие мохнатые стоячие уши, притупленная морда, сухое сложение и длинный пушистый хвост изобличали
в нем красного волка или шакалоподобную дикую собаку.
Голое тело зябнет,
в особенности голени.
В это время палкой я сбил у себя с
головы фуражку; о ней некогда было думать.
Обсушившись немного, я пошел вниз по реке со слабой надеждой найти фуражку. Течением могло прибить ее где-нибудь около берега. Та к я проходил до самых сумерек, но фуражки не нашел и должен был взамен ее повязать
голову платком.
В этом своеобразном уборе я продолжал уже весь дальнейший путь.
Невдалеке от нас на поверхности спокойной воды вдруг появился какой-то предмет. Это оказалась
голова выдры, которую крестьяне
в России называют «порешней». Она имеет длинное тело (1 м 20 см), длинный хвост (40 см) и короткие ноги, круглую
голову с выразительными черными глазами, темно-бурую блестящую шерсть на спине и с боков и серебристо-серую на нижней стороне шеи и на брюхе. Когда животное двигается по суше, оно сближает передние и задние ноги, отчего тело его выгибается дугою кверху.
Я уже собрался было это сделать, как вдруг у Чан Лина сломался шест и он полетел
головой в воду.
После перехода вброд реки Кулумбе наша обувь была мокрой, и потому переход через скалу Ван-Син-лаза был отложен до другого дня. Тогда мы стали высматривать место для бивака.
В это время из воды показалось какое-то животное. Подняв
голову, оно с видимым любопытством рассматривало нас. Это была нерпа.
Дерсу что-то закричал нерпе. Она нырнула, но через минуту опять появилась. Тогда он бросил
в нее камень. Нерпа погрузилась
в воду, но вскоре поднялась снова и, задрав
голову, усиленно смотрела
в нашу сторону. Это вывело гольда из терпения. Он схватил первую попавшуюся ему под руку винтовку и выстрелил.
В это время подошел к нам Чжан Бао и, смеясь, стал рассказывать, как кореец впотьмах наступил на
голову другому корейцу, как тот
в отместку вымазал ему физиономию чумизной кашей. Разговор наш переменился.
Я так ушел
в свои думы, что совершенно забыл, зачем пришел сюда
в этот час сумерек. Вдруг сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и увидел какое-то несуразное и горбатое животное с белыми ногами. Вытянув вперед свою большую
голову, оно рысью бежало по лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное пулей. Через минуту я увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Олень лежал как раз у места их соединения
в воде, и только плечо, шея и
голова его были на камнях.
Оказалось, что
в бреду я провалялся более 12 часов. Дерсу за это время не ложился спать и ухаживал за мною. Он клал мне на
голову мокрую тряпку, а ноги грел у костра. Я попросил пить. Дерсу подал мне отвар какой-то травы противного сладковатого вкуса. Дерсу настаивал, чтобы я выпил его как можно больше. Затем мы легли спать вместе и, покрывшись одной палаткой, оба уснули.
Приближалась зима.
Голые скелеты деревьев имели безжизненный вид. Красивая летняя листва их, теперь пожелтевшая и побуревшая,
в виде мусора валялась на земле. Куда девались те красочно-разнообразные тона, которыми ранней осенью так богата растительность
в Уссурийском крае?
Она, можно сказать, положительно не выносит покоя и только
в темноте лежит на боку, свернувшись и закинув хвост на
голову.
В это время Аринин стал поправлять огонь и задел белку. Она упала. Стрелок поставил ее на прежнее место, но не так, как раньше, а
головой вниз. Солон засуетился и быстро повернул ее
головой кверху. При этом он сказал, что жарить белку можно только таким образом, иначе она обидится и охотнику не будет удачи, а рыбу, наоборот, надо ставить к огню всегда
головой вниз, а хвостом кверху.
Собирая дрова, я увидел совсем
в стороне, далеко от костра, спавшего солона. Ни одеяла, ни теплой одежды у него не было. Он лежал на ельнике, покрывшись только одним своим матерчатым кафтаном. Опасаясь, как бы он не простудился, я стал трясти его за плечо, но солон спал так крепко, что я насилу его добудился. Да Парл поднялся, почесал
голову, зевнул, затем лег опять на прежнее место и громко захрапел.
На обратном пути я спросил Дерсу, почему он не стрелял
в диких свиней. Гольд ответил, что не видел их, а только слышал шум
в чаще, когда они побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял шапку и стал бить себя кулаком по
голове. Я засмеялся и сказал, что он лучше видит носом, чем глазами. Тогда я не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Виновный, стоя с непокрытой
головой, выслушал свой приговор и обещал на другой же день уйти из долины, чтобы никогда
в нее более не возвращаться.
Одет он был
в куртку и штаны из выделанной изюбровой кожи и сохатиные унты, на
голове имел белый капюшон и маленькую шапочку с собольим хвостиком. Волосы на
голове у него заиндевели, спина тоже покрылась белым налетом. Я стал усиленно трясти его за плечо. Он поднялся и стал руками снимать с ресниц иней. Из того, что он не дрожал и не подергивал плечами, было ясно, что он не озяб.
Здесь
в изобилии росли кедр и тополь, там и сям виднелись буро-серые ветки кустарникового клена с сухими розоватыми плодами, а рядом с ним — амурская сирень, которую теперь можно было узнать только по пучкам засохших плодов на вершинах
голых ветвей с темно-серой корой.
Действительно, шагах
в 50 от речки мы увидели китайца. Он сидел на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился на камне, а
голова склонилась на левую сторону. На правом плече сидела ворона. При нашем появлении она испуганно снялась с покойника.
Восточный склон Сихотэ-Алиня совершенно
голый. Трудно представить себе местность более неприветливую, чем истоки реки Уленгоу. Даже не верится, что здесь был когда-нибудь живой лес. Немногие деревья остались стоять на своих корнях. Сунцай говорил, что раньше здесь держалось много лосей, отчего и река получила название Буй, что значит «сохатый»; но с тех пор как выгорели леса, все звери ушли, и вся долина Уленгоу превратилась
в пустыню.
Птица мотнула
головой, поправилась и опять стала смотреть
в нашу сторону.
Дерсу повернул
голову в сторону шума и громко закричал что-то на своем языке.
И, высунув
голову за полотнища палатки, он опять стал громко говорить кому-то
в пространство.
В волосах на
голове у него уже показались серебряные нити и лицо покрылось морщинами.
Оказалось, что первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они все время прыгали то на одну, то на другую сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа бросилась прямо на
голову Дерсу. Спросонья он толкнул ее и
в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понес ее
в лес. Испуганная толчком, Альпа бросилась через огонь и попала ко мне на грудь.
В это время я услышал крик Дерсу.
Я слабо вскрикнул и сбросил с
головы одеяло. Яркий свет ударил мне
в глаза. Передо мной стоял И.А. Дзюль и тряс за плечо.
После Кумуху
в последовательном порядке идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга.
В истоках Омосо есть гора с
голой вершиной, которая поэтому и названа
Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко от моря, между реками Омосо и Илянту. Участок берега моря от реки Кумуху к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.