Еще раз стук в дверь, смех, ругательство, щелканье шпор, и все отодвинулось от двери и погасло где-то в конце коридора. В темноте, нащупав рукою его колено,
Люба села возле, но головы на плечо класть не стала. И коротко пояснила...
Неточные совпадения
Но тотчас же сделался серьезен,
сел и утомленно стал поджидать
Любу.
— Дай платок! — сказала она не глядя и протянула руку. Вытерла крепко лицо, громко высморкалась, бросила ему на колени платок и пошла к двери. Он смотрел и ждал. На ходу
Люба закрыла электричество, и сразу стало так темно, что он услыхал свое дыхание, несколько затрудненное. И почему-то снова
сел на слабо скрипнувшую кровать.
Передернув презрительно голыми плечами,
Люба гибко поднялась с колен и
села. Дышала она трудно.
Неточные совпадения
Люба выпачкала юбку, рассердилась и прошла по бревнам на лодку, привязанную к ним,
села на корму, Клим последовал за нею.
За Лизою ходила Настя; она была постарше, но столь же ветрена, как и ее барышня. Лиза очень любила ее, открывала ей все свои тайны, вместе с нею обдумывала свои затеи; словом, Настя была в
селе Прилучине лицом гораздо более значительным, нежели
любая наперсница во французской трагедии.
Через полчаса
Люба и Лихонин
садились у подъезда на извозчика. Женя и репортер стояли на тротуаре.
— Вот и чудесно… И хорошо, и мило,-говорил Лихонин, суетясь около хромоногого стола и без нужды переставляя чайную посуду. — Давно я, старый крокодил, не пил чайку как следует, по-христиански, в семейной обстановке.
Садитесь,
Люба,
садитесь, милая, вот сюда, на диван, и хозяйничайте. Водки вы, верно, по утрам не пьете, а я, с вашего позволения, выпью… Это сразу подымает нервы. Мне, пожалуйста, покрепче, с кусочком лимона. Ах, что может быть вкуснее стакана горячего чая, налитого милыми женскими руками?
И тотчас же девушки одна за другой потянулись в маленькую гостиную с серой плюшевой мебелью и голубым фонарем. Они входили, протягивали всем поочередно непривычные к рукопожатиям, негнущиеся ладони, называли коротко, вполголоса, свое имя: Маня, Катя,
Люба…
Садились к кому-нибудь на колени, обнимали за шею и, по обыкновению, начинали клянчить: