Неточные совпадения
И как приятно, что нет усов и не скоро будут: так противны мальчишки с усами, вроде того гимназиста,
кажется, Кузьмичева, Сашиного товарища, который ростом всего в аршин, а усы как у французского капрала! Пусть бы и всегда не было усов, а только эта жаркая смуглота над губами, чуть-чуть погуще, чем на остальном
лице.
Елена Петровна молча посмотрела на него. Молча пошла к себе в комнату — и молча подала большой фотографический портрет: туго и немо, как изваянный, смотрел с карточки человек, называемый «генерал Погодин» и отец. Как утюгом, загладил ретушер морщины на
лице, и оттого на плоскости еще выпуклее и тупее
казались властные глаза, а на квадратной груди, обрезанной погонами, рядами лежали ордена.
Домой пошел только Штемберг, а остальные отправились на обычное место, на Банную гору, и долго сидели там, утомленные бессонной ночью, зевающие, с серыми, внезапно похудевшими
лицами. Черный буксирный пароходик волок пустую, высоко поднявшуюся над водой баржу, и,
казалось, никогда не дойти ему до заворота: как ни взглянешь, а он все на месте.
Колесников смотрел с любовью на его окрепшее, в несколько дней на года вперед скакнувшее
лицо и задумался внезапно об этой самой загадочной молве, что одновременно и сразу,
казалось, во многих местах выпыхнула о Сашке Жегулеве, задолго опережая всякие события и прокладывая к становищу невидимую тропу. «Болтают, конечно, — думал он, — но не столько болтают, сколько ждут, носом по ветру чуют. Зарумянился мой черный Саша и глазами поблескивает, понял, что это значит: Сашка Жегулев! Отходи, Саша, отходи».
Но подумал и, вынув портсигар, закурил, — Колесников стыдливо отвернулся от осветившегося на миг страшного
лица; и оба,
казалось, с интересом следили за брошенной спичкой: зашипит или нет. Не зашипела, или не слышно было. Колесников шепотом спросил...
И от слов, и от радостного
лица, а главное, от этого крепкого и вольного запаха, которым сразу зарядились платье и борода Колесникова, — в избе стало душно и скучно, и
показалось невозможным не только ночевать, а и час лишний провести. Весело заторопились.
Пока все это только шутки, но порой за ними уже видится злобно оскаленное мертвецкое
лицо; и одному в деревню, пожалуй, лучше не
показываться: пошел Жучок один, а его избили, придрались, будто он клеть взломать хотел. Насилу ушел коротким шагом бродяга. И лавочник, все тот же Идол Иваныч, шайке Соловья отпускает товар даже в кредит, чуть ли не по книжке, а Жегулеву каждый раз грозит доносом и,
кажется, доносит.
Так начиналась молитва, а дальше настолько безумное и неповторяемое, чего не воспринимали ни память, ни слух, обороняясь, как от кошмара, стараясь не понимать страшного смысла произносимых слов. Сжавшись в боязливый комок, накрывала голову подушкой несчастная девочка и тихо дрожала, не смея повернуться
лицом к спасительной,
казалось, стене; а в просвете между подушками зеленоватым сумерком безумно светилась комната, и что-то белое, кланяясь, громко говорило страшные слова.
— Нет, вы подумайте, — полушепотом говорила Нехаева, наклонясь к нему, держа в воздухе дрожащую руку с тоненькими косточками пальцев; глаза ее неестественно расширены,
лицо казалось еще более острым, чем всегда было. Он прислонился к спинке стула, слушая вкрадчивый полушепот.
Неточные совпадения
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на
лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали
казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее.
Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к
лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
Казалось, что весь этот ряд — не что иное, как сонное мечтание, в котором мелькают образы без
лиц, в котором звенят какие-то смутные крики, похожие на отдаленное галденье захмелевшей толпы…
По временам, однако ж, на
лице его
показывалась какая-то сомнительная улыбка, которая не предвещала ничего доброго…
Изумление
лиц, присутствовавших при этой загадочной сцене, было беспредельно. Странным
показалось и то, что градоначальник хотя и сквозь зубы, но довольно неосторожно сказал: