Неточные совпадения
На Фоминой неделе, в воскресенье, в апрельский погожий и теплый, совсем летний
день, Колесников и Саша, захватив еды, с утра
ушли за город и возвращались только поздней ночью.
— Нет. Если я
уйду днем, мать узнает ночью… пусть лучше утром узнает, тогда народ. Я в окно
уйду, никто не услышит.
«И на что им земля? — думал с неодобрением бродяжка. — Вот дадут им землю, а они первым
делом забором огородятся, лазай тут. Нет, душно мне, завтра
уйду».
К утру и совсем успокоился Саша: к нему пришла Женя Эгмонт и все остальное назвала сном, успокоила дыханием и ужасным, мучительным корчам луны дала певучесть песни, — а к пробуждению, сделав свое
дело,
ушла из памяти неслышно.
И в первые же
дни вся эта компания, с большой неохотой допущенная Жегулевым, обособилась вокруг Васьки Соловьева; и хотя сам Васька был неизменно почтителен, ни на шаг не выходил из послушания, а порою даже приятно волновал своей красивой щеголеватостью, но не было в глазах его ясности и
дна: то выпрет душа чуть не к самому носу, и кажется он тогда простым, добрым и наивно-печальным, то
уйдет душа в потемки, и на месте ее в черных глазах бездонный и жуткий провал.
Наскоро и голодно куснув, что было под рукою, разбрелись из любопытства и по
делу: кто
ушел на двор, где громили службы, кто искал поживы по дому. Для старших оставались пустые и свободные часы, час или два, пока не разберутся в добре и не нагрузятся по телегам; по богатству экономии следовало бы остаться дольше, но, по слухам, недалеко бродили стражники и рота солдат, приходилось торопиться.
О том, что он произнес эту фразу, он никогда не узнал. Но где же недавняя гордая и холодная каменность и сила? —
ушла навсегда. Руки дрожат и ходят, как у больного; в черные круги завалились глаза и бегают тревожно, и губы улыбаются виновато и жалко. Хотелось бы спрятаться так, чтобы не нашли, — где тут можно спрятаться? Везде сквозь листья проникает свет, и как ночью нет светлого, так
днем нет темного нигде. Все светится и лезет в глаза — и ужасно зелены листья. Если побежать, то и
день побежит вместе…
Считалось их в эту затишную пору всего семеро: они трое, Федот, никуда не пожелавший идти со своим кашлем, Кузька Жучок, Еремей и новый — кривой на один глаз, неумный и скучный парень, бывший заводской, по кличке Слепень. Еремей было
ушел, потянувшись за всеми, но
дня через три вернулся с проклятьями и матерной руганью.
Радовало все: и то, что не идут по
делу и не
уходят от погони, а как бы гуляют свободно; и то, что нет посторонних, одни в дружбе и доверии и не чувствуют платья, как голые.
Все еще много народу было в шайке, но с каждым
днем кто-нибудь отпадал, не всегда заменяясь новым: только по прошествии времени ясно виделась убыль; и одни
уходили к Соловью, другие же просто отваливались, расходились по домам, в город, Бог весть куда — были и нет.
К ощущениям холода, пустоты и постоянного ровного страха свелась жизнь шайки, и с каждым
днем таяла она в огне страданий: кто бежал к богатому и сильному, знающемуся с полицией Соловью, кто
уходил в деревню, в город, неизвестно куда.
Не его это
дело, человеческая жизнь: лез человек сюда, а теперь лезет обратно и
уходит в темноту — навсегда.
Вернулась она довольно скоро, и глаза у нее были странные, но
день прошел обычно; а на следующее утро она снова
уходила, и так несколько
дней подряд, и глаза у нее были странные, — но в остальном все шло по-обычному.
Неточные совпадения
Как примет дань Шалашников, //
Уйдем — и за заставою //
Поделим барыши: // «Что денег-то осталося!
— Нет. Он в своей каморочке // Шесть
дней лежал безвыходно, // Потом
ушел в леса, // Так пел, так плакал дедушка, // Что лес стонал! А осенью //
Ушел на покаяние // В Песочный монастырь.
— Ты стой пред ним без шапочки, // Помалчивай да кланяйся, //
Уйдешь — и
дело кончено. // Старик больной, расслабленный, // Не помнит ничего!
Громко кликала я матушку. // Отзывались ветры буйные, // Откликались горы дальние, // А родная не пришла! //
День денна моя печальница, // В ночь — ночная богомолица! // Никогда тебя, желанная, // Не увижу я теперь! // Ты
ушла в бесповоротную, // Незнакомую дороженьку, // Куда ветер не доносится, // Не дорыскивает зверь…
Случилось
дело дивное: // Пастух
ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы не щенная: // У ней сосцы волочились, // Кровавым следом, матушка. // За нею я гнался!