— Да и не говори же, родная моя
мамочка! У него слуху, как у этой тумбы, нет на копейку. Учу я его, учу, а он даже собачьего вальса не знает!
— Нас ее брат провожал, двоюродный, из Петербурга, он у них гостит, гвардеец, с усами. Да, родная моя
мамочка! — он прямо в ужасе: как вы здесь живете? Но до того вежлив, что мне, ей-Богу, за нашу улицу стыдно стало — хоть бы разъединый поганый фонаришко поставили!
Неточные совпадения
— Ах,
мамочка, как я устал, если бы ты знала.
— Да, может быть, какая-нибудь другая красота и не помешает, но эта… Я не хочу тебя обидеть,
мамочка, но мне все это кажется лишним, — ну вот зачем у меня на столе вот этот нож с необыкновенной ручкой, когда можно разрезать самым простым ножом. И даже удобнее: этот цепляется. Или эта твоя чистота — я уж давно хотел поговорить с тобою, это что-то ужасное, сколько она берет времени! Ты подумай…
Когда это было, что они с Сашей смотрели, как по базару гонят бородатых запасных и ревут бабы с детьми, и Елена Петровна плакала и куда-то рвалась, а Саша дергал ее за руку и говорил плачущим голосом:
мамочка, не надо!
— Выйди,
мамочка, на минуту, я сейчас оденусь.
— Ну что ж,
мамочка: так, так, так! И не скажу даже, чтобы все это очень меня удивило, что-то такое я чувствовал уже давно. Да, генерал… Лине, пожалуй, пока не говори, потом как-нибудь расскажешь.
— Ах, да мало ли кто к нам ходит,
мамочка. Ты только вспомни, сколько у нас опять народу бывает.
— Не надо,
мамочка. Потом!
— Я приду через час. Не закрывай книгу,
мамочка. И не бойся: я вернусь… через час.
— Нет,
мамочка, не устал.
— А меня Женя провожала, до самой калитки довела. Велела тебе,
мамочка, ландышики отдать, а я и забыла. Сейчас отколю.
— Барометр,
мамочка, — поправляла Линочка, а Елена Петровна соглашалась...
— Это я говорила,
мамочка, ты ошибаешься.
— Откуда ты знаешь! Да родная же моя
мамочка, я сейчас умру, умру, умру. Откуда ты знаешь?
— Нет,
мамочка, в газетах пишут.
— Верю,
мамочка. Я его невеста. Я с тобою буду ждать его!