Неточные совпадения
Первым от судей помещался один из назвавших себя — Сергей Головин, сын отставного полковника, сам бывший офицер. Это был совсем еще молодой, белокурый, широкоплечий юноша, такой здоровый, что ни тюрьма, ни ожидание неминуемой
смерти не могли стереть краски с его щек и выражения молодой, счастливой наивности с его голубых глаз. Все время он энергично пощипывал лохматую светлую бородку,
к которой еще не привык, и неотступно, щурясь и мигая, глядел в окно.
Но Янсон уже замолчал. И опять его посадили в ту камеру, в которой он уже сидел месяц и
к которой успел привыкнуть, как привыкал ко всему:
к побоям,
к водке,
к унылому снежному полю, усеянному круглыми бугорками, как кладбище. И теперь ему даже весело стало, когда он увидел свою кровать, свое окно с решеткой, и ему дали поесть — с утра он ничего не ел. Неприятно было только то, что произошло на суде, но думать об этом он не мог, не умел. И
смерти через повешение не представлял совсем.
Хотя Янсон и приговорен был
к смертной казни, но таких, как он, было много, и важным преступником его в тюрьме не считали. Поэтому с ним разговаривали без опаски и без уважения, как со всяким другим, кому не предстоит
смерть. Точно не считали его
смерти за
смерть. Надзиратель, узнав о приговоре, сказал ему наставительно...
Но стрелять не смел: в приговоренных
к казни, если не было настоящего бунта, никогда не стреляли. А Цыганок скрипел зубами, бранился и плевал — его человеческий мозг, поставленный на чудовищно острую грань между жизнью и
смертью, распадался на части, как комок сухой и выветрившейся глины.
И если бы собрались
к ней в камеру со всего света ученые, философы и палачи, разложили перед нею книги, скальпели, топоры и петли и стали доказывать, что
смерть существует, что человек умирает и убивается, что бессмертия нет, — они только удивили бы ее. Как бессмертия нет, когда уже сейчас она бессмертна? О каком же еще бессмертии, о какой еще
смерти можно говорить, когда уже сейчас она мертва и бессмертна, жива в
смерти, как была жива в жизни?
Страх
смерти начал являться
к нему постепенно и как-то толчками: точно возьмет кто и снизу, изо всей силы, подтолкнет сердце кулаком. Скорее больно, чем страшно. Потом ощущение забудется — и через несколько часов явится снова, и с каждым разом становится оно все продолжительнее и сильнее. И уже ясно начинает принимать мутные очертания какого-то большого и даже невыносимого страха.
Но скоро тело привыкло и
к этому режиму, и страх
смерти появился снова, — правда, не такой острый, не такой огневый, но еще более нудный, похожий на тошноту. «Это оттого, что тянут долго, — подумал Сергей, — хорошо бы все это время, до казни, проспать», — и старался как можно дольше спать. Вначале удавалось, но потом, оттого ли, что переспал он, или по другой причине, появилась бессонница. И с нею пришли острые, зоркие мысли, а с ними и тоска о жизни.
К нему страх
смерти пришел сразу и овладел им безраздельно и властно.
Еще утром, идя на явную
смерть, он фамильярничал с нею, а уже
к вечеру, заключенный в одиночную камеру, был закружен и захлестнут волною бешеного страха.
Бессознательным движением Вернер шагнул
к столу и оперся на него правой рукою. Гордый и властный от природы, никогда еще не принимал он такой гордой, свободной и властной позы, не поворачивал шеи так, не глядел так, — ибо никогда еще не был свободен и властен, как здесь, в тюрьме, на расстоянии нескольких часов от казни и
смерти.
Двинулись Муся и Цыганок. Женщина шла осторожно, оскользаясь и, по привычке, поддерживая юбки; и крепко под руку, остерегая и нащупывая ногою дорогу, вел ее
к смерти мужчина.
Неточные совпадения
Хлестаков. Очень благодарен. А я, признаюсь,
смерть не люблю отказывать себе в дороге, да и
к чему? Не так ли?
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До
смерти не избыть!
Она подошла
к Алексею Александровичу и с фамильярностью близости
смерти, взяв его за руку, повела в спальню.
Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое дело и приготовляли его
к смерти.
Доктор и доктора говорили, что это была родильная горячка, в которой из ста было 99 шансов, что кончится
смертью. Весь день был жар, бред и беспамятство.
К полночи больная лежала без чувств и почти без пульса.