Люди закричали вокруг Ромашова преувеличенно громко, точно надрываясь от
собственного крика. Генерал уверенно и небрежно сидел на лошади, а она, с налившимися кровью добрыми глазами, красиво выгнув шею, сочно похрустывая железом мундштука во рту и роняя с морды легкую белую пену, шла частым, танцующим, гибким шагом. «У него виски седые, а усы черные, должно быть нафабренные», — мелькнула у Ромашова быстрая мысль.
Неточные совпадения
Он слишком хорошо понял, что приказание переезжать, вслух и с таким показным
криком, дано было «в увлечении», так сказать даже для красоты, — вроде как раскутившийся недавно в их же городке мещанин, на своих
собственных именинах, и при гостях, рассердясь на то, что ему не дают больше водки, вдруг начал бить свою же
собственную посуду, рвать свое и женино платье, разбивать свою мебель и, наконец, стекла в доме и все опять-таки для красы; и все в том же роде, конечно, случилось теперь и с папашей.
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим
криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему
крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и гнев его
собственного сердца…
Себя автор называл не иначе, как «сиротой — дворянином», противника — «именующимся капитаном» (мой дядя был штабс — капитаном в отставке), имение его называлось почему-то «незаконно приобретенным», а рабочие — «безбожными»… «И как будучи те возы на дороге, пролегающей мимо незаконно приобретенного им, самозванцем Курцевичем, двора, то оный самозванный капитан со своей безбожною и законопротивною бандою, выскочив из засады с великим шумом,
криком и тумультом, яко настоящий тать, разбойник и публичный грабитель, похватав за оброти
собственных его сироты — дворянина Банькевича лошадей, а волов за ярма, — сопроводили оных в его, Курцевича, клуню и с великим поспехом покидали в скирды.
Из всего вышесказанного я заключаю, что
крики коростеля не что иное, как призыванье самки и выражение
собственного чувства сладострастия.
Впрочем, я изредка встречал их и на соседних прудах и на своем
собственном как с весны, в исходе апреля, так и в августе месяце, но всегда понемногу;
крик их также совершенно особенный и далеко слышный.