Неточные совпадения
Когда крестьянин Семен Мосягин трижды отбил земной поклон и, осторожно шагая, двинулся к
попу, тот смотрел
на него пристально и остро и стоял в позе, не подобающей
месту: вытянув шею вперед, сложив руки
на груди и пальцами одной пощипывая бороду. Мосягин подошел вплотную и изумился:
поп глядел
на него и тихо смеялся, раздувая ноздри, как лошадь.
Но о. Василий только посмотрел
на него с суровым любопытством и дал отпущение грехов. У выхода Мосягин обернулся:
на том же
месте расплывчато темнела одинокая фигура
попа; слабый свет восковой свечки не мог охватить ее всю, она казалась огромной и черной, как будто не имела она определенных границ и очертаний и была только частицею мрака, наполнявшего церковь.
Было смятение, и шум, и вопли, и крики смертельного испуга. В паническом страхе люди бросились к дверям и превратились в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали. И выливались в дверь так медленно, как вода из опрокинутой бутылки. Остались только псаломщик, уронивший книгу, вдова с детьми и Иван Порфирыч. Последний минуту смотрел
на попа — и сорвался с
места, и врезался в хвост толпы, исторгнув новые крики ужаса и гнева.
Неточные совпадения
Знакомый, уютный кабинет
Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников,
на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Свершилась казнь. Народ беспечный // Идет, рассыпавшись, домой // И про свои работы вечны // Уже толкует меж собой. // Пустеет поле понемногу. // Тогда чрез пеструю дорогу // Перебежали две жены. // Утомлены, запылены, // Они, казалось, к
месту казни // Спешили, полные боязни. // «Уж поздно», — кто-то им сказал // И в поле перстом указал. // Там роковой намост ломали, // Молился в черных ризах
поп, // И
на телегу подымали // Два казака дубовый гроб.
Поп Савел успел нагрузиться вместе с другими и тоже лез целоваться к Привалову, донимая его цитатами из всех классиков. Телкин был чуть-чуть навеселе. Вообще все подгуляли, за исключением одного Нагибина, который «не принимал ни капли водки». Началась пляска, от которой гнулись и трещали половицы; бабы с визгом взмахивали руками; захмелевшие мужики грузно топтались
на месте, выбивая каблуками отчаянную дробь.
— Для людей? — спросил Белинский и побледнел. — Для людей? — повторил он и бросил свое
место. — Где ваши люди? Я им скажу, что они обмануты; всякий открытый порок лучше и человечественнее этого презрения к слабому и необразованному, этого лицемерия, поддерживающего невежество. И вы думаете, что вы свободные люди?
На одну вас доску со всеми царями,
попами и плантаторами. Прощайте, я не ем постного для поучения, у меня нет людей!
— Чтоб место-то получить, надо либо
на отцово
место проситься, или в дом к старому
попу, у которого дочь-невеста, войти, — повествовал отец Василий.