Неточные совпадения
Так, вероятно,
в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так
в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая
песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его
в пустыню.
В мягком
песке своем хоронила его
пустыня и свистом ветра своего плакала и смеялась над ним; тяжкие громады гор ложились на его грудь и
в вековом молчании хранили тайну великого возмездия — и само солнце, дающее жизнь всему, с беспечным смехом выжигало его мозг и ласково согревало мух
в провалах несчастных глаз его.
Неточные совпадения
— Наш народ — самый свободный на земле. Он ничем не связан изнутри. Действительности — не любит. Он — штучки любит, фокусы. Колдунов и чудодеев. Блаженненьких. Он сам такой — блаженненький. Он завтра же может магометанство принять — на пробу. Да, на пробу-с! Может сжечь все свои избы и скопом уйти
в пустыни,
в пески, искать Опоньское царство.
Ему пришла
в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит
в самой жизни, как лежат
в природе безбрежные
пески, нагота и скудость
пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись
в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Снились ему такие горячие сны о далеких странах, о необыкновенных людях
в латах, и каменистые
пустыни Палестины блистали перед ним своей сухой, страшной красотой: эти
пески и зной, эти люди, которые умели жить такой крепкой и трудной жизнью и умирать так легко!
Для северного глаза все было поразительно: обожженные утесы и безмолвие
пустыни, грозная безжизненность от избытка солнца и недостатка влаги и эти пальмы, вросшие
в песок и безнаказанно подставляющие вечную зелень под 40° жара.
Широкой полосой перед нами расстилались
пески; они тянулись на три км. Далеко впереди, точно караван
в пустыне, двигался наш отряд. Собрав поскорее птиц, мы пошли за ним следом.