Неточные совпадения
История цивилизации», и это напоминало о чем-то старом, о множестве людей, которые испокон
веков хотят устроить свою жизнь и не могут; о жизни, в которой все непонятно и совершается с
жестокой необходимостью, и о том печальном и давящем, как совершенное преступление, о чем не хотел думать Павел.
Нельзя без волнения читать эти строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа…» «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…» «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой
жестокий век восславил я Свободу и милость к падшим призывал».
И долго буду тем любезен я народу, // Что чувства добрые я лирой пробуждал, // Что в мой
жестокий век восславил я свободу // И милость к падшим призывал.
Неточные совпадения
— Помни, юный, неустанно, — так прямо и безо всякого предисловия начал отец Паисий, — что мирская наука, соединившись в великую силу, разобрала, в последний
век особенно, все, что завещано в книгах святых нам небесного, и после
жестокого анализа у ученых мира сего не осталось изо всей прежней святыни решительно ничего.
Его похвальное слово не мирилось в сознании с такими явлениями, как голод, повальная проституция ссыльных женщин,
жестокие телесные наказания, но слушатели должны были верить ему: настоящее в сравнении с тем, что происходило пять лет назад, представлялось чуть ли не началом золотого
века.
Но его лицо с взъерошенными дикими бровями и с обнаженными безволосыми веками-было вульгарным, суровым и низменным лицом типичного алкоголика, развратника и мелко
жестокого человека.
Приземистая широкоплечая фигура Осипа Иваныча с красным затылком и высокой грудью служила как бы олицетворением преисполнявшей его энергии; выкатившиеся карие глаза с опухшими красноватыми
веками смотрели блуждающим, усталым взглядом, как у человека, который только что сейчас вырвался из
жестокой свалки.
И Вадим пристально, с участием всматривался в эти черты, отлитые в какую-то особенную форму величия и благородства, исчерченные когтями времени и страданий, старинных страданий, слившихся с его жизнью, как сливаются две однородные жидкости; но последние, самые
жестокие удары судьбы не оставили никакого следа на челе старика; его большие серые глаза, осененные тяжелыми
веками, медленно, строго пробегали картину, развернутую перед ними случайно; ни близость смерти, ни досада, ни ненависть, ничто не могло, казалось, отуманить этого спокойного, всепроникающего взгляда; но вот он обратил их в внутренность кибитки, — и что же, две крупные слезы засверкав невольно выбежали на седые ресницы и чуть-чуть не упали на поднявшуюся грудь его; Вадим стал всматриваться с большим вниманием.