Неточные совпадения
Наконец,
мысль потерять обожаемую Софью Николавну представилась ему с поразительною ясностью, ужаснула его и вызвала то мужество, ту энергию, к которой бывают способны на короткое время люди самого слабого, самого кроткого нрава.
Уже пять месяцев Софья Николавна была невестой Алексея Степаныча, и во всё это время, верная своему намерению перевоспитать своего жениха — невеста не
теряла ни одной удобной минуты и старалась своими разговорами сообщать ему те нравственные понятия, которых у него недоставало, уяснять и развивать то, что он чувствовал и понимал темно, бессознательно, и уничтожать такие
мысли, которые забрались ему в голову от окружающих его людей; она даже заставляла его читать книги и, потом разговаривая с ним о прочитанном, с большим искусством объясняла всё смутно или превратно понятое, утверждая всё шаткое и применяя вымышленное к действительной жизни.
Бессеменов(садится на диван). Я…
потерял мысли. Не понимаю… Что вышло? Вдруг… как летом, в сушь, пожар… Одного — нет… говорит — не ворочусь… Ишь как просто! Ишь ты как… Нет… я этому поверить не могу…
Неточные совпадения
Человек так свыкся с этими извечными идолами своей души, так долго возлагал на них лучшие свои упования, что
мысль о возможности
потерять их никогда отчетливо не представлялась уму.
— То есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы
потеряете время? Многим статья эта недоступна, то есть выше их. Но я, другое дело, я вижу насквозь его
мысли и знаю, почему это слабо.
И, кроме того, он жаловался ей, что слишком много разговаривал здесь о своей книге и что потому все
мысли о ней спутались у него и
потеряли интерес.
Но тут он почувствовал, что это именно чужие
мысли подвели его к противоречию, и тотчас же напомнил себе, что стремление быть на виду, показывать себя большим человеком — вполне естественное стремление и не будь его — жизнь
потеряла бы смысл.
Религиозные настроения и вопросы метафизического порядка никогда не волновали Самгина, к тому же он видел, как быстро религиозная
мысль Достоевского и Льва Толстого
потеряла свою остроту, снижаясь к блудному пустословию Мережковского, становилась бесстрастной в холодненьких словах полунигилиста Владимира Соловьева, разлагалась в хитроумии чувственника Василия Розанова и тонула, исчезала в туманах символистов.