После многолетних, мучительных страданий прекращение жизни столь бедной, столь жалкой, как-то неестественно задержанной так долго
в теле, уже совершенно расслабленном и недвижимом, не могло никого возмущать.
Неточные совпадения
Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста; но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое
тело обличали
в нем силача.
Михайла Максимович имел удивительно крепкое сложение; он пил много, но никогда не напивался до положения риз, как говорится; хмель не валил его с ног, а поднимал на ноги и возбуждал страшную деятельность
в его отуманенном уме,
в его разгоряченном
теле.
Меня уверяли достоверные свидетели, что жизнь наказанных людей спасали только тем, что завертывали истерзанное их
тело в теплые, только что снятые шкуры баранов, тут же зарезанных.
Он распустил свою пьяную беседу, вылил на себя два ушата холодной воды, освежился
телом, укрепился духом, переоделся
в обыкновенное платье и пошел посмотреть, спит ли Прасковья Ивановна.
К общему удивлению Прасковья Ивановна, во время пребывания своего
в Парашине и во время печальной церемонии, не выронила ни одной слезинки, но можно себе представить, чего стоило такое усилие ее растерзанной душе и еще больному
телу! По ее желанию пробыли
в Парашине только несколько часов, и она не входила во флигель,
в котором жил и умер ее муж.
К осени воротились молодые Багровы
в Уфу. Старик Зубин был уже очень плох, и чудесное восстановление здоровья дочери не произвело на него никакого впечатления. Все было кончено для него на земле, все связи расторгнуты, все жизненные нити оборваны, и едва только держалась душа
в разрушенном
теле.
Проходит пора потрясающих событий, всё успокаивается, опускаются нервы, мельчает дух; кровь и
тело, вещественная жизнь с ее пошлостью вступают
в права свой, привычки возвращают утраченную власть, и наступает пора тех самых требований, о которых мы сейчас говорили, пора вниманий, угождений, предупреждений и всяких мелочных безделок, из которых соткана действительная, обыкновенная жизнь.
Получив письмо от свекра,
в котором он простыми словами высказывал искреннее сочувствие к горести невестки и опасение, чтобы она опять не расстроила собственного своего здоровья, — Софья Николавна отвечала старику самым успокоительным образом; и точно она обратила полное внимание на сохранение спокойствия своего духа и здоровья своего
тела.
— Послушай, Казбич, — говорил, ласкаясь к нему, Азамат, — ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда [Гурда — сорт стали, название лучших кавказских клинков.] приложи лезвием к руке, сама
в тело вопьется; а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
Нагнулся и сунул штык, точно ухват в печку,
в тело Дьякона; старик опрокинулся, палка упала к ногам штатского, — он стоял и выдергивал штык.
Сущность богослужения состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются
в тело и кровь Бога.
Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни
телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У меня, право,
в голове теперь… я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего
тела; за ними почтмейстер, превратившийся
в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Аммос Федорович (дрожа всем
телом).Никак нет-с. (
В сторону.)О боже, вот уж я и под судом! и тележку подвезли схватить меня!
Проходит и еще один день, а градоначальниково
тело все сидит
в кабинете и даже начинает портиться.
Дело
в том, что она продолжала сидеть
в клетке на площади, и глуповцам
в сладость было,
в часы досуга, приходить дразнить ее, так как она остервенялась при этом неслыханно,
в особенности же когда к ее
телу прикасались концами раскаленных железных прутьев.