Мало-помалу стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую, он пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда: в пьяном виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три человека пошли на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, все на его стороне, что одних он
задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня, сажал в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом на хлебе да на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
— Сжалься надо мной! — зарыдал он, — излечи меня! Я
задарю тебя, озолочу тебя, пойду в кабалу к тебе! Сжалься надо мной, старик!
Тут ее тотчас же захватили наши шалуны, заласкали,
задарили и продержали дня четыре, не возвращая мужу.
— Ладно, ладно, верю… — прервала его Фленушка. — Слушай теперь… Завтра поезжай к попу Сушиле в Свиблово…
Задари его, денег не жалей, что ни запросит, давай… Семену скажи, был бы с тобой заедино…