Неточные совпадения
Шевалье де Глейхенфельд, нидерландский уроженец, «Морс Иваныч», как его звала в доме прислуга, знал основательно два
языка — французский и немецкий, неосновательно —
латинский, да четвертый еще — составленный им самим из всехевропейских
языков и преимущественно из польского и других славянских наречий, потому что капитан долго служил в австрийской армии и много таскался поавстрийским славянским владениям.
Дарья Александровна, еще в Москве учившаяся с сыном вместе
латинскому языку, приехав к Левиным, за правило себе поставила повторять с ним, хоть раз в день уроки самые трудные из арифметики и латинского.
Известный адвокат долго не соглашался порадовать людей своим талантом оратора, но, наконец, встал, поправил левой рукой полуседые вихры, утвердил руку на жилете, против сердца, и, высоко подняв правую, с бокалом в ней, начал фразой на
латинском языке, — она потонула в шуме, еще не прекращенном.
Этот Козлов, сын дьякона, сначала в семинарии, потом в гимназии и дома — изучил греческий и
латинский языки и, учась им, изучил древнюю жизнь, а современной почти не замечал.
Но до этого он не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому не говорил с нею на
латинском языке и не утруждал ее слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: он имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями, непонятными для этого человека.
Неточные совпадения
— Я утверждаю: искусство только тогда выполнит свое провиденциальное назначение, когда оно начнет говорить
языком непонятным, который будет способен вызывать такой же священный трепет пред тайной — какой вызывается у нас церковнославянским
языком богослужений, у католиков —
латинским.
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает
латинского и церковнославянского
языка. Искусство должно говорить
языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
— Кто? — повторил Козлов, — учитель
латинского и греческого
языков. Я так же нянчусь с этими отжившими людьми, как ты с своими никогда не жившими идеалами и образами. А ты кто? Ведь ты художник, артист? Что же ты удивляешься, что я люблю какие-нибудь образцы? Давно ли художники перестали черпать из древнего источника…
Мне припомнилась школьная скамья, где сидя, бывало, мучаешься до пота над «мудреным» переводом с
латинского или немецкого
языков, а учитель, как теперь адмирал, торопит, спрашивает: «Скоро ли? готово ли? Покажите, — говорит, — мне, прежде, нежели дадите переписывать…»