Перед самым
выходом на сцену я прошел в дальнюю, глухую аллею сада, пробежался, сделал пяток сальто-мортале и, вернувшись, встал между кулисами, запыхавшись, с разгоревшимися глазами. Оглянул сцену, изображавшую разбойничий стан в лесу. Против меня, поправее суфлерской будки, атаман Карл с главарями, остальные разбойники — группами. Пятеро посредине сцены, между мной и Карлом, сидят около костра.
M-lle George так механически играла свои роли, что, слушая иногда, по-видимому с благоговеньем или сильным наружным волнением, она бранилась шепотом с своими товарищами за поданные не вовремя реплики, или с своей прислужницей, стоявшей недалеко от нее за кулисами, забывшею подать ей какую-нибудь нужную вещь при
выходе на сцену.
Но театральные традиции хранились у нас непоколебимо. Какой-то Митрофанов-Козловский, как известно, перед
выходом на сцену всегда крестился. Это всосалось. И каждый из наших главных артистов перед своим выходом непременно проделывал то же самое и при этом косил глазом вбок: смотрят или нет? И если смотрят, то, наверно, уж думают: как он суеверен!.. Вот оригинал!..
Неточные совпадения
Выйдя
на сцену с героем моим при первом его поступлении
на службу, я считаю себя совершенно вправе расстаться с ним при
выходе его в отставку…
Потом — не выказывая, впрочем, прямо враждебных действий — начали принимать девицу Погорельскую, при ее
выходах, с такою убийственною воздержностью, как будто
на сцену появился не первый сюжет, а какой-нибудь оглашенный статист.
Прежде чем писать что-нибудь, сделай сценарий: тут описание природы столько-то строк, тут
выход героини, там любовная
сцена, — одним словом, все как
на ладони.
А.Н. Островский любил Бурлака, хотя он безбожно перевирал роли. Играли «Лес». В директорской ложе сидел Островский. Во время
сцены Несчастливцева и Счастливцева, когда
на реплику первого должен быть
выход, — артиста опоздали выпустить. Писарев сконфузился, злится и не знает, что делать. Бурлак подбегает к нему с папироской в зубах и, хлопая его по плечу, фамильярно говорит одно слово:
Сам я играл Держиморду и в костюме квартального следил за
выходами. Меня выпустил Вася. Он отворил дверь и высунул меня
на сцену, так что я чуть не запнулся. Загремел огромными сапожищами со шпорами и действительно рявкнул
на весь театр: «Был по приказанию», за что «съел аплодисменты» и вызвал одобрительную улыбку городничего — Григорьева, зажавшего мягкой ладонью мне рот. Это была моя вторая фраза, произнесенная
на сцене, в первой все-таки уже ответственной роли.