Неточные совпадения
Вычисление меры заряда по ширине ружейного дула неверно; обсыпанье со всех сторон калиберной пули порохом — также: ибо величина заряда зависит от толщины стен ружейного ствола и его длины, от толщины казны и от длины казенного щурупа, а всего
больше — от качества железа, то
есть от его хрупкости, мягкости, плотности, тягучести и упругости.
Несправедливо говорят, что будто ружье отдает и малыми зарядами: малый заряд тогда только отдает, когда дроби
будет положено
больше, чем пороху; малый заряд слышен по жидкости звука выстрелов, похожих на хлопанье арапника или пастушьего кнута, по слабому действию дроби и по тому, что при стрельбе в цель дробь всегда обнизит, то
есть ляжет ниже цели.
Такой заряд, пригодный только для ружей небольшого малопульного калибра, бывает иногда с первого раза впору, по
большей части несколько маловат, но никогда велик; для широкоствольного же ружья он
будет чрезмерно велик, а для узенького — слишком мал; но по заряду в ружье среднего калибра уже сделать приблизительно заряд и для широкого и для узенького ствола.
Картечь
есть не что иное, как маленькие пулечки или огромные дробины, несравненно крупнее безымянки; впрочем, величина их бывает различная, смотря по надобности; самую крупную картечь употребляют для зверей, как-то: медведей, волков, оленей и проч., а маленькую — для
больших птиц, собравшихся в стаи, для лебедей, гусей, журавлей и дроф.
Вместо пуль и картечи,
большею частию за неименьем их, употребляют для стрелянья зверей жеребья, то
есть нарубленные кусочки свинцового прута, даже меди и железа.
Но, по-моему, и это не нужно: у всякой, самой вежливой, старой собаки
есть какие-нибудь свои привычки; молодая сейчас переймет их, да и две собаки вместе всегда
больше горячатся и одна другую сбивают.
У собак вообще и у легавых в особенности
есть расположение грезить во сне; чем лучше, чем горячее собака в поле, тем
больше грезит и — грезит об охоте! Это видеть по движениям ее хвоста, ушей и всего тела.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно
быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем
больше будет промахов.
Стрелять постоянно, стрелять как
больше — и
будешь стрелять хорошо, то
есть попадать в цель метко.
Я видал охотников (даже испытал па себе), которым впоследствии стоило
большого труда освободиться от панического страха дать пудель, то
есть промахнуться.
Даю только еще один совет, с
большою пользою испытанный мною на себе, даю его тем охотникам, горячность которых не проходит с годами: как скоро поле началось неудачно, то
есть сряду дано пять, шесть и более промахов на близком расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать стрелять и по крайней мере на полчаса присесть, прилечь и отдохнуть.
Этот лет по одним и тем же местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с
большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также
был им замечен по своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Вообще в болотах,
больше или меньше, растут разные породы мхов, но
есть собственно моховые болота, непременно поросшие лесом и преимущественно еловым; они же называются и глухими.
Я должен признаться, что никогда не любил охоты
большим обществом и предпочитал охоту в одиночку, вдвоем или много втроем, ибо как скоро
будет охотников и собак много, то трудно соблюсти те условия, при которых охота может
быть удачна и весела.
Один раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась, упал в десяти шагах от меня с распростертыми крыльями на
большую кочку; он
был весь в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел взять свою добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
Дупелей бьют по
большей части тою же дробью (то
есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки, что поднимаются шагах в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом дробь 7-го нумера.
Он телом поменьше болотного кулика, не его ноги и шея, относительно величины, очень длинны, и красноножка с первого взгляда покажется
больше, нежели он
есть в самом деле.
В тех местах, где я обыкновенно охотился, то
есть около рек Бугуруслана,
Большой Савруши, Боклы и Насягая, или Мочегая (последнее имя более употребительно между простонародными туземцами), кулик-сорока гнезд не вьет и детей не выводит, но около рек
Большого Кинеля и Демы я нахаживал сорок с молодыми, и тогда они хотя не очень горячо, но вились надо мной и собакой; вероятно, от гнезд с яйцами вьются они горячее.
Никто из охотников не нахаживал его гнезд, но все знают, что в осенний пролет (то
есть в августе) фифи появляются несравненно в
большем числе: очевидно, что они возвращаются с молодыми. Их убивать иногда по нескольку вдруг. Мясо их нежно и вкусно, хотя никогда не бывает очень жирно; впрочем, они так рано пропадают, что им некогда разжиреть.
Есть другой род песочников, вдвое крупнее и с черными
большими глазами, без желтых около них ободочков; но я так мало их видел, что ничего более сообщить не могу.
Я пробовал легко пораненных в крылышко держать живых в
большой клетке, дно которой состояло из грязи и небольшой водяной лужи; я изобильно бросал туда разных семян и насекомых, но успеха не
было: кулички скоро умирали.
Болотный курахтан подразделяется на два вида, различающиеся между собою только величиною:
большой курахтан вдвое
больше малого; он телом
будет почти с молодого голубя.
Я застрелил однажды пигалицу, кажется в августе, с белыми как снег крыльями. Она находилась в
большой стае, и мне стоило немало хлопот, чтоб убить именно ее, — она
была очень красива.
Но
есть родники совсем другого рода, которые выбиваются из земли в самых низких, болотистых местах и образуют около себя ямки или бассейны с водой,
большей или меньшей величины, смотря по местоположению: из них текут ручьи.
Есть особенный вил рек, которые по объему текущей воды должно причислить к речкам, хотя при первом взгляде они могут показаться гораздо
большей величины: это реки степные.
У всякого
есть своя особенность: моя состоит в том, что я не люблю
больших рек: и громадных, утесистых их берегов, и песчаных, печальных отмелей луговой стороны.
Болотною и водяною дичью они не богаты; только позднею осенью отлетная птица в
больших стаях гостит на них короткое время, как будто на прощанье; зато всякая рыба бель, кроме красной, то
есть осетра, севрюги, стерляди и проч., водится в степных озерах в изобилии и отличается необыкновенным вкусом.
Разве иногда нескольким холостым лебедям, шатающимся по
большим прудам и озерам, понравится какое-нибудь привольное место у меня в соседстве, и они, если не
будут отпуганы, прогостят на нем недели две или более.
Что касается до меня, то я каждый год видал по нескольку раз лебедей, по
большей части в недосягаемой вышине пролетавших надо мною; видал их и плавающих по озерам, по всегда неожиданно и в таком расстоянии, что не только гусиною дробью, но и картечью стрелять
было не возможно; а иногда и стрелял, но выстрел мой скорее мог назваться почетным салютом, чем нападением врага.
Не могу только хорошенько сказать: маленькими или
большими были они пойманы.
Дворовые русские гуси, по
большей части белые или пегие, бывают иногда совершенно похожи пером на диких, то
есть на прежних самих себя.
В местах привольных, то
есть по хорошим рекам с
большими камышистыми озерами, и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на другое в известные часы дня.
Сначала облетят
большое пространство, высматривая, где им
будет удобнее расположиться подальше от проезжих дорог или работающих в поле людей, какой хлеб
будет посытнее, и, наконец, опускаются на какую-нибудь десятину или загон.
Есть особой породы гусь, называемый казарка; он гораздо меньше обыкновенного дикого гуся, носик у него маленький, по сторонам которого находятся два копьеобразные пятнышка, а перья почти черные. В некоторых южных уездах Оренбургской губернии охотники встречают их часто во время пролета и даже бьют; мне же не удалось и видеть. В
большое недоумение приводило меня всегда их имя, совпадающее с именем козар.
Она
была несколько
больше самой крупной дворовой утки; перья имела светло-коричневого цвета, испещренные мелкими темными крапинками; глаза и лапки красные, как киноварь, а верхнюю половинку носа — окаймленную такого же красного цвета узенькою полоскою; по правильным перьям поперек крыльев лежала голубовато-сизая полоса; пух
был у ней розовый, как у дрофы и стрепета, а жир и кожа оранжевого цвета; вкус ее мяса
был превосходный, отличавшийся от обыкновенного утиного мяса; хвост длинный и острый, как у селезня шилохвости, но сама она
была утка, а не селезень.
Нередко удавалось мне добывать до десятка крупных и жирных крякуш, по
большей части селезней, потому что, имея возможность выбирать, всегда ударишь по селезню; только советую в подобных случаях не горячиться, то
есть не стрелять в тех уток, которые поднялись далеко.
Многие охотники говорили мне, что
есть две породы серых уток, сходных перьями, но различающихся величиною. Сначала я сам разделял это мнение, потому что точно в величине их замечал
большую разницу; впоследствии же убедился, что она происходит от разности возраста. Впрочем, все еще остается некоторое сомнение, и я предоставляю решить его опытнейшим охотникам.
Есть точно такие же маленькие нырки, не более чирка, и
есть еще нырки
большие, с красными головами, широким носом пепельного цвета и широкими лапами абрикосового цвета. И тех и других мне видеть близко не удалось.
Есть еще порода маленьких гагар, которые втрое меньше
больших, совершенно с ними схожи станом и пером, но, кажется, без хохлов. Эта порода, напротив, всегда попадалась мне станичками: они летают гораздо резвее.
В заключение повторю, что описанная мною утка
есть настоящий гоголь со всеми его замечательными особенностями, а называемые иногда
большого и малого рода гоголями утки-рыбалки — не что иное, как гагары.
Дрофу в одиночку и даже в паре заездить, как говорят охотники, то
есть, увидав их издали, начать ездить кругом; сначала круги давать
большие, а потом с каждым разом их уменьшать; дрофа не станет нажидать на себя человека и сейчас пойдет прочь, но как везде
будет встречать того же, все ближе подъезжающего охотника, то, походя взад и вперед, ляжет в какую-нибудь ямку, хотя бы в ней негде
было спрятать одной ее головы: в этом глупом положении, вытянув шею и выставив напоказ все свое объемистое тело, подпускает она охотника довольно близко.
Объемом собственно тела он менее, хотя подлиннее, дрофы и едва ли
будет с
большого старого гуся, но длинные перья на спине, боках и величина крыльев дают ему вид самой
большой птицы.
Старинные охотники, да и теперь охотники деревенские, дорожат журавлями за их величину: хотя мясо и жестковато, зато
есть, что
поесть. Я должен признаться, что в молодости сам с
большим увлечением гонялся за ними, жадничая убить такую крупную дичь.
Убить несколько стрепетов одним зарядом — великая редкость: надобно, чтоб
большая стая подпустила в меру и сидела кучно или чтоб вся стая нечаянно налетела на охотника; убивать пару, то
есть из обоих стволов по стрепету, мне случалось часто, но один только раз убил я из одного ствола трех стрепетов сидячих, а из другого двух влет; это случилось нечаянно: я наскакал на порядочную стаю, которая притаилась в густой озими, так что ни одного стрепета не
было видно; в нескольких саженях двое из них подняли свои черные головки, кучер мой увидел их и указал мне; из одного ствола выстрелил я по сидячим, а из другого по взлетевшей стае: трое остались на земле, два упали сверху; стрепетов
было штук тридцать.
Кроншнеп
большого рода объемом своего тела
будет с тетеревиную курочку или дворовую курицу; кроншнеп средний несколько его меньше, а кроншнеп малый — гораздо меньше, не
больше русского голубя; последняя порода несравненно многочисленнее двух первых.
Правда, чем крупнее дробь, тем шире она разносится и реже летит и тем труднее попасть в цель, но дело в том, что на далеком расстоянии, то
есть шагов на шестьдесят или на семьдесят, не убьешь
большого кроншнепа даже дробью 3-го нумера, ибо степной кулик гораздо крепче к ружью, чем болотные и другие кулики.
Если и наткнешься как-нибудь нечаянно, объезжая берега пруда, озера или речного плеса, на
большую станицу степных куликов, то хорошо, если удастся и один раз в них выстрелить; надобно, чтобы места
были очень обширны и привольны и чтобы стая кроншнепов пересела на другой берег или другое место после вашего выстрела, а не улетела совсем.
Впоследствии я
был спокойнее и целил или в самого
большого кроншнепа, или в то место, где гуще слеталась стая, не подпуская ее к себе слишком близко или пропустя; выстрелить в слишком близком расстоянии — значит убить и нередко разорвать только одного кулика.
Величиною эта бойкая птичка
будет на взгляд несколько
больше русского голубя, но гораздо его мясистее: она
будет с цыпленка в полкурицы.
Вызнав все это предварительно, охотнику уже не трудно
будет отыскивать куропаток; конечно, он прежде перебьет
большую половину стаи, чем она бросит места, к которым привыкла.