Толпа крестьян проводила нас до крыльца господского флигеля и потом разошлась, а мужик с страшными глазами взбежал на крыльцо, отпер двери и пригласил нас войти, приговаривая: «
Милости просим, батюшка Алексей Степаныч и матушка Софья Николавна!» Мы вошли во флигель; там было как будто все приготовлено для нашего приезда, но после я узнал, что тут всегда останавливался наезжавший иногда главный управитель и поверенный бабушки Куролесовой, которого отец с матерью называли Михайлушкой, а все прочие с благоговением величали Михайлом Максимовичем, и вот причина, почему флигель всегда был прибран.
Слесарша.
Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не было!
Неточные совпадения
Голоса двух женщин.
Милости твоей, отец,
прошу! Повели, государь, выслушать!
Позови сюда трактирного слугу! (К городничему и Добчинскому.)А что же вы стоите? Сделайте
милость, садитесь. (Добчинскому.)Садитесь,
прошу покорнейше.
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте
милость, господа, если будете в Петербурге,
прошу,
прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Г-жа Простакова. Во-первых,
прошу милости всех садиться.
У всех домашних она
просила прощенья за обиды, которые могла причинить им, и
просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что не знает, как благодарить нас за наши
милости, и
просит нас простить ее, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда не была и могу сказать, что барской ниткой не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила в себе.