Цитаты со словом «молоть»
Заметив, что дорога мне как будто полезна, мать ездила со мной беспрестанно: то в подгородные деревушки своих братьев, то к знакомым помещикам; один раз, не знаю куда, сделали мы большое путешествие; отец был с нами.
Сначала мать приказала было перевести ее в другую комнату; но я,
заметив это, пришел в такое волнение и тоску, как мне после говорили, что поспешили возвратить мне мою сестрицу.
Аничков очень гордился, как мне рассказывали, своим депутатством и
смело поговаривал о своих речах и действиях, не принесших, впрочем, по его собственному признанию, никакой пользы.
К моему отцу и матери он благоволил и даже давал взаймы денег, которых просить у него никто не
смел.
С некоторого времени стал я
замечать, что мать моя нездорова.
Я не один уже раз переправлялся через Белую, но, по тогдашнему болезненному моему состоянию и почти младенческому возрасту, ничего этого не
заметил и не почувствовал; теперь же я был поражен широкою и быстрою рекою, отлогими песчаными ее берегами и зеленою уремой на противоположном берегу.
Как оно называется?» Отец удовлетворял моему любопытству; дорога была песчана, мы ехали шагом, люди шли пешком; они срывали мне листья и ветки с разных дерев и подавали в карету, и я с большим удовольствием рассматривал и
замечал их особенности.
Все остальное время на кормежке я был невесел и не
смел разговаривать о рыбках ни с отцом, ни с сестрицей, да и все были как будто чем-то недовольны.
После ржаных хлебов пошли яровые, начинающие уже поспевать. Отец мой, глядя на них, часто говорил с сожалением: «Не успеют нынче убраться с хлебом до ненастья; рожь поспела поздно, а вот уже и яровые поспевают. А какие хлеба, в жизнь мою не видывал таких!» Я
заметил, что мать моя совершенно равнодушно слушала слова отца. Не понимая, как и почему, но и мне было жалко, что не успеют убраться с хлебом.
Сердце радуется!» Я радовался вместе с ним и опять
заметил, что мать не принимала участия в его словах.
Как я ни был мал, но
заметил, что Мироныч был недоволен приказанием моего отца.
Пруд наполнялся родниками и был довольно глубок; овраг перегораживала, запружая воду, широкая навозная плотина; посредине ее стояла мельничная амбарушка; в ней находился один мукомольный постав, который
молол хорошо только в полую воду, впрочем, не оттого, чтобы мало было воды в пруде, как объяснил мне отец, а оттого, что вода шла везде сквозь плотину.
Долго находился я в совершенном изумлении, разглядывая такие чудеса и вспоминая, что я видел что-то подобное в детских игрушках; долго простояли мы в мельничном амбаре, где какой-то старик, дряхлый и сгорбленный, которого называли засыпкой, седой и хворый,
молол всякое хлебное ухвостье для посыпки господским лошадям; он был весь белый от мучной пыли; я начал было расспрашивать его, но, заметя, что он часто и задыхаясь кашлял, что привело меня в жалость, я обратился с остальными вопросами к отцу: противный Мироныч и тут беспрестанно вмешивался, хотя мне не хотелось его слушать.
Теперь я стал
замечать, что сестрица моя не все понимает, и потому, перенимая речи у няньки, старался говорить понятным языком для маленького дитяти.
Но я
заметил, что для больших людей так сидеть неловко потому, что они должны были не опускать своих ног, а вытягивать и держать их на воздухе, чтоб не задевать за землю; я же сидел на роспусках почти с ногами, и трава задевала только мои башмаки.
К отцу пришли многие крестьяне с разными просьбами, которых исполнить Мироныч не
смел, как он говорил, или, всего вернее, не хотел.
Объяснения и толкования показались мне неудовлетворительными, вероятно потому, что со мной говорили, как с ребенком, не
замечая того, что мои вопросы были гораздо старше моего возраста.
Я не
смел опустить стекла, которое поднял отец, шепотом сказав мне, что сырость вредна для матери; но и сквозь стекло я видел, что все деревья и оба моста были совершенно мокры, как будто от сильного дождя.
Когда мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я
заметил, что глаза ее наполнились слезами и на лице выразилась грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца с матерью, я догадывался, что мать не любит Багрова и что ей неприятно туда ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту минуту понял, что есть какие-нибудь важные причины, которые огорчают мою мать.
Я сейчас
заметил, что они вообще как-то совсем не то, что моя мать или наши уфимские гостьи.
Я видел в окошко, что сестрица гуляла с нянькой Агафьей по саду, между разросшимися, старыми, необыкновенной величины кустами смородины и барбариса, каких я ни прежде, ни после не видывал; я
заметил, как выпархивали из них птички с красно-желтыми хвостиками.
Заметил, что из одного такого куста выпрыгнула пестрая кошка — и мне очень захотелось туда.
Запах постного масла бросился мне в нос, и я сказал: «Как нехорошо пахнет!» Отец дернул меня за рукав и опять шепнул мне, чтоб я не
смел этого говорить, но дедушка слышал мои слова и сказал: «Эге, брат, какой ты неженка».
С этих пор я
заметил, что мать сделалась осторожна и не говорила при мне ничего такого, что могло бы меня встревожить или испугать, а если и говорила, то так тихо, что я ничего не мог расслышать.
Скоро я
заметил, что стали решительно сбираться в Оренбург и что сам дедушка торопил отъездом, потому что путь был не близкий.
Слышал я также, как моя мать просила и
молила со слезами бабушку и тетушку не оставить нас, присмотреть за нами, не кормить постным кушаньем и, в случае нездоровья, не лечить обыкновенными их лекарствами: гарлемскими каплями и эссенцией долгой жизни, которыми они лечили всех, и стариков и младенцев, от всех болезней.
После они сказали нам, чтобы мы не
смели говорить, когда старый барин, то есть дедушка, невесел.
Я так испугался, что даже побледнел, как мне после сказывали, и точно, я не
смел плакать весь этот день, но зато проплакал почти всю ночь.
Милая моя сестрица была так
смела, что я с удивлением смотрел на нее: когда я входил в комнату, она побежала мне навстречу с радостными криками: «Маменька приехала, тятенька приехал!» — а потом с такими же восклицаниями перебегала от матери к дедушке, к отцу, к бабушке и к другим; даже вскарабкалась на колени к дедушке.
Одним словом, у нас с дедушкой образовалась такая связь и любовь, такие прямые сношения, что перед ними все отступили и не
смели мешаться в них.
Хотя мать мне ничего не говорила, но я узнал из ее разговоров с отцом, иногда не совсем приятных, что она имела недружелюбные объяснения с бабушкой и тетушкой, или, просто сказать, ссорилась с ними, и что бабушка отвечала: «Нет, невестушка, не взыщи; мы к твоим детям и приступиться не
смели.
Как я ни был мал, но
заметил, что бабушка и тетушка Татьяна Степановна чего-то очень перепугались.
Здоровье моей матери видимо укреплялось, и я
заметил, что к нам стало ездить гораздо больше гостей, чем прежде; впрочем, это могло мне показаться: прошлого года я был еще мал, не совсем поправился в здоровье и менее обращал внимания на все происходившее у нас в доме.
Дети Княжевичей были молодцы, потому что отец и мать воспитывали их без всякой неги; они не знали простуды и ели все, что им вздумается, а я, напротив, кроме ежедневных диетных кушаний, не
смел ничего съесть без позволения матери; в сырую же погоду меня не выпускали из комнаты.
Волков стоял за дверью, тоже почти плакал и не
смел войти, чтоб не раздражить больного; отец очень грустно смотрел на меня, а мать — довольно было взглянуть на ее лицо, чтоб понять, какую ночь она провела!
Скоро стал я
замечать, что Матвей Васильич поступает несправедливо и что если мы с Андрюшей оба писали неудачно, то мне он ставил «не худо», а ему «посредственно», а если мы писали оба удовлетворительно, то у меня стояло «очень хорошо» или «похвально», а у Андрюши «хорошо»; в тех же случаях, впрочем, довольно редких, когда товарищ мой писал лучше меня, — у нас стояли одинаковые одобрительные слова.
Заметив это, я стал рассуждать: отчего так поступает наш добрый учитель?
В этой мысли вскоре убедило меня то, что Матвей Васильич был со мною ласковее, чем с моим товарищем, чего я прежде не
замечал.
Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за руку и ввел в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, — комнату, всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утвержденная на каких-то подставках, большая черная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным
мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой.
На колени!» — и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол
мел и грязную тряпицу и стал на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться.
Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать
мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «Единицы, десятки, сотни».
Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не
смел пошевелиться.
Местами около берегов и трав рябила вода от рыбьих стай, которые теснились на
мель и даже выскакивали на береговую траву: мне сказали, что это рыба мечет икру.
Я выудил уже более двадцати рыб, из которых двух не мог вытащить без помощи Евсеича; правду сказать, он только и делал что снимал рыбу с моей удочки, сажал ее в ведро с водой или насаживал червяков на мой крючок: своими удочками ему некогда было заниматься, а потому он и не
заметил, что одного удилища уже не было на мостках и что какая-то рыба утащила его от нас сажен на двадцать.
Евсеич стал просить и
молить моего отца, чтоб он поймал плавающее удилище.
У меня начали опять брать подлещики, как вдруг отец
заметил, что от воды стал подыматься туман, закричал нам, что мне пора идти к матери, и приказал Евсеичу отвести меня домой.
Очень не хотелось мне идти, но я уже столько натешился рыбною ловлею, что не
смел попросить позволенья остаться и, помогая Евсеичу обеими руками нести ведро, полное воды и рыбы, хотя в помощи моей никакой надобности не было и я скорее мешал ему, — весело пошел к ожидавшей меня матери.
Хотя я не один уже раз
замечал, что мать неохотно слушает мои горячие описания рыбной ловли, — в эту минуту я все забыл.
Угомонившись от рассказов, я
заметил, что перед матерью был разведен небольшой огонь и курились две-три головешки, дым от которых прямо шел на нее.
И всего этого я даже не
заметил — так уже страстно полюбил я уженье.
Цитаты из русской классики со словом «молоть»
Так как жерновов не было, то зерен не
мололи, а только запаривали их и ели, как кашу.
— Ты это что же затеваешь-то? — ворчал Михей Зотыч. — Мы тут вот мучку
мелем, а ты хлеб собираешься изводить на проклятое зелье.
— Как тебе не грех, Захар Трофимыч, пустяки
молоть? Не слушайте его, батюшка, — сказала она, — никто и не говорил, и не знает, Христом-Богом…
То же самое на мельнице, [В тюрьмах.] я
молол постоянно свои 20 фунтов, другие нанимали.
— Дураки вы все! — ругался Никитич, перебегая из корпуса в корпус, как угорелый. — Верно говорю, родимые мои: дураки… Ведь зря только языками
мелете. Пусть мочеганы сами сперва поедят своего-то хлеба… Пусть!..
Ассоциации к слову «молоть»
Синонимы к слову «молоть»
Предложения со словом «молоть»
- – Плати за две недели и перестань молоть языком, – прервал его парень.
- Бороться с ветряными мельницами благородно, но глупо. Мельница должна молоть зерно. Используй её по назначению.
- – Лиза, хватит молоть чушь! – прикрикнула на неё бабушка. – Если тебе так нравится петь, пой для себя хоть каждый день, но песнями сыт не будешь!
- (все предложения)
Сочетаемость слова «молоть»
Значение слова «молоть»
МОЛО́ТЬ, мелю́, ме́лешь; прич. страд. прош. мо́лотый, -лот, -а, -о; деепр. меля́; несов., перех. 1. (сов. смолоть). Дробить, размельчать зерно (превращая в муку, крупу и т. п.). Молоть рожь. Молоть кофе. Молоть перец. Молоть пшеницу на крупу. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова МОЛОТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «молоть»
Дополнительно