Неточные совпадения
Предполагая, что мне будет ловчее и легче
начать не первому, что, конечно, показывало тонкую разборчивость его, Александр Федорович обратился к Александру Петровичу Мартынову и сказал: «Прочти-ка нам монолог из „Эдипа“,
в котором он отвергает кающегося Полиника; да прочти на славу!» — Мартынов, на печальное лицо которого жалко было смотреть, отвечал почтительно: «Извините меня, Александр Федорович, я не
в состоянии теперь читать».
Неточные совпадения
Я имею значительное основание
предполагать, что Марфа Петровна, имевшая несчастие столь полюбить его и выкупить из долгов, восемь лет назад, послужила ему еще и
в другом отношении: единственно ее старанием и жертвами затушено было,
в самом
начале, уголовное дело, с примесью зверского и, так сказать, фантастического душегубства, за которое он весьма и весьма мог бы прогуляться
в Сибирь.
Кое-где люди сбегались
в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же
начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами
предполагали,
начинали обвинять друг друга, дрались и резались.
Я
начал было плакать, не знаю с чего; не помню, как она усадила меня подле себя, помню только,
в бесценном воспоминании моем, как мы сидели рядом, рука
в руку, и стремительно разговаривали: она расспрашивала про старика и про смерть его, а я ей об нем рассказывал — так что можно было подумать, что я плакал о Макаре Ивановиче, тогда как это было бы верх нелепости; и я знаю, что она ни за что бы не могла
предположить во мне такой совсем уж малолетней пошлости.
Я объяснил ему en toutes lettres, [Откровенно, без обиняков (франц.).] что он просто глуп и нахал и что если насмешливая улыбка его разрастается все больше и больше, то это доказывает только его самодовольство и ординарность, что не может же он
предположить, что соображения о тяжбе не было и
в моей голове, да еще с самого
начала, а удостоило посетить только его многодумную голову.
…Грустно сидели мы вечером того дня,
в который я был
в III Отделении, за небольшим столом — малютка играл на нем своими игрушками, мы говорили мало; вдруг кто-то так рванул звонок, что мы поневоле вздрогнули. Матвей бросился отворять дверь, и через секунду влетел
в комнату жандармский офицер, гремя саблей, гремя шпорами, и
начал отборными словами извиняться перед моей женой: «Он не мог думать, не подозревал, не
предполагал, что дама, что дети, чрезвычайно неприятно…»