Неточные совпадения
Наконец, в исходе августа все было улажено, и лекции открылись в следующем порядке: Григорий Иваныч читал чистую, высшую
математику; Иван Ипатыч — прикладную
математику и опытную физику; Левицкий — логику и философию; Яковкин — русскую историю, географию и статистику;
профессор Цеплин — всеобщую историю;
профессор Фукс — натуральную историю;
профессор Герман — латинскую литературу и древности...
После отъезда Григорья Иваныча класс высшей
математики, впредь до поступления нового
профессора, был поручен студенту А. Княжевичу, которого отличные способности обещали славного ученого по этой части.
Образованных из них было только трое: Б-кий, М-кий и старик Ж-кий, бывший прежде где-то
профессором математики, […старик Ж-кий, бывший прежде где-то профессором математики…
Неточные совпадения
В отношении науки было то же самое: занимаясь мало, не записывая, он знал
математику превосходно и не хвастался, говоря, что собьет
профессора.
Математика была так сильна у нас, что когда по выходе Карташевского (это случилось уже без меня) приехал в Казань знаменитый тогда европейский
математик Бартельс и, пришед на первую лекцию, попросил кого-нибудь из студентов показать ему на доске степень их знания, то Александр Максимыч Княжевич разрешил ему из дифференциалов и конических сечений такую чертовщину, что Бартельс, как истинный ученый, пришел в восторг и, сказав, что для таких студентов надобно
профессору готовиться к лекции, поклонился и ушел.
В Отделе, народного образования, — сокращенно: «Отнаробраз», — работа била ключом.
Профессор Дмитревский, оказалось, был еще и прекрасным организатором. Комиссаром его не утвердили, — он был не коммунист. Комиссаром был юный студент-математик, не пытавшийся проявлять своей власти и конфузливо уступивший руководство Дмитревскому. Официально Дмитревский числился членом коллегии.
Мой товарищ по гимназии, впоследствии заслуженный
профессор Петербургского университета В.А.Лебедев, поступил к нам в четвертый класс и прямо стал слушать законоведение. Но он был дома превосходно приготовлен отцом, доктором, по латинскому языку и мог даже говорить на нем. Он всегда делал нам переводы с русского в классы словесности или
математики, иногда нескольким плохим латинистам зараз. И кончил он с золотой медалью.
Дарованный Филаретом генералу воспитатель был Исмайлов, магистр и
профессор вифанской семинарии, знаток
математики и физики, и притом любитель светского обращения, для коего он и покинул все общество бродивших в Вифании неуклюжих фигур в длиннополых фенебриях и полуфенебриях, а наичаще даже просто в халатах. Исмайлов был человек с любовью к изящному, — человек как раз к генеральскому дому.