Лента Мёбиуса. Социальная драма

Ярослав Шумахер

Сумасшедший роман-откровение посвящен Виктору Пелевину и легенде Российского театра и кино, режиссеру и сценаристу Ренате Литвиновой.

февраль

Февраль накатывался лавинообразной усталостью на все члены, и Цадик теперь стал частенько болеть именно в феврале, поэтому этот месяц ломотно отражался на его пояснице, ногах и сверлил горло конвульсивным кашлем. Порой прихватывало почки от обилия выпитых лекарств, Цадик даже был вынужден отказаться от обливаний холодной водой, потому как счел это также одной из причин, связанных с болезненностью почек. И особенно ему запомнился прошлый февраль, когда он лежал, почти не вставая с пастели больше недели, выпивал обилие чая с медом и клюквой и принимал парацетамол, Цадик глушил болезнь парацетамолом по три раза на дню, и все же она его не отпускала, поднималось давление порой. И именно в тот год Цадик почувствовал, что, пожалуй, ему нужно себя больше щадить, хотя он периодически плавал, да, и работа его была также физически активным занятием. И все же что-то его раздражало в глубине души на этот счет, его неусыпное и настырное стремление к этой новой женщине. Он писал ей неустанно письма, он слагал памфлеты какие-то, но будто все в какой-то стылой агонии вернуть ей утраченное время. И время, будто теперь вытекало из него порой воплем, а порой плачем, это были стихи или рецензии ее фильмов, или же просто заметки какие-то. Цадик теперь пытался все обыграть в виде метафизической свадьбы. Это было довольно занятно в том плане, что эта включенность в «ту-ту» реальность, ну, он давал интервью, писал сценарии, и вот совершенно опустошался, а болезнь тут как тут настигала его своим мерзким капюшоном, обволакивала его нутро и обездвиживала его члены. А теперь еще саднили и почки, и ему выписали Канефрон, «это все из-за чертовой воды», — и Цадик теперь с обидной нотой припоминал хозяина квартиры, который словом не обмолвился ни о клопах, ни о воде. А вода была совершенно ни к черту, много солей, канализационные трубы меняли периодически, и Цадик, воспользовавшись фильтром в первые месяцы пребывания, потом не стал себя этим обременять и пожалел теперь об этом. И в итоге после приема лекарств недельного, у него стали побаливать почки слегка, будто два мешочка с бобами по бокам. Хотя и боль была еле ощутима, некоторая тяжесть и все. Как-то он гротескно отозвался о коллекции её друга в шутку в декабре, примерив к себе образ Чезаре Борджии:

Это убожество! Это Парижское лицемерное убожество! Единственное, что хочется сделать это раскалённый огненный дождь наслать на этот просанный Париж! И на кого я трачу свои эмоции? На манекен, управляемый толпой!

И этот кудесник из пекла, этот проклятый клоун Грувер! Все это чёрным-черно! Это беспамятство и чёрное искусство! Андеграунда! Все это отстойник внесмыслового прозекторства и финтифлерства! И это гипер убого! В красной шапочке больше шаржа и экстаза! До чего вы докатились? Бонита? Я разочарован до корней зубов и волос! И Грувера только святое распятие спасти теперь может! Этот вычурный адский ад! Я смеюсь, и небеса трясутся в припадке! Аха-хах, и чёрные жабы лопаются, и зеленые мухи визжат и воют сверчки! Это бедлам! Бедлам как он есть, ни искры, ни росинки! Ни травинки? И потом Ваша беспробудная жизнь в погоне за пустотой и растратой! Все механистично! Все злорадно! Нет? Разубедите меня! Тогда, может быть я не прав? Может быть, это просто чёрный сон? Или чёрный космос!?

Ахах, мое негодование ещё не проросло, это лишь слабые побеги! Это лишь малое эхо, малый круг Махаяны и Вайшешика! Нет, Вы думали Меня смутить? Этим бедламом? Да, на индюков и индюшек за оградкой смотреть приятней, чем на Вас! Самое прекрасное, Вас нарядить индюшкой чёрной, а Грувера индюком с красным висячим отребьем на подбородке; Вы бы очень модно смотрелись в этом прожженном бункере среди полу идиотов, полу зомби! Вы думаете, мне жаль? Да, мне жаль минуты и вселенные смысла и новаторской тонкой скрижали, которые лились на Вас как магма вулкана, как сок граната из моего раненого сердца, как сок манго на ваши алчущие страсти губы! Что я вижу! Полурыб-полукрабов! Это бессовестно! Это бессовестно с Вашей стороны! И как Заира это терпит! Столько лет! Ей нужно поставить памятник при жизни! Я на такое не способен, я уеду в Америку! У меня талант и не один! А Вы будете всю жизнь кусать локти свои в бессилии и ярости! И мне не нужно ничего от Вас! Этот глупый шарм и цинизм! Это просто бедлам! Мода подвального аута, мне не интересно такое безумие; это просто тленная изживающая себя мишура, аха-хах, мой смех где-то в углу красной комнаты, этот гимн преисподней золе и углям! Сантименты мне неизвестны, они даже не возбуждают мой аппетит ни на йоту! Это Ужас! Ужас! Я не вынесу этого! Бонита»

Вот!

Цадик в шутку облачал свой гнев просто в силу какой-то привычки, потому как на самом деле он не питал каких-то отвратительных чувств к происходящему, и тут, в общем, язык сращивался с его нутром и являл речь из себя, будто фонтанирующую на серую повседневность. И этот слабо воспринимаемый отклик должен был ослабить ту мертвую хватку экзистенциальной утробы под названием жизнь. Цадик уже слегка остывший после первых бурных своих впечатлений и писем полных откровенного эротического шаржа, был слегка отчужден её, потому как время уходило, а пелена занавеса не падала с пьедестала статуи, и, тем не менее, эти его опыты следует отметить отдельно. Они, на мой взгляд, достойны восхищения и полны напряжения как поршень под давлением сжатого газа, готовый вырваться наружу из тьмы сознания и табула раса:

записки сумасшедшего

на плечах ее альпийские снега

и будто ломкие первые лучи Солнца

Скользят по ним и выкалывают глаза мне

Болью и холодом — она будто в мантии

своих прошлых забвений растрат и дней

молчит мне красным серпом губ

молчит мне прошлым и настоящим

молчит словно желая проткнуть мою грудь

иглами злых откровений бестрепетно

теплы только руки сжимающие пульс

она теперь в катарсисе моления

возьми_ возьми собрание моих лепестков

целуй их ещё ещё хочу чтобы розы ожили

жги меня и души вынимай меня из себя

время ещё придёт и я буду готова

к твоей полнокровной агонии

* * *

как дикий жеребец на привязи её дум

бью копытом в темя мерзлой земли

высекаю соболезнования и личины

пригрела на груди оберегом рук

выжидает момент истины — сорвётся

не сорвётся в мою истовую истину

хочу чтобы лакал меня словно молоко

хочу чтобы медленно рос мне в нутро

выношу_выношу и выхожу мой_мой

обиженный мой глупыш рада_рада

сама не своя боюсь ступить в лужу

в лунную тень в морок и пазуху

буду любить удавкой буду кольцом

буду мягкой мягкой буду рыбкой

лови меня когтем лови_лови_лови

* * *

устал — приголубь все пустое все скоромное

измучился сам себя осекать полусном_

посмотришь упаду в ноги не поднять

буду лежать снопом недвижным — устал

Сердце котлован грёз Горгонушка

не угодил/угодил все равно умру — приголубь

проживу ночь проживу день — приголубь

растрогаешься буду нежной лозой

буду булавой шальной и булавкой

приколю барышню к подушке заколкой

родинки буду считать смейся ребёнком

проснусь только бы знала — приголубь

нет его где звезды жалят жалами ночь

нет его и на дне морском и речном

весь он в пяльцах небесной пряхи

пряди меня распускай и пряди — устал

Мочи нет умирать ни за что — пряди

Горгонушка приголубь его приголубь_

(23.05.20)

стрижи

Стрижи выклевали красную смородину

чётки времени рассыпались чёрной смородиной

Под кустом

Он достаёт свою любовь из карманов тростника

Он ложился ей на плечи оттенком

Утопленного в поцелуе утра

В монохромно подстрочной ленте будней

Сдерживаемый занозный кошмарный

Плетёт ей кружева чмокает систолами предсердий за ушком

Она впивает коготь гламура все глубже

Вонзается в суть скальпелем медицинским

Режет_ режет_ режет

Мягкость ее рук холод ее кожи магнит рта

Алый крест алая помада излом плечей

Ртутная удушливая супрематически веская

Нервозная будто дрожащая дождливая ухоженная

Верткая как опарыш

Будит его укусами надменными пассами

Одинокого мнительного замшелого

бережливая льдистая с латунной кожей

Лицо будто гравюра выточено до блеска месяца

Расточительно нежная с ним

Будто сорока-воровка с сыром надежд

Того разинет клюв? И выскользнет в фойе

А он ждет_ ждет_ ждет баснословный скелет

Благородный возмужалый идальго

С чайной розой в петлице_

(20.07.2020)

рыжая

Неводом выуживаю обиды из глубин,

аки ихтиандр ищу новостей и нахожу колючие иглы,

укатила, мне бы ножичек перочинный,

Проткнуть колесико майской беременности,

Упряталась за афиши будто хитрая рысь,

Вечно довольная чистит шубку гладенькая,

Возьму булавку и буду колоть в левый бок,

Проснись уже прости уже да не писал,

Ленивый сурок? Нет, много работы.

Хоть бы хны ей строит новый храм вечному,

Уплотнению ауры буду дуть в ушки трубочкой,

Любовности втискивая; отвернётся плаксивая,

не покажется — буду бить в бубен Солнца!

Хочу рыжую, надоели блондинки!

Чертит носом по потолку! Богачка!

Разрумянит балконы, консьержки и гримерки!

Цветами, бутонами, вяленой рыбой и зонтами!

Наматывает платочек на пальчик;

Все равно к ней придёт, солнечный зайчик!

Не хочет серьёзностей! Устал — молока и конфет!

Хочет шляпку на бок и сигарет! Дыма!

В дыму кутается от ненастья! Счастливая,

Будто совсем размякшая, ласковая,

Глубоко внутри памятная, и конопатая!

Пусть будет рыжей! С Крылышками за спиной!

Пусть летает и разбрасывает цветы и шляпки!

Пусть совсем разучится плакать!

И откуда столько в ней жестикулярности!

Связать! Срочно свернуть в рулончик любовностей!

И поить шампанским со льдом!

(24.07.2020)

память

Слова утекают сквозь пальцы,

время стоит локомотивом на рельсах,

сбившийся платок Вашей юности,

будто оброненное где-то в тайге вечное;

Любить Вас беспамятно и единственно,

любить до последнего звона небесного;

только бы вы не помнили больше,

эту войну с собой безраздельную;

Только бы больше не плакали, не кручинились,

Может быть, он совсем ещё маленький?

Совсем не понимает женщин?

Смешной своей заботой крапивной?

Он мухомор! И опенок рыжий! Вы — лиса!

И хватит уже драить палубу скорбную!

Хватит мылить недоверчиво плинтуса!

Поскользнётесь на собственном счастье!

Руки подставит — поймает в облако нежное;

Поцелуями отогреет озябшие щёки!

А вы его словно холодным железом?

Каленым прутом по хребту и ягодицам?

Не засмотрится больше на школьниц!

Раз уж такая снежная, Солнцем августа!

Будет жечь пока не станете совсем рыжей!

Порыжеете от счастья и нарядитесь ситцем!

Раз уж такая гламурная — будет отпаивать чаем,

С крапивой и душицей — топни в вареве,

Тоска зелёная, тоска заиндевелая и гречишная,

Вы бы только улыбнулись, щелкнули саечкой,

Поймает пальчики — будет считать реснички,

Ваших с_нежностей и колкости опоясывать!

Трубочкой, шлейфом красноречивыми байками,

Засмотритесь, подрумянитесь и вновь в сметану!

Белогривая поднебесная ратуша лебединая!

(03.08.2020)

муза фетра

он голый словно тополь

ищет музу по квартире в излучине пупа

любовь поющий дирижабль

в курзале нотка пьяного сурка

ах леность изумруд накидкой на весну

и осторожность в позе лотоса

витальность виражам планет

молочность млечность маскулинность

в поту в потугах восходить

сквозь саблезубость городского тлена

нырять в тростник губой

дурманить ум похлебкой силлогизмов

преподносить на блюдечке гобой

и также пергидроль и перочинность

скажите где зарыт тот клад

Что бережёт ваш северный характер

он будет первым сыщиком и астронавтом

ходить по трости над шестом

причудливых изгибов и румян вне граций

он мажет по пятам по нотам тактам

он лишь кладезь грифа и сонат

красноречивое сплетенье манускриптов

нелюдимых зодчих тайников их сфер

проткните же его булавкой дивной

и секрет вдруг устремится вверх

в плеяду не рожденных буцефалов

Страстных буйных и велеречивых

Он знает нотную скрижаль болот

и космосом сквозит и на изнанку нищим

падает в ночлег причудливым волхвом

задействуйте привычку жить вне сана

вне скорлупы и вне крамольной тени

прочертите серединный путь-меридиан

а впрочем он там был вчера

вихляясь задом тмина и приправ

вступитесь за него всем сердцем и нутром

Вам боязно теперь изгладить шрамы

Переживаний прошлых лет и лет

он усмирён он Божия коровка

рисуйте точки он ползёт по срезу декольте

Серьезно? Подарите скрипку летнему кафе

Искать причуд вне вальсов речи и рапсодий

сыграем в русскую рулетку?

Ах_ ах-ах памфлет его оружие и меткость!

Он буйствует и обречён расстрелян Вашим юзом

Под юзом южный полюс и каскад нарядов

А дальше шпажка и на ней скелет

конфет желает и нежнейшего кокетства

он как пиджак раним петлицей поцелуя!

Раскроен на изюмы ваших милосердий

Бросьте! Бросьте же его в костёр!

Желаний и ракет!

Блюдите его жар и искрометность сфер!

И потчуйте секретным шлейфом!

Протуберанцем ласкового фетра!

* * *

целовать вагонетки белых плечей

полны бриллиантовых рос

змеится крапивной ящеркой

мои губы шипы ее всклокоченных поз

перья вороные перья туевые

молчаливая моя река изумрудная

возжелает убить это время

застыла в убранстве уробо_дома

крадётся луч богемной тризны

убитый каверзной мушкой воин

примятый ее беглым взглядом тростник

гуляет ветер в чертогах короны

жаждала берегла носила поила

пришёл как шпора ко двору

Ласкает безумными пассами

алкает забвения и любовной ратуши

вернёт к жизни безумная бестия

оживет осколками воспрянет сиянием

будет втыкать иголки холода мучить

жадная до любви восторгами юная

изболелась истаяла любит

каверзами избороздит мучениями

Возьмёт воина на попечение нянькам

отутюжит отгладит и съест к заутрени

Голодная как дракон

девственно голодна и холодна скальному

ох налетел аргонавт на хтонь богемную

волну Саргассова моря миражную

Проклюнется к воскресенью и на пир

пригласит в исступлении пиратского флирта

Его заказ — бутылка рома и канарейка

Пёрышко к плечам королевы

Клювик устам ализариново красным

Кусать кулёк рта!

(19.08.2020)

Из этого уже можно сделать выводы о строгой периодичности его любовных посягательств, и Цадик не мог успокоиться теперь. Его тело рвало и пылало жаром, он уже смирился с тем, что вряд ли когда-нибудь эти мелизмы возымеют свое сакральное действо, и статуя оживет и отряхнется ото льда и покровов Снежной Королевы. И все же он посетил этот сакральный спектакль и также посмотрел фильм, о котором составил свое филигранное и нежно саркастическое клише-оттиск.

И вот весь этот изнурительный год теперь давал о себе знать, и Цадик, совершенно обессиленный выпалил из себя 14-го февраля поздравления своей пассии. И далее рухнул в окоп своей лесной берлоги, хотя уж лучше бы он, наверное, рухнул в окоп любви и насладился сполна негой кипарисов и Платанов на Эгейском море.