Лента Мёбиуса. Социальная драма

Ярослав Шумахер

Сумасшедший роман-откровение посвящен Виктору Пелевину и легенде Российского театра и кино, режиссеру и сценаристу Ренате Литвиновой.

мысхаку

Цадик к началу августа был уже в полном пароксизме от изнеможения. Запланированный отдых в июле сорвался, Цадик рассорился со своим закадычным дружком Ваней вдрызг! Они не поняли друг друга, условились об одном, и Цадик уже подготовил себя к отпуску, но в последний момент они рассорились! Хотя Цадик уже нашёл машину с водителем, который ехал в Краснодар, и все же Здоровье его оставляло желать лучшего, и он усомнился слегка и пожаловался Ване на это! Но в целом действовал по оговорённому плану, и все же они не поняли друг друга. Ваня переметнулся к знакомой из Москвы, пригласил ее на тот случай, если Цадик откажется, и в итоге Цадик этим оскорбился, и ведь он не давал заднюю, а выяснилось, что Ваня все уже переиграл.

И вот в августе Цадик наметил себе Новороссийск и Широкую балку!! Чистое море, дикие пляжи и Солнце. Для Цадика это был долгожданный отпуск и целебный, потому что он разваливался на части в свете последних событий!

В поезде он ехал с семьёй из Твери, мама Анна, муж Олег, и две маленькие дочки, Вера и Алина. Вера была совсем крошка двухгодовалая, совершенно открытая и любопытная, проявляла интерес к Цадику, лезла играть и пряталась на верхней полке как домовенок Кузя, Цадик ее стал дразнить Кузей, а она, в свою очередь, его также, она повторяла за Цадиком, и это было очень забавно. Уже в поезде Цадик почувствовал успокоение, его будто мир отпускал, эти дрязги в сетях, какие-то малознакомые девицы, какой-то сумбур жизни вне его, расстроенные планы, война, пошатнувшееся здоровье. Он стал приходить в себя, наконец, стал двигаться в сторону себя и того, что реально, насущно и необходимо. А ему был нужен отдых и море!

И вот Цадик ехал теперь на море, ему пришлось взять билет до Анапы, и оттуда уже добраться до Новороссийска и Широкой балки! Аня, подруга его молодости, влюблённая в него когда-то, посоветовала ему это место, и Цадик забронировал место в неброском пансионате еще дома, купил билеты заранее и в обратный путь!

Цадик добрался до места без особых хлопот, тем более времени было предостаточно у него, он прибыл в Анапу утром, и к обеду уже был в Широкой балке. Его встретила радушно хозяйка Ольга. Выяснилось, что на заселение он был одним из первых, номера только освободились от постояльцев, пансионат был полупустой! И Цадику достался четырёхместный номер в конце коридора на втором этаже, с узким окном, и видом на дворик с одной стороны, а с другой, на растительность и роскошные могучие каштаны! Цадик расплатился вперёд до восемнадцатого числа и аргументировал, что до двадцатого ещё решит, останется на два дня ещё, либо уедет к своей знакомой в Новороссийск, к Анне. В итоге, Цадик остался до конца в пансионате. Ольга, показалась ему с хитрецой, так изучала его пытливым взором, и Цадик задал вопрос, когда вручал ей деньги за проживание:

— Не воруют ли тут, нет ли бандитов?!

— Мы сами тут бандиты, — ответила Ольга, на что Цадик улыбнулся в ответ.

Обстановка его устраивала, это не был дорогой отель, нет, отнюдь, все такое Советское и простое, одноместные койки, такой лагерный стандарт. Но Цадику этого было достаточно, было бы море неподалёку, а море было и море великолепное. Цадику просто необходимо было выпасть из жизненной колеи, и он воспользовался случаем! Уехал один! Денег у него было немного, но вполне, чтобы спокойно прожить эти тринадцать дней. Цадик хотел успокоиться внутренне, просто пожить без каждодневной рефлексии внутренних переживаний! Да, отключить голову и поплавать, тем более что, ему так это было необходимо! Разрешиться от этих наплывающих переживаний по поводу отца, смерти матери, своего пошатнувшегося здоровья, и сетевых дрязг, которые не сулили ничего определённого, теперь считал Цадик, он будто хотел оторвать этот груз от сердца, от себя и выбросить! Хотел освободить себя от этой внутренней каторги, этих переживаний по поводу других людей, совершенно ему незнакомых! И так сильно повлиявших на его судьбу! Так сильно его вымотавших духовно, и Цадик определенно точно теперь хотел этой дикой свободы. Вдали от всех, здесь на берегу синего прозрачного моря, пусть с каменистым побережьем, с неудобными подходами к воде, неприхотливыми отдыхающими, сухим и жарким климатом, живописным побережьем. Так Цадик оказался в Широкой балке и на Мысхаку!

В первый же день Цадик облюбовал бетонный пирс, принадлежавший отелю на самом берегу, на общие пляжи Цадик был не ходок. Эта всеобщая суета и возня его напрягала, этот птичий базар, с зонтиками, с лежаками, где не было места одиночеству, где все громоздились друг на друге, пили, ели и загорали! Цадик не понимал этого, вернее, ему было не с кем это разделить, может быть, в шумной компании он бы и отдохнул и расслабился, но он приехал один, разделить с побережьем свою хандру, страхи и невзгоды. И вот вечером он уже на бетонном пирсе, громоздящимся над прибережными волнами на два метра, Цадик рад в глубине души.

Слева от него дикий каменистый склон, и там дальше выемка дикого пляжа Мысхаку, бухта затопленных кораблей, как он потом ее назовёт, а справа по побережью простирается общий пляж и лесной массив выше с белыми домиками и голубыми крышами на склоне, такими причудливыми и ровными, а за спиной плеск волн! Это красивое редкое место, и Цадик почти счастлив, он один, он выбрался, он без компьютера, без новостей, без погони за досужими бестолковыми подружками, от которых нет ни удовлетворения, ни покоя.

В джинсовых шортах и майке он наблюдает, смотрит на простирающееся море, и ему только это и нужно. Он раздевается, оставляет одежду на пирсе и спускается в воду по зелёным от водорослей ступеням, и вот он уже в воде! Вечер, свежий бриз и прохладная вода, Цадик плывет неприхотливо, едва напрягаясь, он скользит по воде, как ихтиандр, удаляясь от берега, и вот отплыв метров на сто, ложится на спину! Уже вечереет, начинают подбираться мягкие южные сумерки, на берегу разложены и дымятся костры; отдыхающие в палатках жарят мясо, кто-то просто сидит на берегу! Бетонный пирс едва заполнен, люди уже убрались в свои номера, и Цадик обозревает неприхотливый пейзаж, он знает, куда он наведается в недалёком будущем. Пирс отеля прибрежного его не задержит надолго, он доберётся до Мысхаку. А пока он просто наслаждается прохладной приятной волной в преддверии летних сумерек.

Море не агрессивное, волны едва качают его расслабленное тело, Цадик пытается ослабить плечевой сустав, он помнит об этой боли, и он будет стараться не перенапрягаться с плаванием весь отпуск! Будет контролировать себя, насколько это возможно! Для первого плавания достаточно, считает Цадик, и возвращается на пирс довольный, первая водная процедура прошла безболезненно. А на пирсе уже музыка, включили вечернюю музыку в отеле; пришла шумная ватага студентов, они фотографировались, шумели, даже пели. Цадик познакомился с девушкой молодой, имени которой даже не запомнил, она приехала с братом на машине и ей восемнадцать, и они уже уезжали на следующий день, много путешествовали, все так быстро. Цадик улыбался, ему было любопытно и так легко, и так просто. И не нужно было подбирать слова, ломать голову, казалось, говори ясно, смотри в глаза и ни о чем не думай, такая неприхотливая обстановка! Все-таки ее брат подошёл к ним, и Цадик с ней распрощался так же просто и легко, как и познакомился!

Теперь жизнь его отпустила, теперь с плеч что-то отпрянуло, трудное и вымученное, «можно пожить так эти пару недель, не думая ни о чем, просто так, пожить без страха будущего, без надежды», — подумал Цадик.

Цадик решил вернуться в свой пансионат, и по дороге заглянуть в магазинчик, он уже заходил туда днём, как приехал, и смутил молодую продавщицу, спросил, до какого часа они работают, и выяснилось, что магазин у дороги работает круглосуточно.

Теперь Цадик на радостях уже жаждал познакомиться с этой девушкой поближе, он влетел в магазин, и вот уже выспрашивал о пиве, Хадыженское, он попробовал его ещё в Анапе в столовой после сытного обеда, пока ждал свой автобус, и теперь увидел его там на разлив.

Девушка была улыбчива и молода, наверное, ещё школьница, подумал он, и вот Цадик, расспрашивая о том, о сём и мимоходом спросил:

— А подружки-то у тебя есть?

— АЙ, нет у меня подружек, — ответила бойко девушка и заулыбалась.

— Странно это, такая молодая, и нет подружек?

— Ага, и нет подружек, — ещё больше расцветала девица.

Цадик все же усомнился и счёл, что на этот вечер знакомств с него хватит, он купил заварную картошку и Сникерс с кофе и попрощался.

Цадик теперь довольный возвращался в пансионат, ему было все равно, заинтересовалась ли им девушка, это было нормально! Цадик теперь ловил себя на мысли, что он поступает вполне нормально, без расчёта, без мыслей о будущем, без памяти о прошлом. Он вдруг решил отказаться от этого, отказаться от анализа ситуации, он на море, и остальное лишь повседневный атрибут, он отдыхающий, слегка любопытный, нагловатый и голодный вот и все, что им нужно всем знать.

* * *

Цадик просыпался обычно около восьми утра, надевал плавки, и поверх джинсовые шорты, которые ему отдал брат ещё в Санкт-Петербурге, на брата они не налазили, а Цадику подошли, надевал майку и шёл на море, совал в карман пару сотен на какую-нибудь неприхотливую еду на обратном пути.

В этот раз он решил захватить с собой айфон, чтобы сделать фото камней, которые он обнаружил, пробираясь по каменистому побережью на Мысхаку. Цадик вдруг вспомнил сына и его желание из раннего детства, который как-то заявил, что хочет стать геологом. Все-таки Цадику было тяжело одному, и вот он сам себе задавал задачки небольшие, на этот раз была задача, сделать редкие снимки! И Цадик не прогадал!

Ну, во-первых, место было действительно редкое, и камни причудливые. Цадик добрался до тропы вдоль отвесного обрыва береговой линии, сплошь усыпанной камнями, их срезами, разломали и породами. Цадик достал айфон, и стал быстро делать снимки. Он выбирал необычный камень с рисунком или слоеными цветными пластами пород и тут же делал его фото, его подмывало то, что все ходят по тропе, и никто не видит этих шедевров. Цадик почему-то был уверен, это очень древние камни, он чувствовал это, потому как вкрапления были довольно нетривиальны.

Камни походили на доисторические сланцы, и их поверхности были столь различны по текстуре и цвету: одни были цвета обожженной растрескавшейся глины, почти гладкие, другие будто с солевым наслоением более поздним, третьи изрезанные и ребристые, вблизи их поверхность походила на рифлёные песочные барханы. Цадик, еле удерживая равновесие, изгибался и прыгал по этим каменным хаотическим нагромождениям, приседал на корточки под палящим Солнцем, чтобы сделать очередной снимок, ловил ракурс, и щелк! Солнце пекло, и Цадик торопился, порой снимок его не устраивал, и он делал другой того же самого камня.

Один камень походил на неправильной формы футбольный мяч, будто с бурыми продолговатыми шашечками вперемежку с округлыми светлыми песочного цвета краями. Еще попался темно серый камень, будто слежавшееся слоёное тесто, с рытвинами и пролежнями разной толщины, кривыми вертикально нисходящими прорезями, походивший на бороду древнего великана. Один камень по цветовой гамме напомнил Цадику лошадь, именно такая расцветка почему-то вгнездилась ему в голову, на светлой кремовой поверхности разбросаны пятна, будто наслоения ириса.

Некоторые камни с золотисто огненными вкраплениями охры или даже латуни, с зернистой неровной поверхностью, расцвеченными очагами по матово серой поверхности.

Попался камень с отколовшимися ровными ломтями, походившими на каменную ветчину. Цадик радовался, как ребёнок, он краем глаза углядел чей-то кроссовок, и не преминул сделать снимок останков обуви, судя по всему детеныша австралопитека. В одном месте на берег было выброшено дерево, рассохшееся с намотанной на корнях капроновой веревкой, расслоившейся, искромсанной и походящей на засохшую медузу!

В одном из камней Цадик обнаружил по краю рисунок перьев крыла птицы, высветленные, а в середине затемнение неровного слепка ее тела.

Некоторые камни, будто застывшая магма гранатовых оттенков с затейливыми огнями вкраплений, другие наоборот холодных тонов, будто обледенелые глыбы с серо-белыми неровными застывшими текстурами.

Цадик был ошеломлён таким изобилием форм и цвета!

Он скакал по камням в общей сложности минут сорок, за которые успел сделать больше пятидесяти снимков. Именно этот поход его на Мысхаку, на третий день пребывания был, пожалуй, самый богатый по интенсивности его геологических изысканий, больше к камням Цадик не возвращался.

Он добрался до бухты, берег усыпанный плоскими отточенными водой камнями, в основном серыми, но попадались и гранитного цвета, жженой глины и розовые. Цадик путешествовал в тапках, в этом заключалось некоторое неудобство, тапки-бабочка, ноги ёрзали и ступни скользили, поэтому сигать по камням в них было крайне неудобно, передвигаться по каменной черепице берега было немногим проще. Однако он добрался до мнимой середины небольшой бухты, люди попадались здесь нечасто, изредка сидела парочка, или небольшое семейство на берегу под зонтиком. Ближе к противоположному краю бухты Цадик разглядел навесы, и несколько палаток. Солнце его изнуряло, и он не дошёл до них, расстелил красное полотенце прямо на камнях, разделся и одежду сложил в пакет. Теперь можно было искупаться.

И Цадик медленно подобрался к воде, горячие камни врезались в ступни, прожигали его и ближе к воде распадались на мелкую гальку. Цадик ловил равновесие руками как зомби прежде, чем мог добраться до воды, и там, в воде также были камни, крупные и скользкие. Однако Цадик упорно преодолевал эти преграды, ему нужна была минимальная глубина, чтобы можно было отплыть. Таким образом, оказавшись в море, Цадик подседал и подобно древней рептилии полз по каменистому дну, пока, наконец, не оказывался на плаву.

И вот тогда, он ощущал свободу, — уплывать от берега, на несколько сот метров, нет, Цадик не уплывал далеко, плечо его все же беспокоило. Впереди в море километрах в трёх стоял рыболовецкий траулер, однако Цадик ограничивался лишь небольшой бухтой. Он доплывал до буйков, на которых зачастую восседали крупные птицы, чайки и альбатросы. Цадик бороздил бухту вдоль берега, море качало его, и он ложился расслабленный на спину и обозревал почти вертикальный каменный откос, окаймлявший бухту, и подмечал каменные слои и жилы, проходящие в каменных породах. С правой стороны бухта упиралась в почти отвесный скалистый остов, над которым вдали виднелся зелёный массив, это было величественно, там горизонт являл бирюзовые тона неба, прильнувшего к поросшей лесом горе, с другой стороны были общий пляж и коммерческая инфраструктура.

В море подчас Цадик натыкался на небольшие слизни медуз, которые стаями дрейфовали к берегу, они были величиной с кулак, крупных медуз Цадик не встречал, а эти не сулили никаких неприятностей. Одну такую Цадик как-то выловил и опустил в банку из-под лечо, которую также выловила море, выброшенную туристами. Медуза была затейливая, и выделяла много пузырьков, находясь в банке, раскрывалась как зонтик и сжималась, шевеля округлыми голубыми краями, мерцала капиллярами и мириадами тонких нитей, словно космическая плерома. Цадик наблюдал за ней, сидя на гальке в воде, а потом выпустил в море.

В море Цадик обычно курсировал минут сорок, наслаждаясь видами, плескаясь в синей прозрачной воде, плавал вдоль бухты, ориентиром на берегу ему служило красное полотенце, разложенное на камнях. И потом возвращался на берег, также осторожно подступаясь к нему, выползал на каменистый берег.

Камни были горячие, Цадик осторожно ложился, на них, по несколько раз обжигая живот, отлипал от камней из-за нестерпимой боли, он терпел эту боль, чтобы, наконец, можно было улечься и получить целебное прогревание. И потом поворачивал голову в профиль, Цадик обычно доставал майку из пакета и прикрывал ей голову, так он лежал, распластанный на камнях, созерцал кайму бухты береговой линии, слушал прибой. Потом он переворачивался на спину, и также осторожно устраивался на раскалённых Солнцем камнях, лежал, обкладывал живот горячими камнями, это была терапия, это было камне лечение.