DUализмус. Баварские степи, клопы, драм & бэйс

Ярослав Полуэктов

Этот любопытный и характерный для распознания стилистики рассказ-глава-пазл «выдернут» из огромного романа-хождения, романа-шванка в 700 страниц под смешным названием «Чочочо». Автор надеется, что по этому скромному отрывку читатель будет судить о стилистике романа в целом и, возможно, наэлектризовавшись, когда-нибудь найдёт его, чтобы прочесть целиком.

© Ярослав Полуэктов, 2016

© Я.Полуэктов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тысяча прототипов и десяток псевдонимов клеются к Кирьяну Егоровичу в пути. И каждый что-нибудь да советует. Надоели!

1

Вроде бы снова к предисловию… Оскомину набили черти! А если присмотреться внимательней, то вроде бы и нет.

Чен Джу (он — псевдоним, критик, самозванец, сволочь, но не педераст, что нынче, оказывается, в моде… короче, он лучший и безвреден) в очередной раз пробегает по тексту Кирьяна Егоровича. И вот что он видит сквозь лупу времени:

Он видит Туземского дома и видит Туземского, сверяющего тексты с происходящим за стеклом суперской колымаги Renault, собственником которой, разумеется Кирьян Егорович не является. Кто читал «Чочочо» с самого начала, тот это знает. Всё это издевательство — над пространством и второй его составляющей — временем — происходит одновременно. Тьфу, какая тавтология. А ничего не поделать: ни у слова, ни у самого времени достойного синонима нету. Время, да и всё тут. Хоть разбейся.

А что? Никакой ошибки в этих дурацких перемещениях тоже нет: в век постмодернизма всё делается проще, чем кто-либо из «правильных», то есть не задвинутых тьмутараканных читателей может себе вообразить.

Рядом Порфирий Сергеевич Бим.

Туземский советуется с Порфирием Сергеевичем Бимом. И уже вдвоём в пригоже французском режиме дежавю они критикуют начатое произведение Туземского Кирьяна Егоровичу (или просто Киря, здрасьте вам с кисточкой) — вероятного (?) потенциального (!) будущего (?) скорого уже (под старость и в ящик!) беллетриста и прозаика всех самых скучных времён и зауральских народов.

Под зауральскими народами, естественно, подразумеваются народы по обе стороны Урала от Гольфстрима до Камчатки — не меньше. Южная Азия и Ближний Восток по боку: им наше пивное чтиво не интересно.

— Нет, всё-таки это относится к началу.

Решают они сообща. Хотя, поначалу Бим в числе других глав предлагал выбросить и эту: «Это лирика. Нах её».

Флориану он давно простил за галифастые штаны и за особо парижский, но позорный, трущобный какой-то, целуются ли вообще в подворотнях? туберкулёзно-эротический с поносом и глистами поцелуй пса. И стал отмечать уличных собак на предмет усиления литературного образа этого ужасно кусачего, патлатого и слюнявого животного, беспардонно лезущего в человеческую жизнь.

— Ты бы отдельный романчик написал бы такой «Поцелуй пса», я кое-что специально для тебя наблюл, и даже записал, — говорил Бим поначалу. — А ты их (Флориану с Жанчиком) вставил в нашу Европу (после путешествия Европа стала нашей, так, как порой тискают, а после просто «берут» бабу; или покорённой, если говорить о чужой земле) и тем потеснил. Приуменьшил значение нашей победы, понимаешь, нет!?

— С чего она стала нашей, Европа эта? Она как была европейской, такой и останется, — отвечал Кирьян Егорович, злясь.

— Все теперь отвлекаются на «поцелуй», а НАС в Европе не замечают, — говорит Бим. — Вот почему.

— Зачем мне целовать от этого пса? — сердится Кирьян Егорович.

— Чудак-человек! Я про имя существительное, про целый отдельный роман говорю, идея-то неплоха в принципе, а ты мне тут абы как глаголишь! — настаивает Бим. — Ревнуешь чоль к книжке? Так я ж просто советую, как бы спросясь… а не настаиваю.

— Не осилю «Поцелуй Пса». Лучше напишу про Клопов, — продолжает отбиваться Кирьян Егорович.

— О клопах, — поправляет Бим.

— Нет, именно ПРО, — сопротивляется Киря. — Они займут меньше места, они всегда под ногой, под одеялом, ходят со мной на работу, чешут пятки, щекотят грудинку, подсказывают сны и вообще умны, уникальные приспособленцы и загадочней. Вот хочешь, я тебе выдержки прочту?

— Давай, только не томи… — умоляет Бим, он, в общем-то, добрячок, — долготами своими.

И Кирьян Егорович, повеселев разрешением — на манер роженицы в застенке, схватил тексты… это в тот вечер было, когда Бим по пьянке керамическую плитку в санузле Кирьяна Егорыча расколотил… стал зачитывать.

«Каждый зашедший на территорию лаборатории Наска это наш гость. Он не испортит Наску. Ему там скучно. Мы не подвергаем его испытанию, как сделали бы с любым другим изучателем наших линий. Они тупы и мечтают найти в линиях следы инопланетян. Мы поначалу не трогали даже Марию Райх. Хотя она-то и завела пружину. Так же было, отец? Ты же не обманывал нас никогда? У тебя от неё осталось хорошее впечатление? Ты же не знаешь её группы крови, верно? По крайней мере, в нашей библиотеке её пробы нет. Ты с ней пытался наладить контакт? Знаю, пытался, но не насиловал. Просто пробежался по бугоркам. Какой у неё номер лифчика? Я шучу, папа…

— Неплохое начало, — сказал Бим, — особенно про бабу. Кто это такая Мария Райх?

— Не перебивай, — сказал Кирьян Егорович. — После расскажу… если не забудешь.

А выпили уже немало, особенно если учесть, что Бим уже пришёл готовеньким. Ну, мы русские понимаем…

…Мы — исследователи, врачеватели, специалисты по эвтаназии, хирурги и посредники между параллельными мирами… Для того, чтобы жить и развиваться, улучшая себя, нам нужно живительное топливо. Для этого мы ищем правильные вены и лучшие артерии. Без примеси наркоты, СПИДа, сифилиса и алкоголя. Наши предки — неумелые, скромнейшие приспособленцы и питались тем, что доведётся. Но честь и хвала некоторым из них: мы уважаем избранных за самоотверженность и готовность отдать свои жизни ради следующих поколений.

— Вот сам и отдавай, — сказал Бим. — У меня клопов дома нету.

…А мы — нынешняя модификация, избранные мыслящие нашего вида — не такие. Мы научились не только довольствоваться существующим положением вещей, а анализировать, делать выводы, а выводы резво (соответственно скорости наших ног и программ) претворять в жизнь. Мы теперь трансформируем себя сами легко и непринуждённо подобно человеческому детскому конструктору роботов-пугалок. Нам не нужны для этого тысячелетия…

Конец ознакомительного фрагмента.