Шут, Маг, Цирк и его душа

Ярослав Зарин

Как долго Маг расставлял сети на Душу Цирка, как много дорог пришлось пройти ему, чтобы отыскать последнюю. Но теперь путь почти закончен. Осталось лишь протянуть руку и взять… Сможет ли Душа найти себе защитников и спастись?..

Глава 4. Пятёрка жезлов

Июнь пришёл в город с дождями и грозами. Лило чуть ли не каждый день, и хоть к вечеру тучи всегда расходились, но с утра небо снова хмурилось и люди вслед за ним тоже забывали о радости в череде повседневных забот. А в цирке, как и обещал Иван Фёдорович, шёл ремонт. Главный вход в здание был закрыт, потому что в холле заново отделывали стены, и все артисты пробирались на репетиции через узкую боковую дверь, подойти к которой вечно мешала разливающаяся из-за выведенного сюда водостока лужа.

На арене тоже шли работы. Иван Фёдорович задумал сменить все сидения на трибунах, так что на манеже, кроме рабочих, никто не появлялся. Тренировки проходили в большом зале, где находились все необходимые артистам снаряды.

Целыми днями в цирке раздавался шум строительных работ, пахло краской и растворителями, иногда выключался свет — ремонтировали проводку. И хотя внешне здание будто бы уснуло, внутри был настоящий муравейник: туда-сюда сновали строители, всюду высились штабеля стройматериалов, тут и там был разбросан мусор, который неизменно появляется во время ремонта.

Но артистам нельзя было прерываться, даже пока их любимый и родной цирковой дом перестраивался перед новым сезоном. Нужно было поддерживать себя в форме, а лучше ежедневных тренировок ничто в этом не помогало.

Впрочем, Аркадий Медведев ещё занимался общей идеей и сценарием шоу, и никто не мог точно сказать, какие трюки придётся поставить. Поэтому, пока рабочие суетились, а сценарий всё ещё не был утверждён, артисты работали не особенно интенсивно. Тренировки чаще посвящались отработке давно изученного, даже успевшего набить оскомину, материала. Порой артисты просто рассуждали о новой программе, прикидывая, какую идею сценариста придётся оформлять, какие номера нужно будет подготовить.

Влад Беленький и Максим Котик, жонглёры и давние друзья, любили порассуждать об этом с Димой. Сейчас, пока труппа не вошла в режим усиленных тренировок, у всех было время посмотреть чужие выступления и придумать что-то новенькое и интересное. Говорить о жонглировании артисты могли бесконечно, Дима лишь слушал, иногда вставляя пару слов. Ему было интересно, но сам он больше мечтал об акробатике и почти не вникал в тонкости чужого мастерства. Дмитрию так хотелось снова почувствовать полёт над ареной… Но травма никуда не исчезла, и оставалось только слушать, какие снаряды как правильно подбрасывать.

— Вот думаю, если бы объединить выступление гимнастки и жонглёров. Красиво можно было бы номер обставить, — Влад сказал это совершенно внезапно, прервав Макса на полуслове.

— Любопытно, как ты себе это представляешь? — спросил его друг.

— Да вот, послушай…

Дмитрий почему-то представил Ксению и тут же потерялся в собственных мыслях. С последнего представления та была сама не своя. Что-то точно подтачивало её силы. Но вопросы она либо игнорировала, либо отмахивалась стандартными фразами, выдавливая из себя совсем ненастоящую, холодную улыбку. А то и просто проходила мимо, словно и не видела.

Дмитрий снова прислушался к разговору, когда услышал её имя.

–…Ксения могла бы подойти, — голос Влада выдавал его сомнения.

— Я вот тоже думал, — кивнул Максим и выудил из кармана пару теннисных мячиков.

— Хорошая идея, — согласился Дмитрий, хотя о чём именно речь и прослушал.

— Думаешь? — Беленький пожал плечами. — Я хотел к Аркадию зайти, переговорить.

— А это можно, — Макс принялся жонглировать, но внимания на мелькающие всё быстрее мячики будто бы и не обращал. — Может, ему понравится, а может, просто наведёт на хорошую мысль.

— Ну да.

Дмитрий только кивнул, а потом отошёл. Ему необходимо было заняться своими делами, но он медлил, всё ещё раздумывая над загадкой, что тревожит Ксению, которую столько времени безуспешно пытался решить.

Внезапно дверь, ведущая в зал для тренировок, распахнулась так, точно её толкнули что есть сил. Ксения, взъерошенная и явно расстроенная, выбежала в коридор и помчалась к раздевалкам.

— Смотри, опять сегодня не в духе, — прокомментировал Максим.

— Может, ушиблась? — Влад вдруг перехватил мячик у Макса. — Кто её знает…

Дмитрий смотрел вслед Ксении, волнение захватывало его всё сильнее.

А на тренировке акробатов как будто и не произошло ничего особенного. Ксения отрабатывала сложный приём, и за этим наблюдали Валентина и Павел. Они всегда страховали более молодых, помогали справляться с трюками и поправляли их, чтобы исполнение было достойным. Пока Ксения была под наблюдением старших Савельевых, Алиса, Александр, Роман и Марина занимались совместным трюком, и им, напротив, всё удавалось отменно. Здесь же, только чуть поодаль, репетировали и клоуны.

Сегодня Ксения была не в форме самого утра. Она даже в самых простых вещах ошибалась, и Валентине приходилось поправлять её не раз и не два, выбирая лонжу особенно внимательно. От этого Ксения нервничала всё сильнее. Павел заметил это и подумал, что лучше бы той передохнуть, иначе можно и травму получить. Кивнув жене, старший Савельев снова обратил внимание на тренировку группы.

— Ксюша, достаточно пока, — тут же окликнула Валентина. — Тебе сегодня не хватает гибкости, сядь, посиди, потом разомнись и начнёшь заново.

— Что?! — вспыхнула Ксения, спрыгивая на мат. — Зачем мне отдыхать?!

Она была на взводе, это было понятно сразу. Валентина пожала плечами, снова переглянувшись с супругом.

— Отдохни, — миролюбиво предложил Павел. — Сейчас всё получится.

— У меня и так получается, — огрызнулась Ксения, отворачиваясь. — Вы нарочно отвлекаете меня, — она сказала это почти себе под нос, срывая пояс страховки, но Валентина стояла достаточно близко, чтобы услышать.

— Ну как ты можешь? — возмутилась она. — Мы за тебя головой отвечаем. Если ты выполняешь неверно, то и до травмы недалеко.

— Да все вы тут бездарности! — Ксения бросилась к выходу.

Встрёпанная, едва ли не рыдающая, она пронеслась по залу и с силой толкнула дверь. Остальные акробаты молча смотрели ей вслед. Когда дверь с грохотом захлопнулась, Александр Малыхин, муж Алисы, дочери Валентина и Павла, протянул:

— Да уж, сольного номера ей не увидеть, пока она договор с тёмными силами не подпишет. Совсем расслабилась девчонка.

— Ты что несёшь? — спокойно спросил Степан, но было ясно, что он совсем не склонен шутить. — В цирке такое говорить нельзя. Особенно вам, акробатам. Каждый день жизнью рискуете.

Малыхин опустил голову, признавая справедливость слов Кочетова, а может, просто не желая спорить. Алиса тихонько вздохнула — ей тоже были не по вкусу слова супруга.

— Так, давайте продолжать, — сказал Роман, пытаясь поскорее перевести разговор на другую тему. — Марин, у тебя тут не очень гладко было…

Степан грустно взглянул на явно расстроенного Виктора. Тот всё ещё смотрел на дверь, за которую вылетела раздосадованная дочь.

— Успокоится, Вить, — попытался Кочетов утешить его. — Дело молодое. Перебесится.

— Если б только Настя здесь была… — протянул Виктор. — Я, пожалуй, пойду, посижу немного. Потом закончим.

— Как скажешь, — покладисто кивнул Степан. Ему было понятно — дело тут совсем не в усталости, Резниченко, волнуясь за дочь, не мог продолжать репетицию.

Виктор действительно снова ощутил хорошо знакомую боль в груди. Он уже подумывал, что стоило бы записаться к врачу, проверить сердце, но всякий раз откладывал, оттягивал этот момент, не желая признавать за собой подобную слабость. Только вот когда видел свою дочь плачущей, боль возвращалась. Ведь каждая её слеза доказывала — он не справился, не сумел выполнить то, что обещал Насте, не смог защитить Ксению, не смог сделать её счастливой.

…То время было таким лёгким и радостным. Анастасия так любила дочь, всюду старалась брать её с собой, потому Ксения очень рано заинтересовалась гимнастикой, акробатикой, и часто Виктор с нежностью наблюдал за тем, как его малютка-дочь и красавица-жена упорно занимаются в зале, отрабатывая трюки.

Слушая мать, Ксения училась очень быстро, всегда работала с наслаждением и не жаловалась на трудности. Анастасия же окружала дочь любовью и заботой, подстраховывала её, мягко поправляла, если девочка ошибалась.

Виктору нравилось, как они работали вместе. Да и вся труппа, посматривая на эти тренировки, воодушевлялась и занималась лучше, достигая более заметных результатов. Анастасию прозвали Солнышком, а Ксению — Лучиком, и казалось, ничто не изменит установившегося порядка.

Вот только у жизни на этот счёт были совсем другие планы. Теперь воспоминания о тех ярких днях отзывались покалыванием за грудиной, и Виктор не мог справиться с собой. Он выходил из здания, неаккуратно комкая в руке пачку сигарет, прикуривал и смотрел, как льётся с неба прохладный июньский дождь.

Ксения едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Каждый день казался ей новым мучением, но сегодня стало совсем невмоготу. Извечные придирки старших Савельевых, осуждающий взгляд отца… Как она уже устала от этого! Все знают — все! — что она хочет вырваться, получить сольный номер, стать, наконец, заметной на общем фоне. И никто не хочет помочь.

Она перебирала в уме причины. Что это — зависть, конкуренция? Но когда они, всегда бывшие одной семьёй, превратились в конкурентов? Неужели приход нового директора так повлиял на людей, которых она знает всю жизнь?

Ксения с яростью дёрнула застёжку спортивной куртки. Ей больше не хотелось оставаться здесь. Лучше уж пробежаться под дождём, может, завернуть в то кафе, что на углу. Чашка кофе поможет восстановить душевное равновесие…

Она замерла напротив зеркала, потому что краем глаза заметила движение. Конечно, то было всего лишь её собственное взъерошенное отражение, а на миг показалось — это мать.

В последние дни Ксения всё чаще вспоминала о ней. Её улыбка, голос, мягкие прикосновения… Анастасия была очень нежной и женственной, она всем нравилась, такая миловидная и воздушная. И Ксения, безусловно, любила мать, считала её почти волшебницей, а может, феей воздуха, которая вот-вот опять упорхнёт под купол цирка. Там-то ей всегда было так вольготно и легко…

Присев на скамью, Ксения задумчиво посмотрела на своё отражение, но видела вместо него картины прошлого. В первом классе, когда всех просили рассказать о родителях, Ксения так хотела говорить первой. Её собственный детский голосок ещё стоял у неё в ушах:

— Мой папа — шут, он всегда веселит людей. А вот мама — волшебная фея, самая настоящая. И хоть она без крыльев, но летает под куполом. Все смотрят на неё и удивляются. А ещё мама обещала, что и меня научит летать…

Кто-то из класса тогда возмутился, что Ксения всё это придумала, ведь не бывает такого в жизни, но учительница объяснила, как оно есть на самом деле. А сама Ксения только смеялась в ответ на возражения, почти не слушая пояснения учительницы. Она-то каждый вечер видела, как на самом деле мама умела летать…

Смахнув непрошенные слёзы, Ксения встала и начала переодеваться. Детство было таким безоблачным, вот только кончилось слишком резко. Мама исчезла, забрав с собой всё своё волшебство. Воздушная акробатика — это тяжкий труд, никакая не магия.

Ксения распустила волосы и прошлась по ним расчёской, пытаясь успокоиться. Пережить предательство матери было не так просто, ещё тяжелее было понять, почему отец так безропотно это принял, почему не искал, не пытался вернуть Анастасию. Говорить на эту тему Ксения просто не могла, да Виктор и сам как будто бы не горел желанием. Он словно перевернул страницу и продолжил жить, как ни в чём не бывало. Этого дочь ему простить так и не смогла, впрочем, она не простила и спешного отъезда матери.

Какими бы ни были детские воспоминания, они не могли пересилить тоски и боли, что поселилась у Ксении в душе. Всякий раз, вспоминая о светлых днях, она вспоминала и это странное предательство. День, когда она осталась одна.

Одевшись, Ксения снова замерла напротив зеркала. Нужно было нанести макияж, замаскировав следы слёз. Ей так хотелось сейчас превратить лицо в маску, чтобы никто не смог прочесть её чувств. Нужно быть твёрже, не отказываться от своих надежд, не изменять своим мечтам. Пусть весь мир против неё, даже те, кто всегда был рядом. Пусть никто не подставит плечо, но она всё равно добьётся своего.

В этом новогоднем шоу у неё будет сольный номер!

Ксения никого не встретила, пока торопливо шла по коридорам к выходу, но стоило распахнуть дверь на улицу, как она столкнулась с отцом. Виктор растерянно смотрел на неё, держа в пальцах недокуренную сигарету. За его спиной лил дождь. Ксения нервно улыбнулась, вспомнив, что оставила зонт в раздевалке.

— Отец, — сказала она, потому что молчать ещё дольше было бы совсем странно.

— Ксюша, — мягко начал он, но замолчал, как будто не мог подобрать слов.

— Ты опять куришь? — нахмурилась она, тут же представив, как комично это выглядит со стороны.

— Разволновался, вот и… — Виктор, не глядя, бросил окурок в лужу. — А ты куда… без зонта?

На мгновение Ксении показалось, что он сейчас скажет о незаконченной репетиции, но Виктор не стал на неё давить.

— Забыла. В раздевалке, — дочь почувствовала себя неуютно, к тому же холодная водяная пыль, долетавшая с улицы через открытую дверь, внезапно заставила её поёжиться. — Зябко.

— Зябко, — согласился Виктор и наконец вошёл, тут же подхватывая Ксению за локоть. — Зонтик нужно взять…

Она послушно пошла по коридору, чувствуя, как в груди нарастает желание крикнуть, вырваться, убежать. Но вместо этого она двигалась так же медленно, так же спокойно, как Виктор.

— Может, Валентина и не права была, — вдруг вырвалось у отца. Ксения даже приостановилась.

— Не права? — уточнила она, не понимая до конца, что это может значить.

— Не всегда нужно сразу останавливаться, — рассудительно продолжал тот. — Порой дожать нужно. Зачем ей было тебя останавливать-то…

Ксения пожала плечами. Её вдруг немного отпустило, забылись тревожные мысли, будто бы слова отца были той самой соломинкой, за которую она могла уцепиться, чтобы не утонуть в неприятных размышлениях.

— А сам ты что думаешь? — почти робко спросила она, мысленно сразу же приготовившись огрызнуться, если почувствует намерение обидеть или унизить.

— Ты сегодня хорошо работала, только, видимо, ты уставшая. Не выспалась, дочь? — Виктор чуть улыбнулся, примирительно и как-то особенно беззащитно.

— Не выспалась, — повторила за ним Ксения.

— Бывает, — успокаивающе погладив её по руке, Виктор отвёл взгляд. — Ты лучше домой, отдохни.

— Па, — Ксения снова остановилась. — Ты передай Валентине… Павлу… Я извиняюсь.

Они стояли в коридоре, и лампы в очередной раз мигнули, свет стал тусклым, как в ночном поезде. Виктор вгляделся в глаза дочери и кивнул.

— Я передам, конечно. Тебе ведь нездоровится. Два дня уже.

Ксения удивлённо взглянула на отца, едва подавив возглас «Откуда ты знаешь». Ей и правда было нехорошо последние дни.

— Спасибо, — шепнула она. — Я за зонтом…

И поспешила скрыться за дверями раздевалки. Внезапно понять, что отец приглядывает за ней так же, как когда-то в детстве, было и радостно, и грустно.

— Почему же ты раньше мне ничего не показывал, папа? — спросила Ксения в пустоту.

Её зонт стоял у стены, раскрытый. Он ещё даже не высох до конца. Но оставаться в цирке Ксения больше не могла, ей хотелось под ливень, в свежесть и ветер. Только чтобы голова перестала кружиться от смеси эмоций, которые в последнее время совсем вышли из-под контроля.

Проводив дочь до выхода, Виктор вернулся в зал. Некоторое время он наблюдал за тренировкой акробатов, выжидая удобный момент. Задумавшись, он внезапно вспомнил, как Валентина работала с Анастасией. Настя была чуть выше, Валентина крепче и коренастей, одна любила длинные волосы, вторая стриглась под мальчишку. Они были словно слеплены из разного теста — очень воздушная Анастасия и крепко стоящая на земле Валентина. Может, в этом тоже кроется причина разногласий Савельевой и Ксении? Ведь девочка так сильно похожа на мать. Павел вот тоже крепкий, у него совсем другой подход к работе… В этот момент Валентина заметила взгляд Виктора. Он кивнул ей, приглашая отойти. Старшие Савельевы отпустили молодёжь передохнуть и подошли ближе.

— Ксюшу домой отправил, — пояснил Виктор в ответ на вопросительные взгляды.

— Плохо себя чувствует? — понимающе переспросила Валентина.

— Да, — он отвёл взгляд. — Вот, просила передать, что извиняется.

— Да ничего, — Павел взглянул на жену. — Нервы у всех сдают порой.

— Она волнуется, всё о сольнике мечтает, — Виктор вздохнул. — Наверное, хочет хоть так к матери ближе стать…

— Тяжело ей без Насти, — Валентина мягко коснулась плеча Виктора. — Ты не переживай, Вить. Мы же всё понимаем. Девочке хочется чего-то достичь, хочется признания. В конце концов, она молодая ещё, кто из нас в её возрасте об этом не думал.

— Наверное, — Резниченко на самом деле никогда не думал о славе или признании. Ему хотелось совершенно другого. Но поручиться, что именно его точка зрения верная, он бы не смог. Валентине-то, может, было виднее.

— Завтра пусть приходит, как обычно, — вмешался Павел. — Я с ней поработаю. Мне кажется, я знаю, что ей посоветовать.

— Передам. Спасибо, ребята, — Виктор отошёл к Степану, устроившемуся на скамейке.

— Что, домой отправил? — спросил тот почти сразу же. — И верно, ей сегодня лучше бы отлежаться.

— Боюсь, что душа этим не лечится, — Виктор растерянно посмотрел в сторону акробатов. — А мне кажется, у Ксюши именно она болит.

Степан ничего на это не ответил, только головой качнул, вспомнив: «Маленькие детки — маленькие бедки»…

Дмитрий так надеялся переговорить с Ксенией, возможно, расспросить её, что всё-таки случилось, но той не оказалось в зале, когда он заглянул туда под каким-то благовидным предлогом. Уйти сразу Морозов не мог, слишком уж ему хотелось хотя бы издали соприкоснуться с акробатикой. Вспоминая, как он сам отрабатывал трюки, Дмитрий прислонился к стене у двери и заворожённо наблюдал за работой Савельевых.

Пусть смотреть, как другие делают то, что тебе уже недоступно, было немного грустно, но всё-таки Морозов словно отрывался от земли вместе с другими акробатами, почти чувствовал, как слаженно работают мышцы, как покоряется сложный приём…

— Эй, Дима, — прервал его размышления Геннадий. Его тренировка начиналась позже, чем у других.

— Привет, — отозвался Морозов, пожимая ладонь эквилибристу.

— Что, мечтаешь? — Дикий кивнул в сторону акробатов.

— Да вот, помаленьку, — Дима смущённо улыбнулся.

— А я вот думаю, что в новом сезоне этакого показать, да никак всё… — Геннадий взъерошил волосы. — А что это Ксении не видно?

— Она, видимо, приболела, — Дима нахмурился, он всё ещё волновался за девушку.

— Бывает. Пятый день льёт без продыха, тут и простыть недолго, — Дикий кивнул клоунам, сидящим на скамье. — Ладно, пойду, что ли, делом займусь.

— А ты не был у Аркадия случайно? — спросил Дима. — Может, он хоть тебе что-то сказал по поводу нового шоу?

— Был, только мы чуть повздорили, — Геннадий усмехнулся. — Насмотрелся он на канадские цирки, теперь пытается их технический уровень нам приписать. Вот только у нас таких снарядов нет. Поговорили…

— Понятно, — Морозов не стал вникать в подробности. — Ну ладно, работай.

— Да уж, — и Дикий пошёл прочь.

Дима проводил его взглядом и тихонько выскользнул из зала. Растревоженные переживания снова принялись терзать его. Прикинув, сколько ещё осталось сделать, Дмитрий отправился в буфет: у него нашлось свободное время, чтобы выпить чаю.

Екатерина Марковна встретила добродушно, но почти сразу заметила — что-то не так.

— Ты чего, Димка, нос повесил? — спросила она, ставя перед ним чашку.

— На тренировку акробатов смотрел, — признался Морозов.

— И что там, на арену захотелось или с Ксенией проблемы? — Екатерина облокотилась о стойку, рассматривая Диму особенно внимательно. — Уверена, что второе.

— И то, и другое, помаленьку, — Морозов вздохнул. — Смотреть, как другие тренируются, и приятно, и больно. А Ксения вот приболела сегодня.

— Не травма? — озаботилась Марковна.

— Нет, вроде ничего такого, — вздрогнул Дима. — Домой её отец отправил. А раньше она такая расстроенная выскочила из зала…

— Да она сейчас всё время как не в себе, — Екатерина вздохнула. — Да ты пей, чего чай студишь. Посмотрим, может, ремонт этот кончится и всё в норму придёт?

— Может, и так, — Дима послушно отпил глоток. — По крайней мере, очень надеюсь на то.

Екатерина Марковна кивнула, бросила взгляд в сторону залитого дождём окна.

— Ишь, как льёт, — вырвалось у неё. — Стихия какая.

Дмитрий посмотрел в ту же сторону и вспомнил вдруг такой же июньский день.

Они вместе с Ксюшей сидели у окна и смотрели, как дождевые струи взбивают в луже крупные пузыри.

— Смотри, как шампунь, — удивилась Ксения.

— Да, — согласился он. — Почему не каждый дождь так?

— Не знаю, — протянула Ксения.

Полчаса назад они под присмотром родителей кувыркались на матах и у Ксении выбились волосы из косы. Теперь в электрическом свете вокруг её головы вспыхивал ореол.

— Ты как ангел, — сказал тогда Дима, едва это заметил. Она смущённо хмыкнула.

— Нет, мама моя — ангел. Она летать умеет.

Дима обернулся: Анастасия Резниченко как раз отрабатывала трюк на трапеции.

— Ты тоже будешь летать, — уверенно заявил он своей подруге. — Обязательно будешь.

Ксения скромно пожала плечами, но в глазах её читалась уверенность.

Куда вот только она подевалась сейчас?

Вынырнув из своих воспоминаний, Дмитрий быстрыми глотками допил остывший чай. Екатерина лишь качнула головой.

— Пора мне, — Морозов поднялся.

— Зайдёшь вечерком? — Марковна взяла в руки пустую чашку.

— Может, если дел каких не привалит.

Проводив его взглядом, Екатерина Марковна только вздохнула. С начала июня ей было тревожно. Странное смутное беспокойство накатывало, как волна, и она всё не могла понять, в чём же дело. Может быть, конечно, всё объяснялось просто — всегда тяжело видеть, как меняются привычные порядки. Но всё-таки Екатерина не хотела отмахиваться от своих ощущений только по этой причине. Нет, ей казалось, что затевается что-то совершенно необычное. Похожее она чувствовала около десяти лет назад, только сейчас было уже так трудно ворошить подробности.

Не тогда ли пропала мать Ксении?..

Припоминая, Екатерина Марковна механически натирала чашку губкой. Чёткие картины всё никак не приходили. Казалось, маячила важная деталь в этой истории, но совершенно нельзя было понять — какая.

Дождь за окном всё шуршал и шуршал, как будто тысячи людей шептались в цирке, где погасили свет перед началом представления…