Человек в шляпе в стране Ксанад

Ярослав Бабкин

Действие романа происходит в альтернативной реальности середины 30-х годов XX века. Доцент Танкред Бронн приходит в себя в центре Азии и обнаруживает, что ничего не помнит о событиях последних месяцев, в то время, как местные власти вовсю разыскивают его как похитителя наследницы престола. Танкреду ничего не остаётся, как отправиться на поиски принцессы и собственных воспоминаний. Удастся ли ему восстановить своё честное имя и выяснить, что же с ним случилось?

Глва третья

Эрика удивлённо покачала головой

— Никогда бы не подумала, что у тебя могут быть ТАКИЕ знакомства. Твоё прошлое куда насыщеннее, чем мне всегда казалось.

— Между прочим, у кого-то, не буду показывать пальцем, в друзьях тоже оказался некий трансильванский граф, — парировал я, продолжая вертеть в руках конверт.

— Подумаешь, граф. Не королева же.

— Ну, Эрика. Семнадцать лет прошло. Тогда она ещё не была никакой джунгарской королевой. Всего лишь обычной русской княжной…

— Обычной русской княжной. Конечно. Как же я не подумала. Они ведь просто на каждом углу встречаются, эти русские княжны. Как мухи. А особенно часто на них натыкаются военнопленные.

— Ладно, ладно. Просто необычное стечение обстоятельств. С каждым может случиться.

— Может с каждым. Но с тобой, Танкред, подобные стечения обстоятельств отчего-то случаются едва ли не постоянно.

— Не ты ли как-то жаловалась, что мы ведём скучную и обывательскую жизнь?

Эрика сделала вид, что не заметила иронии и спросила.

— И что нужно от тебя сей коронованной особе?

— Её величество желает узнать, не могу ли я оказать ей честь помочь в обучении её дочери иностранным языкам и истории… кстати за довольно неплохое жалование.

— Дочери? Она решила, что ты школьный учитель?

— Ей шестнадцать. В смысле дочери. Хотя не думаю, что им сложно устроить девочку в любой университет какой им захочется.

Эрика задумалась.

— Шестнадцать… Сколько ты, говоришь, прошло лет с тех пор как ты встретил её мать?

— Семн… Но… Ты же не думаешь?

Я глянул в лицо Эрике и понял, что вот именно это она и думает.

— Нет. Нет. Погоди. Сейчас, — я судорожно начал рыться в конверте.

— Что ты надеешься там найти? — мрачно поинтересовалась Эрика, — свидетельство о рождении?

— Лучше. Фотографию. Вот.

Я протянул Эрике фотокарточку.

— Это принцесса Санджирма.

Эрика покрутила в руках снимок, разглядывая улыбающееся скуластое лицо девушки.

— Очаровательная джунгарская княжна. И что ты мне этим хочешь доказать?

— Именно. Джунгарская. А её мать — русская.

— И?

— Я настолько похож на монгола, чтобы у нас была такая очаровательная джунгарская дочь?

— Убедил, — Эрика вернула мне фото, — и что ты собираешься ей ответить?

Я замялся.

— Ну. Просто. Мне отчего-то кажется, что обучение это лишь повод. Она хочет мне что-то сообщить.

— Надеюсь не то, что у принцессы есть сестра…

— Не начинай.

— Ты же не поедешь?

— Я… Я не знаю. Наверное, лучше будет съездить, пока каникулы, выяснить, в чём дело и вежливо отказаться. Ну или уговорить её направить принцессу в наш университет, я всё равно буду читать курс в весеннем семестре.

— А написать никак? — с надеждой спросила Эрика.

— Всё таки коронованная особа… Но мы можем поехать вместе! — я взглянул в лицо Эрике и добавил, — извини, это плохая идея.

— Все твои сегодняшние идеи до единой — не самые выдающиеся, — заверила она меня.

— Только туда и обратно. Должно быть что-то, из-за чего она обо мне вспомнила.

— Твой авантюризм, Танкред, рано или поздно тебя погубит. Ты действительно не знаешь, в чём может быть дело?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Даже понятия не имею. Это ведь семнадцать лет назад было!

Когда-нибудь я брошу врать…

— Пьянчини, Джузеппе, 9-й кавалерийский Неаполитанский… лейтенант…

— Налево, следующий.

За дверью пахнет миром. Цветущим садом, морем, едва заметно — нефтью от громоздящихся на окраине вышек. Тень листвы рябит на пыльном асфальте плаца. У ворот деловито стучит молотком усатый грузин сапожник, латающий обувку разомлевшему часовому. И никакого пороха, никаких выстрелов, никаких газов. Всё. Война кончилась. По крайней мере для нас.

Пленные щурятся от южного солнца, нестерпимо яркого после темноты барака, но не идут в тень, подставляя бледные небритые лица тёплому свету.

— Морской болезнью страдаете? — ухмыляется сидящий в тенёчке возле бочки с водой молодой караульный.

Я перестаю щуриться и отворачиваюсь от неба.

— Чем?

— Укачивает? — караульный облокотился щекой о поставленную между сапог винтовку, хитроватая улыбка морщит его облупленный на солнце конопатый нос.

— Нет… вроде.

— Ну, ну.

— Нас же по железячной дороге в дом повезут? — путаясь в непривычных русских словах спрашивает ефрейтор Хропачек.

— Как же… — караульный ехидно кивает на голубое зеркало моря — в Закаспийские лагеря поплывёте. Революция у вас.

Стройный аккуратный чиновник оглядывает запылённый строй у затерянного в степи полустанка.

— Солдаты! — у него хорошо поставленный адвокатский голос и безукоризненное произношение, — я представляю чрезвычайную комиссию по надзору Закаспийского округа. Мне доложили, что вы категорически отказываетесь от щедрого предложения нашего правительства.

Строй загудел выкриками:

— Вы не имеете права… это нарушение конвенции о военнопленных… вы не можете заставлять нас работать… обязаны вернуть нас домой… перемирие…

Конвойный казак с жёлтыми лампасами на сизых шароварах досадно сплёвывает в пыль.

Чиновник поднимает руку. Строй чуть затихает.

— Вы совершенно правы. Перемирие. Не мир. Революция потрясает Тройственную монархию, император Леопольд отрёкся и нам просто не с кем сейчас заключить мирный договор.

Толпа взрывается возмущёнными криками. Казаки подбираются, где-то клацает затвор. Седоусый вахмистр со вздохом качает головой и поворачивается к чиновнику.

— По краю ходите, Александр Фёдорович…

Тот лишь улыбается, заложив руки за спину, и ждёт. Погалдев, строй утихает. Чиновник делает полшага вперёд.

— Российское правительство никоим образом не желает задерживать вас, но пока не будет заключён полноценный мирный договор, вам придётся оставаться на нашей территории. Однако, чтобы облегчить ваше положение мы готовы дать вам работу. Оплачиваемую, замечу, работу. Все, кто примут участие в строительстве Трансвосточной магистрали, могут рассчитывать на получение жалования по нормативам, принятым для вольнонаёмных рабочих, а также и усиленного питания.

Снова крики и шум. Снова улыбка и ожидание.

— Мы никого не принуждаем. Кто не желает — может оставаться в лагере. А добровольцы — шаг вперёд.

Вахмистр Кубелик подталкивает меня в плечо.

— Вызывайся, взводный…

— Что, вахмистр, никак оголодал совсем?

— Да чёрт с ним с пайком… Ты в бараке сидеть в потолок глядя — не озвереешь?

— Да уж выдержу как-нибудь…

–… да и сбежать со стройки проще.

Я бросаю удивлённый взгляд на вахмистра и делаю шаг вперёд.

Равнина. Холмы. Земля, сквозь плоть которой выступают скальные кости. Низкая пожухлая трава. И пронзительный горный воздух, такой непривычный на почти ровном месте. В низинке тянется змеиным хребтом железнодорожное полотно. Рядом копошатся рабочие. Кто в гражданском, кто в запылённой и выцветшей форме. Вахмистр Кубелик смотрит в густо аметистовое безоблачное небо над степью и затягивается папиросой.

— Не куришь, взводный?

— После газовой атаки — нет…

— Я договорился с Хольцки и капралом Болдини из второй бригады. С ними нас будет семеро.

— Не нравится мне эта затея. Голая степь. Как цыплят на дворе переловят.

— Южнее, на сопках, есть старые каменоломни и шахты. Там можно укрыться. До южной границы всего километров сто, а до восточной немногим больше. Уйдём в Коканд или Джунгарию, а там сразу в британское консульство. Англичане нам считай, что союзники, не выдадут. А там уже можно и домой. Или куда хошь. Весь мир открыт.

— Вот только эти сто километров надо как-то пройти.

— Отобьём коней у местных. Нужно лишь оружие. А верхами по степи… Я гусар или не гусар, в конце концов?

— Ты-то гусар. А я — пехота, — скептически разглядываю стоптанные и готовые в любой момент испустить дух импортные армейские ботинки, подарок британской короны воюющей Тройственной державе.

— Ну, жить захочешь, верхом поедешь. Сам понимаешь — мариновать нас здесь будут до второго пришествия господа нашего, — вахмистр вдруг набожно крестится, — и дело не в мирном договоре. Война там у нас. Гражданская. И каждый отпущенный здесь пленный — там солдат. А русским не нужны там лишние солдаты.

Я лишь молча оглядываю степь и перебрасываю колосок в другой угол рта.

Вахмистр Кубелик сладко потягивается, и добавляет.

— Сейчас самое время. Тигр вчера ещё одного киргиза в тугаях задрал. Конвойные теперь больше сами себя стерегут. К тому же на инспекцию путей какая-то важная шишка к нам заехала. Говорят, чуть ли не князь из Петербурга. Да ещё со всей семьёй. Так что почитай добрая половина казаков теперь не нас караулят, а смотрят, чтоб зверюга кем из вельможных гостей перекусить не вздумала. Другой такой удачи может уже не выпасть…

На склоне хрустят камни. Я снова передвигаю колосок по зубам, и мы с вахмистром поворачиваемся. Над бугром появляется разгорячённое красное лицо под сизой фуражкой с жёлтым околышем.

— Кончай гулять. Ваша смена.

Вахмистр бросает окурок, и мы не торопясь бредём вниз, к недостроенным путям, незавершённой работе и почти законченным планам.

Ботинок всё ж таки лопнул. Теперь бултыхается по ноге, мешает бежать. Надо было не жадничать, купить у хитрюги Мольцкера новую пару. Ну и что, что на размер больше. Не меньше же. Лишнюю портянку накрутить…

Посвист и стук копыт уже ближе. Оглядываюсь. Догоняет. Лицо азартное и злое. И в руке не нагайка — шашка. Паршиво дело. Рубить будет. Чёртов Кубелик. «Никто и не заметит, все князя да княгиню с княжной охраняют, а кто не охраняет — тигру по тугаям ловят». Трепло. Если все там, то кто, скажите на милость, нас сейчас по степи гонит?

В бурьяне на склоне дыра, окаймлённая гнилыми досками. Каменоломни. Да! Кубелик — ты гений!

Как в омут, головой вперёд ныряю в полузаваленную дыру. Пыль, щебёнка, темнота. Отплёвываясь, качусь вниз, обдирая руки, Вроде слышен треск рвущегося сукна. Так, мундир тоже приказал долго жить. Над головой на секунду вспыхивает свет — видать второй ствол шахты — за ним снова темнота, пыль и камни. Поворот, ещё один. Дно.

Сверху голоса. Похоже, лезть им неохота. Ну и ладненько, ну и молодцы. Оружия у меня всё равно нет, но булыжников вокруг хватает, а может и кайло брошенное нащупаю.

Что-то с металлическим стуком катится вниз по стволу. Решили покидать в меня камни? Чёрт! Граната! Фронтовая привычка вжимает лицом в сухой каменистый пол. Он вздрагивает и наступает тишина.

Темнота вязкая и густая. Во рту противный известковый привкус. Ничего не видно, лишь прощупываются под руками камни. Блиндаж накрыло. Надо выкапываться. Наверху тихо, значит, обстрел закончился… Нужно надеть противогаз. Перед атакой обязательно будет газомётный залп. Он всегда бывает. Где мой противогаз. Почему у меня нет противогаза?

В голове что-то щёлкает и приходит осознание, что война кончилась. Плен. Лагерь. Трансвосточная железная дорога. Побег. Шахта. Граната. Они бросили вниз гранату. Но я выжил. Интересно, почему? Неважно.

Я наскоро пытаюсь себя ощупать. Тело саднит и болит считай везде, но это от бега и падения. Руки-ноги двигаются, дышать могу, кашля нет, крови особо не нащупывается. В голове лишь слегка звенит. Вроде цел. Ничего не вижу, но так шахта давно заброшена. Откуда здесь свету взяться? Стоп. У меня был коробок спичек.

Огонёк кажется почти нестерпимо ярким. Но это хорошо. Я могу видеть. Надо попробовать выбраться. Скорее всего они решили, что меня убило гранатой и ушли.

Выбираюсь за поворот и упираюсь в груду камней, из которых торчат обломки прогнившей крепи. Взрывом обвалило потолок. Скверно. Пламя обжигает пальцы, я с чертыханием выбрасываю спичку и трясу в темноте рукой. Попробуем идти в другую сторону. Там вроде был туннель. Может он выведет на свет?

Если в итоге он и ведёт наружу, то очень не сразу. Бреду уже долго. Часто наощупь — стоит экономить спички. К счастью боковых штреков нет, так что сбиться с пути некуда. Хуже, что воды тоже нет. В шахте сухо и душно. Хочется пить. Не думал, что под этими пыльными, выжжеными солнцем, холмами такие пещеры. Интересно, кто и когда их вырубил? Не монгольские же ханы?

Вспомнился Кольридж.

Где Альф бежит, поток священный,

Сквозь мглу пещер гигантских, пенный

‎Впадает в сонный океан.

Не скажу про океан, но вот поток священный был бы весьма кстати. Или хотя бы просто ручеёк. Да и лужа бы сошла.

Вдруг ощущаю, что и без спички могу что-то разглядеть. Поднимаю руку и шевелю пальцами. В полумраке движутся их чёрные силуэты. Ура. Похоже, я угадал. Туннель ведёт на свет.

Проход завален крупными обломками, но вполне можно протиснуться. Лучи падают отвесно сверху. Судя по всему, обвалилась часть туннельного свода, образовав идущий к поверхности узкий разлом. Приглядываюсь — вряд ли можно будет вылезти. Скверно.

— Не подходите, я буду стрелять!

После тишины подземелья голос кажется неожиданно пронзительным и громким. А может он и действительно такой высокий. В полумраке виднеется ствол и барабан, с медными рыльцами патронов. Карманный дамский револьвер. Его водит из стороны в сторону чуть не от стены до стены.

— Я не шучу!

Голос женский. Я поднимаю руки.

— Не стреляйте. Я безоружен.

— Это ничего не значит. Я знаю, что беглецы — штурмовики и гвардейцы. Самые отпетые. Головорезы. Вы же не думали, что я не узнаю ваш мундир?

Я окинул взглядом едва прикрывавшие меня изорванные, запылённые лохмотья неопределённого цвета.

— Честно говоря, это меня удивило… Я бы точно не узнал.

— Не пытайтесь заговорить мне зубы. Если что — я сразу стреляю!

Приглядываясь могу различить за револьвером забившуюся в угол фигурку в походном жакете с пробковым шлемом и юбке для верховой езды. Правая нога в высоком ботинке нелепо отброшена в сторону. Испуганное бледное лицо напоминает маску без губ, с одними широко раскрытыми глазами. Сжимающие револьвер руки дрожат и ходят ходуном. Если она в меня и попадёт — только случайно. Или рикошетом. Стрелять в заваленной камнями тесной пещере — не самая лучшая идея.

— Я так понимаю, вы сюда упали? — не опуская рук, киваю на пролом над головой.

— С чего вы взяли?

— Ну… а как ещё вы могли здесь оказаться?

— Просто… просто гуляю.

Я не сдержался и фыркнул.

— А что вы смеётесь?!

Девушка сперва нахмурилась, потом замолчала, и её саму стал разбирать смех.

— Перестаньте меня смешить, или я не смогу в вас попасть…

— В этом и заключался мой коварный замысел. Что у вас с ногой?

— Я… она… а с чего вы вообще взяли, что у меня что-то с ногой?

— Если бы с ней всё было нормально, не думаю, что вам было бы удобно так сидеть.

— Я… я её немного ушибла, — девушка чуть заметно прикусила губу.

— Боюсь, что вы могли её сломать. Если так — то вы поразительно мужественно держитесь.

— И что с того?

— Если вы уберёте револьвер, я мог бы попробовать помочь… Если что — меня зовут Танкред.

— Странное имя…

— Есть немного. Так как насчёт револьвера?

Девушка колебалась.

— А вы на меня не броситесь?

— Я похож на того, кто может броситься на раненую девушку?

Она скептически окинула взглядом мою помятую фигуру.

— Ещё как.

— Ну ладно. Тогда могу только пообещать, что бросаться не буду.

— Хорошо, — девушка уронила руки с револьвером и бессильно откинулась на каменную стену.

Нога была вывернута и рассечена чуть выше щиколотки. Стопу защитил жёсткий высокий ботинок. Я подобрал валявшийся среди камней деревянный стек и начал отдирать полосу ткани от полы мундира.

— Что вы делаете?

— Шину, — я свернул в клубок импровизированный бинт, — и отложите подальше револьвер, пожалуйста.

— Это ещё зачем?

— Я попробую вправить. Это может быть очень больно. Вдруг вы случайно выстрелите…

— Боитесь, я вас застрелю.

— Не боюсь. Но вот вторую ногу себе прострелите запросто…

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — она оттолкнула от себя оружие.

— «Я тоже надеюсь» — подумалось мне.

Дальше по проходу было ещё несколько провалов, поэтому идти было не так темно, как вначале.

— Кстати, меня зовут Вероника. Можно просто Ника…

— Странно, я думал будет Вера.

— Это было бы слишком банально…

— А вы любите оригинальность? И пожалуйста, держитесь крепче, но при этом старайтесь меня не задушить.

— Я стараюсь, но вы постоянно спотыкаетесь…

— Это возмутительно, но никто не нашел времени здесь подмести. Постоянно что-то попадается под ноги.

— Вы всегда такой многословный.

— Нет, только когда несу красивых молодых женщин.

— Я могу идти сама…

— Не можете.

— А вдруг это просто вывих?

— Может быть. Но идти по этим камням вы всё равно не сможете…

— А вы правда были… ну… этим?

— Отпетым головорезом?

— Нет. Гвардейцем.

— Не был. Я штурмовик.

Вероника замолчала.

— Надо сделать привал.

Она разжала руки и сползла на пол, охнув, когда зацепилась больной ногой.

— Я думала, вы гвардеец.

Я молча кивнул. Дыхания на ответ уже не хватало. Последние полчаса шахта шла на подъём.

— Вы такой галантный. Вы должны были быть именно гвардейцем, а не штурмовиком…

Я пожал плечами.

— А кем вы были до войны? — не унималась девушка.

— Студентом-неудачником.

— Я так и подумала…

— Что неудачником?

— Что студентом. А вы от природы такой язвительный?

Я понял, что действительно вёл себя уж слишком раздражённо. Понятное дело, с раненой девицей на руках о побеге можно больше не думать. Но не мог же я её просто бросить? Или мог? Война меняет человека. Каждого. Просто никому не дано предугадать, как именно. Я видел, и как домашние, милые и глубоко интеллигентные мальчики превращались в умелых хладнокровных убийц, и как записные храбрецы бросались на дно окопа и цеплялись за всё подряд, только бы унтер не вытащил их за бруствер. А насколько изменился я? Во что превратился за проведённые на фронте годы бывший гимназист и завсегдатай школярных забав и приключений?

— Простите. Сейчас я передохну, и мы пойдём дальше. Судя по запаху скоро должен быть выход.

Вероника принюхалась.

— Это и есть «запах свободы»? Я бы сказала, что какой-то прямо-таки конюшней пахнет. Или хлевом.

— Не думаю. Просто какие-то звери. Но раз звери, значит, где-то недалеко есть выход.

— Ой! — Ника испуганно моргнула, — я забыла револьвер. Там, во время перевязки.

— Ну забыли, значит, забыли, — револьвер благополучно лежал у меня в кармане, но девушке совершенно необязательно было об этом знать.

— А вдруг это тигр? Тот самый? Людоед?

— Не думаю…

— Я слышала хищники любят прятаться в пещерах. Может и он где-то здесь таится.

Девушка испуганно огляделась, как будто ожидала увидеть тигра прямо вот тут, в тесном коридорчике.

— Тогда нам крупно не повезло.

— Если бы у нас был револьвер…

— Он бы нам не помог. Это игрушка. Тигра ею не убить. Беритесь мне за шею. Мы идём дальше.

Тигра этим револьвером действительно не убить. А вот человека можно. Особенно в упор. И если он этого не ожидает. Интересно во что же я всё-таки превратился?

Воздух стал свежее и, судя по пробивавшемуся откуда-то спереди едва заметному свету — выход действительно близко. Под ногами стали попадаться отдельные признаки жизнедеятельности неких организмов. К счастью мне пока удавалось в них не наступать. Хуже были подозрения о том, какие именно организмы здесь жили.

— Я что-то слышу, — пробормотала Ника прямо над моим ухом.

— Спускайтесь и зажгите спичку.

Она послушно чиркнула. В проходе кто-то недовольно заурчал.

— Там кто-то есть!

Она выронила спичку и дрожащими руками зажгла вторую. Урчание приблизилось.

— Это тигр?!

Это было хуже. Это был медведь.

Шансы что-то сделать с огромным, крепким на рану зверем выстрелом из миниатюрного дамского револьвера — более чем призрачны. Разозлить разве. С другой стороны, шансы, что если ничего не делать, то всё обойдётся, ещё призрачнее. С третьей стороны, как утверждали прочитанные мною книги, схватив одну жертву, медведь забывает о других. Оставалось только выбрать, как поступить.

— Отползайте назад, я его задержу!

Обычно принято считать, что атакующий медведь встаёт на дыбы и громко ревёт. Ничего подобного. У нападающего зверя на редкость сосредоточенный и спокойный вид. Он ведь отлично знает, что намеревается сделать.

До него оставалась пара шагов, когда он дал мне шанс. Как только розовая пасть с жёлтыми притупленными клыками распахнулась, я выстрелил в неё столько раз, сколько успел. А потом мохнатая туша сбила меня с ног и ударила о камни.

— Кто-нибудь помогите! Спасите!! На помощь!!!

У Ники был отличный голос. Далеко слышный. Наверное, даже сверху.

Я промычал что-то невразумительное.

Девушка перестала звать на помощь.

— Ты жив?!

— Кажется… Но эта туша довольно тяжёлая. А меня прилично приложило об пол. Ты не могла бы помочь мне выбраться?

— Ты не сказал, что подобрал мой револьвер…

— Ты не спрашивала…

— Обманщик!

— Попробуй отвалить в сторону эту лапу. На раз-два…

Выход был действительно рядом. Правда теперь хромал уже и я, поэтому добрались мы туда не сразу. Воздух снаружи был чист и дурманящ от запахов полыни и свободы.

— Смотрите! Вот они!!

— У него оружие!!!

— Скорее!

— Окружайте…

— Немедленно отпусти заложницу, негодяй!

— Брось револьвер!

— Она ранена!!

— Если он её хотя бы пальцем…

От яркого света я не мог толком понять, кто кричит и сколько их.

— Не стреляйте! — это уже была Ника, — не стреляйте!

Её не послушали. Кто-то из поисковой партии был неплохим стрелком. Я откачнулся и у меня перехватило дыхание.

— «Сквозное в грудь. Вот и всё. Хотя бы быстро».

— Не-е-ет! Что вы наделали?!

— Быстрее! Он ещё может в неё выстрелить…

— Кто-нибудь отберите у него оружие…

— Не смейте его трогать! Он меня спас! Да позовите же доктора!

А в этих местах на редкость красивое небо… а вот земля — жёсткая.

Врач посмотрел на градусник и отдал его сестре.

— Вы поразительно везучи, молодой человек.

— Не то слово… Пройти войну и получить пулю ни за что…

— Э, не берите в голову, — отмахнулся врач, — она не задела ничего важного, и что просто поразительно — у вас не развилось пневмонии! Вот это уж действительно везение. Да. И к вам гости.

— Вероника?

Она ещё прихрамывала и опиралась на палочку.

— Доктор сказал, что вы идёте на поправку. К счастью пуля задела лишь край лёгкого.

— У вашего друга верная рука и хороший глаз, но на моё счастье он слишком поторопился с выстрелом.

— Они решили, что вы меня похитили.

— Ничуть их не виню. В конце концов, что им ещё оставалось?

— Я ваша должница. Не думала, что выберусь оттуда живой.

— Мы квиты.

— Как? Я ничего не сделала, даже не смогла помешать им выстрелить!

— Вы сделали куда более важное. Благодаря вам я смог понять, во что превратился.

— О чём вы говорите?

— Не обращайте внимания. Просто я понял кое-что для меня очень важное. По сути это я ваш должник теперь.

— Как скажете. Но тогда имейте в виду, что если мне вдруг понадобится человек, способный меня защитить от самых страшных опасностей, я буду знать, к кому обратиться.

Она улыбнулась.

С тех пор прошло семнадцать лет.