Она любила убийцу

Янина Хмель, 2022

Эта история не о любви. Эта история о том, как тесно переплетено прошлое и настоящее. О том, что лучше вовремя сказать любимым правду, чтобы потом она неожиданно не всплыла в самый неподходящий момент. В день похорон отца Рита случайно узнаёт, что он не был ей родным. Мать отказывается рассказывать ей что-либо о настоящем отце. Не найдя компромисса, они ссорятся, и Рита уезжает из города. Но звонок из больницы с номера матери вынуждает Риту забыть обиду и вернуться. Лиза сломала бедро, её нельзя оставлять одну. И мать с дочерью принимают решение продать дом и вместе переехать в столицу. Во время сбора вещей Рита находит в подвале дома коробку, где собрана вся правда о её родном отце. Теперь Лизе не утаить от дочери своё прошлое. Эта история о болезненной любви жертвы к человеку, который покушался на её жизнь…

Часть I

2022. Март, 7

Я никак не могла заставить себя войти в дом. Прильнула пульсирующим виском к холодному косяку входной двери и прикрыла глаза, представляя, что сейчас открою… а на месте огромного ящика из тёмно-бордового дуба посередине гостиной будет стоять наш обеденный стол.

Мама держалась хорошо, ни одной слезинки не проронила, нацепила на лицо отстранённую маску с такой же лёгкостью, будто повесила на дверь табличку «не беспокоить».

Да и мне так и не удалось поплакать. Наверное, не осознала.

Ведь ещё вчера вечером я прижималась к тёплой груди и прощалась до следующих выходных, ощущала на своих плечах тяжёлую руку, а на макушке — острый подбородок. А сегодня ночью мама позвонила и сказала, что он умер во сне.

Ничего не предвещало беды. Одно дело, когда человек тяжело болен, и ты понимаешь, что в любую минуту его может не стать. Даже готовишься к этому. Но когда это случается внезапно — мир вокруг будто замирает. Хочется переспросить у судьбы: ты уверена? может, это ошибка…

От ещё тёплых воспоминаний замёрзшее сердце будто оттаяло, и по щекам, наконец, побежала вода. Я заступила за дверь, чтобы никто меня не заметил, вытерла щёки ладонями и указательными пальцами провела по ве́кам и под глазами.

Я не хотела ни с кем столкнуться, потому что не знала, как отвечать на соболезнования. Даже избегала маму, потому что не знала, какими словами могу поддержать её. Я, у которой слова — это рабочий инструмент, не могла подобрать нужных для родного человека.

Из своего укрытия я слышала, как трескало пламя свечи, что стояла у папиного изголовья. И даже шёпот маминой подруги долетел до моих ушей:

— Вы так и не рассказали Рите?

Голос затих, а треск пламени, наоборот, усилился и стал громче.

Я насторожилась и непроизвольно выглянула из-за двери, будто кто-то взял меня за плечи и переставил с одного места на другое. Тётя Майя сидела спиной к входу, а мама напротив неё. Мама подняла голову, встречаясь со мной взглядом, только она открыла рот, чтобы перебить тётю Майю, как та продолжила:

— Ты сама расскажешь? Это была ваша общая тайна, да и Андрей растил её как родную…

Я быстро заморгала, встряхнула головой и скривилась. Но вместо того, чтобы развернуться и уйти, я шагнула в гостиную, не сводя глаз с маминого лица. Оно стало одного цвета с подушкой, на которой лежала папина голова. Мама выдохнула. Треск от пламени стал громче, как будто свечу поднесли к моим ушам.

— Что? — выдохнула я, не узнавая свой голос. Губы дрожали, отчего, казалось, задрожала каждая буква столько коротенького слова.

Тётя Майя обернулась и прижала ладонь ко рту.

— Это правда? — Мой голос снова обрёл прежнюю уверенность. — Кто тогда мой родной отец?

Мама молчала. Тётя Майя поднялась и оставила нас наедине, понимая, что продолжение разговора её не касается. Она виновато опустила голову и, проходя мимо мамы, коснулась её плеча.

— Кто? — повторила я громче, смотря маме в глаза.

— Ри…

— Ты не скажешь, — поняла я по её ожесточённому взгляду.

— Прости, — закрыла глаза она. Но ни вины, ни сострадания в её голосе не слышалось. Как будто: «Прости, но это не твоё дело».

На кладбище я стояла в стороне, ни разу не посмотрев на маму, а когда мы вернулись домой, потребовала объяснений.

— Ты ещё не готова, — как заученную фразу повторяла мама. Безэмоционально. Всё с той же маской на лице: «не беспокоить».

— Что прикажешь мне делать с тем, что я услышала? Дофантазировать?

— Я дала обещание твоему… — она сглотнула, — …отцу.

— Прекрасно! Какому из?

Мама ничего не ответила.

Я сжала руки в кулаки и зажмурилась.

— Если бы Майя не проговорилась… — я открыла глаза, встречаясь с мамиными, — ты собиралась вообще мне сказать?!

— Нет.

— Здорово! — Я всплеснула руками, случайно задев фотографию на комоде.

— Послушай…

Я схватила упавшую рамку и отшвырнула в стену. Мама вздрогнула.

— Кроме правды, ничего не хочу слушать. Это несправедливо!

Я никогда не позволяла себе повышать голос на маму, а сейчас кричала. Мне было стыдно, но я не могла остановиться, слова срывались с губ быстрее, чем я успевала подумать, что хочу сказать.

Мама всегда была строгой со мной. Иногда мне казалось, что в ней совсем нет нежных чувств для меня. Но папа — тот, кого я считала своим отцом девятнадцать лет — всегда сглаживал острые углы между нами.

— Тебе будет больно! Я хочу оградить тебя от…

— Сейчас мне тоже больно, — я снова не дала ей договорить. — Меня воспитывал чужой человек!

— Он никогда не был тебе чужим! — громко возразила мама.

— Всё. На этом хватит лжи! Не хочу больше тебя слушать! — Я присела на край кровати, спрятав лицо в ладонях.

Я не плакала. Меня просто потряхивало от столь сильных и отвратительных эмоций. Как будто меня облили чем-то липким и дурнопахнущим. Я ждала, что она подойдёт и обнимет. Или скажет что-нибудь… Но она молчала и оставалась стоять в дверном проёме моей комнаты.

Мы никогда не ссорились с ней. Хоть у нас и были абсолютно идентичные характеры, мы никогда не сталкивались лбами. Потому что между нами всегда был… папа. Только-только начинал созревать конфликт, он брал маму за руку и уводил. А потом возвращался ко мне и обнимал, шепча на ушко голосом кота Леопольда: «Давайте жить дружно». И я моментально забывала, из-за чего злилась.

Я убрала ладони от лица и посмотрела на дверь. Мама всё ещё стояла там, прижимаясь к ней спиной.

— Во́т почему ты всегда была так отстранена? Потому что я напоминаю тебе о нём?

Я не помню, чтобы когда-нибудь видела свою мать в слезах. Она как будто не умела плакать, будто бы между её глазами и слезами была построена прочная дамба, не позволяющая реке вытекать за пределы тела. А сейчас она несколько раз моргнула, будто смахивая подступившие слезинки, её губы открылись, будто она хотела что-то ответить, но не произнесла ни звука. Смотрела на меня так, будто умоляла прочитать всё в её взгляде.

— Я хочу познакомиться с ним… — умоляюще произнесла я.

— Никогда! — грубо бросила она и отвела глаза, добавив шёпотом: — …ты не познакомишься с ним.

— Ты считаешь это справедливым?

— Я считаю это правильным.

— Не по отношению ко мне уж точно, — недовольно фыркнула я, закусив нижнюю губу. Я хотела физической болью заглушить пульсирующую боль в солнечном сплетении. Мне было больно и внутри, и снаружи.

2022. Май, 7

Каждое утро вот уже два месяца я открывала глаза, смахивая с ресниц остатки одного и того же сна. После моего вопроса «Это правда?» папа открывал глаза, присаживался в гробу и отвечал: «Лучше тебе не знать правду»…

Каждый раз я подрывалась в постели, как будто минутой раньше через моё тело пропустили разряд электричества, и очень долго приходила в себя, справляясь с паникой.

На следующий день после похорон я уехала в Москву, сказав маме, чтобы звонила мне, только если решится рассказать правду. И эти же два месяца мой телефон молчал, а в выходные я уже не спешила на электричку в Озёры.

Несколько раз я смотрела в экран, где был открыт мамин контакт, но так и не решалась позвонить. Потому что хотела услышать то, что она не собиралась говорить.

Я загрузила голову подготовкой к собеседованию. Не хотела, чтобы моё эмоциональное состояние помешало мне получить место в издательстве «Красная буква». Я могла пойти в любое другое издание, но меня привлекло это своей узконаправленной тематикой: криминальные события. Уже порядком двадцати лет «Красная буква» пишет о раскрытых и нераскрытых убийствах, которые произошли в городе. Помимо статей-расследований, выходят интервью с жертвами и маньяками, уникальные факты, которые не освещались в других редакциях.

Я мечтала стать криминалистом, но мама была против. Считала, что эта профессия не для девушки. И это было её единственной отговоркой. Но меня всё равно влекла криминалистика. Я не хотела расстраивать маму, но и заниматься тем, что мне было неинтересно — тоже не хотела. Я рассчитала свои действия на несколько шагов вперёд: пошла учиться на журналиста, но уже знала, о чём хочу писать.

Папа разгадал мою задумку и лишь улыбнулся, когда я сообщила о поступлении на ЖурФак, а мама так и оставалась в неведении, облегчённо выдохнув, что это не криминалистика.

Я не понимала, почему она так ограждала меня от преступной стороны мира. А она не понимала моего желания изучать психологию убийц, рассматривать тела жертв, слушать интервью пострадавших. Правда, я тоже не понимала, откуда появился этот интерес. Я просто шла у него на поводу, подкидывая информацию, которая утоляла эту жажду.

2022. Май, 18

В день собеседования я не волновалась: умела отключать эмоции в нужный момент — это была моя сильная сторона. Но я не была готова к тому, что владельцем издательства и главным редактором по совместительству окажется очень привлекательный мужчина. Я предполагала, что это будет старый пердун, к которому у меня не будет никакого интереса. Слукавлю, если скажу, что реальный редактор оказался не в моём вкусе. Как раз таки будто создан по моему описанию идеального мужчины…

Чтобы был на голову выше. Вот так, спасибо! Не сильно широк в плечах, но подкачан. Ага, в самый раз! Цвет глаз, будто бы в одной чашке смешали пасмурное небо и разбушевавшийся океан — что-то между серым и синим. Завораживает… Ненавидела, когда папа сбривал щетину, а мама терпеть не могла, когда он её запускал. Ему было сложно угодить нам обеим. Я всегда знала, что мой мужчина будет носить щетину и бакенбарды. Вот именно такую, как у моего будущего босса… И-и-идеально! И этот зауженный острый кончик носа, как будто в одной из прошлых жизней он был орлом…

Кремовое шёлковое платье до щиколоток я как будто специально подобрала к его водолазке такого же оттенка. Он поднял глаза, когда я вошла в кабинет, и озвучил мои мысли:

— Мы с вами сегодня в одном цвете, — улыбнулся и взглядом указал на кресло напротив.

Я кивнула и присела, исподтишка разглядывая его: тёмно-каштановые волосы уложены ровным пробором на левую сторону, у висков начинались бакенбарды и аккуратно переходили в бороду, из-за которой было сложно определить возраст.

— Рита Лис…

Под его правой рукой лежала папка, вероятно, с моим резюме.

Я кивнула. Он вскинул подбородок, улыбнулся, взглянув на мои волосы, собранные в высокий хвост: рыжая копна густых прядей лежала на моём плече.

— У меня к вам всего один вопрос…

Я поддалась немного вперёд и сосредоточенно посмотрела в сине-серые глаза.

— Почему криминал?

Я усмехнулась.

— Если бы каждый раз вместе с этим вопросом мне давали по рублю, я бы уже была миллионершей.

Его брови взметнулись вверх, но лицо оставалось серьёзным.

— Потому что нравится, — пожала плечами я.

— Это, конечно, плюсик к вашему резюме, но вы же понимаете, что вам придётся смотреть там, где многие закрыли бы глаза, и слушать там, где многие предпочли бы лишиться слуха?

— Я учитывала именно это, когда выбирала профессию.

— Что-то личное повлияло на вас?

— Нет.

— Вы бы хотели остаться в штате после стажировки?

— Если скажу, что это моя цель, не испорчу первое впечатление?

Он улыбнулся.

— Ничуть. Добро пожаловать, Рита. Я буду внимательно следить за вашими… — мужчина поднялся и, протягивая мне ладонь, добавил с улыбкой: — …успехами.

Я тоже поднялась со своего места и коснулась его руки.

— Постараюсь не разочаровать вас.

2022. Май, 23

Первую неделю стажировки я с утра до вечера просматривала архивы статей. Казалось, уже выучила все наизусть, но мне всё равно не доверяли ничего, кроме заметок о погоде. Уж лучше ещё раз просмотреть архив, чем писать скучные заметки.

Я выписывала имена убийц и маньяков, о которых писали в «Красной букве», скачивала статьи о них, а потом блуждала на просторах сети, сравнивая статьи других изданий и информацию, что была в открытом доступе.

На одном из форумов я наткнулась на имя «Александр Воронов» в статье «Убийца семи женщин был застрелен на могиле своей последней жертвы». Я пролистала статью, но ничего интересного там не было. И возможно, это имя не осталось бы в моей памяти, если бы во время очередного просмотра архивов я его нашла… Почему-то в голове засела цифра семь. Но когда я пролистывала архив по третьему кругу, поняла, что за всё время существования «Красной буквы» не было ни одной статьи про убийцу семи жертв.

Ради интереса я вернулась к той статье на форуме и посмотрела на дату, но и по дате в архивах «Красной буквы» ничего не оказалось про Александра Воронова. Я выписала себе это имя и вернулась к написанию заметки о погоде. На повестке дня: сообщить о цветущих деревьях и уровне аллергенов в воздухе — ведь это именно то, чем я хотела заниматься, когда так рвалась на стажировку в криминальное издание города.

Коллеги в «Красной букве» оказались очень дружелюбными. Хоть для меня — абсолютного интроверта — это было неважно, но их искренние улыбки и желание помочь мне освоиться и что-то подсказать были приятны.

Из всего коллектива мне не нравилась только секретарша начальника — Милана. А когда она назвала меня «Ритуль», моё отвращение к ней усилилось вдвое: я ненавидела эту форму своего имени. Плюс ко всему Милана вела себя как плохая актриса, которая постоянно переигрывала. Так и хотелось скрутить в трубочку сценарий спектакля, в котором она играла, и помахать у неё перед лицом, выкрикивая: «Не верю!»

Напротив меня сидела Лена, которая сразу дала понять, что я могу обращаться к ней по любому вопросу. Она занималась вёрсткой бумажного издания и порталом. Лена — типичная блондинка внешне, но острая на язык и профессионал в своём деле. Мне с ней было легко и просто, потому что она никогда не язвила, как Милана, и не лезла ко мне в душу, сразу сообразив, что я не очень-то разговорчива, и молчание меня вполне устраивает. Она всегда предлагала вместе сходить на обед, но я отказывалась, а она всё равно каждый раз спрашивала, иду ли я.

Олег, которого в офисе прозвали «метеоролог», потому что он отвечал за все погодные заметки, перед обедом приносил мне стакан кофе, довольно улыбаясь. Ещё бы он не улыбался! Ведь на мне сейчас была половина его работы.

Другие сотрудники «Красной буквы» сновали мимо моего рабочего стола не задерживаясь. Кого-то я знала по имени, кто-то здоровался со мной, а кто-то смотрел как на пустое место. И это понятно, ведь это рабочее место вполне могло стать пустым после окончания моей стажировки.

2022. Май, 27

Уже с утра я мечтала о том, чтобы эта рабочая неделя закончилась. Каждое утро, выходя из лифта на этаже офиса «Красной буквы», я натыкалась на улыбающегося босса, который всегда спрашивал: «Какой уровень аллергенов в воздухе сегодня?» Сцепив зубы, чтобы не зарычать в ответ, я выдавала ему обновлённую информацию, которую накануне вечером передавала на интернет-портал издания.

Сегодня я нарочно вышла на полчаса раньше, перехватив стаканчик любимого латте в кофейне на первом этаже бизнес-центра, поспешила к лифтам, чтобы успеть до прихода начальника спрятаться за своим макбуком — предпочла работать на своём, отказавшись от рабочего ноутбука, потому что привыкла к клавиатуре и монитору. Я запрыгнула в закрывающиеся двери и обомлела: на меня смотрели улыбающиеся глаза-океаны.

— Доброе утро, Рита, — кивнул мне босс, сжимая в левой руке стаканчик из той же кофейни, а в правой — папки с документами.

— Доброе, — промямлила в ответ я.

— Как…

— Если вы сейчас спросите про уровень аллергенов в воздухе, я вылью вам на голову горячий кофе, — прошипела я. — С шоколадным сиропом, — добавила мягче и наигранно улыбнулась.

Мужчина опустил глаза, промолчав, а потом рассмеялся.

— Я хотел спросить: как спалось, — сквозь смех произнёс он.

Ничего не ответила, сделав несколько больших глотков латте, обжигая горло горячим напитком.

— Со следующей недели обещают аномальное потепление, — усмехнулся он.

Двери лифта открылись, и он направился к своему кабинету.

Я едва удержалась, чтобы не съязвить ему в ответ, но вовремя вцепилась губами в стакан, перекрывая выход словам. Вселенная как будто нарочно сталкивала нас. Предполагаю, если бы я вышла на час или даже два раньше, всё равно бы первым, кого увидела в офисе — был он.

Я присела за своё рабочее место, выравнивая сбившееся от злости дыхание и открывая макбук. Неужели вторая неделя стажировки будет такая же?

2022. Май, 30

Нет… Скорее всего, она будет ещё хуже! На город толстым покрывалом легла та самая аномальная жара. Кондиционеры в офисе едва справлялись, чтобы разогнать духоту.

Все выходные я провела в четырёх стенах, потому что в квартире под вентилятором было приятнее, чем на воздухе, пропитанном зноем и смогом.

Захватив кофе, я почти бегом рванула к лестнице, лишь бы эта рабочая неделя не началась со взгляда сине-серых глаз, после которого я до обеда прихожу в себя. Но Вселенная была ко мне беспощадна! Поднимаясь по лестнице, я, конечно же, изрядно запыхалась. На этаже офиса «Красной буквы» я прижалась спиной к стене и запрокинула голову назад, выравнивая дыхание.

— А лифты вроде бы работают… — услышала я знакомый голос.

— Доброе утро, Максим Леонидович, — я сразу же перебила его и, не давая ему и слова вставить, продолжила: — Уровень аллергенов сегодня красный, берёза всё ещё цветёт, но, скорее всего, все умрут от жары! — Я оттолкнулась от стены и направилась к своему рабочему месту.

Босс усмехнулся в ответ, но промолчал.

Я допила кофе, который не успел остыть, и сердито застучала по клавишам макбука, когда увидела своё задание на неделю. Аномальное потепление, значит. Ну ладно!

2022. Июнь, 1

Я думала, что буду радоваться окончанию стажировки, но лишь облегчённо выдохнула и уставилась в погасший монитор.

— Ритуль, тебя босс к себе зовёт, — выглянула в коридор Милана и нарочно громко оповестила меня.

Лена посмотрела на меня таким взглядом, будто отправляла на казнь. А мне было спокойно. Я поднялась со своего места, закрывая макбук, поправила чёрное шёлковое платье, подпоясанное тонким ремешком, и направилась в кабинет босса.

— Спасибо, Ми, — цинично улыбнулась секретарше, проходя мимо неё, — но можно было и не кричать на весь офис.

Милана недовольно закатила глаза:

— Может, тебе ещё письменное приглашение принести в конвертике?

Я ничего не ответила, скрываясь за тяжёлой дверью с табличкой «Главный редактор М. Л. Шакалов». Женская часть коллектива между собой называли его «Максик», а мужская — «Шакал». Я же предпочитала обращаться к боссу по имени-отчеству в глаза и за спиной.

— Доброе утро, Максим Леонидович.

И в кого я была такая высокомерно спокойная… У мамы всегда дрожали руки по поводу и без. Папа, которого я считала родным девятнадцать лет, тоже не отличался умением контролировать свои эмоции. А с родным отцом мама не собиралась меня знакомить. Я же, сколько себя помню, никогда не терялась, что бы ни происходило вокруг. И сейчас у меня даже сердце не ёкнуло, когда я оказалась напротив человека, от которого зависела моя будущая карьера.

Максим Леонидович стоял возле окна во всю стену, из которого открывался вид на небольшой сквер, куда работники бизнес-центра выходили на перерыв. Он плечом придерживал телефон, молча выслушивая чью-то длинную речь, кивнул мне на кресло напротив своего огромного «трона» и снова отвернулся к окну.

Я присела, рассматривая кабинет босса, так как в первый день рассматривала самого хозяина, оставив атмосферу без внимания. Огромный дубовый стол винного цвета, на котором ровными стопочками были сложены выпуски «Красной буквы». Закрытый макбук лежал на краю стола. Над кожаным креслом в тон столу висела картина Врубеля «Демон сидящий». Она прекрасно сочеталась с тонами кабинета.

— Я уже всё решил, — низкий голос Максима Леонидовича пронзил тишину, которую до этого нарушал только шум от кондиционера.

Я вздрогнула от неожиданности, но поняла, что это относилось не ко мне, и продолжила рассматривать кабинет. Вдоль стены, которая была параллельна большому окну, стояли массивные стеллажи, они тоже были заполнены изданиями. Стены были выкрашены в кремовый оттенок, отчего стол, кресло редактора и стеллаж не утяжеляли пространство.

— Говоришь сейчас ты, а я молчу. Потому что мне нечего тебе сказать. Всё, я кладу трубку, — быстро проговорил Максим Леонидович и опустил руку с телефоном. — Доброе утро, — обратился ко мне, занимая своё место.

Я кивнула и перевела взгляд со стеллажей на босса.

— Не буду накалять атмосферу, а сразу поздравлю тебя с прохождением стажировки. Ещё не передумала работать в «Красной букве»?

— Не передумала, — тихо ответила я.

— Это прекрасно. Я бы не хотел отпускать… — он поймал мой взгляд, — …такого журналиста из своей команды.

— Какого такого? — улыбнулась ему в ответ, не отводя глаза.

— Талантливого, — он даже не смутился. Хотя, скорее всего, понимал, что его высказывание прозвучало двусмысленно. Все его высказывания в мой адрес за эти две недели звучали двусмысленно, но я не смущалась под его пристальными взглядами и всегда находила что ответить.

— Я ещё не показала, на что способна.

— Мне?

— И вам, — сглотнула я. Мы как будто играли в игру: кто быстрее зальётся краской и отведёт взгляд. Но я не сдавалась.

— Уверен, тебе есть что показать, — продолжал Максим Леонидович.

— У вас есть для меня индивидуальное задание, или я могу идти? — поинтересовалась я, не меняя интонации.

И он первый отвёл глаза на свой телефон, экран которого загорелся, сообщая о входящем вызове. Звонок его явно разочаровал, потому что улыбка соскользнула с губ, а ладони, которые до этого расслабленно лежали на столе, сжались в кулаки.

— Хорошего дня, Рита, — сквозь зубы прошипел он, не смотря на меня.

Я быстро поднялась, остановившись лишь для того, чтобы поправить прилипшее к ногам платье, и покинула кабинет.

— Ну что? — не успела я прикрыть за собой дверь, как на меня налетела Милана.

— Жду от тебя письменное приглашение в конвертике, — подмигнула ей и вернулась на своё рабочее место.

Ко мне сразу же подъехала Лена на своём офисном стуле на колёсиках.

— Ну? — прошептала она, пристально всматриваясь в моё лицо, пытаясь прочитать там эмоции.

— А ты на что ставила?

Я прекрасно знала, что коллеги сделали ставки ещё в начале моей стажировки, предполагая, останусь я или уйду.

— Конечно же, что останешься! — фыркнула Лена, мол, разве могла иначе.

— Значит, ты выиграла, — пожала плечами я.

— О, я так рада! — Она бросилась мне на шею. — Ми сказала, что Максик сегодня не в духе, я думала, что на тебе отыграется.

— Правда? — удивилась я. — Не заметила что-то…

— А ты что, не слышала? Он же с женой разводится!

— Мне-то какое дело до его личной жизни! — Я поднялась. — Пойду подышу свежим воздухом, душно что-то стало.

Не любила я все эти сплетни, которые с удовольствием разносила не только женская половина офиса, но и мужская. Я предпочитала не совать свой нос в чью-то личную жизнь. Потому что хотела бы, чтобы мне отвечали тем же.

Захватив латте в кофейне, я вышла в сквер, вдохнув свежий воздух, который ещё не успел пропитаться жарой. Весна уступила место лету ещё недели две назад, а уже к середине этого месяца синоптики обещали аномальное потепление. Обычно я не слежу за подобной информацией и смотрю погоду перед самым выходом из дома, но всю стажировку я только и делала, что писала заметки о погоде.

Устроившись под огромной декоративной бледно-розовой сакурой, я вытянула ноги, скинув лодочки, и закрыла глаза. Буквально через несколько минут почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Медленно подняла веки и осмотрелась, но никого поблизости не было. Обеденное время ещё не началось, я сбежала из офиса на пару часов раньше официального перерыва.

Я машинально подняла глаза на четвёртый этаж, где находился офис «Красной буквы», и встретилась со знакомыми глазами. Маленькая фигурка Максима Леонидовича стояла возле окна, наблюдая за мной. Он даже не отвёл взгляд, когда я заметила его.

Я смутилась, шаря ногами по земле в поисках своих лодочек, но совсем забыла, что у меня в руке был стаканчик с кофе, который я, естественно, перевернула на себя.

— Чёрт! — Я подскочила в одной лодочке, стряхивая капли остывшего напитка со своего декольте. Снова подняла глаза на окно кабинета босса. Тот довольно улыбался, смотря на представление, что я устроила. — Хорошо, что пятно будет не так заметно на чёрном платье, — пробубнила я, не глядя нащупывая ногой вторую лодочку.

Выбросив стаканчик с кофе, к которому так и не притронулась, я вернулась в офис.

— Вот тебе письменное приглашение, — остановила меня Милана, протягивая большой конверт, — в конвертике.

— Спасибо, — дружелюбно улыбнулась я.

— Подпиши и зайди к боссу, — строго ответила она.

— Что-то слишком много сегодня его в моей жизни… — уже себе под нос произнесла я.

— Рит, на перерыв пойдёшь? — спросила Лена, когда я проходила мимо неё.

— Уже сходила, — бросила ей в ответ, вспоминая о том, как пролила на себя кофе.

— Это то, о чём я думаю? — она заметила конверт в моей руке.

Я кивнула, присаживаясь на своё место.

— По твоему лицу не скажешь, что ты довольна! — с упрёком сказала коллега.

— Я просто смыла всё довольство кофе, — я оттянула своё декольте, демонстрируя ей кофейное пятно.

Лена рассмеялась.

Нужно было добавить: «…на глазах у босса», тогда она смеялась бы громче.

Я подписала договор и отправилась за подписью Максима Леонидовича. Он встретил меня довольной улыбкой.

Все коллеги ушли на перерыв, в офисе остались мы вдвоём. Я положила конверт на край его стола и собралась уходить.

— Видел, ты не успела выпить свой кофе, — услышала за своей спиной.

— Пришлось поделиться с платьем, — пожала плечами я.

— Составишь мне компанию?

— Почему бы и нет, ведь все уже ушли на перерыв, — повернулась к нему лицом и сказала первое, что пришло в голову. Я редко ходила на перерыв в отведённое время и с кем-то. Обычно сбега́ла раньше или уходила позже и одна. А ещё задерживалась в офисе допоздна, если не успевала сдать материал в срок, потому что вместо того, чтобы закончить заметку, лазила по архивам.

Мы молча подошли к лифтам, босс нажал на кнопку.

— Как тебе коллектив? — поинтересовался Максим Леонидович. Не уверена, что ему на самом деле было это интересно, скорее всего, спросил из вежливости или чтобы заполнить паузу между нами.

— Я интроверт, сложно вливаюсь в коллективы, но в «Красной букве» со всеми нашла общий язык. Даже с Миланой, — зачем-то добавила я и осеклась: не хватало ещё, чтобы он подумал, что я жалуюсь на его секретаршу.

— Милана самый яркий представитель экстровертов, — усмехнулся Максим Леонидович.

Лифт всё ещё не приехал. Мы стояли плечом к плечу возле стеклянных дверей.

— Что-то лифт не спешит к нам… — заметила я.

— Ноги не устали? — поддел меня босс.

— Если что — разуюсь, — подмигнула ему и направилась к лестнице.

Один пролёт мы прошли молча: Максим Леонидович впереди, а я за ним. Когда я поворачивала на следующий, нога предательски подвернулась, и я бы кубарем покатилась вниз, вытирая многострадальным платьем каждую ступеньку, если бы Максим Леонидович не успел подхватить меня.

— Сегодня не твой день? — Он вовремя обернулся и заметил, что я лечу прямо на него.

— Почему же? — фыркнула я. — Я получила место в одном из лучших изданий столицы!

Его руки по-прежнему находились на моей талии.

— Это значит, у тебя от счастья всё валится из рук?

— Ага, и сама я валюсь с лестницы, — усмехнулась, ступая на подвёрнутую ногу. Но почувствовала резкую боль.

— Готова разуться? — снова пошутил Максим Леонидович, опустившись передо мной на одно колено.

Я замерла. Он прикоснулся к травмированной ступне, снимая с неё лодочку.

— В сказках принц надевает туфельку на ногу золушке, — отозвалась я. Мой голос эхом разнёсся по пустому лестничному пролёту.

— Золушка всего лишь потеряла туфельку, а не подвернула свою прекрасную ножку, — Максим Леонидович поднял голову, не убирая ладонь с моей лодыжки. Его холодные пальцы были очень приятны для больного места.

— До свадьбы должно зажить, — улыбнулась я.

— Только если твоя свадьба не в эти выходные, — он оставался в том же положении, смотря на меня снизу вверх.

— Я ещё не нашла жениха… — смущённо ответила ему.

— Это очень хорошо, — он опустил мою ногу и поднялся во весь рост. Моя лодочка оставалась в его руке. — Вместо кофе съездим в травмпункт.

— Не думаю, что там что-то серьёзное, — смутилась я, на носочке стоя на голой ступеньке.

— Убедимся в этом, — Максим Леонидович протянул мне свободную ладонь. — Мне придётся нести тебя на руках.

— Не скажу, что в восторге от этой и… — не успела договорить, как он резко подхватил меня на руки. — …деи, — закончила я.

Оставшиеся пролёты он нёс меня молча. Я пыталась минимально прижиматься к нему и молилась, чтобы никто из коллег сейчас не возвращался с перерыва: эта картина никого не оставила бы равнодушным.

— От тебя пахнет кофе, — открывая дверь плечом, произнёс Максим Леонидович.

— Конечно, я же вылила половину стакана на себя, — напомнила ему.

— Не обожглась? — усмехнулся он.

— Кофе успел остыть.

— Достань, пожалуйста, ключи от машины из левого кармана брюк, — попросил босс.

Я замерла.

— Мне неудобно, — добавил он.

Я опустила руку в левый карман его брюк и чуть не провалилась со стыда, щупая содержимое кармана. Но ключей там не обнаружила.

— Ой, прости… — Максим Леонидович дождался, пока я вытащу ладонь из кармана, и прошептал мне на ухо: — В правом.

Я схватилась правой рукой за его плечо, а левую засунула в другой карман. Он как раз подошёл к своему гелендвагену, опуская меня возле машины. Я молча протянула ему ключи, стиснув зубы.

С парковки мы отъезжали в молчании. Я по-прежнему была в одной лодочке, даже не думая о том, где вторая.

— Вовсе не нужно было столько заботы в мой адрес, — нарушила тишину я.

— Это же производственная травма! — наигранно испуганным голосом ответил Максим Леонидович.

— Сама виновата, — промямлила я, посмотрев на босса.

Он внимательно следил за доро́гой, оставаясь ко мне в профиль. Моя шея ещё помнила, какая мягкая у него щетина. Его парфюм перебил запах пролитого кофе и впитался в меня.

— Ты мечтала стать журналистом? — Максим Леонидович резко обернулся, наши глаза встретились.

— Нет, я хотела быть криминалистом, — пожала плечами я, отворачиваясь к окну.

— Почему же не стала?

— Мама сказала: «Только через мой труп»… — быстро ответила я, смотря на дорогу.

— Автор статей в криминальном журнале — отличная альтернатива.

— Который пишет заметки о погоде, — я посмотрела на него, снова натыкаясь на серо-голубые глаза.

— Это временно. Вот покажешь, на что способна, получишь желаемую должность, — снова прозвучало двусмысленно.

— А кем мечтали стать вы?

Он даже опешил, не ожидая встречного вопроса.

— Я уже забыл, — отмахнулся и перевёл взгляд на дорогу.

— Не верю, — я повернулась к нему всем телом, — успела заметить в вашем взгляде мечту…

— Какую? — искоса посмотрел на меня.

— Хотите, чтобы я угадала, кем вы мечтали быть?

— Если угадаешь… исполню одно твоё желание.

— Либо в «Красной букве» все любят пари, либо сегодня день сказок, а вы из принца переквалифицировались в джина.

Максим Леонидович удивлённо посмотрел на меня.

— Ладно, — я быстро перевела тему, — сколько у меня попыток?

— Одна.

— Всего одна? — возмутилась я. — Разве это честно?!

— Одно желание — одна попытка, всё справедливо!

— Ладно… — я снова посмотрела на босса. У меня было одно предположение, и мне казалось, что эта профессия подошла бы ему. Я задержала взгляд на его лице и тихо произнесла: — Может быть, писателем?

Он замолчал, крепче сжав руль.

— Я думал, это непросто…

— Я угадала?!

— Каким будет твоё желание?

Гелендваген притормозил возле травмпункта. Максим Леонидович отпустил руль и повернулся ко мне полубоком.

— Можно я напишу статью про Ворона?

2022. Июнь, 2

Ворон — маньяк, который в период с 7 мая по 21 июня 2000 года убил семь женщин. Настоящее имя убийцы — Александр Воронов.

Это было резонансным делом, но я пересмотрела все архивы с начала существования «Красной буквы» и не нашла ни одной статьи о нём.

Когда я упомянула это имя вчера возле травмпункта, Максим Леонидович изменился в лице и отвёл взгляд. Но согласился, если я напишу хороший материал, опубликовать статью.

Сегодня мой первый день двухнедельного больничного — спасибо за мини-отпуск вывихнутой лодыжке. А Максим Леонидович вчера продолжил играть роль галантного кавалера и после травмпункта отвёз меня домой. Да ещё пообещал сегодня привезти мой макбук, который я оставила на работе: кто ж знал, что туда я не вернусь ближайшие две недели.

Меня очень интересовало дело двадцатилетней давности. Я слышала о Вороне ещё когда была маленькой девочкой, потому что информацию об убийце после его смерти ещё лет пять точно освещали по телевидению. Наверное, тогда это имя засело у меня в подкорке, а теперь просто всплыло и уже не давало покоя.

Лодыжка почти не беспокоила, я даже пыталась настоять на том, что мне не нужен больничный, но Максим Леонидович убедил посидеть дома хотя бы неделю.

Вечером он, как и обещал, привёз мой макбук. Я встретила его в вестибюле дома, где снимала квартиру, при полном параде, как говорится: в домашней почти прозрачной футболке и коротких шортах, с неряшливым хвостом, который собрала впопыхах, когда получила сообщение от босса: «Я на парковке».

— Ты ужинала сегодня? — спросил Максим Леонидович, протягивая мне макбук.

Ему ответил мой желудок, который предательски булькнул.

— Понятно. Составишь мне компанию?

— Я… — мельком взглянула на себя в зеркало и ужаснулась, — я не готова…

— А по-моему, очень даже интересный образ, — улыбнулся босс, — живой. Ты мне должна кофе, ведь вчера мы провели перерыв в травмпункте.

— Можно я хотя бы макбук отнесу?

Максим Леонидович рассмеялся:

— Жду тебя на парковке.

Я пулей влетела в квартиру, бросила макбук на кровать и быстро, насколько мне позволяла развить скорость травмированная лодыжка, стала приводить себя в порядок. Стянула шорты и футболку, переоделась в джинсы и шёлковую рубашку, волосы убрала в более аккуратный хвост, успела даже нарисовать вполне себе ровные стрелки, хотя у меня всегда на них уходило не больше двух минут. Надела свободные босоножки на плоской подошве — только в эту пару влазила моя перебинтованная эластичным бинтом ступня — и спустилась на парковку.

Отдышавшись, подошла к гелендвагену босса, тот сразу же вышел из машины, открывая передо мной дверцу.

— Надеюсь, ты не пешком спускалась, — он окинул меня строгим взглядом.

Я отрицательно мотнула головой, так как ответить не могла из-за сбившегося дыхания.

Всю недолгую дорогу я не сводила глаз с Максима Леонидовича. Заприметив, что свободная серая футболка с длинным рукавом идёт ему не меньше, чем классические рубашки, в которых я видела его последние две недели. Наверное, он находил время для спорта, так как ткань обтягивала бицепсы, а спереди можно было различить накаченную грудь.

— Надеюсь, ты не вегетарианка?

— А вы против вегетарианцев?

— Нет… — Максим Леонидович заглушил мотор, — просто я привёз тебя в стейк-ресторан.

— И не прогадали, — улыбнулась я. — Как-то я пыталась стать вегетарианкой, но не сложилось.

— А зачем тогда пыталась? — Он вышел из машины и обошёл её спереди, чтобы помочь выбраться мне.

— Жалко животный мир. — Я пожала плечами и подала ему руку.

— Я считаю правильным переход на растительную пищу только по состоянию здоровья. — Максим Леонидович всё ещё придерживал меня за талию.

— Сейчас я с вами соглашусь, но года четыре назад вам бы не удалось меня переубедить. — Я сделала шаг. — Вы можете меня отпустить, я могу передвигаться самостоятельно. Правда, медленно.

Он нехотя убрал ладонь с моей талии.

Внутри стейк-ресторана оказалось очень спокойно. Мы заняли столик на двоих недалеко от выхода. Облегчённо выдохнув, я опустилась на стул.

— Переоценила я свои возможности.

— Это значит, что позволишь мне отнести тебя к машине? — Максим Леонидович присел напротив.

— Если я сейчас съем стейк, то к моим уже имеющимся килограммам прибавятся ещё несколько, — рассмеялась я.

Нам принесли две порции стейков медиум прожарки и чайничек белого чая с двумя чашками.

— Почему вы напряглись, когда услышали имя Ворона? — меня со вчерашнего вечера мучил этот вопрос, и я озвучила его.

Максим Леонидович опять напрягся, опустив взгляд в свою тарелку. Я понимала, что эта история почему-то задевала его, и мне, конечно же, была интересна причина.

— Если напишешь хороший материал, расскажу.

— Почему «если»? Снова пари?

— Я ставил на то, что ты уйдёшь, — внезапно сказал он, нарочно переводя тему.

И я замерла, выронив вилку.

— Не думал, что ты способна на что-то большее… — он замялся.

— Чем писать заметки о погоде, — закончила за него я. Аппетит резко пропал.

— Но даже в твоих заметках о погоде чувствуется характер.

— Не думайте, что обидели меня, — я потянулась к чайничку, чтобы разлить чай по чашкам. — Я люблю удивлять…

Максим Леонидович перехватил мои руки и сжал их в своих ладонях.

— Я сам разолью, — он смотрел мне прямо в глаза, — знаю, что ты любишь удивлять. Вдруг ещё чайник перевернёшь… — и добавил: — На меня.

Я отпрянула назад, опуская взгляд, кисти выскользнули из его ладоней.

Конечно же, меня задели его слова о том, что он думал, будто я уйду после стажировки. Но я старалась не подавать вида, что расстроилась.

Максим Леонидович разливал чай по чашкам.

Я наблюдала, как ровненькая струйка медового цвета заполняла две стеклянные чашки, а после вверх поднималось облако пара.

— Скоро сама будешь с удовольствием принимать участие в пари.

— А вам тоже интересна личная жизнь сотрудников? — спросила я, поймав его взгляд.

Максим Леонидович опешил.

— Нет, личная жизнь кого-либо другого меня не интересует, — спокойно ответил он. — Если она не касается меня.

— Тогда зачем эти пари по поводу и без?

— Потому что журналистика скучна и однообразна.

— Даже криминальная?

— Ещё скучнее, — пожал плечами он. — Поймёшь, когда будешь сидеть среди тысячи бумаг по делу своего Ворона и пытаться собрать информацию так, чтобы читатель дочитал твой материал до конца.

— Он… не мой, — смущённо ответила я, не притронувшись ни к стейку, ни к чаю.

— Тогда почему у тебя такое желание написать статью о нём?

— Не знаю, — честно сказала я. Потому что действительно не знала, откуда это желание. — Не нашла в архивах «Красной буквы» о нём ничего, а ведь дело было достаточно громким. Почему вы не писали о нём?

— Есть причины…

— Которые вы мне, конечно же, не расскажете, — вздохнула я.

— Расскажу, но не сейчас.

Мы испортили друг другу настроение. Я бесцельно водила вилкой по своей тарелке, а Максим Леонидович уже несколько минут жевал холодный кусочек стейка. Чай давно остыл в стеклянных чашках.

— Кажется, ужин не задался… — произнёс он.

— Что-то перехотелось есть, — я отложила вилку.

К нам подошёл официант.

— Можно мне воды? — обратилась к нему я.

— Ты живёшь одна? — спросил Максим Леонидович, когда официант отошёл.

— Да, — коротко ответила ему. Я была напряжена, так как заныла лодыжка.

— А родители?

— Мама живёт в другом городе, отец… — я вздохнула, — …отец умер два месяца назад.

— Прости…

— Всё нормально, — я натянуто улыбнулась, но улыбка сразу же исчезла.

— А почему тогда так напряглась?

— Это из-за лодыжки, — закатила глаза я.

— Всё-таки к машине понесу тебя на руках, — улыбнулся Максим Леонидович.

Официант принёс мне воду, а Максим Леонидович попросил рассчитать нас.

К машине мы шли медленно, я не позволила ему нести меня.

— Теперь ты должна мне ещё и ужин, — заявил босс, помогая мне забраться в гелендваген.

— Э-э… — уставилась на него я, — несмешные у вас шутки.

— А я не шучу.

Пока я приходила в себя после его слов, он занял водительское место.

Я снова подумала о том, что его стало слишком много в моей жизни. И я не понимала, к чему это идёт.

Две недели стажировки мы каждый день по несколько раз сталкивались в узком коридоре офиса, как будто какая-то высшая сила подталкивала нас друг к другу. И эти его двусмысленные фразы, которые можно трактовать разными способами. Да, я как и все женщины «Красной буквы» восхищалась главным редактором, но даже не думала, что между нами может быть что-то, кроме деловых отношений.

2022. Июнь, 5

Третий день я собирала информацию о Вороне. Максим Леонидович оказался прав: это было скучно. Всё, что удалось отыскать на просторах интернета, — однообразно и неинтересно. Даже фотографий с мест преступлений не было в свободном доступе.

— Видимо, я никогда не узна́ю, что связывает Ворона и Шакала, — простонала вслух я и откинулась на спинку кровати.

Хорошо работать дома из постели, пристроив больную ногу на подушке. Переносить жару в шортах и футболке в охлаждённой вентилятором квартире проще, чем в строгом платье, сидя на нагретом офисном стуле.

Я вздохнула и вернулась к поискам. На одном портале наткнулась на эксклюзивную информацию, как сообщал сам портал, что Александр Воронов был как-то связан с последней своей жертвой Наталией Абамелек. Я забила её имя в гугл: было легко найти информацию именно о ней, так как других Наталий с такой редкой фамилией не оказалось.

Наталия Абамелек в период с 1990 по 2000 была самой яркой представительницей эротического шоу «Бурлеск»¹ в России, больше известна под псевдонимом «Лия Аба». Но достоверной информации о связи Наталии и Александра я нигде не нашла. Я пометила её имя у себя в блокноте.

На данный момент у меня была только тезисная информация об убийствах без деталей и фотографий с мест преступлений.

Александр Воронов в период с 7 мая по 21 июня 2000 года убил семь женщин разных возрастов и статусов. Каждое убийство было обставлено как один из смертных грехов.

Первая жертва олицетворяла чревоугодие. Девушку нашли в её квартире за обеденным столом, что ломился от еды. На пустой тарелке напротив жертвы её же кровью, которая вытекала из перерезанной вены на правой руке, было написано: «От пресыщения многие умерли, а воздержный прибавит себе жизни»². Причиной смерти стал выстрел в живот из кольта M1900. Никакой связи с Вороном обнаружено не было.

Вторая девушка представила алчность. Самая богатая из семи жертв была найдена мёртвой в своей ванной, наполненной стодолларовыми купюрами. Ворон задушил её толстой золотой цепью и перерезал вены на правой руке ножом из столового серебра, что вложил в её левую руку, а на каждый палец надел по несколько колец с бриллиантами. Девушка получила пулю в лоб из того же оружия. Но причиной смерти стало удушение. Из правой руки тонкой струйкой капала кровь на гору драгоценностей на полу. На бортике ванны кровью жертвы было написано: «Таковы пути всякого, кто алчет чужого добра: оно отнимает жизнь у завладевшего им»³. Она тоже никак не была связана с преступником.

Третья жертва была завистью. Ворон выколол девушке глаза и тоже порезал вену на правой руке, в ладонь которой вложил два глазных яблока. Пуля была выпущена в переносицу всё из того же кольта. Сам труп нашли в полностью пустой квартире, и только стена, возле которой лежало тело, была обклеена фотографиями Диты фон Тиз⁴, а в середине стены было пустое место, где Ворон написал кровью жертвы: «Кроткое сердце — жизнь для тела, а зависть — гниль для костей»⁵. Связь жертвы с Александром не была установлена.

Четвёртая жертва стала унынием. Молодая девушка была найдена повешенной на люстре в собственной спальне, окно было занавешено тёмно-бордовой тканью, а на полу под телом кровью девушки было написано: «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть»⁶. Из правой руки тонкой струйкой стекала кровь, а в левом виске зияла дыра от пули. Эта жертва тоже не была связана с Вороном.

Пятая жертва — единственная, кто была связана с Наталией Абамелек, но по-прежнему не имела связи с убийцей. Она была одной из исполнительниц эротического шоу, в котором Наталия тоже участвовала. Девушка представляла собой блуд и была убита в гостиничном номере. Но сначала Ворон её изнасиловал. После пятой жертвы у следователей появилось ДНК убийцы, но это не приблизило их к его поимке. На белой простыне возле тела было написано кровью жертвы: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть»⁷. У девушки тоже были перерезаны вены на правой руке, а пуля была выпущена в область лобка.

Шестая жертва олицетворяла гнев. Девушка сначала была избита, а потом задушена. Тело нашли в мусорном баке возле её дома, в этом случае Ворон написал её кровью прямо у неё на груди: «Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?»⁸ Без связи с убийцей и с пулей в спине.

Каждая девушка из шести жертв была убита по воскресеньям и только последняя седьмая — Наталия Абамелек — была найдена мёртвой в четверг 22-го июня. Тело нашёл её гражданский муж, имя которого нигде не упоминается, в квартире Наталии. Перед смертью Наталия была изнасилована и избита, всё тело девушки было в синяках и ссадинах. Ворон вырвал сердце из её груди и вложил в левую ладонь, а на правой ровным почерком её кровью вывел: «Погибели предшествует гордость, и падению — надменность»⁹. У Наталии единственной не были перерезаны вены на правой руке, но были старые шрамы, которые Ворон обвёл её кровью. Звезда бурлеска представляла собой гордыню, а пуля из того же оружия была выпущена в сердце прежде, чем оно оказалось вырвано из её груди.

Интересная деталь: кольт M1900 был последним из серии с ёмкостью магазина в семь патронов, у следующих моделей прибавился один патрон.

Самого́ Ворона не могли поймать два года после совершённых им убийств. Он был один раз подстрелен 30-го сентября 2001-го, но задержали его только 21-го июня 2002-го. При задержании Александр Воронов был убит.

Я пересмотрела все фото Наталии Абамелек, которые мне удалось найти в сети. Она была похожа на Диту фон Тиз: голубые глаза, чёрные локоны до плеч, родинка под левым глазом. Яркие образы в шоу и всегда чёрные стрелки и красные губы. Может быть, Ворон на самом деле за что-то мстил ей? Ведь как минимум от двух жертв были отсылки к Наталии.

Фотографий Александра Воронова не было в открытом доступе. Мне удалось отыскать одно фото в плохом качестве. С монитора на меня смотрели тёмно-карие, почти чёрные, глаза, но в них не было злобы. Я бы никогда не подумала, что человек на фото — убийца. Это был красивый мужчина индейской внешности: иссиня-чёрные волосы ниже плеч, квадратнообразной формы лицо без растительности, густые брови и ресницы, толстые, слегка приоткрытые в улыбке губы.

Что же заставило тебя убивать, Ворон?

2022. Июнь, 17

Я вышла на работу в начале недели и получила персональное задание от босса: написать статью про ненавистное мне потепление. Видимо, он проверял меня на прочность.

Сегодня был последний день сдачи материала, а я смотрела в пустой монитор, где курсор замер на заголовке «Аномальное потепление и его последствия».

— Да кто этот бред вообще читать будет! — вслух сказала я, со вздохом откидываясь на спинку нагревшегося за день кресла.

Коллеги покинули офис часа четыре назад. И, скорее всего, уже разбрелись по барам, что же ещё делать в пятницу после работы? Не писать же статью об аномальном потеплении.

Тёплый ветер гулял по офису, заигрывая с тяжёлыми жалюзи на окнах, а потом переключился на моё лёгкое белое платье из шёлка, поднимая его по мокрым коленям всё выше и выше.

— Ладно, потепление и правда аномальное, — я поднялась, поправила прилипшее к ногам платье и стала ходить из стороны в сторону. Может быть, статья напишется сама, пока я буду бесцельно ходить по офису? Убрала рыжие спутавшиеся пряди за спину, от них становилось только жарче.

— Ты ещё здесь? — услышала голос босса за спиной. Кто-то тоже так и не добрался сегодня до бара.

— А где мне ещё быть, — буркнула себе под нос и обернулась, выдавливая из себя улыбку: — Пишу статью об аномальном потеплении.

Максим Леонидович посмотрел в сторону монитора, который одиноко горел на моём рабочем столе, и заметил пустой лист.

— Вижу, пока безрезультатно, — подмигнул мне он.

— Нет вдохновения, — пожала плечами я и опустилась обратно в офисное кресло, со спинки которого соскользнул мой белый пиджак.

Но Максим Леонидович успел его словить прежде, чем тот коснулся пола.

— Похвально, что ты выбрала писать скучную статью в пятницу вечером вместо того, чтобы расслабиться в компании прохладного напитка в баре, например, — Максим Леонидович протянул мне пиджак.

Он довольно улыбался, ожидая мою реакцию.

— Босс поставил дедлайн, — усмехнулась я, забрав у него пиджак.

— Забудь о нём, — Максим Леонидович расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и расслабил галстук. Всегда строгие чёрные брюки сегодня уступили место светлым джинсам, но белая рубашка и чёрный галстук по-прежнему были на своих местах.

После неудавшегося ужина в начале июня мы больше не виделись один на один, лишь пару раз пересекались в офисном коридоре.

— Ты задолжала мне ужин, — добавил он.

Я замерла, уставившись на него широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьёз.

— А как же… аномальное потепление? — сдавленно произнесла я.

— Да кто этот бред вообще читать будет! — рассмеялся он в ответ и направился к лифтам. — Закрывай свой макбук и догоняй.

Мы зашли в стеклянный лифт. Максим Леонидович нажал на кнопку нулевого этажа.

— Придётся завтра вернуться… — выдохнула я, отводя взгляд, — ведь я оставила макбук и пиджак на столе.

— Аномальное потепление никуда не денется от тебя, — поддел меня босс.

Мы встретились взглядом.

— Мне интереснее собирать материал про Ворона, чем писать про выводы синоптиков, — слетело с моих губ. И когда я стала такая дерзкая с главным редактором?

— Чего ж сразу не сказала, — Максим Леонидович по-прежнему улыбался, мои слова его забавляли.

— Кому интересны желания журналистки, которая едва закончила стажировку, — я вспомнила про пари, в котором он принял участие и поставил против меня.

— Мне, например.

Я снова взглянула на него и снова встретилась с его глазами, которые смотрели так уверенно и дерзко, будто хотели снять с меня кожу.

— Вы просто устали или потепление так подействовало на вас?

Максим Леонидович ухмыльнулся.

Двери лифта открылись, запуская в стеклянную кабину тёплый ветер. Мы вышли на парковке, где гелендваген цвета металлик одиноко дожидался своего хозяина.

Максим Леонидович снял сигнализацию и открыл передо мной дверь, я забралась на сидение рядом с водительским. Холодная бежевая кожа была безумно приятна разгорячённому телу. Я вжалась в спинку сидения и закрыла глаза.

— Кажется, я в раю, — не открывая глаз, произнесла вслух.

Максим Леонидович усмехнулся, заводя мотор. Гелендваген плавно двинулся с места.

— Выбираешь холодное кресло гелика вместо стула за барной стойкой? — поддел меня он, смотря на дорогу.

— Что угодно, только не горячее офисное кресло, — улыбнулась я, открывая глаза и снова встречаясь с ним взглядом. Мне стало неловко, и я резко перевела свой на его правую руку.

Кольцо по-прежнему оставалось на правом безымянном пальце. Максим Леонидович заметил, куда я смотрю.

— Просто привык…

Скорее всего, он был в курсе, что сотрудники разнесли слух о его разводе.

Я залилась краской и отвернулась к окну, ничего не ответив. Кондиционер приятно обдувал плечи и шею, спустив тонкую бретель с левого плеча. Я чувствовала взгляд Максима Леонидовича на себе. На своём левом плече.

— Что ты обычно пьёшь?

— Мой самый любимый напиток — это вода, — честно призналась я. Так как к алкоголю была равнодушна.

— А алкогольный?

— Я не пью алкоголь, — пожала плечами я.

— И снова похвально, — выдохнул Максим Леонидович, расстёгивая вторую пуговицу рубашки.

Я быстро вернула бретель на плечо.

Милана закопает меня заживо, если до неё дойдёт слух, что я в пятницу вечером ушла в бар с Максимом Леонидовичем. Она была без ума от босса и даже не скрывала этого, чуть ли не закатила пир, когда узнала, что он развёлся с женой. Вот только привлечь его внимание ей не удавалось. Взгляд его серо-голубых глаз ни разу не упал на глубокое декольте или длинные ноги Миланы, которые открывала чересчур короткая юбка. Зато сейчас этот взгляд то и дело задерживался на моём простом шёлковом платье по щиколотку. Повезло так повезло.

Я слукавлю, если скажу, что мне было неприятно внимание Максима Леонидовича. Но я не планировала влюбляться в своего начальника… Надеюсь, этот вечер не притаил никаких сюрпризов.

Гелендваген остановился возле антикафе «Двенадцать стульев».

— Не бар? — удивилась я.

— Ну раз ты равнодушна к алкоголю, а я за рулём, то будем пить безалкогольный холодный кофе, — Максим Леонидович заехал на полупустую парковку. — Ведь ты мне его всё ещё должна, — подмигнул мне.

— Видимо, в пятницу пить безалкогольный кофе будем только мы, — усмехнулась я.

Но на удивление антикафе было забито посетителями, с трудом удалось отыскать свободный столик, и то нам просто повезло: мы проходили мимо и заметили, что гости уходят, и сразу заняли освободившиеся места.

— Два безалкогольных ирландских кофе, — Максим Леонидович сразу же передал заказ подоспевшему официанту, а потом обратился ко мне: — Стейк?

Я уже заняла кресло напротив и из-за музыки и голосов не слышала его. Перегнулась через столик, чтобы быть ближе, и переспросила:

— Что вы сказали?

Его взгляд скользнул сначала по моей шее, а потом опустился к декольте. Под платьем не было бюстгальтера.

— Стейк? — сглотнул Максим Леонидович и всё-таки поднял взгляд выше.

— Медиум прожарки, — добавила я, смотря ему в глаза и возвращаясь в своё кресло.

Официант оставил нас.

— Ты занимаешься спортом?

— Иногда бегаю по вечерам. Почему спрашиваете?

— Ты хорошо сложена, — немного покраснел Максим Леонидович.

— Сочту это за комплимент. — Мои щёки тоже вспыхнули.

Максим Леонидович расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава.

— Мне кажется, вы скоро вовсе разденетесь, — пошутила я и осеклась.

— Давай на ты? — резко предложил он.

Я замолчала.

— Прости, — Максим Леонидович вздохнул. — Мне показалось, что не совсем комфортно постоянно выкать, тем более в такой неофициальной обстановке…

— Как скажешь, — улыбнулась я.

— Как продвигаются дела с написанием статьи о Вороне? — перевёл тему он.

Нам принесли два кофе.

— Ты оказался прав! Собирать информацию скучно, но не скучнее, чем писать заметки о погоде, — я сделала несколько глотков из огромной прозрачной кружки, которую официант пододвинул ко мне. — М-м, это вкусно!

— А если добавить немного ирландского виски, будет ещё вкуснее, — улыбнулся Максим Леонидович.

— Ты так и норовишь меня споить сегодня, — рассмеялась я.

— Какого ты обо мне мнения! — закатил глаза он, трубочкой размешивая содержимое своего стакана. Лёд громко отскакивал от стекла.

Официант принёс два стейка.

— А можно мой напиток сделать слегка алкогольным? — обратилась я к нему.

— Неожиданный поворот, — Максим Леонидович удивлённо посмотрел на меня.

— А вдруг это и правда окажется очень вкусно?!

— Если тебе понравится, я напишу статью про аномальное потепление за тебя, — подмигнул мне он.

— Очередное пари! — усмехнулась я.

Официант вернул мне мой стакан. Я размешала содержимое трубочкой и сделала несколько глотков. Едва уловимый вкус крепкого алкоголя горячей волной разлился по пищеводу.

— М-м, — протянула я, — вкусно…

— На самом деле? Или ты просто так сильно не хочешь писать эту статью? — Максим Леонидович внимательно следил за моим лицом.

— Да нет же! Это на самом деле вкусно! — я взмахнула руками и чуть не перевернула стакан.

— Верю-верю! — Максим Леонидович успел его схватить, прикоснувшись к моей руке. — Я… выполню своё обещание… — Он медленно убрал свою ладонь.

— Приятного аппетита, — нарушила неловкую паузу я, пододвигая к себе тарелку.

— Да, спасибо, — Максим Леонидович опустил глаза в свою тарелку, — и тебе.

Из-под опущенных ресниц я следила за ним. Он так элегантно орудовал ножом и вилкой, а мои руки отчего-то дрожали и никак не могли расправиться со своим куском.

— Давай я помогу, — он перехватил приборы из моих рук и разрезал на небольшие кусочки мой стейк.

— Спасибо… — смущённо произнесла я, не поднимая головы.

— Значит, статья про потепление с меня, — заключил Максим Леонидович.

2022. Июнь, 18

У меня не было цели просыпаться так рано в субботу, но я открыла глаза и поняла, что выспалась. Взглянула на экран мобильного — 8:15.

— Серьёзно?!

Я снова опустила голову на подушку, прокручивая воспоминания о вчерашнем вечере. И какой чёрт меня дёрнул заключить пари со своим боссом?! Я провела с ним вечер! Очень даже приятный вечер… А потом он отвёз меня домой. Мои руки ещё помнили прикосновения его тёплых пальцев, на одном из которых всё ещё было кольцо. Обручальное кольцо. Он сказал, что это просто привычка. А так ли это на самом деле? И почему меня это волнует…

Нужно забрать макбук и пиджак, которые я вчера оставила на рабочем столе, впопыхах запрыгивая в лифт.

— Такое могло случиться только в каком-нибудь бульварном романе! — пробубнила я с зубной щёткой во рту.

Но это случилось в моей жизни. И как теперь вести себя рядом с Максимом? После совместного ужина и перехода на «ты»…

Я быстро приняла прохладный душ, стянула волосы в хвост почти на макушке и замерла перед зеркалом.

— Я заключила пари со своим боссом! — вслух произнесла я. И это прозвучало ещё безумнее, чем в моих мыслях.

Влезла в узкие джинсы, натянула шёлковый чёрный топ. Шёлковые вещи преобладали в моём гардеробе: топы, рубашки, платья. Мне очень нравилось прикосновение этой ткани к телу.

Вызвала такси, обула те же чёрные босоножки на пробковой подошве, в которых была вчера, и спустилась вниз.

Пока ехала в лифте, вспомнила, как мы вчера спускались на парковку: «Кому интересны желания журналистки, которая едва закончила стажировку… — Мне, например». Улыбалась, прокручивая в голове наш диалог. Не хватало ещё влюбиться в босса, по которому сохнет вся женская половина коллектива.

Такси уже ждало меня у входа.

Ехать до офиса было недолго, я специально сняла квартиру недалеко от работы, так как работать именно в этом издательстве было моей целью. Погрузившись в воспоминания минувшего вечера, я не заметила, как машина остановилась у главного входа в бизнес-центр.

— Спасибо, — поблагодарила водителя и выскочила из такси.

В кофейне на первом этаже делали самый вкусный кофе, который я только пробовала. Не считая вчерашний ирландский, конечно же. Никогда не пила кофе дома, всегда забегала за ним в кофейню перед началом рабочего дня.

Довольная и всё ещё летающая в облаках, я зашла в прозрачный лифт и нажала на четвёртый этаж.

— Придержите лифт! — услышала знакомый голос и замерла.

В кабину заскочил Максим Леонидович, а когда заметил меня, немного отпрянул к закрывающимся дверям.

— Доброе утро, — произнёс он. Я заметила в его руке стаканчик кофе из кофейни на первом этаже.

Я улыбнулась, сжимая свой стакан.

— Что ты здесь забыла в субботу утром?

— Пиджак и макбук, — пожала плечами я.

Он стоял в шаге от меня.

— А вы? — осмелела я.

— Мне казалось, вчера мы перешли на ты? — Максим посмотрел на меня.

— Да… но мы же на работе, — сконфузилась я.

— Одни, — усмехнулся он.

— Так что же ты забыл здесь в субботу утром?

Атмосфера между нами была аномальнее погоды в столице.

— Нужно написать скучную статью про потепление, — он не смотрел в мою сторону, стоя ко мне боком.

— Сочувствую, — сдерживала смех я.

Сегодня на нём была чёрная тонкая рубашка, через которую можно было сосчитать все восемь кубиков на его животе и каждую волосинку на груди, и светлые джинсы, которые обтягивали ягодицы. Я отвернулась, чтобы он вдруг не прочитал мои мысли в глазах.

Неловкое молчание сдавливало виски́. Становилось тяжело дышать. Когда двери лифта открылись на четвёртом этаже, и я первая выскочила в коридор.

— Хорошего дня, Рита, — услышала вслед.

Обернулась и встретилась с серо-голубыми глазами.

— И те-бе, — раздельно произнесла в ответ.

Только приземлившись в своё офисное кресло, я смогла выровнять дыхание, которое сбилось, будто я бежала кросс. Слышала, как негромкие шаги Максима Леонидовича эхом отдавались в пустом коридоре.

— Он же не заигрывает со мной? Мне кажется? — прошептала я вслух, переубеждая себя в том, что было и так очевидно.

Я схватила макбук и пиджак со стола и направилась к лифтам, чтобы наверняка больше не столкнуться с боссом, но именно на него налетела прямо у стеклянных дверей. Отскочила в сторону и подняла глаза.

— Мой кофе остыл, — пожал плечами он.

— И до него добралось аномальное потепление, — сострила я и усмехнулась.

Максим тоже улыбнулся. Очередное неловкое молчание разорвал звонок моего мобильного. Я взглянула на экран и оцепенела.

— Не хочешь ответить? — удивлённо произнёс босс, не понимая моей реакции.

— Не хочу… — честно сказала я, всё ещё смотря на погасший экран. Но звонок повторился.

Я сглотнула и закрыла глаза, отвечая звонившему.

— Да… — вздохнула и задержала дыхание. — Да. Поняла. Хорошо. Я приеду.

Рука с телефоном опустилась вдоль тела.

— Что случилось?

— Не очень хороший день, — вымолвила я.

— Рита?

— Звонили из больницы. Мама… сломала бедро.

— Куда тебя отвезти? — быстро включился Максим. — Подожди, я только возьму ключи от машины.

Я кивнула. Отказываться от помощи сейчас глупо, ведь ехать нужно было в другой город. В мой родной город.

Я молча вбила в навигатор адрес, который мне прислали в смс, и уставилась на дорогу. Максим тоже не произнёс ни слова, пытался обогнать лениво тащащиеся автомобили, но мы всё равно попали в пробку. Он тяжело вздохнул, сжимая руль.

Спустя несколько минут молчания я первая нарушила тишину:

— С ней уже всё в порядке. Ей наложили гипсы. Она в больнице.

Конечно же, я переживала. Когда увидела входящий от мамы, у меня всё внутри похолодело. Я не знаю, что ожидала услышать. Что она скажет, что готова рассказать мне всё? Но точно не ожидала услышать чужой мужской голос, который сообщит мне, что она находится в больнице.

Максим ничего не ответил.

— Ты, наверное, задаёшься вопросом, почему я не хотела брать трубку?

Он перевёл взгляд с дороги на моё лицо.

— Мы не разговаривали несколько месяцев. Если быть точнее — больше двух. Но мой номер всё равно остался у неё с пометкой «экстренный», — монотонно говорила я.

Максим по-прежнему молчал.

— А разговаривать мы перестали после похорон отца. Там я случайно узнала, что он был мне отчимом. Когда я попросила маму всё объяснить, она сказала… — я сглотнула и закрыла глаза, борясь с подступающими рыданиями.

Почувствовав, как тёплая ладонь легла на мою коленку, я вздрогнула и открыла глаза. Но этот его жест помог мне вздохнуть, а ком, который не позволял произнести ни слова, отступил.

— Она сказала, что ничего не собирается мне рассказывать… — продолжила я, накрыв его руку своей маленькой ладошкой. Мгновенно глаза наполнились слезами, которые тонкими дорожками быстро спускались к ключицам. — Я умоляла. Просила. И истерила тоже. В один день мы просто очень поругались и больше не разговаривали…

Максим Леонидович молчал.

— Я же заслуживаю знать правду? — тихо спросила я.

— Может быть, эта правда причинит тебе боль… — предположил он, поглаживая мою коленку.

— Но ведь сейчас мне тоже больно.

Мы снова замолчали.

— Вот последствия аномального потепления, — усмехнулась я, снова первая нарушая тишину. Даже радио не играло. — Ты застрял в пробке в самый солнцепёк…

— Зато в хорошей компании, — заметил Максим Леонидович.

Второй рукой я смахнула остатки слёз с щёк и посмотрела в серо-голубые глаза.

— Ты не согласна со мной? — удивился он.

— Согласна… — кивнула я и перевела взгляд на дорогу.

Мы снова замолчали, но в следующий раз первым заговорил Максим:

— Я развёлся из-за лжи, — сказал он.

Сначала я подумала, что мне послышалось, так как его голос был тихим и сдавленным. Но он продолжил:

— Она за моей спиной сделала два аборта. А я хотел детей…

Теперь молчала я.

— Иногда я думаю, что не хотел бы знать правду.

Я ответила ему не сразу, так как пыталась подобрать слова, чтобы не быть грубой и не задеть его чувств, ведь я не знала, что он сейчас испытывает к жене.

— Тогда ты был бы рядом с человеком, который считает, что ты не заслуживаешь знать правду.

— Мы уже давно не жили вместе. Но только в конце весны этого года я получил официальный развод, — он замолчал.

Мы всё ещё стояли в пробке. Но что-то изменилось между нами: теперь молчание не было в тягость.

— То есть ты считаешь, что любая правда лучше лжи?

— Да, ведь лжи во благо не бывает, — сразу же ответила я, даже не подумав.

— Однажды ты поменяешь своё мнение.

— Если это случится, я обещаю сообщить об этом тебе первому.

Через несколько десятков километров пробка расползлась, пропуская нас. Мы заехали на заправку за кофе.

— Прости, что тебе пришлось ввязаться в это незапланированное «путешествие», — сказала я, когда мы стояли недалеко от гелендвагена, пока его заправляли.

— Мне приятно быть тебе полезным, — пожал плечами он.

— Почему? — я следила за его лицом, поэтому заметила, как напряглись скулы.

— Тебя же всегда тянет к правде, я и забыл, — Максим смял стаканчик от кофе и выбросил в урну.

И только когда мы сели в машину и отъехали от заправки, я услышала ответ на свой вопрос.

— Ты уже взрослая девочка, должна если не понимать, то хотя бы догадываться, почему мужчина тратит своё время на женщину.

Я заметила, что на его висках выступили капельки пота.

— Вот уж в офисе не обойдут наше исчезновение стороной и пустят всю свою фантазию в ход, — предположила я.

— А есть основания? — искоса смотрел на меня он улыбаясь.

— Ну вы же взрослый мальчик, Максим Леонидович, когда мужчине нравится женщина, а женщине мужчина — этого не скрыть. И все любопытные взгляды это обязательно заметят, — подражая его интонации, ответила я.

— Хорошо, — довольно сказал он.

— Что это заметят?

— Что это взаимно, — сжал мою коленку он.

Только к вечеру мы приехали в больницу. Я была уставшая от дороги в жару и подавленная оттого, что всё ещё не готова к этой встрече.

— Наверное, ты можешь ехать, — я подошла к Максиму, который ждал меня в кресле, пока я заполняла документы на ресепшене. — Не хочу задерживать тебя.

— У нас уже стоят отгулы на понедельник и вторник, — пожал плечами он.

Я удивлённо уставилась на него.

— Надеялся, что ты познакомишь меня со своей мамой, — улыбнулся.

— Максим Ле…

— Уже можно без отчества, — перебил меня он.

— Я бы сама лучше вернулась в душный офис. — Опустила глаза я, разглядывая ярко-красный педикюр на своих пальцах.

Он внезапно обнял меня, прижимая к себе, что теперь я не только видела все восемь кубиков на его животе, но и ощущала каждый сквозь тонкую рубашку.

— Эта встреча всё равно когда-нибудь состоялась бы, — прошептал на ушко он. — Это как сорвать пластырь с раны. Нужно резко.

Он был прав, но я всё равно была не готова. Между мной и мамой была огромная пропасть в два месяца, наполненная недосказанностями и обидами.

— Спасибо… — выдавила из себя я.

Максим отступил, но его руки оставались на моих плечах.

— Так познакомишь?

— И как мне тебя представить ей? — вопросом на вопрос ответила я.

— А как хотела бы?

Мы опять играли в какую-то игру, которая доставляла ему удовольствие. Он улыбался, скользя по мне довольным взглядом.

— А как бы ты представил меня своей матери, с которой не общался несколько месяцев?

— Моя мама умерла. — Его взгляд вдруг стал серьёзным, а руки соскользнули с моих плеч.

— Прости… — сглотнула я.

— Я принесу нам кофе.

Максим отошёл.

Пока он ходил за кофе, медсестра проводила меня к палате мамы. Но я стояла возле дверей, так и не решаясь войти, заламывая от волнения пальцы на руках и расхаживая по тёмному коридору из стороны в сторону.

Увидела, как Максим идёт мне навстречу, и остановилась в нескольких шагах от него. Он протянул мне кофе.

— Спасибо, — виновато улыбнулась ему.

— Она у тебя есть, и ты всё ещё можешь поговорить с ней, — Максим протянул мне свободную руку, и я прильнула к нему.

— Я просто не готова…

— Возьми недельку отгулов и побудь с ней.

— Я только закончила стажировку, а уже успела побывать на больничном, а теперь ещё и отгулы… Что на это скажет мой босс? — посмотрела на него снизу вверх.

— Думаю, он будет не против, — Максим поцеловал меня в макушку.

Я ещё не понимала, что происходит между нами, но мне это нравилось. Хоть и развивалось всё быстро, я уже успела привыкнуть к его объятиям.

— Хочешь, зайду с тобой? — Максим всё ещё обнимал меня.

— Так не терпится познакомиться с матерью своей… — я осеклась.

— Девушки? — продолжил за меня он.

— Пусть будет так, — выдохнула я и отстранилась. Сделала глоток кофе и сморщилась: — Самый невкусный кофе, который я когда-либо пробовала!

Максим усмехнулся и забрал у меня стакан.

— Если что, я буду здесь.

Я поднялась на носочки и поцеловала его. Он не ожидал этого, но ответил на мой поцелуй, приобнимая за талию.

— Спасибо, — прошептала я, оторвавшись от губ Максима, и зашла в палату прежде, чем он успел что-то сказать.

Мама лежала с закрытыми глазами, правая нога от ступни до пояса была в гипсе. Я на мгновение замерла у двери: не такой я запомнила её. Она как будто постарела за короткий срок нашей разлуки, хоть ей ещё не было и пятидесяти. Её густые рыжие пряди поредели и были разбавлены седыми. Под глазами и над верхней губой стало больше морщин.

Я подошла ближе и погладила её ладонь, на которой виднелись синие ручейки вен, а в них торчали иголки от капельниц. Мама открыла глаза.

— Рита… — выдохнула она, а в уголках глаз собрались слезинки.

Я ничего не смогла ответить, в горле стоял ком.

— Ты приехала…

Размеренный звук прибора над маминой головой разбавляли её хриплое дыхание и учащённое биение моего сердца.

Я только подумала о том, что сейчас было бы очень кстати сильное мужское плечо, в которое я бы уткнулась, как услышала позади голос Максима:

— Добрый вечер.

Я обернулась.

— Ты вовремя… — одними губами ответила Максиму.

— Не представишь? — он улыбнулся, прижимая меня к себе.

— Мам, это Максим, мой… — я обратно повернулась к маме и встретилась с её бледно-зелёными глазами, который раньше сияли как изумруды, — …мой молодой человек.

Сама не верила, что произнесла это вслух. Я почувствовала, как ладонь Максима скользнула вверх по моей спине.

— Очень приятно, — она улыбнулась Максиму, а потом посмотрела на меня: — У тебя есть ключи от дома?

Моё сердце быстро скользнуло вниз: она знала, что нет.

— Мы остановимся в гостинице…

— Вот ещё! — фыркнула мама. — Возьми ключи в моей сумке, — она сказала это таким тоном, который не терпел возражений.

Вновь возникшую паузу нарушила вошедшая медсестра и сообщила, что маме нужно сделать укол, и напомнила, что часы посещения закончились уже давно.

— Я приду завтра, — тихо сказала я и вышла за дверь.

— Добрых снов, — услышала голос Максима.

— Ничего не говори, — закатила глаза я и направилась на пост, чтобы узнать, где мамины вещи.

До дома мы ехали в молчании.

Только когда гелендваген остановился возле ворот, я спросила:

— Мне страшно, что между нами происходит всё так быстро. Я не знаю, как реагировать. Мне кажется, что меня заставили играть какую-то роль…

— Заставили?

— Я карьеристка, — громко сказала я. — Я не умею быть чьей-то девушкой.

— Я научу. — Максим вышел из машины.

Пока он шёл до моей двери, я успела вытереть слёзы, которые почему-то скатились по щекам после его слов.

— Тем более, строить карьеру журналистки под крылом своего молодого человека, который по совместительству является главным редактором и начальником, будет гораздо интереснее, — он притянул меня за руку к себе.

Я на мгновение задержала дыхание, когда вновь оказалась в его объятиях.

— Мне девятнадцать, — выдохнула я.

— А мне тридцать пять. В отношениях разница в десять–пятнадцать лет идеальна.

— У тебя на всё есть ответ! — возмутилась я, сжимая в кулаке ключи от дома.

— Я на это надеюсь.

2022. Июнь, 19

Конечно же, поспать прошлой ночью мне не удалось, хоть я и чувствовала усталость во всём теле. Максим сам попросил постелить ему в гостевой комнате. Я легла в своей старой спальне, но через пару часов спустилась в кухню, чтобы попить воды, и в темноте наткнулась на Максима, который сидел за столом.

— Ты почему не спишь?! — Отскочила к выключателю я.

— Да что-то… не могу уснуть, — хрипло ответил он.

Я зажгла свет.

— Ты мне расскажешь… что случилось с твоей мамой? — Я присела напротив Максима.

Сейчас он был в старом спортивном костюме отца, что пришёлся ему впору. А на мне была старая мужская футболка с принтом черепа, которую я выиграла в карты у друга.

Максим накрыл мою руку ладонью и прижал её к столу.

— Обещаю рассказать, но не сейчас.

— Какие у тебя сейчас отношения с бывшей женой? — я задала вопрос в лоб. В принципе, всегда так делала и не собиралась изменять себе.

Максим вздрогнул и посмотрел на меня.

— Ты забыл, что меня всегда тянет к правде? — улыбнулась ему, смягчая свой настырный вопрос.

— Не очень хорошие… — вздохнул он. — Я бы даже сказал: очень плохие. Она претендует на часть моего бизнеса.

— На «Красную букву»?

— Да. Это бизнес моего отца. Но он сейчас не в лучшем состоянии. И так получилось, что… — Максим сглотнул.

— Чай будешь?

Я высвободила руки и отошла к плите, чтобы он не заметил, как меня начало потряхивать.

— Можно, — услышала в ответ. — Когда мы ещё состояли в браке, я стал единственным собственником бизнеса отца. И теперь по закону она имеет право претендовать на часть акций, — продолжил Максим.

— И ничего нельзя сделать?

— Я пытался решить всё мирно.

Я посмотрела на него: в оранжевых лучах рассвета, которые заглядывали в окно, Максим был таким… родным. Уютным. Он сидел в старом папином спортивном костюме на кухне дома, где я провела своё детство.

— А если бы ты не получил весь бизнес отца, она бы не имела права претендовать на что-то?

— Нет.

— А где отец?

— В коме.

— О боже! — Я выронила пустую чашку, которую достала из сушилки.

— Он попал в аварию несколько лет назад. И впал в кому.

— Есть надежды…

Я встретилась взглядом с Максимом.

— Нет, — сразу же ответил он и подошёл ко мне, присаживаясь, чтобы собрать осколки.

— Прости, что тревожу твои шрамы, — я тоже опустилась вниз.

— Лучше, если ты всё узнаешь от меня, — он смотрел мне в глаза.

— Мой отец… то есть отчим… он просто не проснулся. Его сердце остановилось во сне. А в день похорон я подслушала, как мамина подруга спросила: «Вы так и не рассказали Рите?..» Я стояла за входной дверью, а в гостиной стоял гроб с отцом. Мои ноги просто вросли в пол. А мамина подруга продолжила: «Ты сама расскажешь? Это была ваша общая тайна, да и Андрей растил её как родную». После этих слов у меня как будто открылось второе дыхание, я забежала в дом и посмотрела в мамины глаза. Она молчала. «Это правда?» — в надежде, что ослышалась, спросила я. Она кивнула. Так я узнала правду о том, что девятнадцать лет называла папой неродного человека. А рассказать, кем же был мой родной отец, мама… отказалась. — Слёзы мутной пеленой застелили глаза. Максим молча прижал меня к себе, поглаживая по спине.

Мы так и не попили чай, привели себя в порядок и поехали в больницу.

— Пообщавшись с тобой, никогда не скажешь, что тебе девятнадцать… — когда мы стояли возле палаты мамы, ожидая, пока ей сделают нужные уколы, сказал Максим.

— Это хорошо или плохо? — не поняла я.

— А по-твоему, есть только две грани — либо хорошо, либо плохо? — устало улыбался он.

— День, ночь. Хорошо, плохо. Жизнь… — повернулась в его сторону и встретилась с серыми глазами, — …смерть, — тише добавила я. — Всегда есть только две грани.

— А что, если это не зеркальные противоположности, а продолжение друг друга? Представь, что ты идёшь по тонкой скале, которой нет ни конца, ни начала — она тянется вечность. С одной стороны у тебя пропасть в ад, а с другой — в рай. И ты балансируешь, как канатоходец. Ты всегда между… И не знаешь, куда и когда сорвёшься.

Я вздрогнула.

— Можете заходить, — прервала наш диалог медсестра, которая вышла из маминой палаты.

Максим придержал для меня дверь.

— А что, если… я уже сорвалась? — прошептала я, проходя мимо него.

— Как вам спалось? — Сегодня мама выглядела лучше, и даже её улыбка казалась искренней и живой.

Ни я, ни Максим ничего не ответили.

— Как вы себя чувствуете? — Максим первый пришёл в себя, а я всё ещё зависла в своих мыслях, ощущая себя тем самым канатоходцем по тонкой пропасти между адом и раем.

— Как будто внеплановый отдых в санатории, — улыбнулась ему мама. — Кормят здесь неплохо.

— А вот кофе отвратительный, — вклинилась в разговор я. Две пары глаз вонзились в меня.

— Она всегда говорит то, что думает? — Максим сдержал смешок.

— Я бы сказала: сначала говорит, а потом думает, — съязвила мама.

Всё-таки напряжение между нами никуда не делось.

— Я бы предположила, что вся в отца, да вот только о нём ничего не знаю… — Это сорвалось с моих губ прежде, чем я прикрыла рот ладонью.

Мама вздохнула.

— Прости… — следом произнесла я.

— Максим, а вы не могли бы принести мне стаканчик кофе, который моя дочь считает отвратительным?

— Конечно, — Максим поцеловал меня в макушку и вышел из палаты.

— Я хочу защитить тебя от правды, которая не принесёт тебе ничего, кроме боли, — строго сказала мама.

— А можно, я сама решу, что она мне принесёт? — таким же строгим тоном ответила я.

— Ты не готова, Рита!

— Это ты с чего взяла?!

Атмосфера накалялась. Казалось, если выставить между нами спичку, то она мгновенно зажжётся от соприкосновения наших энергий.

— Потому что… потому что… — Мамин голос дрогнул. — Потому что он не заслуживал тебя! — она всхлипнула.

Я выскочила из палаты и согнулась пополам, прислонившись к стене. Когда тёплые руки обхватили мои плечи, я расплакалась, уткнувшись в грудь человека, который так быстро стал мне роднее всех.

— Я искренне не понимаю, почему она не может мне рассказать правду! Неужели она не видит, как мне тяжело сейчас? Как нам тяжело…

— Не видит, — тихо ответил Максим, — ведь ты не говорила ей об этом два месяца.

Он немного помолчал, а потом добавил:

— Побудь с ней неделю. Я напишу за тебя статью про аномальное потепление.

Я отстранилась от него, рассмеявшись сквозь слёзы.

— И у тебя будет время спокойно собрать материал про Ворона.

— Хорошо, убедил, — я снова поднялась на цыпочки и прильнула к его губам.

2022. Июнь, 22

Максим уехал вчера вечером. Я не хотела говорить ему, что уже успела соскучиться, но мне казалось, что он читал это между строк каждого моего сообщения. Он обещал приехать через пару дней и привезти мой макбук. У меня появилось много свободного времени, чтобы продолжить поиски материала о Вороне, а потом начать писать свою дебютную статью. Но я не могла сосредоточиться на работе: все мои мысли были о… Максиме. Вопреки своему нежеланию… я влюбилась в босса.

Я видела, что он также пленил сердце мамы. Когда он был рядом, таяла даже напряжённая атмосфера между ней и мной. За эти четыре дня мы с ней ни разу не поссорились.

Сегодня я приду к ней одна. На моей спине не будет руки Максима, а рядом не будет его плеча, в которое я смогу уткнуться, выйдя из её палаты.

«Тебе нужно научиться быть сдержанной», — сказал мне Максим, когда садился в гелендваген накануне.

Мне много чему нужно было научиться. Но начну я с того, что научусь принимать желание матери не рассказывать мне правду о моём родном отце.

«Потому что он не заслуживал тебя»… — Крутились в голове её слова.

И если бы не та случайность на похоронах человека, который вырастил меня, узнала бы я когда-нибудь правду? Может быть, Максим был прав: не до всей правды нужно докапываться. А я как упёртый землекоп рыла землю, чтобы вытащить наружу призраков прошлого. Даже не призраков — трупов. Которые уже давно сгнили…

Стоя перед дверью маминой палаты, я окончательно решила, что больше не заговорю с ней о своём родном отце. Я приму её желание и буду уважать его. Если она так хочет, значит, на то есть причины. Понять которые, возможно, я ещё и правда была не готова.

— Привет… — произнесла я, заходя в палату. — Как ты?

— Попробуй полежать несколько дней в постели, захочется встать.

— Лежала не так давно, — пожала плечами я.

Мама остановила удивлённый взгляд на моём лице.

— Вывихнула лодыжку.

Она опустила взгляд на мои ноги.

— Уже всё хорошо, — заверила её я, присаживаясь на край кровати. — Когда тебя выписывают?

— Врач говорит, что к выходным. Тебе, наверное, нужно на работу… — Мама отвела взгляд.

— У меня отгулы, не переживай. Тем более… — я запнулась, не зная, рассказывать маме, что Максим не только мой молодой человек, но и мой босс. — Мой босс в курсе, — выдохнула я, прикусив губу.

— Ты что-то недоговариваешь, — мама всегда распознавала мои эмоции.

— Максим мой босс, — сдалась я.

— Максим? — Потупила взгляд мама.

Я кивнула.

— Ты спишь со своим боссом?!

— Мама! — шикнула я. — Мы ещё… не спали…

— Ты не спишь со своим молодым человеком?! — ещё громче спросила она.

Я рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

— Это, наверное, очень удобно… — вполголоса добавила мама.

Я с опаской посмотрела на неё — про таких, как мама, говорят: «за словом в карман не полезет». Если я сначала говорила, а потом думала, как выразилась мама, то она всегда колко подмечала — как отрезала.

— Когда твой босс и твой мужчина — это один и тот же человек, — усмехнулась она.

— Мама! — Я закатила глаза.

— Осмелюсь спросить…

Я была готова сквозь землю провалиться.

— А стажировку ты прошла…

— Своими силами, мама! — перебила её я. — Даже не сомневайся! — Подскочила с места и отошла к окну. Из неловкой ситуации меня вырвал вибрирующий в моей руке телефон.

— Ты как никогда вовремя! — простонала я в трубку, выйдя из палаты и прижимаясь спиной к стене.

— Это даже лучше, чем простое «я скучаю», — ровный голос Максима был так далеко и одновременно возле самого уха. — Как твой день?

— Пришлось признаться маме, что мой мужчина и мой босс — это один человек. — Я прикрыла трубку рукой, понизив голос.

— И как она отреагировала? — я чувствовала, что он сейчас довольно улыбался.

— Не обошлось без ядовитых шуточек, — фыркнула я.

— Но в целом?

— Сам спросишь!

Я почувствовала, что хочу уткнуться ему в грудь. Даже показалось, что уловила его запах рядом. Закрыла глаза и произнесла:

— Я скучаю…

— Я тоже, — услышала в ответ.

— Какое новое пари витает по офису? — быстро перевела тему я.

— Правда, хочешь знать?

— Наверное, нет. Но говори!

— Есть что-то между нами или нет.

— И на что ты поставил? — поддела его я.

— Ты отомстила, — усмехнулся Максим.

— И я хочу правду, как всегда.

— Есть. — Он вздохнул. — Мне пора. Приеду в пятницу вечером. — Он отклонил звонок.

— Буду ждать… — ответила в пустоту я.

2022. Июнь, 24

Когда чего-то очень ждёшь, время замирает. Мне казалось, что вечер пятницы не наступит никогда.

Маму выписали днём, и она с момента, как переступила порог дома, не отходила от плиты, потому что по моему растерянному, но одновременно сияющему лицу, было понятно без слов, что у нас сегодня гости. Точнее — гость.

Я пыталась ей помочь, но была настолько в своих мыслях, что пару раз чуть не отрезала себе пальцы. Поэтому мама прогнала меня с кухни. Что я там говорила про высокомерное спокойствие? Видимо, я его променяла… на влюблённость.

А ещё я говорила, что не пила алкоголь, но сидела на верхней ступеньке порога с бокалом белого вина, которое мама использовала для готовки. Она просто вылила остатки в бокал и протянула мне со словами: «Успокоительное». Я и правда немного успокоилась. Совсем немного, потому что когда услышала знакомый звук мотора гелендвагена, моё сердце ускорилось, а рука с бокалом сжалась в кулак так, что вряд ли бы кому-то удалось разжать пальцы.

Я подскочила, выпила оставшееся вино в один глоток и поморщилась. Вбежала в дом, чтобы оставить бокал.

— Приехал? — улыбнулась мама.

— Это нормально, что меня подташнивает? — растерянно произнесла я, убрав докучающие волосы за спину.

Мама усмехнулась. Я помогла ей перебраться от плиты до стола, уверив, что сама расставлю еду и приборы, несколько раз глубоко вздохнула и резко выдохнула, а потом вернулась на крыльцо.

Максим вышел из машины. Он был в классических брюках и белой рубашке. Наверное, даже не заезжал домой после работы, чтобы переодеться. Он заметил меня и улыбнулся. А потом открыл багажник и вытащил оттуда… большую корзину с разноцветными тюльпанами.

Я ахнула.

Следом за корзиной показался маленький букет ромашек, который протянул мне:

— Маленький букетик для моей маленькой девочки, — он подошёл ближе и поцеловал в губы.

— Та, для которой эта корзинища, в гостиной, — пока его губы были напротив, я задержала дыхание, сжимая за спиной букет.

Мама заметила корзину тюльпанов и прикрыла рот полотенцем, которое было в это время в руке.

Максим протянул ей цветы.

— Мне сто лет не дарили цветы…

— Не думал, что вы так хорошо сохранились, — улыбнулся Максим, поймав мою ладонь.

— Можешь больше не стараться ей понравиться, — закатила глаза я, — она уже без ума от тебя.

Мама рассмеялась.

— Я же говорю, она сначала говорит, потом думает, — она заметила букет ромашек в моей руке, и её лицо изменилось, как будто она что-то вспомнила, но потом улыбка снова вернулась на её губы.

— Ужин уже готов. Сейчас Рита всё расставит. Максим, хотите вина?

— Только если Рита составит мне компанию, — он посмотрел на меня.

— Она уже приговорила бокальчик…

Я покраснела, предугадывая его слова.

— А мне говорила, что не пьёт алкоголь… — Максим снова посмотрел мне в глаза.

— Пойду… поставлю букет в вазу, — выдавила из себя я и выскочила из гостиной. — И принесу ужин.

Пристроив ромашки в мамину любимую вазу, я сперва отдышалась, а только потом вернулась с тарелками.

Максим уже стоял с бокалом, что-то рассказывая маме, а та смеялась, заливаясь краской, как девочка.

Рядом с ним я теряла контроль над своими эмоциями. Такого со мной никогда ещё не было. Я молча расставила приборы и тарелки с едой на стол.

Максим посмотрел на меня и протянул руку. Я схватилась за его ладонь, как будто она была той, что должна вытащить меня со дна колодца, в который я провалилась.

— Оказывается, ты не пьёшь алкоголь после школьного выпускного, — прошептал мне на ушко Максим.

— Ма-а-ам! — взвизгнула я.

— Я ж не знала, что ты не поделилась этой историей со своим, кхм, — она хихикнула, — молодым человеком.

— Дайте мне вина! — закатила глаза я, хватая свой бокал и бутылку со стола.

— Она пришла домой в разных туфлях! — смеялась мама, поправляя тарелки на столе.

— В женских хоть?

Мама рассмеялась в ответ.

Я сделала глоток и отвернулась.

За столом Максим хвалил мамины кулинарные способности и отчитывал меня, что позволила маме готовить с гипсом на всю ногу. Я даже не пыталась оправдываться, потому что прекрасно знала мамин характер. Мама расспрашивала его о «Красной букве»… И только я молчала, допивая уже третий по счёту бокал.

Максим держал свою руку на моей коленке под столом, мы часто встречались глазами, но я быстро отводила свои. Казалось, в них было всё написано: я влюбилась.

— Здесь из курящих я одна? — Мама поднялась.

— Мам, тебе нельзя! — хотела возразить я, но она перебила меня:

— Вот ещё! — И, схватив рядом стоящие костыли, медленно последовала на крыльцо, отмахнувшись от нашей помощи.

Мы остались с Максимом вдвоём.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Бурлеск как эротическое шоу является прообразом современного стриптиза.

2

Сир. 37, 32–34.

3

Притч. 1, 17–19.

4

Американская исполнительница шоу в стиле бурлеска, фотомодель, певица.

5

Притч. 14, 30.

6

Кор. 7:10.

7

Кол. 3:5.

8

Притч. 27:4.

9

Притч. 16, 18.