Серебряный след

Янина Дикаева

…Нельзя, наверное, так глубоко любить Отечество, как любят его чеченцы. Нельзя так сильно быть привязанным к близким и родным, как чеченцы, потому что от такой самоотверженной любви и преданности пожинаешь только страдания. В этом ли заключается смысл повествования автора этой замечательной книги? Нет! Так как пройдясь по следам пера автора – судьбам персонажей, перед читателем выстроится алмазной прочности формула величия любви! А ведь содержание книги далеко не вымысел.Исмаил Акаев

Муъминат

I

— Помогите, помогите! Мужчины, просыпайтесь! Позор нашему роду! — пронзительные крики разбудили в то утро маленький аул Бути, лежавший на самом пике высоких гор Шароя…

Это была весна 1935-го года. Где-то за хребтом величественная Грузия, а совсем рядом скалистый Дагестан. Над холмами медленно поднимался багровый диск солнца. Недалеко послышался вой волка, смешавшийся с заунывным визгом шакалов, жаждущих очередного куска падали.

Муъминат подошла к окну и начала прислушиваться. Крики усиливались. Женщина встрепенулась. Накинув на голову светлую шаль, она быстро побежала в сторону того места, откуда доносился шум.

— Что случилось? — крикнула она, подбегая к кучке людей.

— Горе нам, горе! — запричитала соседка, — отару овец угнали изверги. Словно горящим куском железа прошлись по сердцу женщины эти слова.

— Да что же вы стоите-то как обледеневшие? — наорала она на мужчин, нарушая все каноны покорной женщины Кавказа.

— Догонять их бессмысленно, Муъминат. Они уже, наверняка, далеко ушли от аула. На пастбище были два пацаненка, совсем юных, они их припугнули и забрали, а дети что сделают?

— Для кого как бессмысленно, — раздраженно выпалила женщина, прервав их разговор, и схватила под уздцы недалеко стоявшего коня, даже не соизволив спросить, кто его хозяин. Ловко вскочив в седло, она поскакала на конец села.

— Вернись! Твой муж не одобрил бы твои действия, — крикнул ей вслед мужчина.

— Но и ваши тоже!!! — доносил им ветер в ответ слова женщины. Муъминат со всей силы гнала коня. — Только бы успеть, только бы догнать — твердили мысли. А над тем, что она собиралась делать, когда догонит, женщина и не задумывалась. Как могла вернуть целую отару овец у воров из Дагестана одна хрупкая красавица. Однако сила ее духа и непоколебимость характера действительно совершали чудеса. Сердце забилось сильнее, когда женщина увидела клубы пыли, поднявшиеся от топота лошадей грабителей. Она поняла, что нужно обогнать их и повернула на другую тропу, чтобы выйти им навстречу. Изумлению мужчин не было предела, когда перед ними откуда ни возьмись на взмыленном коне появилась молодая красавица с растрепанной черной косой и с повисшей на одном плече шалью.

— Что ты делаешь? Ты с ума сошла? — еле вымолвил один из них.

— Не сошла! — Если с нашего аула, здоровые мужчины с весны на заработках и остались только немощные старики да дети, то женщины к вашему сведению еще не перевелись, которые смогут защитить аул от таких, как вы! И если бы сегодня, оказался дома мой муж, не быть бы вам больше живыми! — смело соскакивая с коня, ответила Муъминат. Стянув с плеча белую шаль, Муъминат начала размахивать ею перед отарой овец, пытаясь повернуть их обратно. Беззащитная и хрупкая женщина совсем затерялась среди пыли, которая поднялась от топота лошадей и овец.

— Перестань! Не давай мне поднимать руку на женщину! Ты слышишь меня или нет? — орал на нее охрипшим голосом один из грабителей. И вдруг среди этого сумасшедшего ржания перепуганных лошадей грабителей и блеяния овец, она услышала родной топот вороного. Хайрулла, покинувший на время по делам аул, возвращался домой. Это был председатель сельского совета, видевший немало испытаний на своем веку, суровый горец, перед которым опускали глаза даже самые именитые работники НКВД. Один за другим произведенных в воздух два выстрела вмиг установили тишину.

— Пошли отсюда вон, коли жить хотите, не то со мной разговор короткий, — прогремел его голос. Хайрулла, недолго думая, направил ружье теперь уже не в воздух, а в сторону воров. Незваные гости были растеряны. Они молча начали поворачивать коней. Он посмотрел на Муъминат. Запыхавшаяся от быстрой езды, она вся вспотела и мокрая прядь волос из распутавшейся косы легла вдоль ее тонкой шеи, а утренние лучи солнца игриво бегали по линиям чётко очерченного, нежного профиля. Уставшая, она была ещё красивее. Этот случай с грабителями из Дагестана вновь всколыхнул в ней всю ее утихшую в семейной рутине необузданную страсть.

— Чей это конь? — спросил он.

— Не знаю, стоял там, у поилки в ауле, — равнодушно ответила Муъминат.

Хайрулла рассмеялся.

— Как же это похоже на тебя! Что же ты ещё ружьё у кого-нибудь не отобрала? И вообще, что ты собиралась делать, если бы я не подоспел?

— Ружья не было там ни у кого с собой, а что ты придёшь, я знала, — улыбнулась она.

— Пошли… — улыбнулся ей в ответ Хайрулла.

Уставшая Муъминат тихо брела за мужем, набросив свою порванную шаль на такого же усталого коня. Хайрулла не обращал внимания на растрепанные волосы жены, первый раз в жизни непокрытые платком. Сегодня она отстояла его честь, честь всего рода, показала пример мужества многим мужчинам, в одиночку отбив целую отару овец у воров. Она была не только матерью его троих детей, но и целым знаменем, которое можно было пронести через всю жизнь, и никакая грязь не в силах была бы его запятнать.

Хайрулла потерял отца, когда был еще в чреве своей матери. Овдовевшая в юности мать, сохранила верность его отцу и больше не связала свою жизнь ни с кем. Зная, что в огромном мире ему не от кого ждать помощи, Хайрулла стал прилежным учеником сурового учителя, имя которого было Жизнь. Закаленному на ее уроках, ему чуждо было любое проявление слабости. И живя по неписаным законам чести, он занял прочное положение в горском обществе, умело руководя своим родовым селом. А достойная жена заменила ему всех, став крепкой жизненной опорой…

В свое время многих удивило, что выбор Хайруллы пал на эту красавицу. Хотя, на первый взгляд, кажется почему? Ведь руки и сердца этой шаройской красавицы добивались не только местные горцы, но и гости с Дагестана и даже с соседней Грузии. Однако Хайрулла был скуп на проявление чувств. Коня он приводил к роднику, когда тому действительно хотелось пить. Он был гораздо старше молодых джигитов, и многие в ауле уже пророчили ему холостую жизнь. В былые времена горцы очень рано связывали себя узами брака. — Так и проскакал на вороном свои лучшие годы Хайрулла. А ведь сколько мужества и отваги-то сидит в нем. Сыновей бы ему, да жену достойную — сокрушались тогда сельчане….

Отара овец возвращалась в аул. Солнечные лучи ярко озаряли вершины гор. Муъминат все также тихо шла за мужем, лишь изредка поглядывая в его сторону. Он был с ней всегда суров и даже, что удивительно, порою жесток, однако нрав этой строптивой красавицы не был создан для подчинения слабым мужчинам. Она знала об этом и возносила мужа до королевских высот, не опускаясь сама до низости рабыни. Таковы они и были реалии настоящей кавказской любви, где и над чувством и разумом властвовала честь…

В сакле хныкали годовалые близнецы, во дворе мычал скот. Прибежал запыхавшийся старший сын Малик. Десятилетний мальчонка обегал весь аул в поисках матери. Малик радостно подбежал к Муъминат:

— Ты куда ушла? Я по всему аулу носился, искал тебя. Нана, (с чеч. мать) что с тобой?

— Лучше бы за детьми присмотрел. Куда бы я делась? — Муъминат тихо опустилась на порог. Однако нытье малышей ее заставило подняться и зайти в саклю…

II

Асет и Анас появились на свет, когда отца не было дома. Роды были очень тяжелыми. Благодаря помощи местных повитух, малыши чудом остались живы. Новорожденные были очень слабыми. Не менее здорова была и сама Муъминат. Состояние роженицы вызывало опасение у окружающих. Сельчане быстро снарядили гонца в город за Хайруллой, который находился там по рабочим делам. Услышав разговор людей, женщина еле повернула к ним свое посиневшее, почти безжизненное лицо, на котором были заметны испуг и беспокойство.

— Даже умирать его боится, — съязвила одна из соседок. Муъминат усмехнулась:

— Боюсь… вот и не умираю как видишь…

Соседке стало неловко, что больная услышала ее неудачную шутку:

— Муъминат, я пошутила. Ты здорова, опасный период миновал, вот приложишь к груди своих малышей и сразу в себя придешь. Кстати, как назовем их?

— Не надо! — тихо проговорила обессиленная женщина, подняв бледную руку. — Не надо! Он… он сейчас придет… он сам назовет…

Женщины недовольно переглянулись. Многих в ауле удивляла и раздражала излишняя покорность бывшей гордячки, в которой когда-то строптивости хватало на всех с лихвой. В девичестве Муъминат могла себе позволить то, на что никогда бы не решились робкие горянки с шаройских аулов. Резкими репликами она затыкала рты на вечеринках безнадежно в нее влюбленных парней, не раз отказывая им в танце и срывая ловзар (чеч. вечеринка).

Не любили Муъминат многие в ауле… и неудивительно… пусть красота и спасает мир, но в большинстве случаев путь к этому спасению пролегает через ревность, зависть и ненависть окружающих. Но быстро покорилась Муъминат взрослому, видавшему виды огненно-рыжему горцу, удивляя даже его самого этой преданностью. Она сама не могла объяснить себе этот факт, но может эта и была та самая настоящая любовь, не поддающаяся описанию и признанию…

Женщины услышали за окном сильный топот и бешеное ржание взмыленного коня, который уже мордой тыкался в окно сакли. Все перепугались. Когда это видано, чтобы так близко мужчина подходил к сакле, где находятся одни женщины, да еще и роженица. Старушка-повитуха, принимавшая роды у Муъминат, сразу выбежала за порог, чтобы встретить этого неожиданного гостя. На ужас женщины Хайрулла оттолкнул ее от порога и заскочил в саклю. Он стоял неподвижно в середине комнаты разгоряченный, уставший после долгого пути, тяжело дыша, держа одну руку на поясе, на котором висел серебряный кинжал с потертой рукояткой. Капли пота проступали между нахмуренных бровей, а тонкие, крепко сжатые под густыми светлыми усами губы выдавали волнение и страх. Онемевшие соседки молча наблюдали за ним, боясь поднять на мужчину глаза.

— Жива! — вымолвил он наконец… и осмотрелся вокруг. Взгляд мужчины упал на дальний угол комнаты, где лежали два крошечных белых свертка, которые словно новорожденные котята издавали редкие звуки. Хайрулла снял с головы папаху, вытер рукой пот, и не смотря ни на кого, спросил:

— Кто?

— Мальчик и девочка, — быстро ответили ему.

— Анас и Асет! — буркнул он себе под нос и вышел из сакли. Женщины вздохнули с облегчением, а на лице ослабленной роженицы проступила едва заметная улыбка. Казалось, что этот сумасшедший, непонятный и необъяснимый горскими неписаными адатами поступок Хайруллы медленно возвращал в нее жизнь….

III

Муъминат зашла в саклю. Анас и Асет уже давно проснулись и устали плакать от голода и долгого отсутствия матери. Не менее уставшая женщина улыбнулась детям и принялась за свой ежедневный труд. Нелегка жизнь чеченок в горных аулах: вставать нужно спозаранку, отогнать скот, принести издалека воду, преодолевая извилистые каменные тропы, а пока солнце не начало припекать нужно успеть в поле, где идет вспахивание земли и единственная техника, пригодная для этого, — запряженные волы.

Муъминат быстро сновала по сакле, забыв про утреннюю усталость, ведь впереди целый длинный день. Середина весны постепенно переходила в лето и в воздухе уже начинал чувствоваться зной, поэтому нужно быстрее разобраться, хотя бы с частью дел по хозяйству. Женщину кто-то окликнул. Муъминат, протирая руки, нехотя вышла во двор. Не время для болтовни с соседками.

— И что ее принесло сюда? — подумала она. Во дворе стояла соседка Кемси, а с ней рядом две ее незамужние племянницы — стройные, застенчивые горянки — завидные невесты аула. Во двор сразу забежал Малик. Мальчику было любопытно с чем пожаловали к матери соседки. Чуть неподалеку возился со своим конем Хайрулла. Поприветствовав всех и спросив, как дела, Кемси замялась, переходя к цели своего визита…

— Кемси, времени мало с тобой судачить. С чем пожаловала? — пыталась шутя, развеять обстановку Муъминат.

— Я думала ты одна дома, — недовольно поглядывая в сторону Хайруллы, начала женщина. Мы, конечно, знаем, что ты откажешь, но моя престарелая мать очень хочет, чтобы ты присутствовала сегодня на ловзаре (свадьба). Будут гости издалека, отец в их честь хочет собрать сельчан на вечеринку. Ты всегда была украшением аула, — тараторила Кемси, осмелев от молчания Хайруллы.

— Нана, сходи, пожалуйста! Ты будешь самой красивой, — вскрикнул задорно Малик.

— Ишь ты! Не лезь в разговор старших, тоже мне нашелся советчик, — прикрикнула на него Муъминат. — Спасибо, Кемси, за приглашение. Мне, действительно, очень приятно. Взгрустнулось даже, вспомнила девичьи годы, — ответила Муъминат, но прийти сама знаешь не могу, дел много по хозяйству, — замялась женщина.

— Дела никуда не убегут, ты сходи, давно никуда не выходила, да и матери Кемси как откажешь, — неожиданно для всех нарушил молчание Хайрулла. Женщины с удивлением посмотрели на него. — Ну чего так глаза вытаращили! Я серьезно говорю, — улыбнулся мужчина. Племянницы Кемси вместе с тетей наперебой принялись благодарить Хайруллу и, пока суровый горец не передумал со своим решением, быстро распрощавшись, поспешили домой. Заходя в дом вслед за мужем, Муъминат спросила:

— Ты серьезно хочешь, чтобы я пошла на ловзар? Ты удивляешь меня.

— Да почему бы нет? Вместе пойдем. Я сам давно не отдыхал, вспомню молодые годы, да и ты развеешься. Надень свое лучшее платье и иди, ты все равно самая красивая в ауле, — задумчиво сказал Хайрулла. Задорный юношеский блеск снова зажегся в черных глазах женщины. Эти слова для нее стоили дорогого, в принципе, как и для любой женщины. Дело спорилось в руках, ведь вечером, совсем скоро она снова как в юности, выйдет в круг танца, и забудет обо всем — о горестях, печалях, а было их за это время немало…

IV

Незадолго до замужества Муъминат, слегла ее мать Айдат. Чуть позже старшую сестру Пери украл аварец с соседнего Дагестана. Сельчане пытались отбить, но дерзость аварцев не знала границ — они взялись за оружие, и в итоге двое мужчин погибло с чеченского аула и два человека со стороны жениха. Но невесту аварцы не вернули. Матери погибших осыпали проклятием бедную девушку, а отец чувствовал себя в неоплатном долгу перед безвинно убитыми…

— За вашу эту красоту вертихвостки, на мне кровь людей остается, — наорал он в ту ночь на Муъминат. Мать на пороге могилы, а ее тут воруют, — начал он срываться на младшей дочери.

— Я не виновата, отец! — попыталась защититься Муъминат.

— Ты тоже хороша! Не без твоего ведома! Лучше бы вас обеих у меня Бог забрал, а сыновей сохранил, — буркнул отец.

Еще в юношестве, утонув в горной реке, погибло двое сыновей у Магомед-Мирзы. Они оба были старше дочерей, а Абдул-Хамид был первенцем. Старшим сыном Магомед-Мирза гордился. Он заслужил уважение у сельчан. Разбирался во многих болезнях и лечил их целебными травами, прослыл в Шарое как знахарь…

Мать так и не встала. Болезнь не отпустила женщину. Айдат ушла из жизни спустя несколько месяцев после замужества младшей дочери. Как бы там ни было, но женщина втайне от мужа радовалась, что, хоть вторая дочь устроилась в родном ауле.

Сестру не пускали в Шарой, да и сама Пери не хотела видеться с сельчанами, неприятно было осознавать, что из-за нее люди поплатились жизнью. Единственный брат Муъминат Хамид возился со своей многодетной семьей. Он был намного старше, и Муъминат всегда ощущала грань в общении с ним, хоть и любила его безмерно.

Отец также обладал суровым нравом, а после похищения Пери вообще отдалился от дочерей. Поэтому Муъминат очень часто ощущала себя одинокой, лишь домашняя суета позволяла на время забывать многое.

V

День клонился к вечеру. На острые вершины гор медленно оседали сумерки. Свежий, чистый воздух легкой прохладой окутывал с ног до головы. Сердце Муъминат забилось как в юности в предвкушении приближающегося ловзара.

Она открыла сундук и достала нарядное чеченское национальное нарядное платье «гIабли», сшитое из переливчатого материала, которое ярко сверкало на солнце. Муъминат прижала к груди платье, жадно вдыхая его запах. Это был запах чистоты, беспечной жизни, запах теплых рук матери, когда-то сшивших этот наряд, запах воды, нечаянно вылитой с кувшина, при первом свидании у родника, это был нежный запах ее безвозвратно ушедшей юности…

Муъминат подошла к зеркалу и надела платье. Достала с сундука серебряные нагрудники и пояс, которым туго обтянула свою талию. Замужество и роды нисколько не повлияли на фигуру женщины, а напротив придали ее формам красивый завершенный образ. Серебряный пояс, обхвативший стройную талию Муъминат, был действительно необыкновенным. Загадочная арабская вязь вперемежку с чеченским орнаментом создавали на нем целый ансамбль настоящей живописи. Он достался ей от матери, а Муъминат в свою очередь берегла его для своей дочери Асет. Муъминат распустила собранные в узел волосы и заплела две косы, которые плавно, подобно черным змеям, легли на спину женщины.

Вечер окутал горный аул. Уже слышалась барабанная дробь, а звуки гармони, казалось, разливались по всему Шарою. Горянки с волнением шли к дому горца, где начинался ловзар.

Вечеринка занимала огромное место в жизни молодых. Здесь они узнавали друг друга, шутили, веселились, а обжигающий взгляд черных глаз, нечаянно, а может и намеренно брошенный в сторону джигита, мог навсегда определить чью-то судьбу. Ловзар проходил по своим устоявшимся строгим правилам, в полном соответствии с вайнахским этикетом, который, как известно, содержит целый свод норм и правил морали.

Муъминат зашла во двор вместе с племянницами Кемси. Женщину пробирал холод волнения. После замужества она ни разу не приходила на вечеринку. Воспоминания пеленой встали перед ее глазами. Беспечная жизнь, дерзновенный характер, многочисленные споры вокруг ее имени, неожиданный для всех и для нее самой этот брак… все пронеслось как в тумане. Теперь она покорная жена и любящая мать детей. И лишь нарастающие звуки лезгинки уносили ее в лучшие времена своей жизни, где сорвавшаяся со скалы ее юность упала уже в чьи-то другие руки. Муъминат, улыбаясь, поприветствовала присутствующих.

Многие были приятно удивлены ее появлением. А языкастые соседки уже начали свое шушуканье, ведь несмотря на присутствие многих молоденьких горянок, Муъминат снова стала украшением этого ловзара. Мать Кемси Субайда обрадовалась, что Муъминат приняла ее приглашение и усадила ее рядом с собой. Люди все прибывали. Хайрулла стоял неподалеку в окружении мужчин.

— Хайрулла, пошли молодость вспомним, — пригласил его в круг односельчанин…

Вечеринка начиналась. Прибывший издалека гость Субайды попросил разрешение у тамады пригласить на первый танец Муъминат. Глаза женщины случайно встретились с глазами мужа, в которых она нашла безмолвное одобрение. Музыка зажигательного танца уносила каждого в свой отдельный мир — мир добрых воспоминаний или светлых надежд. А нисколько не увядшая красота Муъминат снова ослепляла и удивляла сельчан. Никогда после замужества она не ходила на вечеринку. Даже не прислушивалась к звукам доносящейся лезгинки. А сейчас, проносясь лебедью в этом узком кругу танца, она сама себе удивлялась и вместе с этим благодарила бабушку Субайду, вытащившую ее впервые за десять лет в люди…

Засмотревшись на танец жены, Хайрулла не услышал приближающиеся к нему шаги…

— Салам Алейкум, Хайрулла! Все еще не устал любоваться? — съязвил мужчина, похлопав его по плечу. Хайрулла обернулся.

— Ва алейкум салам, князь Вассо! — громко приветствовал он гостя. Перед ним стоял Василий Иосилиани — начальник районной милиции с соседней Грузии.

С ним у Хайруллы были свои счеты десятилетней давности. Их словесная перепалка как-то раз чудом не переросла в большой конфликт. Вассо, имевший княжеские корни, гордился своим знатным происхождением. Его раздражала излишняя дерзость Хайруллы, а тот в свою очередь не терпел на своем пути конкуренции и не имел привычки разделять людей. Они были похожи мужеством, силой воли и характерами, и этим самым не любили друг друга…

Хайрулла достаточно радушно встретил своего старого недруга Вассо.

— Это тебе спасибо за то, что я не устаю ею любоваться — рассмеялся он, приветствуя гостя.

— Мне-то за что? — в недоумении поднял бровь Вассо.

— Как за что? Если бы не наши с тобой перепалки, не стала бы Муъминат моей женой. Назло тебе ведь украл, — снова пошутил Хайрулла.

Вассо рассмеялся:

— Да ладно тебе. Кто старое помянет, тому глаз вон, — говорят в народе, — также отшутился Вассо…

VI

В ту пору красавица Муъминат мало кого оставляла равнодушным, если не считать жестокосердного Хайруллу. Он знал, что к Муъминат сватаются не только с шаройских аулов, но и с Дагестана. Все это вызывало у него лишь усмешку, но почему-то всегда, когда речь заходила о ней, сердце сильнее стучало.

Одним летним вечером Хайрулла случайно заметил знакомую фигуру Вассо у родника, который преградил путь Муъминат, возвращающейся с кувшином в руках. Вассо заметил на себе взгляд Хайруллы и отошел, а девушка своей обычной горделивой поступью прошла мимо обоих, бормоча себе под нос слова недовольства.

— За водой к роднику уже нельзя прийти! Cовсем обнаглели, — прошептала она.

Хайруллу сильно задело поведение Вассо. — Никуда не годится! Мало того, что вечно сует нос в дела Шароя, еще и первую красавицу захотел. Нееееет… друг мой, так дело не пойдет — решил для себя Хайрулла.

— Вассо, удивляешь! Каким ветром к роднику-то принесло тебя? — усмехнулся Хайрулла.

— А то ты не знаешь? Весь Шарой знает, а ты не знаешь? Муъминат я вашу люблю. Зацепила она мое сердце не на шутку. Женюсь на ней.

— А если откажет? Что-то кисло она тебя встретила, — ухмыльнулся по привычке Хайрулла.

— Это тебя увидев смутилась. А если даже и откажет, то сворую. Хайрулла нахмурился.

— С каких это пор так легко чеченок воровать начали грузины?

— А с тех, с каких начали аварцы. У них не отобрали, у грузинского князя подавно не отберете, — съязвил Вассо. И, не дожидаясь ответа Хайруллы, ускакал, вскочив на коня.

Хайруллу выходка грузина возмутила не на шутку. — Аварцами еще упрекнул! А ведь отбирали, людей с обоих сторон поубивали… все равно не отдали… а может сама не пришла… вертихвостка… правильно отец ее отдалил. Вообще уважаю Магомед-Мирзу… железный человек — эти и подобные мысли пчелиным роем закружили в голове мужчины.

Домой он в тот вечер пришел поздно, уставший, голодный, измотанный рабочими делами и суетой. Аул маленький, и ему приходилось вмешиваться в даже самые незначительные бытовые проблемы сельчан. Двор был убран, а из окон доносился вкусный запах. Это значило, что снова пришла единственная сестра Написат. На душе Хайруллы стало тепло.

Написат была дочерью его отца от другого брака, намного старше него. Она очень трепетно любила своего брата, будто старалась возместить ему всю неиспытанную им любовь отца, которому по воле судьбы он не смог даже посмотреть в глаза. Написат была единственной нитью, которая связывала его с ушедшим из жизни отцом. Хайрулла это понимал и очень уважал и любил сестру. Да и было за что. Написат часто прибегала даже к его матери, помогала по дому, а после ее смерти старалась не оставлять Хайруллу в одиночестве. Он знал, что ей это дается сложно, ведь она была связана рутиной семейной жизни, и ему бывало неловко, что ей приходится разрываться между ним и своей семьей.

— Написат! Ты снова здесь? Я же говорил, что не нужно так часто приходить! Я знаю, что тебе тяжело, не нагружай себя. Не повезло тебе, честное слово, с братом. Мне бы опорой тебе быть, а тебе вон приходится как за дитем малым за мной смотреть… ээээх… не умею я общий язык с этой жизнью поганой найти, — начал снова сетовать Хайрулла.

— О Аллах! Опять ты за свое! Сколько раз просила не говорить так! Дела, которые я здесь делаю, мне не в тягость, это ведь мой отчий дом. Пусть отец и рано ушел из жизни, но в этом доме я ощущаю его тепло. Мне бы племянников… тогда вообще бы счастливей меня никого бы не было, — всхлипнула Написат. Женщина редко заводила разговор с братом о семье. Неловко бывало. Не решалась. Боялась его сурового характера. Даже сама не поняла, как сейчас это выскочило с языка.

Хайрулла даже не услышал, о чем говорила сестра. Тысячи мыслей, предположений, решений просто сжали в тиски его голову. Перед глазами пробегал образ Вассо с его наглой усмешкой, брошенной в адрес целого аула. И она, образ которой почему-то в последнее время все чаще вставал перед его глазами. Ее красота была слишком совершенна, чтобы воспринимать ее равнодушно, и она раздражала, ровно как и восхищала.

Хайрулла замечал ее, но не хотел даже признаться самому себе, что постепенно именно эта женщина среди десяток и сотен других не побоялась встать на извилистую дорогу, ведущую к его сердцу. Она и раньше очень часто блуждала в его мыслях, но страх ее утраты он ощутил именно сейчас. Злость пробирала все тело. И в эти секунды, секунды неудержимой злости на весь мир, он и принял самое важное решение в своей жизни…

VII

Не прошло и двух дней как весь Шарой гудел о шокирующей новости. Хайрулла похитил по горским обычаям первую красавицу Муъминат. Весть донеслась и до районного руководства.

— Эти дикари совсем обнаглели! Никакой разницы между ними нет, что умный, что дурак, что молодой, что старый — все одинаковые! Когда мы сможем выбить из них эту дурь??? — стучал кулаком по столу глава района.

Муъминат до конца не могла поверить, что с ней произошло, пока не оказалась в окружении родственников Хайруллы, в его доме. Девушка не могла никак понять, почему именно этот человек заставляет ее насильно становиться его женой. Он, который даже не удостоил ее случайным взглядом, о котором в глубине своей беспокойной души она мечтала.

Муъминат металась из угла в угол, с криком подбегала к закрытой двери и стучала в нее, сжав свои худые пальцы в маленький кулак, однако девушку никто не слышал.

— Каково сейчас матери, что скажет отец, родственники? Обязательно обвинят ее, также как обвинили старшую сестру, а ведь они обе ни в чем и ни перед кем не виноваты! За что же так жестоко обходится с ними судьба? — тысячи мыслей витали в ее голове.

Муъминат резко отдернула занавеску с маленького окна. Злоба и ненависть переполняли ее сердце. От частого дыхания приподнималась грудь, по которой были раскинуты черные, как смоль, волосы.

— Нет уж! Не на ту нарвался! К черту его имя, характер и прочие достоинства! Умру, но не останусь, слышите, не останусь! — крикнула девушка и, схватившись обеими руками за щеколду, с шумом открыла окно. Холодный осенний ветер ворвался в комнату и остудил горячее от слез лицо Муъминат. Девушка полной грудью вдохнула приятный свежий воздух. Она окинула взглядом двор. Сквозь надвигающиеся сумерки Муъминат разглядела силуэты десяток с лишним военных мужчин, среди которых она сразу узнала статную фигуру грузинского князя Вассо. Она глазами искала отца. Магомед-Мирза стоял поодаль от мужчин, но тем не менее девушка заметила его.

— Отец! — крикнула она, однако охрипший от плача голос сразу же сорвался.

— Закрой окно! Заболеешь… — тихо сказал кто-то за спиной. Муъминат оглянулась. Девушка вздрогнула от холодного взгляда Хайруллы.

— Отпусти меня домой, немедленно! Ты слышишь? — прошептала Муъминат, тяжело дыша…

Взгляд черных глаз девушки проникал в самое сердце, обжигая все изнутри. Хайрулла опустил глаза, — а может зря я все это затеял? Ломаю жизнь чужой дочери на глазах всего своего рода. Но ведь Вассо бы ее также похитил и увез бы в Грузию. И разве счастлива ее старшая сестра, насильно перешагнувшая порог чужих людей, которую всем миром прокляли за эту роковую любовь аварца, повлекшей за собой смерть невинных людей? — нежданные мысли снова забродили в голове Хайруллы. Однако раздумывать времени было мало. Районная милиция окружила весь аул. Потушат или нет дерзкий нрав Хайруллы зависело лишь от Муъминат. Хайрулла не рассчитывал на такой поворот событий. Он надеялся быстро уладить этот конфликт, не выводя его за пределы своего аула, однако кто-то очень успешно и быстро донес верхам о случившемся. Хайруллу настигли врасплох.

— Послушай меня, я как бы там ни было все-таки старше тебя и, хотя бы из-за уважения к моему возрасту, выслушай меня, — начал мужчина, — рассказывать тебе какой я смелый, строгий и суровый сейчас просто глупо, ибо честь моя сегодня лежит у твоих ног и тебе решать растоптать ее или подать ей руку, чтобы она поднялась. Также не мне тебе рассказывать, каковы они законы этой чести, потому что ты росла в семье настоящего чеченца, который умеет жить по горским адатам и не склоняет перед жизненными мелочами голову. Я прошел через многое, и поверь мне, никогда не думал и не предполагал, что мое имя будет зависеть от хрупкой юной девушки. Я тебя не держу, ты можешь выйти во двор и сказать, что ты похищена и желаешь справедливого наказания своему обидчику. Но прежде чем ты это сделаешь, я хочу тебе напомнить, что ты сестра и дочь двух достойных мужчин, которые навряд ли оценят этот шаг. И вообще, если ты хочешь быть действительно счастливой женщиной, останься в этом доме. Я люблю тебя, Муъминат… Я жду твоего выбора. Вот дверь — это твоя свобода, — Хайрулла указал на порог, а вот это моя честь, твоё счастье и твоя защита, — мужчина протянул ей правую руку, — решай кто из них сегодня выиграет этот бессмысленный бой.

Муъминат подняла глаза. На дрожащих черных ресницах виднелись капельки слез. Упомянутые брат и отец больно задели девушку. На мгновение перед глазами пронеслись все сельские парни, которым она не раз отказала. А ведь почему? Потому что в них Муъминат не находила тех самых качеств, присущих ее отцу и брату. И теперь, когда перед ней стоит человек, обладающий мудростью ее отца и безграничным мужеством ее брата, человек, о внимании которого она мечтала в тайных глубинах своей души, имеет ли она право так легкомысленно его растоптать?

Перед взором предстал и образ матери, больной, еле доживающей свои дни. Она всегда учила дочерей — никогда, во чтобы то ни стало не спорь со своей судьбой и будь благодарна ее любому дару. Не спорь с судьбой, как бы ты не спорила со старой женщиной, прожившей свой век!!! — громко зазвучал в ее ушах слабый голос больной матери. А на улице возрастал все сильнее шум. Люди подъезжали, ждать было бессмысленно. Хайрулла продолжал стоять с протянутой ладонью, которую в тот же миг сжала хрупкая, дрожащая рука девушки. И тут же сразу, Муъминат кинулась к двери.

— Куда ты? — остановил девушку мужчина. Запомни! С сегодняшнего дня я твой пленник. До конца своих дней и своего последнего вздоха я буду тебе благодарен за то, что ты подарила мне целый мир в своём лице. Жизненный блеск в синих, как небо, глазах Хайруллы загорелся с новой силой…

Девушка выбежала во двор, на ходу натягивая на растрепанные волосы разорванный платок. Взгляд девушки встретился с глазами Вассо.

— Послушайте все! — крикнула она. — Послушайте! Никто меня не похищал, не воровал. Я этого человека знаю давно, и… и… я согласна на этот брак, — громко сказала Муъминат.

Недовольный гул возмущения прошел среди людей. Муъминат взволнованно оглядывалась. Безразличная ухмылка Вассо начинала раздражать. Может мое согласие ничего не решит? Вассо всю власть притащил… надеется на свою мощь. Но ничего… здесь не оставят, и за него не пойду! — решала Муъминат за эти доли секунд людского безмолвия. Тишину нарушил оклик Магомед-Мирзы.

— Я верю, как себе, своей дочери! — прогремел голос мужчины, подобно грому среди ясного неба. И не собираюсь идти ни против ее воли, ни против воли Господа Бога!

Первым свое недовольство выразил оскорбленный Вассо.

— Ах вот как ты заговорил, значит! Твоих дочерей воруют, за них умирают ни в чем не повинные люди, а ты потом ссылаешься на матушку-судьбу? А почему бы тебе их просто замуж-то не выдать? Расходов может боишься? А может они не без твоего ведома вот так вот сбегают? — продолжал злобно ухмыляться Вассо.

Магомед-Мирза накипал. Рука машинально опускалась к кинжалу. Чувствуя, что ситуация набирает нежелательные обороты, к нему быстро подошел сын Хамид. И вдруг в этот момент, размахивая руками, из толпы выбежала неожиданно для всех сестра Хайруллы Написат.

— Господом Богом молю вас всех, послушайте меня все! Мой брат ни в чем не виноват! Он не силой заставляет Муъминат становиться своей женой. Она давно его знает, виделась с ним, встречалась, просто потому что Хайрулла намного старше нее, да и мать больна, поэтому девушка боялась гнева отца! Она мне сама так рассказывала! Поверьте же мне, не вру я, умоляю вас внимите моим словам! — начала рыдать Написат, хватая за руки то одного, то другого из стоявших мужчин. Хамид вскипел:

— Ты что такое мелешь, женщина??? Ты что из ума выжила? Ты же наговариваешь сейчас на мою сестру! С каких это пор она начала делиться с тобой? В подружки ты ей не годишься, родственных уз между нами, насколько мне известно, нет. Чего молчишь? Я с тобой разговариваю!!! — орал на женщину разъяренный Абдул-Хамид. Написат, закрыв лицо руками, продолжала плакать. Огонь надежды, чтобы заявить подобное в ней зажгли неожиданные слова Муъминат, решившейся остаться в доме ее брата. А девушка все также стояла, застыв на пороге дома Хайруллы, окидывая пылающим взглядом то одних, то других, окружавших ее людей. Поначалу она разозлилась на Написат, которая наврала с три короба перед всем честным народом, а потом ей вдруг стало ее жалко. Она на мгновение представила себя на ее месте… как дорог был для нее старший брат Хамид — ее опора и надежда, на какие бы только уловки она не пошла бы ради него…

Магомед-Мирза посмотрел на свою дочь, которая стояла на пороге своей судьбы, растрепанная, уставшая, заплаканная, но при этом такая красивая и независимая, молодая, полная жизненной энергии и сил, — Не могу я опять весь этот сыр-бор закатывать, сельчане до сих пор не могут простить смерть двух безвинных молодых людей, убитых аварцами… а Хайрулла глава села, почтенный, уважаемый человек… и что же ему взбрело-то в голову не пойму… он строг, жесток, суров… бедная моя девочка… но я знаю, что она справится, — молча раздумывал Магомед-Мирза. Мысли, подобно первым снежинкам в начале зимы, таяли и снова опускались, заменяя одна другую…

Магомед-Мирза встрепенулся.

— Я уже сказал всем, что это выбор моей дочери, и я с ним согласен. Нечего тут и решать…

— Да храни тебя, Аллах! — снова взвыла Написат.

— Черт с тобой! От вас баб одни проблемы! И послал же мне Бог на мою голову этих дочерей, — буркнул мужчина и, ссутулившись, направился к себе домой, сказав сыну следовать за ним.

Муъминат забежала в дом. Не смогла она, пересилив себя, посмотреть в глаза брату. Слишком непроходимой была эта грань, грань стыдливости, неизвестно кем проведенная между ними…

Долго гудел Шарой после этого события… долго. Лишь время бежало без оглядки и многое пропускало через себя — и хорошее и плохое. Хайрулла сдержал свое слово — ценил поступок своей жены, ценил ее безупречность, как физическую, так и духовную красоту. Однако бывало, что их одинаково вспыльчивый нрав мог вдруг возгореться в костер, и именно в такие моменты Муъминат ощущала на себе всю тяжесть характера своего мужа, но даже тогда виноватой в большей мере Муъминат считала себя.

За годы в замужестве она выработала в себе покорность и преданность, а с появлением на свет детей, жизнь полностью перевернулась и приобрела совсем иной смысл. В частности, многое изменилось после рождения близнецов. Ведь после старшего сына Малика Муъминат долго не могла иметь детей. Это служило поводом для пересудов среди соседок, которые только так судачили о ее какой-то страшной болезни. Муъминат это страшно беспокоило, что у сына рядом не будет братьев и сестер, а Хайруллу напротив нет.

— Я рос один, причем еще и без отца, но это не помешало мне стать настоящим мужчиной. Я благодарен Аллаху, даровавшему мне сына, и перестань выть, беду накличешь, — ругал он Муъминат, которая ночами плакала в подушку, считая себя неполноценной как женщина. И только через девять лет Бог внял ее мольбам, и она затяжелела двойней. Тяжелые роды убавили ее здоровье, но прибавили жизненного огня и стимула. Справляться сразу с двумя малышами, да еще и с домашними делами бывало очень сложно. Редко приходила Написат. Да и просить ее присматривать за племянниками Муъминат бывало неловко — у золовки полный дом детей, да еще и муж, прикованный к постели. Так и вертела красавицей жизненная суета, но женщина была уверена, что тем осенним поздним вечером десятилетней давности она вытянула у судьбы счастливый билет…