Я обязательно дождусь

Яна Мишка, 2023

Эту книгу я написала больше десяти лет назад. Она о первой любви. Только что села ее редактировать, чтобы выложить на сайт. И у меня рука не поднимается. Если я только начну ее править, то перекрою всю от начала до конца. Потому что это давно уже не я. Эта книга такая маленькая, такая ранимая, такая сентиментальная. А я – уже давно не она. Знаете, когда смотришь фильм ужасов, где герой хочет зайти в темный подвал, а ты изо всех сил с другой стороны экрана внутренним голосом кричишь ему: "Не делай этого! Только не это!" Вот и всю свою первую книгу я читаю с точно таким же настроением. И хотела бы ее отредактировать, причесать и пригладить, но в таком случае придется переписывать ее всю, потому что я выросла. И такую книгу, как моя первая, я больше написать не смогу. Она такая лохматая, но такая настоящая.Фотографию для обложки взяла из своего личного архива.

Данная книга является художественным произведением.

Сюжет — выдумка автора, герои — вымышленные персонажи.

Любые совпадения случайны.

Глава 1

Я его любила. Как? Сказать сильно — это не сказать ничего. Это была огромнейшая всепоглощающая любовь. На весь мир. До небес. Если бы люди научились чувства трансформировать в энергию, этой любви хватило бы, чтобы осветить и обогреть весь город. Четыре года назад сладкий яд разлился по моим венам и с тех пор я пропала. Пропала для окружения, пропала для своей семьи, пропала для самой себя. Осталась только для него. Я его любила, как луна любит землю и как вселенная любит звезды. Я его любила, как дельфины любят воду и как свеча любят пламя. Я его любила, как Барби любит Кэна и как Джульетта любит Ромео. Как птицы любят небо. Как облака любят ветер. Как осень любит дождь. Слепой бездонной любовью. Мой фетиш, моя мания, моя болезнь. Он украл мою душу, он вцепился в мои мысли, он растекся по моему телу. Вот какое чувство это было. Слишком приторно, да? Да, явный перебор. Свечи, куклы. В общем я хотела сказать, что действительно его очень сильно любила. Я забросила свою собственную семью, хотя знала, что мама, самый мой по-настоящему родной человек, очень во мне нуждалась. Я появлялась у себя раз-два в неделю и чаще всего возвращалась обратно к нему еще до того, как вечером приходили мои домашние. Я очень скучала по моей семье, но стоило уйти от него к себе домой, пусть даже часа на два, как я дико, с грустью и тоской начинала скучать по нему. Разлука с ним для меня была невыносима, я это чувствовала физически.

Мой разум и мое тело принадлежали только ему. С семнадцати лет и по сегодняшний день. Он первый и единственный мужчина в моей жизни. Я вся была для него, каждой своей клеточкой. И он знал, что я полностью в его власти. Для меня его слово было законом. Конечно, иногда я капризничала, как, наверное, и все девушки. Требовала внимания к себе, просила, чтобы он поиграл со мной, а если не получала желаемого, устраивала скандалы, кричала, плакала, дралась, а он называл меня истеричкой. Но в серьезных ситуациях я поступала по его слову. И я боялась, действительно боялась сделать что-нибудь, что могло ему не понравиться, а если и совершала такой поступок, безумно жалела потом об этом, зачем же я тревожу его глупыми ничего не значащими мелочами.

Я была словно привязана. Невидимой, но такой прочной нитью меня постоянно притягивало к нему. Я дорожила каждым его взглядом. Каждым мигом, проведенным вместе с ним. Я жила им, я дышала им, я ощущала себя через него, всё, о чем я думала и мечтала, было связано с этим человеком. Я наслаждалась будничными рассветами, делая ему завтрак и мне очень нравилось наблюдать, как он ест приготовленную мной еду. А затем, когда он утром уходил, я тосковала и ждала. И снова становилась счастливой, встречая его в коридоре, когда он возвращался. Мне нравилось абсолютно всё делать вместе, даже не важно что это будет: смотреть мужские фильмы, баловаться, разговаривать ни о чем, сидеть рядом на неудобном стуле и следить за тем, как он играет в компьютерные игры или просто находиться в одной комнате и читать книжку или переписывать за него тетради с конспектами. Чтобы только он был рядом, чтобы в любую минуту поднять взгляд и увидеть его. Я полюбила всё то, чем был окружен он, его привычки стали и моими привычками. Мне хотелось быть для него идеальной. Девушкой, другом, партнером, собеседницей, любовницей, хозяйкой. Мне нравилось создавать для него уют в доме. Наш быт для меня был в радость. С ним я чувствовала себя маленькой девочкой. Стоять рядом, обнявшись, он такой высокий, а я миниатюрная, достаю ему только до плеч. Улыбалась, когда он приносил мне шоколадки и яблоки. Хохотала, когда он строил смешные рожицы. Хныкала, если ударялась о что-нибудь и жалобно пищала, когда он подбегал меня жалеть. Обижалась и отворачивалась, когда он был злой. Подходила и целовала в щеку, пока он был занят своими делами. Красила ногти, потом мчалась к нему и хвасталась, какая я теперь красивая, а он всегда брал мою ладошку в руки и рассматривал узоры. И мое самое любимое действие: встать на край кровати или дивана, чтобы быть одного роста с ним, притянуть его к себе, уткнуться носом в его щеку и обнимать за плечи. Когда я так делала, сразу становилось безумно весело и мы вдвоем смеялись, обнимались и целовались. С ним я чувствовала себя под защитой. Комфортно и уютно. Он будто спрятал меня в своей комнате от всего мира, укрыл от плохого и серого, я знала, с ним у меня всё будет хорошо.

Конечно, иногда мне хотелось другого общения и внимания: гулять с друзьями всю ночь до утра; ночевать друг у дружки по пять человек на кровати; танцевать до боли в ногах в ночных клубах. Но расставляя приоритеты, для меня всегда на первом месте был он.

Только вот жить другим человеком — это сложно… это слёзно… это обреченно. Ведь никто на самом деле не знает, что произойдет завтра, даже если сегодня он называет женой, рисует по воздуху очертания беременного живота и обещает любить до конца своих дней. Мы вдвоем верили, что именно так всё и будет, но вышло, увы, иначе. Я до такой степени была погружена в этого человека, что, боюсь, это и стало началом конца. Я растворялась в нашей любви без остатка, ничего не сохраняя для самой себя. И мне было достаточно того, что он просто меня любил. Целовал в макушку и обнимал ночью, пока мы спим. Я мечтала о том, чтобы и он стал так же привязан ко мне. Каждый день я спрашивала, любит ли он меня. Не потому, что не знала ответа, просто мне хотелось слышать эти три слова ежеминутно.

— Ты меня любишь?

— Ммм,.. — пауза — … надо подумать..

Игрушечный взгляд из-под прикрытых ресниц, надутые губки и опущенная голова, будто это обида.

— Да, я тебя люблю! — целует мой нос.

— Люблю! — целует мой лоб.

— Люблю! — зацеловывает меня всю и крепко обнимает.

— А как ты меня любишь, вот так? — отмеряя расстояние указательным и большим пальцем примерно в пять сантиметров.

— Неет.

— Вот так? — расстояние между двух ладоней сантиметров двадцать.

— Нееет.

— А как?

— Вот таааак, — очерчивая в воздухе полусферу, на сколько максимально позволял размах рук.

— Люблю тебя сильно-сильно, люблю тебя очень-очень, люблю тебя на всю вселенную!

Он любил, конечно, он тоже меня любил…..

Глава 2

А потом случился этот разговор. Ему нужно было выйти ненадолго по учебе. Он оделся, поцеловал меня, как всегда, и сказал, что вернется быстро. А я поднялась наверх в нашу комнату. Собирать свои вещи. Да, последнее время у нас чувствовалось напряжение в отношениях. На тот момент я думала так: он придет, и мы поговорим обо всем этом. Решим наши проблемы — это хорошо. Закончим разговор на не очень позитивной ноте — это тоже не плохо. Так было и раньше не раз, когда мы ссорились, я уходила. Пару дней проводила у подружки. Короткий негласный перерыв. В разлуке мы так сильно скучали друг по другу, а когда по истечению времени он приезжал за мной, мы мирились там же перед подъездом, обнимали друг друга крепко-крепко, говорили слова о том, как сильно любим. Я всю обратную дорогу смотрела на него, он улыбался и спрашивал:

— Что такое?

Я отвечала:

— Ты красивый. Скучала.

Приезжали домой, пили кофе, валялись на диване, смотрели кино и прижимались друг к дружке близко-близко.

«Так будет и в этот раз» — думала, нет, была уверена я. Но вышло совсем по-другому. Когда он вернулся, я стояла у окна с книжкой в руках, будто читаю. Так, для отвода глаз, на самом же деле я ни строчки не могла прочесть, в голове крутились, роились и бесились совсем другие мысли. Он зашел в комнату, я отложила книгу на подоконник и сказала:

— Нам нужно поговорить…

На удивление, но этот разговор протекал в спокойной обстановке. Обычно если мы ругались, то это проходило очень бурно, с пол-оборота, как вулкан. Я очень вспыльчивая, да и он, если его вывести из равновесия, не будет отставать. Летящие по комнате тетради и телефоны — это норма. Но не в этот раз. Не было ни криков, ни ругани и ни взаимных упреков. Мы не повышали друг на друга голос. Никаких «заткнись». Ни моих истерик. Я даже не плакала. Мы сели на диван и просто разговаривали. Я спрашивала, он объяснял, и наоборот. Вопрос. Ответ. Рассуждение. Молчание. Пара фраз. Я встала с дивана и спросила:

— Ты проводишь меня?

Он помог отнести вещи в машину и повез меня домой. Странно, но у меня совсем не было чувства, что мы расстаемся. Казалось, это снова всего на пару дней, после чего всё будет хорошо. Мы не сможем долго друг без друга, у нас любовь, мы так привыкли всегда быть рядом, двое суток — это максимум нашей разлуки. Он сам мне много раз говорил, что два-три дня и мы не выдержим, кто-нибудь из нас обязательно позвонит другому и не смотря ни на что мы всё равно будем вместе. А когда мы вышли из машины, он обнял меня с таким чувством, со всей нежностью; нет, это не могло быть расставанием, будь так, я бы рыдала и моим слезам не было бы конца. А я спокойно стояла рядом с ним, сердце не колотилось, в жар не бросало, живот не болел и ни единой слезинки. Объятия, поцелуй, «не грусти» ему из моих уст и я ушла домой, не оглядываясь.

Было приблизительно четыре часа вечера. Дома я что-то делала. Сейчас не помню что именно, действия на автомате. Нужно было занять себя чем-то физическим, чтобы не думать о нём, о нас, просто убить время. Потом вернулись мои домашние. Я конечно никому ничего не рассказала, а когда мама спросила ухожу ли я вечером, ответила да, как всегда. Мне меньше всего хотелось тогда разговаривать с кем-то и вообще видеть. Оделась, наврала, будто он меня уже встречает и ушла.

Я просто ходила. Одна. Без цели. Не зная куда. Без головы, только тело. Обрывки мыслей. Было спокойно. Пока идёшь — все нормально. Декабрь. Погода сухая, хорошая. Я в платье. Люблю дороги. Иной раз идешь по обочине, навстречу машины, а в голове фразы: «Все бы отдала за то, чтобы меня сейчас сбила машина… Чтобы больше никогда не думать… Чтобы больше никогда не чувствовать…» Стало совсем темно. Я наверно замерзла. Холода не ощущала, но когда я в таком состоянии, меня знобит. Было уже поздно. Мало людей на улице. Только не домой! Круглосуточное кафе. Сняла пиджак и села за столик у окна. Подошла девушка с меню, и я не глядя заказала кофе с молоком. Пока ждала, смотрела за стекло на проезжающих мимо машин. «А вдруг будет ехать он? Хоть бы поймать его образ на секундочку. Нет, мне не нужно сейчас его видеть, не нужно расстраивать себя», — отворачивала взгляд, но не могла сдержаться и снова и снова смотрела на улицу, ловила каждую машину и искала глазами его. Вернулась официантка с горячей кружкой и поставила рядом со мной.

И, как сейчас помню, как только что оттуда, нет, всё ещё там, закрываю глаза. Закрываю глаза, грею ледяные руки и слушаю песню…

…One-two-three…

…one-two-three…

…one-two-three…

…one-two-three…

Музыка. Словно стук о дерево. Звук качелей. Клавиши. Гитара. Бит. Мелодия, протяжная успокаивающая скрипка. Облокачиваюсь на спинку кресла, а по щекам потоки слёз. Вот они. Представив только на одно мгновенье, что я могу его потерять. Вот она. Боль. О том, что может так случиться, мы больше не вдвоем. Прогоняю эти мысли. «Нет — говорю себе — этого не будет. Он меня любит». И вместе со словами мысленно повторяю:

Нам этих слез не жаль…

ждет февраль…

И кто-то спросит ну как дела?

Нормально все, как правило…

И еще раз:

Нам этих слез не жаль…

ждет февраль…

И кто-то спросит ну как дела?

Нормально все.

Как правило…

Единственная в кафе, слушаю мелодию, а душа плачет. В закрытых глазах страх и за окном уже поздняя темная ночь. Одна и та же песня много раз подряд. Не думаю ни о чем. Стараюсь не думать. О нём. Только мысленно прогоняю раз за разом текст песни, слова, слова и слова. Час ночи. Два часа. Три часа. И снова звук качелей и скрипка. Мой кофе давно остыл. А на моем столике стоял стакан воды, я не заметила как его принесли. Снимаю туфли и с ногами забираюсь в кресло, как в детстве. Прохладный чистый глоток. Заплаканное лицо прячу в ладошки. Убаюкивающие качели и монотонный деревянный стук. Уснула.

Утро. Первое утро без него. Пять часов. Умылась в дамской комнате, вместо зубной щетки мятная жвачка. Расплатилась по счету, оделась и вышла. Темно, тихо и холодно. В такое время я еще ни разу не видела центр города. Легкий мороз рассыпал блестки по дороге. Машины не нарушали предрассветное затишье. И пусто. За время от кафе до остановки я не встретила ни одного прохожего. Одна только кошка, украдкой ступающая по пустой обочине. Провести в кафе всю ночь, чтобы потом в начале шестого утра ощутить себя частью этой маленькой вселенной, длиною в пятнадцать минут. Приехала домой очень рано. А на вопрос мамы, которая еще не ушла на работу, ответила, что ему нужно было уходить, поэтому я решила прийти домой. Все разошлись, и я осталась одна. «Нет, я не буду спать. Мне нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Я не могу расклеиться. Я не могу лежать и плакать в подушку. Надо просто перетерпеть два дня. Вчера. Сегодня. А завтра… Он позвонит. Он скучает. Он сам мне говорил, что больше двух дней не выдержит. Мы снова помиримся. Завтра. А пока надо занять себя чем-нибудь. Чтобы не думать об этом и не ждать, Боже, как долго тянется этот день!» — задавала сама себе настрой. Отвлечься. С этих семи часов утра и до того, как все вернутся, шести часов вечера. Если хочешь справиться с ненужным потоком мыслей, следует загрузить себя работой. И за эти одиннадцать часов я вычистила весь дом. Комната за комнатой: спальни, кухня, зал, коридор, ванная. Чтобы ни одной свободной минуты. Пыль ото всюду, гора посуды, перемыла полы, выстирала одежду, пропылесосила ковры, натёрла всё до блеска. Наготовила еды домашним и накормила котов с собакой. Без перерыва на отдых. Без перерыва на размышления. Без перерыва на слезы. Вечером все мои вернулись. А я оделась и сказала, что уже ухожу. Снова наврала, будто он уже позвонил и ждет меня на улице. А сама вышла и набрала номер старшей сестры:

— Привет, можно я к тебе, с ночевой…

Она не станет ничего расспрашивать. И мне не нужно будет объяснять ей то, чего я сама не знаю. Пришла. Заплаканная. Сестра сказала, что уже набирает ванну. Это лучшее лекарство от душевной тоски. Это погружение в спокойствие. Я долго лежала в горячей воде. Ощущение умиротворения и забвения. Мягкий запах пены, пряная соль и шум перебегающей струи. Наконец тепло. Не от того, что тело было замерзшим, а от того, что внутри что-то растопилось и улеглось, хотя бы на эти два часа. Люблю воду. Прозрачная, свежая, светлая. Она смывает всю грязь, очищает от плохого и уносит весь сор с собой по течению. Шлифует раны, как волны точат камни до гладкости. Море, океан, водоемы, дождь, снег, лед, туман, роса. Моя стихия. Ванна правда помогла. Я не долго, но крепко спала в детской комнате, в кровати маленькой племянницы. Вторая ночь без него.

Утром по пути я отвела младшую в детский садик и снова дом. Мой, но теперь ставший каким-то чужим. За год совместной жизни с ним я так привыкла к его дому. К его кухне, где каждое утро делала ему любимые гренки с ветчиной и сыром; к его ванной, где мы вместе купались и брызгались пеной; к нашей комнате, где мы вдвоем проводили так много времени; к любимому окну, сквозь которое я часто рисовала в уме дорожку к моей родительской семье; к нашей просторной спальне с большой кроватью, где ели чуть подтаявшее мороженное, где я делала ему массаж, где лежали, укутанные одеялом и вместе болели простудой и где занимались любовью. Мой дом был там. С ним. Думала об этом, как о воспоминаниях. Как будто это все было, в прошедшем времени. И тут же прогоняла эти мысли: «Это не воспоминания, это моё настоящее, так было и так будет дальше. Через время, снова после негласного перерыва». Но от этих пусть даже не воспоминаний, а просто мыслей сердце щемило. Страх. Я боялась. Понимая, что с ним уйдет вся моя жизнь. Смыслом последних нескольких лет был он. И всё, что я делала, был тоже он. А теперь если не станет его, не станет и меня. Опять этот поток ненужных мыслей, самоанализ, раскопки сознательного и бессознательного и прочая головная боль. Бред. Это с ума сводит. Думать и думать о нём, о нас. Искать причины в себе. Выворачиваться наизнанку, чтобы всё понять. Это разрушает изнутри. Как же это невыносимо. Как будто в моем мозге злокачественная опухоль, которая отравляет все мои мысли. «Хватит думать об этом», — приказ своему внутреннему Я. «Будь что будет. Надоело! Хватит выть. Сопли, слюни.» — ненавидела себя. «Я какая-то отстойная. На кого я стала похожа?» — меня от самой себя тошнило. «Я ноль. Мне двадцать один год, а у меня нет ничего. Я никому не приношу хорошего. От меня никакой пользы. Я вредитель. Я ужасный человек. Вокруг меня бесплодная сухая пустыня. Всё, к чему я прикасаюсь, рассыпается прахом. Я живу чужой жизнью. Я пустая. Я никто. Со мной одни только проблемы. Кто меня будет любить, за что, если я такая плохая? Я недостойная. Чтобы получать хорошее, нужно сначала это отдать, а я не несу пользы. Что я за человек такой? Кто я? Зачем я вообще существую? Зачем я была рождена? Лучше бы вместо меня жила другая девочка. Это не моё место в жизни. У меня не выходит ничего, за что бы я ни бралась. Я здесь чужая. Я неправильная. Наверно я не должна была рождаться. Наверно произошла ошибка. Наверно я ошибка. Сейчас стою, разговариваю сама с собой. Я больна. У меня раздвоение личности. Я психичка. А лучше бы вместо того, чтобы вот так стоять и подводить черту всего своего существования, чем-то нужным занялась. Сегодня день рождения моего брата. У меня дел по горло. Нет времени искать смысл жизни. А я тут распустила сопли. Эгоистка. Хватит думать о себе».

Правда, хватит. И мучить себя тоже хватит. Надо еще торт испечь, а с такими мыслями он точно получится невкусным. И снова, как спасенье, на весь день я была погружена в приготовления ко дню рождения. В это время поймала себя на вопросе: когда я в последний раз ела? Со мной так происходит всегда в момент стресса. Еще за несколько дней до нашего с ним разговора у меня внутри поселилась дикая тревога. Я это так явно ощущала, но не могла понять, откуда эти чувства и что это вообще такое. Мы с ним ссорились, но это было как обычно, мелкие разногласия, о которых мы забывали спустя час. Но теперь это была именно крадущаяся и расползающаяся по телу тревога. Ощущение чего-то плохого в скором времени. Пугающее изнутри. Кошки во сне. Предчувствие слез. Объяснить же это и подтвердить фактами я никак не могла. Я не спала по ночам, вместе с ним мы ложились и затем часа по два-три я глаз не могла сомкнуть, раздумывая над тем, что со мной происходит. Приблизительно в тот момент я и перестала есть. Утром вместе с ним выпивала кофе с молоком, днем съедала яблоко и вечером, когда садился есть он, пила чай с лимоном и печенькой. Это была вся моя еда. А после разговора я совсем ничего не ела. Дома было некогда, всё без перерыва, чтобы не думать, не вспоминать, не рассуждать и не плакать, в кафе осталась чашка нетронутого кофе и у сестры стакан минеральной воды. Я понимала, что с моим весом в сорок девять килограмм мне нельзя не есть, но ничего не могла поделать. И я не ощущала голода. Единственным чувством, который пронизывал всё моё тело, был страх; страх, что я могу потерять того, которого люблю больше всего на свете.

К вечеру всё было готово и скоро должны были подойти гости. Я же не собиралась оставаться. Я бы этого не вынесла. Кто-нибудь бы обязательно спросил, а где же Алекс и как у нас с ним дела. И я бы сорвалась. Поэтому перед приходом гостей я быстро сходила в душ и оделась. Вот теперь мне нужно было всё рассказать маме и брату. Говорить об этом я не могла. У меня лились слезы даже если я прокручивала эти фразы в голове. Тогда я закрылась в комнате и всё написала на бумаге.

Макс, поздравляю тебя с Днем Рождения. Извини, но я не смогу остаться на праздник. Мне нужно побыть одной. Мы с ним поссорились. Два дня назад. Я не была у него ни вчера, ни позавчера. Сейчас мне тоже лучше куда-нибудь уйти. В кафе. Не могу здесь быть. Не могу видеть всех. Не могу разговаривать. Когда прочитаешь, отдай лист маме. А гостям скажите, что у меня дела. Еще раз поздравляю тебя с Днем Рождения. Всего тебе самого хорошего, счастья, удачи, здоровья. Я тебя очень люблю. И тебя, мамочка, я тоже очень сильно люблю. Не волнуйтесь.

Писала и рыдала. Вихрь мыслей в голове, ничего не вяжется, не знала что им сказать и как. Вместо «расстались», «поссорились». Ручкой с красными чернилами. Дрожащая ладонь, нечитабельный почерк. Весь текст в соленых каплях. Каждое слово — лезвием по сердцу. Наспех собрала все мысли, объяснила как могла. Вытерла мокрые следы с лица, позвала брата в комнату и отдала промокшую записку. Он увидел, что я заплаканная. Прочитал и сразу позвал маму. Мама вошла и тоже сразу увидела, что я плачу. Прочитала. Заволновалась. Спрашивала что, как и почему; одна, всю ночь, какое еще кафе. Отговаривали меня, просили остаться дома, очень переживали, видя, в каком я состоянии. А я на все их вопросы стояла, закрыв заплаканное лицо руками, и только мотала головой. Потом они меня обняли и сказали, что всё будет хорошо. Только попросили писать им сообщения, каждые два часа, что со мной всё в порядке. Я кивнула. Пора было уходить, еще пять минут и я рисковала столкнуться в дверях с пришедшими гостями. Пообещала, что буду писать и вернусь утром. Оделась и вышла.

Было морозно. Вместо «расстались», «поссорились». Нет, я не верила, что мы расстались. Мы слишком сильно любили друг друга, чтобы вот так всё оборвалось. Я эти бесконечно долгих два дня ждала, когда он позвонит. Верила, искренне надеялась. Должно быть он вспоминает обо мне, думает и скучает. И так же, как и я хочет вернуть всё назад, забыть этот разговор и снова любовь. Мне безумно захотелось его увидеть. Я наверно даже улыбалась. Стало приятно и спокойно. Я шла по тому маршруту, как идти от моего дома к нему. Это вышло само собой. И мне по-настоящему верилось, что сейчас он, как всегда, выйдет меня встречать, поцелует в холодные губы и мы вместе пойдем домой. Мне сумасшедше сильно хотелось так думать, вбить эти мысли себе в голову, чтобы они стали реальными. Подходила ближе и ближе. У дома горели фонари, значит его еще нет и он скоро приедет. Я остановилась. Стояла и разглядывала ворота, стены забора, гараж, темные окна. Будто не видела этого не два дня, а два года. Мысленно услышать его приближающиеся шаги во дворе, а потом мысленно увидеть, как опускается ручка ворот. И выходит он, улыбается и целует, только тоже мысленно. Я убеждала, твердила себе, что всё будет хорошо, а внутри опять растекался по венам страх. Как мороз сковал лужи, так и он студил мою кровь. Снова нарастающая дикая тревога. Руки похолодели. Озноб. Частая дрожь. Слышала, как колотилось мое собственное сердце. Сдавило виски. Перед глазами туман. Внутри что-то сжималось в маленький комочек. И будто слышала чей-то голос за спиной: «Ты от этого не умрешь. Ты справишься. Ты всё выдержишь. Ты должна пройти через это». Тело предупреждало меня, что нужно быть готовой ко всему. Нет, не ко всему. К плохому. Мозг говорил, что скорее всего это конец. Каждая клетка билась в истерике. «Нет, — кричала я беззвучно — не будет этого. Не будет. Он меня любит. Он сейчас приедет и всё у нас будет хорошо. Мы и раньше так ссорились, но потом обязательно мирились. И в этот раз. Он меня любит. Он обо мне думал, он скучал». А голос сзади вторил: «Ты должна быть сильной». И я снова молча кричала: «Нет! Всё у нас будет хорошо!» Странный диалог. Проезжающая мимо машина, и мой пульс учащался в тысячу раз. А к горлу подкатывал ком, если я видела фары, сворачивающие в мою сторону. Стояла и умоляла Бога, чтобы он вернул всё назад. Чтобы это всё оказалось страшным сном. Чтобы это прошло и больше не возвращалось к нам. Отдать всё что угодно взамен, только быть с ним рядом. В жизни ничего больше не надо. Отпустить все свои мечты ради исполнения одного единственного желания. На всю жизнь отказаться от мороженного и шоколада. Навсегда быть запертой в его комнате, не нужны ни друзья, ни вечеринки, ни клубы, не ходить никуда, только бы с ним рядом, по утрам делать ему завтрак, а по вечерам засыпать, обнявшись. Клялась, что буду хорошей девочкой. Что перестану доставать его по мелочам. Это стало мне уроком. Я уже сделала выводы. Если что-то было не так, я это исправлю, улучшу свой характер, подстроюсь под него. Буду всегда слушаться. Мне ничего не надо, только он рядом. «Пожалуйста, ты же всё можешь. Преврати это в сон. Сломай все часы на свете, убей время, верни нас на сорок восемь моментов назад. Я ничего больше у тебя не буду просить. Никогда. Только он. Я не смогу без него. Я умру», — умоляла я.

Злобная: «Кто ты такой вообще, чтобы решать за меня мою судьбу!? Кто дал тебе право отнимать у меня самое дорогое? Ты не посмеешь этого сделать! Я так сказала! Ты не можешь отнять у меня его. Это не справедливо сначала дарить любовь, а потом так предательски забирать обратно. Так не делается! Не отдам! Он мой! Слышишь меня, он мой, я люблю его и он меня любит. Ты не имеешь права распоряжаться нашими чувствами. Оставь нас в покоя! Отстань от нашей любви! Отвали! Ты понял, отвали от меня и от него! Я тебя ненавижу! Ненавижу!» — кричала я в небо.

Безнадежная: «Отними у меня всё, что угодно, только не трогай его. Забери мою жизнь. Пусть я проживу только до тридцати лет, а потом делай со мной всё, что захочешь. Только подари мне еще девять лет жизни с ним. Девять лет. Пять лет. Год. Один только год вместе с ним. Пусть скоро я умру, только не сейчас. Не убивай меня, не отнимай его. Я же не многого прошу. Ничего больше. Пожалуйста. Умоляю тебя. Не делай этого. Забирай все, дай только год. Всё, о чем я мечтала — меняю на него. Не кради у меня самое дорогое на свете. Не забирай его. Я умру без.. Прошу тебя, пожалуйста…» — шептала я, сидя на замерзшей земле. Вновь и вновь повторяя только одно: «Не забирай у меня его». Сколько я пробыла у дома, десять минут или два с половиной часа — какая разница.

И тут я увидела свет знакомых фар. Это точно был он. Издалека, но я не могла перепутать. Чем ближе он оказывался, тем сильнее меня бросало в жар. Подъехал к гаражу и остановился. Вышел из машины и подошел ближе ко мне. Интересно, о чём он подумал, когда меня увидел? Боже, он снова рядом, на расстоянии вытянутой руки. Это чувство ни с чем не сравнимо. Я была так рада. Хотелось подбежать и броситься ему на шею. Обнять крепко-крепко и больше не отпускать. Это как гора конфет для маленького ребенка, который два года не ел сладкого. Я улыбалась, почти смеялась от счастья. Он тоже улыбался. Но стояли мы молча. Я не знала что говорить. Когда он оказался рядом со мной, я вмиг забыла всё плохое, о чем думала две минуты назад. Вот он, смотрит и улыбается, значит всё хорошо. Но я все равно боялась сделать даже шаг. Шаг ближе и спугну, как стаю птиц.

Тогда сказала:

— Мне очень хочется подойти, но страшно.

Он подошел сам и обнял меня. Я бы простояла здесь перед его домом и всю ночь ради этого момента. Снова почувствовать себя в его руках. Снова уткнуться ему в грудь. Он такой высокий, а я такая маленькая, достаю ему только до плеч. Я мечтала об этом долгие два дня, которые мне показались двумя вечностями. И думалось, вот оно, моё счастье, наша любовь, всё у нас хорошо. Он снова меня обнимает.

Я спросила:

— Ты обо мне думал?

— Конечно, — ответил он.

«Конечно, он меня любит», — повторило моё сознание.

Было холодно. Мы сели в машину, недалеко отъехали и остановились. Поговорить во второй раз. О чем? Что именно говорили? Не знаю. Не помню. Не хочу вспоминать.

Нет, не будет у нас всё хорошо. И скоро я умру.

«Я всё ещё люблю тебя, но я хочу быть свободным».

Внутри всё оборвалось. И эхом в пустой груди сто тысяч раз «я всё ещё люблю тебя, но я хочу быть свободным». Тяжелая подача. Брошенные слова. Калечат под ребрами от стенки до стенки. И мёртвая тишина. Секунды растягиваются до часов.

— Пожалуйста, исполни мое последнее желание, — пошевелила я пересохшими губами.

Прощальная ночь вдвоем. Так лучше, так легче. Закрыть нежно и попытаться отпустить. Хотя бы попытаться. Он завёл машину и мы поехали. Такое двойное чувство, знакомое возвращение, тот самый путь, по которому мы всегда приезжали домой, он загоняет машину в гараж, а я стою рядом, мерзну и жду его; обыденно счастливо, как каждый день, как было всегда, но так недодумано грустно. Вот именно, не думать! Не нужно о грустном. Наслаждаться этим мгновением, ловить каждую секунду и бережливо отправлять в маленький сундучок под замок. Забыть завтра. Есть только сейчас. Он рядом. Он со мной. Жить эти минуты.

Сначала мы пошли на кухню, ели гранаты. Он чистил и отламывал мне кусочки. Сам забрызгался алым соком. Потом потушили свет и поднялись в нашу комнату. Нашу, до следующего утра, комнату. Я очень замёрзла и он дал мне свою тёплую шерстяную кофту. Люблю носить его одежду. Ощущение растворения друг в друге. Пока он заканчивал свои дела, я грелась рядом, закутанная в его свитер и одеяло. Выключил компьютер и мы легли. Разговаривали; так, просто, болтали, обо всём и ни о чём. На отстранённые темы. Снова прижаться к нему, обменяться теплом. Похожие чувства, как в наш первый раз, когда мы сделали друг друга взрослыми. Снял с меня одежду и мы спустились вниз в зеркальный коридор и занялись любовью. Крайние точки, которые не забудутся. И вот мы снова наверху, лежим в постели в нашей комнате. Нашей, до следующего утра, комнате. «Хоть бы эта ночь никогда не закончилась! Пусть она станет длиною в мою жизнь. Не хочу проснуться завтра. Навсегда остаться здесь. Душою каждый день ждать его прихода и встречать поцелуем ветра. Не хочу больше видеть рассвет. Потушить солнце. Пусть эта ночь продолжается до последнего удара моего сердца». Звёздное небо, в окно светила луна, отбрасывая тени в комнате и в этих сумерках были различимы черты его лица. Я смотрела на него, пытаясь запомнить каждый штрих, сфотографировать в уме: светлые слегка отрощенные волосы, мягкие губы, закрытые глаза с пышными ресницами, четко очерченные линии скул. Запечатлеть снимок на память, какой он в эту прощальную ночь. Провела ладонью по его щеке, по пряди волос. Легла на бок, облокотившись головой ему на плечо и гладила его тело, медленные текучие движенья, прочувствовать подушечками пальцев каждый его изгиб, дотронуться до каждой его клетки. Роняя хрупкие поцелуи на его шею. Он тоже не спал, лежал и обнимал меня. Прижимал близко к себе, так, как обычно, так, как всегда, так, как было раньше. Запомнить его таким, пока он всё ещё со мной. Впитать его запах, украсть его тепло, оставить на себе его след. Взять в эту ночь как можно больше, за все те годы, о которых я мечтала, наполнить сундук до верха, чтобы потом еле унести, но чтобы этой памяти о нём хватило на всю жизнь. «Только бы не проснуться завтра с рассветом». И тогда я понимала окончательно, ясно, осознанно, что с наступающим утром моей жизни придёт конец. Он уходит. Я его теряю. Потеряла. И больше ничего нельзя поделать. Наша история любви обрывается. Не склеить. Не починить. Не собрать заново. Ничего нельзя исправить. Я упустила самое дорогое в своей жизни. Весь мой смысл. Я отдала ему себя, а его с завтрашним утром не станет. Я потеряла себя. Конец. Лежала у него на груди и эти мысли текли из глаз. «Только бы больше не увидеть рассвет. Только бы остаться здесь навсегда»… Самая безысходная ночь в моей жизни…

Надеялась больше никогда не встретить утро. Но всё же это было утро. Утро, о котором я мечтала, чтобы оно никогда не наступило. Мы проснулись до звонка будильника. Не помню, всё как в тумане. Помню только, как уже сидели внизу на кухне. Я попросила, чтобы в этот раз он мне приготовил кофе. На самом деле ничего не хотелось, ни есть, ни пить. Просто, чтобы как раньше посидеть с ним, каждодневно счастливое утро и наше любимое кофе и печенье. Я вообще плохо помню то утро. Уже сидели в машине, он отвозит меня домой. Потом уже стояли возле меня. Объятия. На прощание. Щека к щеке, ладонь в ладони. Залитые слезами ресницы. Расставание. Мой дом. Сброшенная на пол одежда. Кровать. Закрытые глаза. Медленная смерть.

Сутки. Я лежала двадцать четыре часа. В постели весь день и всю ночь. Молчала. Мама и брат волновались, что-то спрашивали, но я не разговаривала. Вторые. Только сон. Спать. Не открывать больше глаза. Не зачем. Уснуть. Проснуться, но снова уснуть. Это спасенье. Спать до конца жизни. Скорее бы только она закончилась.

Вся моя семья была напугана. Я уже пролежала в кровати, не вставая и толком не просыпаясь, двое суток, сорок восемь часов. Утром следующего дня вызвали скорую. Я ничего этого почти не помню. Меня отвели в машину и увезли в больницу. Нервное истощение. Помню только окно. Светло. Моя палата, две кровати, но я была одна. Везде белое. И лил дождь. Я сидела на кровати, подобрав ноги под себя и наблюдала, как по окну течет вода…

В пасмурный серый день чувствовать капли дождя,

на небо глаза поднять, небо плачет за меня.

Капли по волосам стекают, падая вниз,

и по лужам у дорог босиком по ним пройтись.

Это теплый-теплый дождь,

он на руки твои похож;

Я думаю только о тебе,

ты сердце согрел мне.

В комнату заходили люди; я же сидела без движения. В ушах барабанящий по стеклу ливень, а перед глазами алмазы, сползающие вниз и оставляющие за собой мокрую дорожку. Засыпала, просыпалась, а небо продолжало ронять слезы. Пасмурно, серо, сонно, безразлично ко всему: и здесь на кровати, и там за окном — это была я. Опустились сумерки, день уступал место вечеру, а потом и ночи. Слушая шум дождя, тоска уходит; не проходит, конечно нет, но притупляется. И всю ночь стучался дождь и стачивал мою боль. Так сидя на кровати прошли еще одни сутки.

Следующее утро. Другое. Кажется, что по-другому. Хочется верить, что по-другому. И за окном за прошедшей мокрой капающей стеной безумно красивое море. Низколетящие чайки, бархатно перебегающие волны. Я уже говорила, что очень люблю море. Прошлым днём за пеленой слез, честное слово, я его не заметила. Море всегда дарит спокойствие. Обретая надежду на что-то. Я слезла с кровати и пошла в ванную комнату умываться. Когда вернулась, в комнате меня ждал врач.

— Говорят, нервные клетки не восстанавливаются; это не совсем правда, медленно, но восстанавливаются, обновляются. Было бы желание, — и посмотрел на меня, будто просвещая рентгеновским лучом, есть ли у меня такое желание. Сказал, что мне сейчас будут ставить капельницу и перед этим нужно обязательно поесть. И еще попросил пройти с ним в другой кабинет измерить мой рост и вес.

— Дюймовочка. Нельзя же так над собой, — покачал головой и дотронулся рукой до моего лба, так по-детски, тепло, уютно, улыбчиво. Спросил, как я себя чувствую. Я ответила. Это был первый человек, с которым я заговорила после той медленной смерти. Сказала, что чувствую себя нормально. Это дождь и море. Это они спасают. Его улыбка и моя, еле-еле в ответ. И потрепал меня по макушке, по волосам, как дочку.

— Иди к себе, сейчас принесут завтрак, а потом капельницу, — проговорил и я пошла в комнату.

На столике уже стоял поднос с едой. Тарелка мюсли и чашка какао. Это именно то, что я бы хотела съесть. Дома по утрам я очень часто готовила себе такой завтрак, один из моих любимых. Как они угадали? И вместе с подносом снова забралась на постель наблюдать за морем, небом и горизонтом. Я снова обрела вкус к еде. Затем обещанная капельница, я легла, даже не почувствовав, как медсестра ввела иголку и наверное снова уснула. Сон — добрый сон. Нужный, самый мой необходимый, любимый врач. А проснулась от стука. Капельницы уже не было, наверно я проспала несколько часов. Дверь открылась и в палату вошел мой папа. Мой папа! Я когда его увидела — это не передать словами. Сравнимо с тем, как если увидеть котенка, брошенного одного посреди улицы ночью в непогоду. «Как так можно? Какая же я скотина! За что я так с ними? С папой? Мамой?» На нём лица не было. Одни серые, полные грусти и печали глаза.. «Разве все они заслуживают этого? Мои по-настоящему самые родные люди. Из-за своих переживаний я так плохо поступила с ними». Мы повстречались с папой взглядом. И здесь не нужно было слов. Я чувствовала, что это мои родители, мои мама и папа, они на себя переняли всю мою боль. Мои мама и папа разделили со мной моё горе. Это они те люди, которые очень меня любят и которым я очень нужна. Папа сел на кровать, а я легла головой ему на колени. Он гладил меня по волосам. Мы молчали. И я снова плакала. Но уже не от того, что… что сердце было разбито, я плакала от того, что сама рвала на части два моих родных сердца. Поступила со своими самыми близкими людьми точно так же, как поступили и со мной. «Они меня очень любят. И они не заслуживают этого! Как же я могу быть такой эгоисткой?! Как же я могу быть такой дрянью! Я не имела права так поступать. Я не имела права двое суток бесчувственной куклой валяться в постели. Я не имела права мечтать сдохнуть. Мама и папа. Они — весь мой мир. Они — вся моя жизнь». Мой папочка. Лежала у него на коленях и боялась подняться и посмотреть ему в глаза. Боялась увидеть его слезы, отцовские слезы из-за самой же себя. Лежала и клялась, что больше в жизни так не поступлю с теми, кто меня по-настоящему любит. Я не хотела этого. Честное слово, я не хотела, чтобы они страдали из-за меня. Мысленно у всех просила прощение. И так, у папы на коленях, со своим кулачком в его ладони я снова уснула. Когда проснулась, его уже не было, но зато он оставил мне огромную корзину с яблоками. Я никогда ему не говорила, но он знает сам как я их люблю. Папины, зеленые, зимние, большие, сорванные его руками с выращенных им самим яблоневых деревьев на даче. «Ни один мужик больше не доведет ни меня, ни мою семью до такого состояния! Клянусь!»

Был вечер. Еще не поздно, но за окном творилось что-то неимоверное. Темнеющие низкие ледяные тучи. Изменения за пару минут. Там, где только что был залив, теперь ничего не было видно. Был уже не дождь. Вода лилась так, что казалось это море и воздух поменялись местами. Стихия обезумела. Раскаты грома заставляли дрожать стёкла и с каждым новым выстрелом под кожей закипала кровь. Черная кромешная пелена в секунды загоралась пронзающим светом. Вспышки молнии кромсали небо на куски. Бешено ревел ветер и волны выбрасывались на берег и разбивались о камни. «Хватит надо мной издеваться!» И тут на подоконнике, и там за окном — это снова была я. Третий этаж. Восемь часов вечера. Апокалипсис моей любви. Не протянул мне руку, толкнул в спину, выбросил из окна, сказал — учись летать. Сама. И я полетела. Вниз. Распахнула окно настежь. Ураган вырвал занавески и они так же, как и волны, разбивались о стекла. Громадные капли обливали меня водой, затапливали подоконник и потоком рушились на кровать. Я полностью вылезла и села, свесив ноги вниз. Не протянул руку, толкнул в спину, выбросил меня из окна, сказал — учись летать. Сама. Мокрые волосы хлестали по щекам, было уже не разобрать кто плачет: я или это небеса разверзлись. Это был и не плач. Истерика. Бред. Ад. Сука. Хватит. Мне было жарко. Лицо, ладони, босые ноги кипели. Ливень избивал меня, казалось, до синяков. Безумие в мыслях и наяву. Мороз внутри, а по телу огонь. Да, я побывала в аду. Но больше никогда и никому не позволю причинять себе такую боль. Температура наверное за сорок. От меня шел пар. Всё. Точка. Теперь я себя не отдам ему в дар. Я кричала вместе с бурей и мои слова, перебиваемые раскатами грома, уносились туда, чтобы быстрее стать реальными: «Я ВЫЦАРАПАЮ ТЕБЯ ИЗ СВОЕГО СЕРДЦА! Я ВЫШКРЕБУ ТЕБЯ ИЗ СВОЕЙ ДУШИ! Я ВЫДЕРУ ТЕБЯ ИЗ СВОИХ МЫСЛЕЙ! Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДУ ТЕБЯ ЛЮБИТЬ!!!» Если повторять слова по сто раз, они станут правдой. Мысль материальна. Надо только желать этого всей силой. И я кричала сто, двести, триста, тысячу раз: «Никогда! Больше! Не буду! Любить! Тебя!» Дождь вытирал мои слезы, бушующая ночь держала меня за руку, а я с закрытыми глазами повторяла «НЕ ЛЮБЛЮ».

Вдалеке у горизонта слепящие ломаные линии били из неба в море, а я вскочила с подоконника и вместе с порывом ветра влетела обратно в комнату, достала альбом для рисования и краски, с кружкой метнулась обратно к распахнутому окну, пара секунд и она полная воды. Рухнула на пол, разодрала альбом на отдельные листы, краски смешивала с водой и алым цветом выводила заклинания. «Я тебя не люблю», хватала готовый плакат и скотчем лепила к стене. Брала следующий, размазывала слова «я вычеркну тебя из своей жизни» и тоже отправляла на стену. Новые и новые листы с алыми, еще такими свежими кровоточащими строчками: «ты мне не нужен», «я вырву тебя из своей памяти», «ты не достоин моей любви», «ты не стоишь моих слез», «ты больше не заставишь меня плакать», «ты больше не заставишь мое сердце бешено колотиться», «я тебя забуду», «я тебя не вспомню», «больше всего на свете я люблю свою маму, а не тебя», «больше всего на свете я люблю своего папу, а не тебя», «мне наплевать на тебя», «мне параллельно, что с тобой», «мне хорошо без тебя», «мне отлично без тебя», «мне лучше без тебя», «я ошибалась, ты не самый красивый мальчик в мире, таких, как ты сотни, а вот я самая красивая девочка во вселенной и тебе не найти лучше меня», «ты захочешь всё вернуть, но я никогда больше не буду любить тебя», «я никогда больше не буду с тобой», «я никогда больше не буду твоей». Лепила послания на стены, все пространство было заклеено. «Не люблю», «забуду», «не вспомню», «не нужен» глядели на меня со всех сторон. Чтобы самой скорее поверить в это, чтобы эта нелюбовь стала правдой. На полу разбросанные скомканные листья, разлитая грязная вода, кляксы краски, обрывки скотча; промокшая насквозь кровать, в окно ветер и проливной дождь. Схватила телефон с тумбочки, взяла наушники, на самую высокую громкость включила музыку и вместе с той другой девочкой повторяла:

Я тебя забыла, я тебя не помню,

Я сломал трубку, я забыла номер,

Я разбила сердце, я любовь убила,

Я тебя не помню, я тебя забыла.

Я тебя не помню.

Я тебя не помню.

Я тебя не помню.

Мне обидно до слез,

я твержу одно и то же,

это просто гипноз.

И я кричу на весь мир:

Я тебя забыла, я тебя не помню,

Я сломала трубку, я забыла номер,

Я разбила сердце, я любовь убила,

Я тебя не помню, я тебя забыла.

Он:

Да, ты, через время, когда обо всём пожалеешь, когда захочешь всё вернуть:

Я не помню себя и я не верю никому,

Только слезы стекают, я сам не знаю почему,

В голове только ты, а в венах закипает кровь,

И я убью того, кто создал эту чертову любовь.

Хочу забыть тебя, боюсь любить тебя,

Наверно проще разозлиться и убить себя,

Но слезы капают и на смерть разбиваются об тебя.

Я шепотом:

Я тебя забыла, я тебя не помню,

Я сломала трубку, я забыла номер,

Я разбила сердце, я любовь убила,

Я тебя не помню.

Пройдет время и ты горько пожалеешь… Пройдет время и ты поймешь как же сильно тогда ошибся… Пройдет время и увидишь, что отвернулся от самой большой любви в своей жизни… И тогда ты будешь плакать! Ты будешь слезы лить! Умолять всё вернуть назад! Это я та единственная, которую ты когда-либо будешь любить. Это я та единственная, которую ты видишь во снах. И это я та, от которой ты сам отказался. И винить в этом некого, кроме самого себя.

И снова я:

Я тебя забыла, я тебя не помню,

Я сломала трубку, я забыла номер,

Я разбила сердце, я любовь убила,

Я тебя не помню, я тебя забыла.

Следующая девочка из телефона поет обо мне и я вместе с ней:

Ты не тронешь сердце, не тронешь!

Не сломаешь и не угонишь!

Ты не тронешь сердце.

Уходи! Уходи! И не возвращайся!!

Я кричала, что было силы. Кричала, что ты меня больше не тронешь! С тобой или без тебя я снова буду жить! Ясно тебе! Я буду жить! Ты меня не сломаешь! Еще немного слез у неба одолжить, НО!! С тобой или без тебя… Я БУДУ ЖИТЬ!! Уходи! Отвали от меня! И даже потом, когда будешь жалеть обо всем, уходи-уходи и больше никогда не возвращайся! Да, мне больно, я неделю разговаривала со своей болью, ты оборвал мне крылья и оставил в сердце нож. Но я заменю эту любовь. Я найду что-то другое. Клянусь тебе, я буду жить, я снова буду жить!!

И следующая песня, следующая история любви из телефона:

Твоя девочка ушла, твоя девочка с другим,

обнимает не тебя, засыпает рядом с ним,

А ты бродишь до утра и пытаешься понять,

почему она ушла, где теперь ее искать.

Слышишь меня? Ты меня слышишь? Я ушла от тебя! И моя любовь тоже уйдет от тебя! Видишь, я не умерла без твоих чувств! Мне не очень плохо и без тебя! Это не смертельно, всё нормально. Нет, всё у меня отлично! Я научусь улыбаться без тебя! Я научусь смеяться без тебя! Я научусь быть счастливой без тебя!

Который день напрасно ждешь ее и угадать пытаешься шаги,

Но телефон молчит уже давно, а сердце горько плачет от тоски.

Кто виноват — уже не разберешь, она ушла и счастье вместе с ней,

Ну а с тобой остался только дождь, и ты один, ты без нее ничей.

Так не хватает рук ее тепла, простой улыбки, запаха духов,

И вместо смеха только тишина, она ушла и вместе с ней любовь.

Я знаю, через какое-то время ты снова вернёшься. Позвонишь. Напишешь. Будешь сожалеешь обо всём. Часто обо мне думал и тебе так многое обо мне напоминает. Скажешь, что я оставила неизгладимый след в твоём сердце и он дает о себе знать. Скажешь, что я лучшее, что было в твоей жизни. Скажешь, что хочешь всё начать сначала. И скажешь, что любишь. Всё это время и до сих пор.

Но я знаю, что когда через время ты снова придешь ко мне, я пошлю тебя на хер. Мне больше не будет нужен такой, как ты. В мужчине самое главное — это быть надежным. Но это не про тебя. А сейчас ты один, ты без меня ничей.

Новые и новые песни, новые и новые фразы, штопающие дыру в моем сердце и заставляющие всю Вселенную повернуться так, чтобы у меня все стало хорошо:

Я держу твои рукава, последние секунды твоя… Ты знаешь, что любовь — это я.

U just gotta leave it, your pain, u must be stronger. It is not too much, it is not so bad.

Я тебя никогда не забуду… Я нарисую дождь и ветер… И только по щеке мороз, ты моих совсем не стоишь слез.

Get out right now, it is end of u and me. It is too late and I cannot wait for u. I refuse to cry. No tears. Get out.

Отпускаю! И в небо улетают… Отпускаю! И слезы высыхают.

This time was difficult, feel like I was just a victim. Like a knife, when u walked away from my life. But no matter, u will never see me crying.

На душе пустота одна. Вспоминаю о нас с тобою, по щеке стекает слеза. Вся любовь ушла внезапно, я пойму, что ты не нужен. Ты не нужен больше мне.

Seems like it was yesterday, when I saw your face… And u walked away. To hear your voice again… Some days I feel broke inside, cause it’s you I miss. It’s so hard to say goodbye.

Как будто сердце не бьется… Она уже не вернется. Как пусто. С любовью жестом простились.

U just keep getting away, u selfish. I must be getting away from u.

А впереди Новый год… До свиданья-до свиданья… Нет сил попытаться тебя удержать, ты уходишь, я стою и смотрю. Это было только сном, а теперь пора проснуться. Я стою и смотрю.

After all u put me through u think I’d despise u. But in the end I want to thank u, cause u made me so much stronger.

А я не буду бояться, что нам нужно расстаться. Не любить, не страдать, сделала от тебя шаг назад. Смелая. Со мной не сравним целый мир. Ты один.

I’m a big-big girl in a big-big — world, it’s not a big-big thing if u leave me.

Не ты! Не ты! Не ты!

I don’t need your love. I can live without your love. I will forget. I don’t need your love anymore.

And u can see my heart beating, u can see it through my chest. I’m terrified, but I’m not leaving, I know that I must pass this test.

Пусть все будет как решит монолог твоей души. Плачь-плачь, танцуй-танцуй.

It’s time to me to walk away, I’m all right. The new beginning in my life. We r in the end, I’m better without u. It doesn’t hurt me anymore. I’m all right.

Put your heart back in your pocket, pick your love up off the floor. Love is lost, life can burn, but your luck will return. Girl, let me tell u more: pick up off the floor.

Танцы на стеклах, танцы не для слабых. Танцы на стеклах, ты же так не смог бы. Танцы на стеклах, больше не исправишь.

И я кружилась по комнате, по осколкам своей души, босиком. Он меня чуть не сломал, но я больше не слабая. Это сделало меня сильнее. Я выстою. Поднимусь с замерзшей земли, там, где он оставил меня умирать, и пойду дальше. И сейчас я танцую, пусть в слезах, но танцую. В водовороте громкой музыки, своего крика и рваных разлетающихся во все стороны кусков бумаги с его именем. А сила всех моих слов множится и увеличивается, я с этими девочками из телефона о том, что всё у меня будет хорошо. Написанные и произнесённые фразы улетают в космос и очень скоро вернутся обратно, всё будет именно так, как я хочу. Я не умру без него. Всё будет отлично. Всё, что ни делается, всё к лучшему.

Потом когда уже очень устала, когда сил не осталось больше сражаться с музыкой, дождем и ветром, когда уже сорвала голос от крика, тогда рухнула на вымокший пол и рисовала. Черный плюс фиолетовый плюс синий — это ночь на листе. Та ночь, что была внутри меня и она же, что была за окном. И посреди этой темноты белый плюс желтый — изломанная стрела из неба в землю. Делила одно целое пополам, разрывала на две части. Перенести убитую любовь на лист бумаги. И отделить его от себя. Нас больше нет. Не вдвоем. Разные части, он, я. Выводила эту молнию яркой светлой краской, которая как хирург, вырезала мёртвую, не пригодную к жизни половину моего сердца. А шрам со временем зашлифуется.

Затем рисовала дождь. Черный и белый превращала в серый и капала с кисточки этим цветом на бумагу. Как правдоподобно. Мой дождь на листе не рисованный, он тоже капал. И охрипшим голосом просила у этого дождя забрать мои слезы. Не хочу больше. Устала. Преврати их в свои капли. Не дай мне больше плакать. Сбереги меня от слёз.

Я рисовала ветер. Прежний серый плюс синий. Без кисточки. Пальцем в краску и на листе оставляла его порывы. Обдуть закрашенный лист и сверху добавить немного прозрачного белого и невидимого голубого. У ветра просила забрать мою печаль и прогнать её туда, куда он уносит облака, высоко-высоко с собой, чтобы только подальше отсюда. Сохранить меня от грусти.

Я рисовала море. Новая свежая вода. Глубокий чистый синий. Глубокий чистый фиолетовый. Зелёный, голубой и жёлтый в чистый цвет морской дали. Штрих за штрихом. Один перекатывается на другой. Тише — шепотом, тише. Гладкие волны. У моря я просила дать мне спокойствия и умиротворения. Чтобы только сердце перестало бешено колотиться.

Я рисовала небо. Белый и синий. С кисточкой, летящей по бумаге. Высокое и ясное. Ворсинки окунала еще раз в белый и растушёвывала их в пушистые облака. У неба просила подарить мне свободу. Чтобы снова научиться летать. Чтобы снова обрести крылья. Рисовала и загадывала.

И так, с мечтами о тишине, покое, свободе, прямо перед самым рассветом, когда уже буря подходила к концу и всё самое плохое было позади, перед новым, качественно другим наступающим днём я уснула, прямо там, на полу.

Выбросил меня из окна, толкнул в спину, не протянул руку, сказал — учись летать. Сама. И я полетела. Вниз. Я чуть не разбилась, я чуть не сломалась, я чуть не сдалась. Но я полетела. И научилась. Я, как Феникс, возродилась из осколков души и пепла сердца. Кто это только выдумал, что люди не умеют летать? Вот оно, мое новое утро. Утро, когда я родилась заново. Я сумела пройти через всё это. Я не потеряла себя. Пусть из последних сил, но я смогла. Я стала лучше. Проснулась от чьего-то прикосновения. Это был мой лечащий врач. Пришел сказать, что скоро принесут завтрак и потом капельницу. Пришел и увидел всё это. Меня, свернувшуюся комочком спящую на полу, вокруг эти рисунки, по стенам развешанные фразы, играющий, только теперь тихо телефон, распахнутое окно и промокшую кровать. Вчерашняя истерика была не только на улице. Он разбудил меня, я открыла глаза, села, оглянулась вокруг и затем внимательно смотрела на него, наверно в ожидании, что меня сейчас будут ругать за этот разгром. А он снова, как папа, по-детски тронул рукой мой лоб. И улыбался.

— Вижу, теперь тебе точно стало лучше, — он ведь психолог; и эта терапия, которую устроила мне ночь, действеннее всех таблеток и капельниц вместе взятых. Теперь мой реабилитационный период пойдет в гору.

Он сказал, что сейчас вернется и вышел из комнаты, а я пошла в ванную умываться. И через две минуты принес мне кружку зеленого чая с медом и лимоном и таблетку от простуды. С заботой о том, чтобы после сна на голом полу я не заболела. Потом сказал, что сейчас позовёт кого-нибудь убраться у меня в комнате, но я ответила, что уберу всё сама. Пришли только два молодых человека поменять мой промокший матрас на другой. Я перестелила постель, выбросила мусор и вымыла пол. Плакаты оставила висеть на стенах, а рисунки прикрепила на окно. Всё было убрано и мне принесли завтрак, снова мюсли и какао. Новый день. Буря, как и я, утихла. Дождь, как и я, перестал ронять слезы. Море, как и я, стало спокойным. И здесь на подоконнике, и там за окном светило солнце. А над заливом раскинулась радуга. Через стекло я дотянулась до нее рукой и загадала желание: «хочу быть счастливой».

Мое пребывание в больнице теперь стало… чем-то вроде санатория. Обычно ассоциации с больницей не очень хорошие, но только не в моем случае. Это время, когда я была сама наедине с собой и от этого было хорошо. По утрам мне всегда приносили мой любимый завтрак, а после я рисовала. Однажды зашел доктор и увидел как я рисую радугу, так и простоял рядом со мной у окна около часа. Сказал, что ему очень нравятся мои рисунки. Небо, облака и солнце красками, а портреты всех тех, кого я люблю карандашом. И я больше не плакала. Иногда, когда слушала грустную мелодию, одинокая слеза скатывалась по щеке… Но! Всё у меня хорошо! И я вставала, смахивала мокрый след с лица и делала зарядку. Как только становилось грустно, я меняла печаль на физические тренировки. Одна слеза — и пятьдесят приседаний. Вторая — и пятьдесят раз повторений упражнения на пресс. Хочется плакать — и час упражнений на растяжку. В итоге несколько часов в день я проводила за гимнастикой и за время пребывания в больнице я села на шпагат и получила идеальные линии живота. Я ела свои любимые яблоки, мороженное и шоколад и вскоре вернулась к своим родным сорока восьми килограммам. И снова включала музыку, надевала розовый спортивный костюм, красила ногти в цвет молодой зари, розовые сережки, два хвостика завязывала малиновыми резинками, себя и всю комнату душила любимыми духами и танцевала в ауре сладости, нежности и запаха счастья. По вечерам я читала, мои домашние вместе с яблоками и мороженным приносили мне книги на английском языке и за каждый вечер я разучивала по десять новых иностранных слов. Мой сон тоже пришел в норму. Перед этими всеми событиями я вообще почти не спала, ложилась около часа ночи и до трех лежала и размышляла обо всем, пытаясь понять. Только засыпала, как в семь звенел будильник. Затем наоборот я спала целыми сутками. И вот теперь сон нормализовался. Уже через неделю ощущение радости смешалось с моими клетками и меня выписывали. А моя радуга с пропитанным желанием о счастье осталась висеть в рамке на стене в кабинете у доктора.

Я проснулась, открыла глаза и белые стены не моей комнаты. Вошел врач. Я чувствовала себя очень усталой. Через какое-то время пришли мама с папой. Что было на самом деле? Что снилось? О нем. О нем. О нем. Мысли.. Грустно. Злая. Ночь. О нем. Дом, кровать. О нем. В машине. Почти слезы. Он. Он. Разговор. По горлу опускается ком!!! Скорее всего меня сбила машина и все это мне приснилось. Он сейчас придет сюда. Пожалуйста!! Это все приснилось. Глаза наливаются слезами. Закрыла. Пожалуйста!!! Мама взяла за руку, папа гладит по волосам. Пожалуйста!! Слезы текут по лицу. Позовите его! Пожалуйста! Мне нужен он. В вену вкололи укол.

Снова я проснулась. «Только не надо плакать. Ана, не плачь. Все хорошо». Он привез меня домой. Объятия. На прощанье. Щека к щеке, ладонь в ладони. Залитые слезами ресницы. Расставание. Мой дом. Сброшенная на пол одежда. Кровать. Закрытые глаза. Только сон. Меня отвели в машину и увезли в больницу. А дальше я впала в кому. Это произошло около двух недель назад. Не плачь. Не плачь, Ана. Мы как-нибудь справимся. Главное — ни о чём не думать. Ни-о-чем-не-ду-мать. Всё. Не вспоминать. Ничего больше нет.

СТОП! Стоп-стоп-стоп!!! Враньё это все. Перемотка назад. На восемнадцатую страницу. Не буду больше выдумывать. Буду рассказывать. Просто мне хотелось добавить драматизма, что ли… Хотелось гиперболизировать текущие события для более яркого и красочного эффекта. В книгах тут и там описываются невероятные приключения героев, путешествия утром в Венецию, днем на Бали, вечером в Лос-Анджелес; полеты в космос под кокаин; распутывание криминальной истории, ценой в миллион долларов; борьба с тяжелой болезнью и непременно трагичная, но героическая смерть одного из главных героев, дабы заставить читателя обливаться слезами. Когда я начинала писать, в конце я тоже задумывала кого-нибудь убить, только не решила кого именно: её — для того, чтобы дать герою попытку оценить важность этой любви через ее потерю; или его, чтобы увековечить и воспеть эту любовь на небе. Я задумывала ввести в книгу детей, чтобы в конце семейство воссоединилось, все счастливы и хэппи-энд. Я задумывала.. в общем, много чего еще я задумывала. А потом,.. а потом пишу и всё не то. Это как-то нечестно. Либо полностью выдумать сюжет от начала до конца, либо уж говорить так, как было на самом деле. А на самом деле не было никакой комы. Ни врача. Ни больницы. Меня не увозили на скорой. Я правда сутками лежала, но всё это было дома, у себя в комнате. И буря была не такая уж суровая. Был просто дождь. Я открывала окно, мокла и слушала «Я тебя забыла» и «Твоя девочка ушла» — это правда. Я рисовала небо, ветер и дождь — это тоже правда. Из моего окна не видно море, я приходила к нему и просила, чтобы оно поделилось со мной своим спокойствием. В целом было всё, но не в таком утрированном виде. А так, как в действительности. И далее здесь не будет встреч с шаманами древних затерянных племен, частных вечеринок в пентхаусе небоскреба Нью-Йорка или жертвования легкого в обмен на жизнь. Здесь про двух людей. Про любовь. С переживанием каждого оттенка эмоций по этому поводу. С чувством о чувствах. И не обязательно читать о смерти, чтобы коснуться струн человеческой души.

Глава 3

Мой дом! Мои стены, мои комнаты, мои окна и двери. Первое время мне было очень непривычно, странно и немного дико. Я не понимала, что должна здесь делать. Но как ни противоречиво это может звучать, всю первую неделю я вообще никуда не выходила. По-прежнему, что уже вошло в привычку, я непрерывно была чем-то занята. Различные домашние дела. Это было необходимостью — уйти в деятельность, как спасение от своих собственных мыслей. Должно было пройти немного времени, чтобы привыкнуть. Я так долго… Привыкнуть жить здесь. Привыкнуть жить без. И я привыкала. Я полюбила свою розовую комнату с моей и только моей большой кроватью. Я полюбила засыпать не с.., а с мурлычущей кошкой под одеялом. Мне больше не нужно было вставать по утрам в семь часов, я просыпалась во столько, во сколько хотела, кормила своих любимых домашних зверей, по которым раньше очень скучала, включала компьютер, готовила кофе с молоком и писала, писала, писала. Облекая мысли в физическую письменную форму, должно стать легче. И правда, становилось легче. День проходил за днем. Мне было нормально, даже хорошо.

Часто в гости к нам приходили мои малыши. Мы с ними играли в прятки, разукрашивали раскраски и рисовали, делали зарядку и танцевали под музыку, возились на кухне за приготовлением вкусняшек и еще множество других дел, во что могут захотеть поиграть дети. А поздно вечером ложились спать все вместе в моей комнате на моей кровати. И снова это ощущение: я сплю не одна, рядом со мной, греет меня, сколько не тело, а душу, человеческое тепло. И маленькая детская ладошка в моей руке. Это чувство, которое возвращает к жизни, заставляет по венам бегать кровь и биться сердце, что я еще кому-то нужна, что мне есть о ком заботиться. Конечно! Мир ведь не рухнул, Земля не остановилась без! У меня есть мама, папа и брат, мои малыши, мои кошки и собаки, они меня любят. Они меня любят! Да, мне было нормально, даже хорошо.

Действительно, если рассуждать рационально, не такое у меня тяжелое горе — расставание. Кому-то в этот момент было гораздо хуже. Люди действительно теряют из жизни своих родных и близких, случаются проблемы со здоровьем, инвалиды, бедняки. И тут я; распустила сопли. Жива, здорова, двадцати лет от роду и в придачу к этому красива и вроде бы умна (хотя об уме можно поспорить в свете последних событий). Прямо-таки умереть и не встать. Смешно на самом деле. Девочка любила мальчика, он тоже ее любил, пару-тройку лет жила, погруженная в перламутровую сказку, а потом бросил ее мальчик. Но это ведь не горе! Все живи, здоровы — вот главное! Остальное обязательно приложится.

…но плакать хочется. Я ведь его любила. Я ведь так сильно его любила. Почему мой сон не подействовал? Где это море с его спокойствием? Небо? Счастье? Почему космос до сих пор не возвратил мои слова обратно? Почему я думаю о нем? Почему эта линия так и не разделила нас на две отдельные истории? Столько мыслей! Столько много разных мыслей в голове! Только Анна, не плач. Не думай о.. Всё будет хорошо. Мы как-нибудь справимся.

Я люблю солнечные очки. Был у меня период, когда я носила их, не снимая. При том, что это была зима. На протяжении двух месяцев, когда мы с ним в очередной раз расстались — декабрь и январь. Это было не выражение своей новомодности и тем более не сокрытие расширенных зрачков после употребления запрещенных препаратов. Я носила очки, как защита от целого мира. Не важно в какое время суток, не важно в какую погоду. Возвращалась я от подруги в одиннадцать часов вечера, шла я домой из клуба в пять перед рассветом или в университет в девять утра, я выходила из дома и надевала солнечные очки. Дождь, снег, град, ветер, темнота, но я была в защитных очках. Как в маске, чтобы отгородить себя от других, чтобы никак не реагировать на внешние факторы. Чтобы ни с кем не разговаривать, чтобы никого не слушать. Чтобы никто ко мне не лез. Чтобы никто не видел отпечатка отчаяния на моем лице. На людях я практически не плакала и очки служили не как сокрытие слез. В очках я отделяла себя от всего мира. И притворялась невидимой. Уже дома, когда я снимала очки, мне хотелось выблевать из себя все внутренности, рассмотреть, как будет биться сердце в руках, как будут расширяться легкие; выплакать все глаза, выжать, прокрутить себя в центрифуге, чтобы поток воды наконец закончился. Но когда я выходила из дома, надевала солнечные очки и воздвигала вокруг себя непроницаемую стену, становилось всё нормально.

И всё же мне нужен был кто-то. Кто-то, о ком бы я могла думать взамен. Я не могу без этого, мне необходима любовь, я привыкла, что рядом со мной есть… Есть кого обнимать, уткнуться в теплое плечо и ладонь в ладони. Я скучала по этому ощущению: родство, связь, нежность, близость душ. Одним вечером взяла телефон и написала сообщение. Нет, конечно не.., другому парню. Спросила, погуляет ли он со мной сегодня. Секундный порыв, импульс, мгновенная эмоция. Потом тут же передумала: а зачем? Зачем мне нужно это «погуляй»?? Я отвыкла гулять с кем-то другим. Зря… Наверное… И следом написала: «Но если ты занят, тогда не нужно, забудь». А он сразу прислал: «Почему же, я думаю, сегодня получится». И смайлики в конце. Он всегда после текста ставит улыбки. Это очень мило. Сказал, что заедет за мной в восемь часов вечера. Я ответила: «Хорошо» и тоже смайлики. Мы разговаривали о многом, о разном, о прошлом и будущем, о философии, о жизни. О литературе. С ним интересно разговаривать о книгах. Люблю его литературный вкус. Раньше я зачитывалась детективами, которые со временем становятся все на один сюжет или женскими пересахаренными романами. А он приучил меня к «умным книжкам». Ник. Мы с ним знакомы… долго, не долго… около трех лет. Вернее, три года — это может и приличный срок, но за всё это время лично виделись и общались мы очень мало.

Нет, всё не то. Эти описания, бла-бла-бла, глупые, ненужные, уводят мысли от главной идеи. Вкратце: затем последовало ожидаемое и такое предсказуемое продолжение оборванной любви — череда замен. Первое и почетное место — Ник. А также Даниил, Марк, Анжей, Артур и другие его копии. Все эти отрывки не стоят большого внимания, поэтому в двух словах и от частного к общему. Ник — мы познакомились очень банально, в клубе, в один из очередных разрывов с ним. Даниил — на телеканале в один из очередных разрывов с ним. Марк — на тусовке в один из очередных разрывов с ним. Анжей — в кафе. Артур — на гонках. В моменты расставаний с ним. В толпах случайных прохожих мой взгляд всегда цеплялся за обрывки, которые были на него похожи. В социальных сетях я рассматривала их фотографии и обсуждала с подругой, какой Артур красивый. И Ник тоже. И Даниил — высокий, светлые волосы, отрощенная стрижка. У Марка рост. У Анжея манеры. И другие, другие, другие… Я ходила на свидания по два за вечер. С Ником пили горячий шоколад и смотрели кино. С Марком сутками напролет переписывались по телефону. С Даниилом — самбука в барах. С Артуром катались ночами по соседним городам. Я скачивала их фотографии и у меня был целый альбом под названием «Красивые». Однажды я показала их маме. А она сказала: «На Алекса похож. И этот похож. И этот тоже на него похож. Аня, они все на него похожи».

Они все на него похожи. Вглядывалась в их снимки и в каждом видела его. И как я раньше этого не замечала!? Они все, как на подбор, были высокими, светловолосыми, голубые глаза, отрощенная стрижка, четко очерченные линии скул, мягкие правильные черты лица, белозубая улыбка, спортивное телосложение. Что за бред — перебирала их фотографии — они все его копии. Он, он и он.

Ник. Я непременно должна рассказать, как именно мы с ним познакомились. Лето. Четыре лета назад. Помню, той весной мы снова расстались с ним и наступающие май и июнь я проводила со своей двоюродной сестрой. Каждую ночь субботы мы ходили в клубы. Одна из таких суббот. Мы с ней и друзьями сидели за столиком открытого бара на пляже, скоро собирались заходить в клуб. Я отстраненно, где-то в себе, пила какой-то коктейль, скользила взглядом по окружающему и тогда заметила его. За столиком напротив. Сидел, смотрел на меня. Улыбался. Черная рубашка, слегка отрощенные светлые волосы. Я тоже улыбнулась. Это всё его черная рубашка, у него была похожая, моя любимая, она ему так шла, я обожала, когда он ее надевал. И эти волосы. Загорелая кожа, белая улыбка. Один и тот же образ. Время за полночь, и мы пошли в клуб. Он с друзьями тоже вышел из бара. Высокий, такое же телосложение. Или я схожу с ума. Пока мы стояли возле входа, я взглядом в толпе искала его. Того, кто так похож на него. Мы замечали друг друга и снова улыбались. Это был почти он. И вдруг он подошел ко мне и поцеловал. Спросил мое имя и снова поцеловал. Он был так похож на него…

И мысли уносятся в прошлое. Те же четыре лета назад. Вскоре после этого случая, через пару недель, мы с ним помирились. Но перед этим был один Ооочень памятный для меня разговор. Момент, который дал огромную трещину нашему будущему. Честно сказать друг другу всё что было у нас за время разрыва. Мы сели на лавочку и я слушала. Его рассказы. Во всех подробностях. Одна ему слала сообщения, что стоит на балконе и очень его хочет. Инна. Через пару дней он прокатил ее на мотоцикле, а потом привел домой и занялся сексом. Другой он делал массаж. Очаровательное совпадение, ее тоже звали Инна. Третья была опытная, поэтому он с ней и спал, Алина, танцовщица из клуба, сто пудов она классно трахается, по крайней мере лучше, чем я. Виктория, на даче у друга. До сих пор помню имена всех этих сук. Приводил их домой, в нашу спальню, занимался с ними сексом на нашей кровати. А мое воображение тут же рисовало красочные картины: вот они поднимаются по лестнице.. стоят в комнате и целуются.. он и ее губы.. стягивает ее майку.. лапает грудь.. они ложатся на постель.. она стаскивает с него рубашку.. она раздвигает ноги.. он лезет пальцами под трусы.. она откидывается на подушку и часто дышит.. они полностью раздеты.. он.. Я не заплакала. Потому что он сидел рядом и смотрел на меня. А внутри будто воробей залетел в клетку, бьется о прутья, ломает крылья, течет кровь и он мертвый падает на дно. Я маленькая, мне всего восемнадцать лет, еще минус три/четрые года — мой внутренний возраст, он мой первый, это было всего полгода назад, я была не готова выслушивать такие истории, я верила в любовь с большой буквы, где нет места такой грязи. А он открывал мне дверь в реальную жизнь, где есть секс и ничего больше. Я не могла вообразить, что у него могло случиться вот так. Конечно я задумывалась, как он, что он без меня; наверно целыми днями катался на мотоцикле и гулял с друзьями, может быть целовался с какой-нибудь девочкой, пару раз, как я, может быть провожал ее домой. Дальше этого мыслей в голове просто не существовало! Какой секс, вы о чем! Нет, нет и нет!! Он же сам говорил, что меня очень любит и я самая лучшая. А как можно спать с кем-то, когда ее даже обнимать не хочется и все мысли о другой!? Но тогда я сидела и слушала, как он всё это делает с ними, а мысленно: «Заткнись, урод». У меня пальцы на руках леденели. Она опытная — эти его слова впиваются в мозг — она опытная, она опытная, она опытная. Она не то, что я, малая, отсталая от современного ритма жизни, медленный старт, первый секс в восемнадцать лет, ничего делать не умела, никаких глубоких глоток, никаких супер приёмчиков, один партнер; так вот почему он бросил меня, потому что она опытная. И делала ему минет, он наклонял ее голову вниз, сука так же, как и мне, кончал, а она бежала в ванную. Господи, заткни мне уши, не хочу ничего этого знать и слушать!! Хотелось разрыдаться, слёзы текли не по щекам, а внутри по горлу и проваливались в желудок; он занимался сексом с какими-то другими девочками. Как, скажите мне, это могло произойти? Может быть он наврал?? Нет, это всё не он, это не мой Алекс! Это какой-то его злой двойник. Он не мог. Он меня любит, Анечку свою. Господи, как я могла быть такой наивной, как я могла быть такой идиоткой, верить, что у него в это время никого не было! Такая глупая, такая дура! И клянусь, я была уверена в этом!! А я глотала. И вопрос выплевывать или проглатывать даже не стоял у меня в уме. Потому что очень его любила. Ничего кроме этого не имело значения.

Да уж! Уау! Вот так история. Потом он спросил, что было у меня. А мне и рассказывать особо было нечего. Только то знакомство с Ником. И я сидела и судорожно придумывала, что бы ему такого насочинять, а то как-то неудобно получалось, он со своими суками и я с его отпечатком в каждом лице. «Был Ник» — начинала рассказывать я. «В клубе, мы сидели за столиками напротив, смотрели друг на друга, улыбались, потом он подошел ко мне и сразу поцеловал. Потом..» — что еще, думай! «Потом мы ушли на пляж..» «Что было на пляже?» — спрашивал он. «Там мы целовались, он меня обнимал». И так хотелось наговорить ему самые ужасные вещи, чтобы и у него воробей сдох в груди. «Мы с ним сидели на пляже, долго целовались, обнимал меня.. Еще снял с меня платье, а я расстегнула его рубашку, снял джинсы, с меня снял лифчик, и вс» это время мы целовались, потом снял с меня трусы и с себя, мы продолжали целоваться, обнимались, лежали на пляже голые, целовались, целовались, целовались..» Он напряженно спрашивал: «Рассказывай, что было дальше». А что было дальше? — сидела я и раздумывала: занимались ли мы сексом или нет? Как правильно?? «Дальше мы снова обнимались и целовались». Он: «Дальше!». Я: «Он обнимал меня», — с трудом проговаривала каждое слово. Он серьезным тоном: «Было это или нет?!» Я: «…………», — проглатывала воздух. Было или нет, было или нет, не знаю я! Господи, подскажи мне, было это у меня или нет? Сказать ему точно так же, как он мне? Пусть почувствует, как это приятно? Не знаю, что ему ответить! «НЕТ». Дебил, я ж не ты, я не трахаюсь с кем попало. И как я могла сказать ему, пусть даже наврать, что это было? Есть моменты, когда определенные слова определенному человеку просто застревают в горле и их невозможно произнести. Вот так грустно всё получилось… Мы еще немного там посидели, он вроде бы меня обнял, уже не помню точно, в общем опять помирились. Но эти его суки надолго вцепились в мою память.

Стряхиваю с себя пыль прошлого и возвращаюсь к действительности. Его двойники и череда гулянок. Единственный, кого я могу выделить — это Ник. Остальные — так, толпа похожих. А Ник действительно стал мне близким. Я словно подменяла эти два образа и переносила на него всё то, что не могла отдать другому. Мы гуляли вместе, приезжали к нему домой и по ночам смотрели фильмы в прямом смысле этих слов. За окном развивался ветер, холод обволакивал опустевшую ночь, а мы валялись на диване, обсуждали кино и он меня просто обнимал. Под утро мы шли на кухню и пили кофе с шоколадом, обмазывали друг друга малиновым вареньем, а потом шли в ванную, где он держал мои волосы, пока я умывалась. И оставалось только пару часов до зимнего скупого рассвета. Мы возвращались в комнату, не спали, а просто лежали. Для меня было бы непростительной ошибкой уснуть даже на такое короткое время и безвозвратно упустить эти два часа, возобновляющие любовь к жизни. И мелодия в унисон с действительностью:

Нежность…

Наши тени на стене,

рисуем нежность на телах.

За окном ветер, а в глазах лето.

Жаль, что этот ветер не умеет так нежно.

И до рассвета как-будто в любовь одеты.

Ночь нас укрывала.

Жаль, наверно, ветер так не умеет…

Я лежала у него на коленях, он гладил мои волосы и мы шепотом разговаривали. Или вовсе молчали. Такое состояние, когда молчание не напрягающее, а сближающее. Уловить волны друг друга, телепатия. Будто и без слов всё ясно. И не было никаких разводов на секс или приставаний, не потому что он робкий, наоборот, он красавчик еще тот и своего не упустит, просто наверно он всё понимал. Он понимал, что моё сердце разбито вдребезги и сейчас мне нужна была нежность, забота, объятия, теплота. Любовь. А в моих мыслях — как мне этого не хватает, как я скучаю по «спать обнявшись». Как мне нужна перламутровая энергия, которая раньше жила в груди. Как дома пусто. Верни мне всё! Верни взамен! И это оставшееся время он отдавал мне теплые частицы, а я наполняла мерцающим светом шкатулку, чтобы потом в холодном доме одинокими вечерами потихонечку ее открывать, снова перебирать в памяти теплую ночь и помнить, что кому-то я еще хоть чуть-чуть нужна. Это были часы нежности, когда кажется, что не всё так плохо и есть еще на свете человек, который меня обнимает. К слову, в последствии мы с Ником стали хорошими друзьями. Ему я могла и до сих пор могу рассказать если не всё, то очень многое.

Что еще было той зимой? Приближался Новый год. Его я отмечала с Маленой и друзьями брата. Я ожидала худшего, но было нормально, даже весело. Это моя подруга. Она меня спасала. Знаете, говорят, что люди, внешне похожие друг на друга, подходят и в жизни друг другу. Мы с Маленой похожи. Примерно одного роста, она чуть-чуть выше меня, обе светловолосые и светлоглазые. Обе худенькие. Мы с ней подружились буквально с первого дня в университете на первом курсе, как только увидели друг друга. И нас очень часто принимают за сестер. Так что могу сказать, что правило про схожесть действительно работает. После праздника мы поехали к ней и всю новогоднюю неделю провели вместе. Смотрели фильмы, ходили по магазинам и по клубам, устраивали пижамные вечеринки, фотографировались, танцевали, смеялись и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Я любила наши с ней утра. Прохладно в комнате, так, что кончик носа совсем холодный, но под одеялом оранжево, мягко и уютно. Эти ощущения, когда просыпаешься и не хочется выбираться из постели, но время позволяет, спешить некуда и можно смело еще полчаса поваляться. В обнимку с плюшевым медведем, где-то в заворотах простыней мурлыкала кошка и рядом под боком спала моя Малена. Прикрыла глаза и несколько минут мечтаний, когда чистые мысли прямым потоком отправляются в космос, чтобы в самое ближайшее время вернуться обратно и стать реальными. Утро. Как-будто даже выспалась. И настроение было хорошим — если еще не совсем счастье, то по крайней мере путь к этому самому счастью. Открыла глаза, окончательно проснулась. Сколько времени? Да какая разница! Встала с кровати. Теплый душ, сладкий запах пены, прозрачность мыслей, мятная свежесть головы. Укуталась в полотенце. Вернулась в комнату, где всё ещё был сон-час. Подружкин халат и кухня. Утро и кофе. Мой рецепт: темная большая кружка желательно синего цвета, чайную ложку растворимого (я не могу пить натуральный молотый кофе из кофеен, мне он кислый, невкусный и вообще бэээ, а растворимый из супермаркетов — самое то) кофе залить горячей водой, добавить молоко на глаз, так, чтоб цвет от темно-каштанового стал нежно-бежевым; и важная деталь: конечно никакого сахара, а для сладости иногда добавляю немного мёда на кончике ложки — вот он, мой любимый кофе. Солнце в окно, не смотря на январь. И по телу разливалась теплота: в ладонях, на улице, укутанная халатом, в комнате спит под одеялом, в мыслях и в окружении. Моя Малена. Время, непрерывно проведенное с подругой, возвращает душе возможность улыбаться. Спустя эту неделю я возвращалась домой в хорошем настроении, словно воодушевленная и в предвестии счастья. И я любила эту зиму, она мне казалась волшебной и особенной, со своими посыпанными хрусталём дорогами и перламутровыми снежинками в волосах. По вечерам, глядя в окно, я так ждала чуда! Но… Но почему-то было только но. Я снова ночи напролет просиживала за компьютером. Всё меньше хотелось ходить на свидания. А что толку! Ничего значимого у меня с этими двойниками не выходило и я уже перестала задумываться, почему кроме прогулок, кино, кафе ни с кем большего не получалось. Помню один из таких вечеров, уже наступила ночь, я читала, когда позвонил один из них, позвал где-нибудь посидеть. И я согласилась, вызвала такси, оделась, вышла из дома. А там снова падал снег. Вернулась. Это ведь все равно не.. Написала сообщение тому парню, что я не приеду. Выключила телефон. Разделась, замёрзла. Холод всегда напоминает о том, что в такую погоду хорошо жить вместе. С ним.

Глава 4

В зале, на полу, возле окна. Поздно вечером, наверно уже наступила ночь. Свет потушен. Только телевизор, но без звука, чтобы лишь черно-белым сумраком осветить тот клочок комнаты, где сидела я. Смотрела снизу вверх через стекло в ту сторону, где, может быть, тоже в это время в комнате второго этажа горел тусклый свет. Вспоминала. Думала о нём. Слушала через наушники о нём. Рисовала. И линии сами собой складывались в него. Портрет. На альбомном листе синей ручкой. По памяти. Самая лучшая фотография! Таким, каким запомнило его мое сердце. Закрывала глаза и рассматривала его черты. Четкий овал лица, безупречно очерченные скулы, по-мужски волевые, но женственно сглаженные очертания, что можно влюбиться с первого взгляда. Челка счесана на бок и мои любимые волосы, отрощенные, красиво-лохматые. Идеальный изгиб бровей. Линии глаз, зрачки темные, большие, с длинными пушистыми ресницами. Его губы, глубокий в несколько слоев цвет, как подведенные карандашом. Мягкой волной контур сверху и объемным штрихом нижний. Аккуратные очертания носа. Совершенное лицо. Лицо без изъянов.

Как похож! И неужели это я его нарисовала? Вот так, просто, образ по памяти? Какой же он красивый! Не забыть его. Не выходит их головы. Все мысли-то о нём только. Он всех других заслоняет собой. Как он? Что с ним? Чем сейчас занят? Может быть, вдруг, в этот миг тоже вспомнил меня… Как было бы здорово, если бы мы сейчас думали друг о друге… Как-будто это наши души встретились и разговаривают. Снова закрывала глаза и видела его так близко! Он так рядом! Как мне его не хватает. Как я по нему скучаю. Как он мне нужен. Вырывала его изображение из мыслей и переносила на бумагу. И как по нотам:

Отдайте мне этот портрет!

Верните, любила.

Люблю.

Мой секрет.

А я его запомню светлым; ночь в огнях с ветром.

Не верю, что его нет.

Отдайте мне этот портрет

или линию жизни на запястье сотрите.

Нет, я не курю, но так хочется.

А я его запомню светлым,

Это какой-то бред, что его нет.

И да, он любил сигареты, черный кофе с рассветом.

А я тебя помню светлым!

Только ты мне снись, хорошо?

Хотя бы снись…

Запомню все наши дни и ночи,

запомню каждое мгновение, проведенное с тобой.

Не верю, не верю, не верю я!!

Мой портрет. Помню его только хорошим. Никто не был таким, как он. И вряд ли будет… Сколько еще я буду тосковать по нему? Сколько мне нужно времени? А главное, хочу ли я забыть? Нет. А у него сейчас есть девушка. С чего бы ему в этот миг думать обо мне? Но всё же… Вдруг… Случайно… Помнит. Просто помнит. А без него так серо. Так никак. Как-будто всегда вечер. И уснуть, забыться не дает, и света тоже нет. Не могу я отпустить. Как же можно дать свободу, когда он внутри.

Черно-белое кино, такая же обесцвеченная жизнь. Выключила телевизор, забрала портрет и пошла в свою комнату. Легла на кровать, его игрушка рядом. Всё та же мелодия и те же мысли. О нём, только о нём. Начинала засыпать. Лирическая музыка, как колыбельная, как мост отсюда туда, чтобы только он тоже перенёсся вместе со мной в мир пушистых облаков и серебряной дымки…

И сквозь сон разбудил меня звук сообщения в телефоне. Стиснула его в руках. А в голове стрела: «Вдруг это он?», «Да, это точно он». С того утра, когда он отвозил меня домой, прошло семьдесят тысяч триста двадцать минут. Зажглось миллион звезд. Упало миллиард снежинок. Это было в прошедшем году. Взглянула на номер — не может быть, это он! Стиснула телефон с такой силой, чтобы почувствовать касание ногтей в ладонь. Нет, это не сон. Прочитала сообщение и не могла поверить. Он только что думал обо мне. Мы одновременно ощущали друг друга в невидимом мире. Точно, это наши души встретились и переговаривались. Мой образ также постоянно стоит у него перед глазами. Наверно это и есть волшебство, когда два человека, не видевшие друг друга пятьдесят три восхода солнца, однажды ночью всё вспоминают.

Звонок телефона. Его голос — закрыть глаза и почувствовать в легких воздух; облегчение, что снова легко дышать. Мы разговаривали. Узнать, как он. Сказал нормально. Слышать его шаги по снегу. Снова закрывать глаза и душою перелететь туда, поближе к нему, вдогонку, босиком по льду и только лишь в той его футболке, в которой теперь сплю, по зимней ночной улице и видеть те же самые падающие снежинки, которые видит он, и вовсе не холодно, зима им согрета. А он домой идет. И болтать так, как будто не виделись всего пару дней.

На следующую ночь он снова позвонил. Спрашивал, могу ли я выйти погулять. А я болела. Очень! И почему только самые лучшие события в жизни случаются именно в тот момент, когда я болею?? Подруги возвращаются из других стран, друзья приглашают на вечеринку, малыши зовут смотреть мультики и кто-то особенный просит всё начать сначала….. А у меня голос охрипший. Бесконечный кашель, внутри что-то скрипело и хрипело. Нос заложен. Глаза красные. За окном искрящийся мороз, а дома плед и шерстяные носки. Двенадцать часов ночи. Но всё же я вышла, как могло быть иначе. Он, как и раньше, ждал меня возле дома. Открыла ворота, выглянула, опознала его, на шаги ближе, захотелось улыбаться, нос и рот спрятала в шарф, чтобы не увидел; почти смеяться, но изо всех сил старалась сдержаться. Первые два «привет». Боже мой!! Я — сумасшедшая, он — сумасшедший, мы — сумасшедшие! Повсюду кучи снега и мозги тоже — мерцающая куча, а снежинки пляшут в вихре внутри черепа. Заговор, разговор. Как приятели. Он машину тюкнул в бок, так что она сейчас на ремонте, а он уже неделю пешеход. Ветер, пронизывающий до косточек, и мы спрятались у него в теперь просторном гараже. Непринужденная беседа, смягчающие леденцы для больного горла, как дела друг у друга. И он.. ммм.. Об.. Обни… БожеБожеБоже! Обнимал меня! Он меня обнимал! Встретились с ним первый раз за почти два месяца, у него была девушка. Наверное спала уже у себя дома. А он меня обнимал! Стоял сзади близко-близко, а потом обнял. Сначала словно понарошку, в игре. Подошел, дотронулся будто случайно, что-то сказал, отошел, прикоснулся к волосам, снова отошел. Мы играли в эти игры и улыбались. А потом поймал меня со спины и уже пора отпускать, а он все еще держит. Снова я в его объятиях! Как-то боязно было, неловко, но приятно-неловко. Дрожь по телу от него, бирюзовые волнующие колючки. «Почему он схватил меня в охапку и обнимает?» — недоуменная Анна внутри меня спрашивала. Повернул к себе лицом. Целует. «Почему целует??» Отошел, опустил голову и молчит. «Почему молчит?» Спрятала губы обратно под шарф. «Я же болею! Я же очень сильно болею! Я не хочу тебя заразить!! На тебя ведь только чихни, как тут же сляжешь с ангиной!!!»

— Я думаю, так лучше не делать, не хочу стать причиной твоей простуды, — тихо из-под шарфа.

Но на самом деле: «Делай! Сделай так еще разочек!» Подошел обратно и обнял крепко-крепко. Два часа ночи. Три часа ночи. Четыре часа утра. Мы разговаривали. Вспоминали. О том, как хорошо было проводить зиму нам вместе. Потом спросил, может уже отвести меня домой, а то холодно и я больная.

— Не хочу еще спать, — какой сон может быть, когда он так рядом! И кажется, я уже почти здорова.

— Пойдем тогда пить чай, — притянул меня к себе, обнял и мы по сугробам побрели домой.

Сидели на кухне, он заваривал вкусный чай, грелись. Но не от горячей посуды становилось тепло, а от того, что снова вместе, всё как раньше. Наш дом, родная кухня, моя синяя кружка и он смотрит влюбленными глазами с огромными зрачками, улыбается и целует мой нос. Шесть часов утра. Оделись и вышли, провожал меня домой.

— Я тебе завтра позвоню, — он, в смысле уже сегодня, ночь давно закончилась.

— Хорошо, — я.

Начало седьмого. А в десять мне нужно было быть в университете. Больная и ночь не спавшая. Но вовсе не уставшая и счастливая.

Затем мы встретились снова. Говорил мне такие слова, что у меня душа парила над землей. Что не переставал думать обо мне ни на один миг. Что с самого первого вечера нашего расставания понимал, это было зря. Что я ему самый родной человек, роднее меня у него только мама. Что каждая деталь дома и вне дома напоминала ему обо мне. Говорил, что ему было тяжело. Он тосковал. Он скучал. И осознал, что хочет быть со мной. Люблю его. И он меня любит. Сказал, чтобы собирала свои вещи и снова переезжала к нему. «Помолвлены» — статус на наших страничках в социальной сети и одинаковая фотография на аватарках, где мы вместе. Вместе!!

Глава 5

Сука, я так ничему и не научилась в прошлый раз!!! И кто только придумал, что на ошибках учатся? Нихера не действует. Я. На этот раз точно все испортила я. Не сделала никаких выводов! Мне казалось, раз он позвонил первый, то решил для себя, что я ему нужна, какая бы я ни была, главное быть вместе. И полностью переложила ответственность за наши отношения на него. Думала, что теперь имею абсолютное право капризничать, требовать и испытывать его терпение. Как можно было так ошибиться? Почему это снова случилось? Опять бла-бла-бла, эти ебанутые слова из ебанутого телефона. Читаю это паскудное сообщение. И опять реву в подушку. Я такая дура! Как бы мне хотелось сейчас уснуть. Но нет, так легко не отделаться! И врать, снова всем врать, что я уже поела, что я не голодная.

Конец ознакомительного фрагмента.