Препараторы. Зов ястреба

Яна Летт, 2022

Много веков континент Кьертания скован вечным льдом, а города обступает смертельная и манящая Стужа. В ней обитают только снитиры – необыкновенные звери, живущие сразу в двух слоях реальности, Мире и Душе. Части тел снитиров поддерживают жизнь на континенте. Их сердца бьются вместо моторов поездов и машин, а их глаза разрезают темноту вместо фонарей… Охотиться на снитиров могут только препараторы – люди, обладающие особыми физическими свойствами. Три рекрута-препаратора – Сорта, Ульм и Миссе – отправляются на обучение этой почётной службе. Но каждый ли из них выдержит испытания, уготованные судьбой? Для широкого круга читателей.

Миссе. Поезд

Восьмой месяц 723 г. от начала Стужи

Миссе Луми плакала — и сама не знала, почему именно плачет. Тому было слишком много причин. Разлука с мамой — никогда прежде они не разлучались дольше, чем на день — с Ильмором, который Миссе никогда не покидала, с её комнаткой, набитой ящиками бусин, перьев и разноцветных ниток… Со всем, из чего до вчерашнего дня состояла её жизнь.

В глубине души, что бы там ни говорила мама, Миссе всегда считала себя неудачницей — в школе её вечно ловили на списывании там, где другим сходило с рук, она постоянно попадалась на глаза ребятам, с которыми мечтала дружить, в самом дурацком виде. Даже нитка на вышивке Миссе часто рвалась в самый неподходящий момент, а у мамы такого почти никогда не случалось.

И вот — апогей неудач. Окончательное подтверждение всех опасений. Ступая под Арки, Миссе боялась только одного: больно ушибиться при падении после того, как закружится голова и кровь пойдёт носом. И вот: мало того, что Арки выявили в ней способности препаратора — как сказал бы учитель Туре, статистически невероятное событие — они оказались ещё и неприлично, ужасающе, жутко сильными.

Миссе прекрасно знала, что те, кто способен пройти все четыре Арки без труда, встречаются не так часто, а значит нечего и рассчитывать на то, что ей позволят стать механикером или кропарём. Первое она представляла себе смутно, второе точно было кроваво и страшно, но она бы и на это согласилась, лишь бы не ходить в Стужу.

Впервые в жизни Миссе чувствовала такую сильную зависть — к Ульму, которого посредственное усвоение защитило от самого ужасного, и нечего было хмуриться и мрачнеть. На его месте она бы радовалась, да, радовалась.

А её ничто не спасёт от участи ястреба или охотницы — непонятно даже, что хуже, слишком мало она знала про то, как на самом деле проходит служба что тех, что других. В ней нет самообладания Сорты, которая явно не рисовалась, успокаивая сестрёнок, не проронив и слезинки. Она не сумеет быть такой смелой, твёрдой, решительной — даже безбашенной, а всеми этими качествами явно должен в полной мере обладать препаратор, обречённый охотиться в Стуже.

Миссе вспомнила, как мама сказала ей после того, как смочила её затылок кровью — собственной, потому что у неё не было отца — чтобы она была хорошей девочкой, слушалась старших и старалась учиться хорошо. Но всё это не поможет — обе они хорошо понимали, что не поможет, и всё равно Миссе постаралась улыбнуться и пообещала маме, что в Химмельборге будет стараться изо всех сил.

И она собиралась сдержать обещание — но только когда они приедут в Химмельборг. Здесь, в поезде, мчащемся через Стужу, минуя снитиров, наверно, изумлённо глядевших им вслед, и сияющие огнями кьертанские поселения, Миссе Луми была уже не в Ильморе, но ещё и не в столице. Как будто немного нигде — а значит, пока не обязана держать обещание…

— В том, чтобы плакать, нет ничего стыдного, — вдруг сказал ястреб, до сих пор шедший рядом с ней сквозь вагоны молча. — Но лучше не плачь при других, когда окажешься в столице. И не бойся так, ладно? Мы сделаем всё, чтобы тебе помочь. Ты — одна из нас.

Кажется, не одну её это не слишком подбодрило — Унельм хмурился и всё время смотрел в пол, нервно постукивая себя по колену.

Зато Сорта успела не только снять шапку и шубу, но и привести в порядок волосы. Косы у неё лежали, обвившись вокруг головы, волосок к волоску, и вид был совершенно непроницаемый. В нём не было ни страха, ни вызова, ни попытки угодить. Миссе хотела бы уметь смотреть так же, но слёзы бежали и бежали по щекам, да к тому же она начала ещё и самым жалким образом шмыгать носом. Ей было стыдно, потому что после слов ястреба ей хотелось показать ему, что она может держать себя в руках, но ничего не выходило.

Искоса она наблюдала за ним. Его глаза, чёрный и жёлтый, затуманились, как будто он видел слой Души прямо сейчас. Воспользовавшись тем, что он не смотрит на них, Миссе снова разглядывала его лицо — путаницу белых и чёрных шрамов, ухо, верхнюю часть которого как будто срезало острым ножом, темноту, расползавшуюся по лицу от глаза орма.

Она представила, что когда-то и её лицо будет выглядеть так, если не хуже, и ей снова захотелось плакать.

Недавнее оживление как будто резко покинуло Строма, и Миссе вдруг заметила, что под его разноцветными глазами пролегли тёмные глубокие тени.

— Вам пора. Отдохните хорошо. Завтра у вас непростой день.

Он ушёл в другой вагон так стремительно, что пола плаща подняла лёгкий ветерок.

Некоторое время они трое постояли у закрытой створки. Миссе не знала, о чём говорить с Унельмом или Сортой, — но ей очень не хотелось уходить в свой отсек, оставаться одной. Она знала, что не сможет уснуть и снова будет плакать, может быть, до утра.

Но что если Унельм и Сорта чувствовали то же самое? Он казался хмурым, а она — спокойной, но вдруг и то, и другое было только маской? Возможно, они-то понимали, что учиться самообладанию стоит уже сейчас… Не дожидаясь, как решила она, приезда в столицу.

— Доброй ночи, — сказал Унельм, первым делая шаг в сторону своего отсека, бывшего в этом вагоне. Он выразительно посмотрел на Сорту, но та, в отличие от Миссе этого, видимо, не заметила. Только кивнула ему и отвернулась. Чего Ульм хотел? Поболтать с ней без чужих ушей? Эти двое вроде бы почти не общались, хотя и жили по соседству и в детстве были не разлей вода.

Такое случается — Миссе тоже давно не общалась ни с кем из друзей детства, хотя когда-то, помнится, про каждого из них была уверена, что это дружба навек.

Мама говорила, что настоящие друзья у неё появятся позже, когда все они станут постарше, но время шло, ребята из школы разбивались на группы, заключались и распадались союзы, складывались парочки, а она так и осталась одна. Её никогда не обижали, но и сближаться с ней никто не спешил. В последние месяцы ей показалось, что один мальчик, с которым они учились вместе, начал уделять ей внимание — вот только она не знала, что ей не хватит времени выяснить, так оно или нет.

Он не подошёл к ней после Шествия. Да и смысла подходить уже не было.

Сорта кашлянула:

— Ну, я, наверное…

— Подожди! — Миссе сама не ожидала, что скажет это — и тем более, что голос её будет звучать так умоляюще. — Может, мы можем… Поболтать немного… Или просто посидеть вместе, а? Пожалуйста.

Сорта явно колебалась. Хотя по её тёмным глазам было не разобрать — вид у неё, как казалось Миссе, всегда был довольно хмурый.

— Ты, наверное, хочешь отдохнуть, — пробормотала она, отступая. — Извини… Я просто…

«Просто могу стать для тебя обузой — и сейчас ты думаешь именно об этом и не хочешь заводить со мной разговоров».

И вдруг Сорта мягко улыбнулась и кивнула, как будто не расслышав её последние слова:

— Почему бы и нет. Пошли. Честно говоря, я не очень настроена на долгие разговоры. Но если хочешь посидеть вдвоём — мы можем.

Не веря своему счастью, Миссе проследовала за Сортой в её отсек. Они с трудом втиснулись туда вдвоём, примостились на койке, уже застеленной серым шерстяным одеялом, касаясь друг друга коленями и плечами.

Некоторое время они молчали. Потом Миссе не удержалась, заговорила снова.

«Может, поэтому они и не хотели звать меня в свою компанию».

— Извини… Я просто не хотела оставаться одна. Подумала, может, и ты… — Она осеклась. — То есть, я не то имела в виду. Я не думала, что ты…

— Да всё в порядке. — Сорта задумчиво ковыряла дыру на шерстяном рукаве у самого запястья. — Мне тоже немного не по себе. Было бы странно, если бы кому-то из нас не было, правда?

Миссе чувствовала: Сорта говорит так, просто чтобы её успокоить, но ощутила, что захлёбывается благодарностью.

— Да. Наверно, да. — Миссе снова покосилась на рукав Сорты. — Хочешь, я заштопаю? У меня нитка с иголкой есть.

Сорта хмыкнула:

— Что, прямо с собой?

— Ну да. — Миссе сунула руку в карман, радуясь, что выпал случай похвастаться своими сокровищами. — Это мне мама подарила. — В коробочке из кости тонкой работы, изрезанной рисунками снежинок, оленей и хвойных веток, лежали маленькие ножницы, набор игл, десяток катушек ниток, изящный напёрсток, пучок перьев и тканевый мешочек с пуговицами и бусинами.

— У меня гораздо больше есть, но здесь самое необходимое, — она осеклась, подумав, что не стоит слишком уж хвастаться.

Но Сорта, кажется, не обратила внимания — погладила кончиком пальца напёрсток, взяла катушку с чёрными нитками, покрутила в руках, осторожно положила обратно.

— Здорово. Мне снять кофту?

— Я так зашью! — Миссе торопливо оторвала маленький кусок красной нитки, протянула Сорте: — Зажми во рту.

Та вытаращила глаза:

— Это ещё зачем?

— Чтобы жизнь не укорачивалась. Твоя мама так не делала?

— Нет.

Видимо, госпоже Хальсон в принципе было не до того, чтобы чинить одежду многочисленных отпрысков. Штопая рукав, Миссе заметила ещё одну маленькую прореху — на плече.

Сорта послушно зажимала губами обрывок нитки, и в тусклом свете валового светильника у них над головами казалось, что изо рта у неё стекает тончайшая струйка крови. От этой мысли Миссе снова стало не по себе. Занимаясь любимым делом, она на мгновение забыла, где они и куда и зачем едут.

Её руки дрогнули, и Сорта тихо зашипела.

— Прости! Прости, пожалуйста!

— Да всё в порядке. Но давай я лучше всё-таки сниму кофту.

Под кофтой у Сорты обнаружилась рубашка — коричневая, а не белая, как те, что шила для неё самой и на продажу мама Миссе.

— У тебя очень красивая рубашка.

— Ну да, ну да, — Сорта снова хмыкнула, на этот раз скептически.

— Нет, правда. Кто это вышил? — Миссе кивнула на красную вышивку на рукаве. — Коровы — символ спокойствия. Колосья — плодородия. А вороны должны принести удачу.

— Что ж, плодородие нам вряд ли понадобится, а вот остальное пригодится. — Сорта прислонилась к стене. — Вышивала бабушка, наверное. Не помню, откуда взялась эта рубашка.

Миссе закончила работу в тишине.

— Слушай… — Наверное, говорить этого не стоило, но это не давало ей покоя. — Я знаю, что ты считаешь меня бесполе…

— Луми, — тихо, но твёрдо сказала Сорта. — Давай кое-что проясним, ладно? Это не какое-то соревнование. И не командная игра. Я не могу говорить за Ульма — но, если от меня будет зависеть, помочь ли тебе, я помогу. Если это потребует от меня действий в ущерб себе — скорее всего, не смогу помочь, как бы мне ни хотелось. Я думаю, что и ты ответишь мне тем же. Судя по препараторам в поезде, все они люди, Миссе. И, возможно, Стром говорит правду о том, что нам действительно постараются помогать во всём, в чём можно. Но не надо полагаться на помощь других слишком сильно. Каждому из нас придётся нелегко — но если каждый из нас, — она сделала особый акцент на этих словах, — проявит смелость и упорство, мы все будем в порядке. Пожалуйста, не подумай, что я пытаюсь укорить тебя или испугать. Поверь, я говорю это только потому, что хочу, чтобы с тобой всё было хорошо.

Миссе низко опустила голову. Она сама не знала, что чувствует, — злится на Сорту или ранена её словами, благодарна за них или мечтает, чтобы они никогда не рождались на свет.

— Ты прямо воплощённая старшая сестра, — пробормотала она наконец, и Сорта улыбнулась:

— Пожалуй. У меня большая практика. Спасибо, что заштопала кофту.

— Пожалуйста. — Миссе помедлила. — И тебе спасибо. Можно… Я посижу здесь ещё немного?

— Можно.

И они посидели ещё немного, слушая, как звенят и скрипят где-то под ними ледяные рельсы — и воет ветер Стужи за стеной.