Комиссар

Яна Каляева, 2022

Осень 1918 года. Старший следователь ПетроЧК Александра Гинзбург назначена комиссаром в неблагонадёжный полк, который уже потерял двух чекистов. Сможет ли Саша завоевать авторитет у солдат и удержать командира под контролем? Особенно теперь, когда Белое движение объединено и может победить. И революционеры, и приверженцы традиции готовы убивать и идти на смерть ради счастливого будущего. Но, воплощаясь в реальность, мечты меняются, а мечтатели трезвеют. Почему в гражданской войне даже победа вызывает ощущение поражения?

Глава 9

Полковник Добровольческой армии Андрей Щербатов

Ноябрь 1918 года

— Барин, ну коли нету совдеповских пятаковок, то я и керенками не побрезгую. Или хоть мануфактурой какой. Идемте уже, холодно! — ныла раскрашенная девица. Отчаявшись добиться своего словами, она неохотно приспустила с плеч пуховый платок и обнажила в вырезе сарафана мигом пошедшую пупырышками на ноябрьском морозе грудь.

— Иди домой давай. Или еще кого поищи. Пять раз говорил тебе уже, не пойду я с тобой, — устало сказал Щербатов.

Полковник Добровольческой армии чувствовал себя дураком набитым. Битый час он подпирал столб на платформе богом забытого уездного вокзала. Линия фронта проходила в нескольких милях, и Щербатов ждал того, кто должен был перевести его к своим. Желтая латунная пуговица, пришитая к его кашемировому пальто, смотрелась по-клоунски. Однако связной, для которого был предназначен этот опознавательный знак, так и не явился. Зато вокзальная проститутка приклеилась намертво, никакие слова на нее не действовали. Щербатов сперва принял ее за связную и потому заговорил с ней; осознал свою ошибку почти сразу, но она уже решила, что контакт установлен и клиент просто сбивает цену.

— Ежели идти до комнат не изволите, то я и здесь прямо могу, — не отставала девица. — Ну хоть катушка ниток сыщется же у вас, барин?

Должно быть, из-за ее нытья Щербатов не услышал, как чекисты подошли.

— Вы окружены! Не двигаться! Руки поднять над головой!

Их было трое. Отстреливаться смысла не имело. Щербатов повиновался.

— Вон она, пуговица! — выкрикнул второй, вихрастый молодой парень. — Пройдемте в чеку, гражданин.

— И эту берем. Связная, небось, — седоусый кивнул на проститутку, повторив недавнюю ошибку Щербатова.

Третий чекист, неприятный тип с лишаем в половину лица, молча толкнул Щербатова наганом в спину. Вихрастый сноровисто ощупал его карманы. Извлек портмоне и браунинг.

— С оружием, значит, разъезжаем, — довольно констатировал он.

Чекисты окружили задержанных и повели по грязным, покрытым глубокими лужами улицам. Тонкая корочка льда противно хрустела под сапогами. Злобно лаяли голодные псы за кривыми некрашенными заборами.

Уездная ЧК располагалась недалеко от вокзала, в жарко натопленной бревенчатой избе.

— Ну-с, — сказал седоусый, усевшись за стол. Щербатову сесть не предложили. — Чистосердечно признаетесь по-хорошему или будем говорить по-плохому?

— Мне не в чем вам признаваться, — ответил Щербатов.

— Да признавайся не признавайся, нам что за печаль, — заржал вихрастый. — Четвертого с желтой пуговицей уже ловим, и все как один к белым перейти хотели. Не соврали товарищи с Петрограда!

— Ты, это, при задержанном-то не очень оперативные сведения вываливай, язык твой без костей, — укорил его седоусый.

— А чего покойника стесняться?

— Покойник-то он, может, и покойник, — ответил седоусый, — но решать это не нам, а трибуналу в Перми. Завтра свезешь его туда.

— Игнатьич, да к чему Пермь? Дорогу развезло, а кляча наша хромает, знаешь же. Чего б здесь прямо не кончить контру-то эту?

— Затем, что революционная законность — не фунт изюма. Читал же я вам на той неделе “Инструкцию Чрезвычайным комиссиям на местах”. Забыли уже, остолопы? Штрафы мы имеем право налагать и арест сроком до трех месяцев. Что серьезнее — в ГубЧК. Так что проверь подковы у нашей клячи сегодня, завтра повезешь задержанного в Пермь.

— Пошто, Игнатьич? В семнадцатом-то мы таких церемониев не разводили. Чуть у кого выправка офицерская — на штыки, и вся недолга!

— Так то в семнадцатом! Теперь не то, что тогда. Кончилась дикая вольница, началась революционная законность, вот оно как.

— А вдруг он сбежать попытается? — подал голос лишайный. — Тогда-то хоть пристрелить можно гниду, или тоже сперва протокол заполнить надобно?

— Вот ежели попытается сбежать, тогда и будешь стрелять, — отрезал седоусый. — А допрежь станем блюсти процедуру. Баста, отставить пререкания.

— А девку что, тоже в Пермь? — спросил лишайный.

— Девку тут допросим сперва, — решил седоусый. — А до утра сведите их в сарай.

— Ну зачем же девушку-то в сарай. Замерзнет! — сказал лишайный и мерзко осклабился. — Тут пускай переночует, в тепле и уюте. Переночуешь же, красавица?

Седоусый передернул желваками, но ничего не сказал. Щербатов посмотрел на девушку. При свете керосинки она выглядела моложе, чем показалось ему на вокзале. Дешевая косметика размазалась, теперь она смотрелась не вульгарной, а просто чумазой. Светленькая, курносая. На тощей шее отчаянно билась жилка.

Сарай стоял недалеко от избы, через грязный двор. Окон не было, только щели в бревенчатых стенах едва пропускали слабый вечерний свет. Против двух державших его на прицеле людей Щербатов не видел смысла ничего предпринимать, но оказавшись взаперти, немедленно стал обшаривать свою убогую тюрьму в поисках того, что можно использовать как оружие.

Бревна стен и потолка были подогнаны друг к другу плотно, выломать одно из них не представлялось возможным. Оставался пол, покрытый густым слоем перемешанного с соломой навоза. Щербатов стал по одной прощупывать доски, пока не нашел прогнившую, которую смог выломать. В качестве оружия трухлявая доска не годилась, зато удалось расшатать и вытащить соседнюю с ней, вполне еще крепкую.

Следовало отдохнуть, пока была возможность, но садиться на грязный пол Щербатов побрезговал. Остался стоять слева от двери, сложив на груди руки в попытке согреться.

Наступила ночь, но луна взошла полная, сарай оказался щелястый, и глаза привыкли к полумраку. Часов у него не было — свою “Омегу” он обменял на хлеб и хинин еще в Петрограде — но по внутреннему ощущению прошло часа два с половиной, когда снаружи послышались шаги. Шел один человек. Скрипнул массивный замок от поворота ключа. Дверь распахнулась.

— Эй ты, контра, — голос вихрастого молодого чекиста. — Выходь. В Пермь тебя повезем. На справедливый, значицца, революционный суд.

За тридцать верст среди ночи? Это было сомнительно. Скорее, юнец решил навязываемой ему старшим товарищем революционной законностью пренебречь и застрелить арестованного якобы при попытке к бегству. Что ж, есть надежда, что молодой чекист глуп достаточно, чтобы зайти внутрь.

— Давай выходи, — повторил вихрастый, но сам в сарай заходить не стал.

Щербатов, двигаясь бесшумно, набрал полную ладонь навоза с пола. Ориентируясь на голос, кинул навоз вихрастому в лицо и тут же выступил в дверной проем.

Как и ожидалось, чекист целился туда из нагана. Щербатов ударил его по рукам доской, выбивая оружие. Наган отлетел за несколько шагов в голые кусты.

Щербатов не оставил чекисту времени проморгаться, а сразу ударил его под дых, не давая закричать и позвать на помощь. Чекист захрипел, но быстро сбил противника с ног прямым ударом. Падая, полковник поставил подсечку, и чекист следом за ним рухнул в холодную грязь. Пропустив два удара — в грудной клетке что-то хрустнуло — Щербатов заломил чекисту руку за спину, повернул лицом вниз. Уперся коленом ему в затылок и вдавил голову в землю. Возле входа в сарай кстати нашлась глубокая вязкая лужа. Жидкая смешанная с навозом грязь забила парню рот, не давая позвать на помощь товарищей. Щербатов надавил сильнее, чтоб жижа заполнила дыхательные пути. Вихрастый дергался сперва резко, потом все слабее и наконец затих. Выждав минуту для верности, Щербатов приложил пальцы к его шее. Пульса не было, широко открытые глаза остекленели. Гримаса ярости сошла, лицо приняло удивленное выражение. Куда было этому увальню тягаться с кадровым офицером!

Щербатов подобрал отброшенный в кусты наган. Это была солдатская модель, дешевая и устаревшая, требовавшая ручного взведения курка перед каждым выстрелом; не чета оставшемуся в ЧК браунингу.

Вытер руки о жухлую траву. Дышать стало больно — похоже, противник сломал полковнику ребро или два. Измазанное в вонючей грязи кашемировое пальто очищать было нечем, да и некогда. Задерживаться здесь опасно. Карты у Щербатова не было. Оставалось только пытаться пересечь линию фронта наудачу, обойдя позиции красных с восточной стороны. Щербатов знал, что места здесь болотистые. Но лучше уж увязнуть в топях, чем стать жертвой этой жалкой пародии на жандармерию.

В избе, где размещалась уездная ЧК, все еще горел свет. Щербатов вспомнил арестованную вместе с ним девицу. Не так — арестованную из-за него девицу. Ведь эти нелюди замучают ее и убьют. И что с того? Она всего лишь вокзальная проститутка, подумал Щербатов — и тут же устыдился этой мысли. Не от хорошей жизни эта девушка пошла торговать собой за катушку ниток. До такого страну довели большевики, но не сами по себе, а при преступном попустительстве таких людей, как сам Щербатов. Уйти, оставив несчастную девушку расплачиваться за него, было бы бесчестно.

Щербатов подкрался к окну избы, прислушался. Изнутри доносился громкий мужской голос — похоже, лишайного. Ему иногда отвечала девушка. Кажется, она умоляла о чем-то, даже рыдала.

Ждать под окном на пронизывающем ветру было нечего. Щербатов взвел курок нагана и толкнул дверь избы.

Лишайный нависал над девицей, уже полураздетой и плачущей навзрыд. Седоусый, отвернувшись от них, сидел за столом и заполнял документы. Его Щербатов оценил как более опытного и опасного противника, потому выстрелил в него с порога. Обернулся ко второму чекисту и увидел направленное на него дуло пистолета. Секунда на взвод курка едва не стоила Щербатову жизни. Лишайный выстрелил, но мгновеньем раньше девушка с визгом повисла на нем, ухватила за плечо и резко дернула, и пуля его ушла в потолок. Прицелившись, чтоб не задеть девушку, Щербатов убил лишайного выстрелом в середину груди.

Седоусый еще хрипел, пальцы его шарили по столу, сминали судорожно только что заполненные формуляры. Щербатов снова взвел курок и добил пожилого чекиста в затылок.

— Одевайся, — сказал Щербатов еще вздрагивающей от рыданий девице. — Уходить надо быстро, пока никто не явился на выстрелы. Пистолет мой куда они убрали, ты видела?

Девушка указала на стенной шкаф. У этих дилетантов не было даже сейфа.

— Тебе есть куда уйти? — спросил Щербатов девицу. — Домой тебе нельзя, искать будут.

— Да к тетке подамся, в Покровское.

— Погоди… — Щербатов пытался припомнить виденную на днях карту. — Покровское… Это ведь по ту сторону линии фронта?

— Под белыми, да. Тут недалеко, ежели тропку через топь знать. К рассвету выйдем на нее, к полудню как раз дойдем. Вы ведь со мной, барин?