Няня

Яна Грей

Вирджиния Миллер – восемнадцатилетняя выпускница. Из-за большой любви к маленьким детям девушка устраивается на работу к богатой семейке, которая нуждается в помощи няни. Чем закончится эта работа для девушки?

Глава 2

Это был Энтони.

Энтони Скотт — самовлюбленный парень в моей школе. Как это обычно бывает: богатые родители — эгоистичный сынок. В школе он покоритель и разбиватель женских сердец, а может и мужских тоже.

В сравнении с его друзьями я — серая мышь. Такие, как я, мешаются у них под ногами, по их словам, разумеется. Он и его друзья считают, что девушки — изгои, которые готовы на все ради зеленых банкнот. Они не понимают, что у нас, девушек, есть сердце и чувства, которые можно задеть.

Если уж нам придется находится вдвоем в одном доме, я не позволю ему обращаться с собой так, как Скотт обращался со всеми своими девушками, это уж точно. Мои чувства ему не задеть.

— Да, — отвечаю я уверенным тоном на его вопрос.

Возвращаюсь в кухню, забираю тарелку со стаканом у девочки, и та убегает, поблагодарив меня. Начинаю мыть посуду и замечаю краем глаза, как Энтони следит за мной.

— У нас есть посудомоечная машина, — подает он голос. Я слышу, как он садится на барный стул.

— Я не пользуюсь посудомоечной машиной, привыкла мыть посуду так, — пояснила я, кладя вымытую тарелку в соседнюю раковину.

— Ты не умеешь ею пользоваться? — усмехаясь, спросил парень.

«Скотина.»

— С чего ты решил?

— Ты моешь руками, — говорит он обыденным тоном.

— Если ты привык, что за тебя все делают, это не значит, что я не умею пользоваться этой штуковиной.

Энтони начинает меня жутко раздражать. Какого дьявола он дома? Неужели ему никуда не надо?

Парень громко рассмеялся.

— То есть ты считаешь, что люди, которые пользуются посудомоечной машиной, привыкли, что за них все делают?

Я положила сковороду в раковину, вытерла руки полотенцем и повернулась к парню. Вот как так может быть: я только вижу его, а он уже начинает меня бесить?

— Ты сейчас умного играешь?

— Нет, просто пытаюсь понять твою логику.

Я скрестила руки на груди, облокотившись на столешницу бедром. Энтони сидел и улыбался, явно радующийся своей победе. Он просто хочет загнать меня в угол, показать, кто здесь главный. Не на ту напал, придурок.

— Я лишь хотела сказать, что люди, которые пользуются губкой и жидкостью для мытья посуды не древнегреческие люди. Они всего лишь моют ее руками. А ты, — я ткнула пальцем в него, — самовлюбленный кретин, привыкший, что за него все делают влиятельные родители и техника.

От такой сумбурной речи у меня сбилось дыхание, и по-любому у меня покраснели щеки.

— Если хочешь знать, таких успехов, как сейчас, я добился без помощи родителей, — тихо сказал Энтони. Неужто я задела его самолюбие?

— Конечно же с помощью родителей, — настаивала я на своем.

— Безусловно они меня зачали, мать родила, они меня вырастили.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — вздохнула я, прерывая его тираду. Мне был совершенно неинтересен процесс его производства на свет.

— С помощью денег отца я ходил на подготовительные курсы для дошколят, мне нанимали репетиторов…

— Послушай, Энтони, в школе я не замечаю того, о чем ты сейчас мне говоришь. В школе ты ведешь себя как конченный эгоист.

Я кинула полотенце на столешницу и, не взглянув на юношу, вышла из кухни и поднялась на второй этаж.

Я забрела в какую-то комнату. Комната была выполнена в белых тонах. Пол, стены, шкафы, диван и рояль — все было белого цвета. Я села за рояль, подняла крышку и провела пальцами по клавишам. Давно я не играла. Я нажимаю на пару клавиш, и пальцы сами собой начинают играть мне давно полюбившуюся композицию Шопена.