Амулет Островов

Яна Вальд, 2023

Юной деве предстоит первое испытание – поединок с настоящим врагом. Таковы обычаи народа бесстрашных мореплавателей и безжалостных разбойников, перед которыми трепещет Побережье. Она точно знает, что ей повезло родиться дочерью Островов. Она свободна, в отличие от женщин с другого берега. У нее есть море и названые братья. Она бесконечно предана своим, а другие народы существуют, чтобы их грабить.Много лет спустя женщина Островов вспоминает свою жизнь. Позади много крови и вражда между самыми близкими. Впереди жестокий суд. О своем народе она теперь знает больше, чем хотела бы знать, а иные враги оказались достойны уважения. На что готова воспитанная в преданности дочь Островов?

Приношение

Острова, плод Моря, твердь посреди воды. Капризная земля; леса, которым предстоит стать кораблями; камни, покрытые травами, острая галька и песок. Родная деревня Дельфины стоит… стояла до недавнего времени на самом крупном и густонаселенном Острове, который так и называют — Больший. Дважды по пять десятков шагов до Моря, которые женщина могла бы пройти с закрытыми глазами. Осталось шесть домов, а было около тридцати. Была мельница и оливковая роща, виноградник и поле, которое возделывали, несмотря на суровый нрав почвы. Старик-из-Холма, покровитель деревни, не очень-то щедр. Намного добрее божки Плодородных Долин — там общая пашня кормит сотню дворов. Женщина не завидовала, ведь Совет поровну распределял между тэру собранный урожай. А в Регинии уже передрались бы за такую Долину!

От деревни Дельфины мало что уцелело, от многих других деревень — и вовсе ничего, даже жителей. Невредимы лишь Остров Леса и четыре крошечных островка, которые называют единым словом — Ожерелье. Родина морских черепах, они бесплодны и безлюдны.

Предатель сказал ей в самый безнадежный момент: “Община не заботилась о тебе! Они приносили тебе в жертву, а ты этого даже не понимаешь!”. Может, он и прав, Острова всегда от нее много требовали. Но каждый камень здесь Дельфина знает, не как свои пять пальцев — как свою душу. Может ли она судить беспристрастно?

Как и большинство островитянок, Дельфина была лучница. Меч Волн угадывал ее мысли, подсказывал уловки, но сражаться лицом к лицу ей доводилось не часто. К тридцати с лишком годам она осталась целее, чем обычно остаются мужчины. За почти двадцать рейдов много было стрел, которые НЕ убили ее. И была та стрела, которую она сохранила, — у берега Сургурии. Рейд был третий в жизни девушки. На сей раз под командованием прославленного Главаря Милитара. “Острие” схлестнулось с долговязой посудиной, которую Дельфина отказывалась называть гордым словом “корабль”. На Море регинцы всегда будут чужаками, и суда их такие же — будто раненая рыба. Но защищали торговое судно отчаянно, “Острие” засыпали стрелами, стоило ему приблизиться. Сбежать от корабля Островов у регинцев не были даже малого шанса — ни на веслах, ни под парусом — поэтому дрались до последнего. В тот момент Дельфина сама натягивала лук, щитом ее никто не прикрывал. Услышала вскрик Теора, краем глаза видела его движение вперед. Собирался ли он ее оттолкнуть или заслонить, Дельфина не узнала, потому что Маргара успела быстрее. Железной хваткой потянула юношу:

— Не смей!!

Дельфина все это отметила, не успев понять, что происходит, но, видно, все же сделала шаг в сторону. Ее настигло пугающее “бум” по шлему — но в разгар боя пугаться было некогда. Голова чуть зазвенела, стрела покореженной упала к ногам. Тэру прошептала: “Как близко…” — и оставила эту мысль на потом. Регинцев взяли на абордаж, судно очистили с носа до кормы от всех, кто не сдавался. Остальных связали. Добычу — железо из рудников Сургурии — перенесли на “Острие”, а регинцев отпустили дрейфовать по течению. Лишь, когда все было кончено, на Теора набросились Милитар и матушка Маргара, и даже Дельфина от потрясения перед едва не случившимся:

— Да ты понимаешь, что мог натворить!!

Девушка с ужасом видела, что не понимает, совсем о другом думает:

— Я что, должен был стоять и смотреть?! На пол-пальца ниже — стрела бы ей глаз выбила!

— И она бы просто умерла! — взревела Маргара. — А не была бы проклята!

Теор готов был дотронуться до Невесты. Дельфине не верилось, что братец в самом деле едва не совершил это. Худшее из святотатств, вечное проклятье для нее и себя, гнев Алтимара на все Острова. Она испугалась настолько, что не осталось страха перед смертью. Даже малые дети на Островах усвоили раз и навсегда: мужчина не должен касаться девы в Белых Лентах. Никогда. Даже, если от этого зависит его или ее жизнь. Разве что случайные прикосновения в бою или в шторм Алтимар прощает, если Старухи проведут очистительный ритуал. Но дотронуться по своей воле — Дельфина представить не могла, какая последует кара. У регинского Распятого тоже есть Невесты (кажется, женами они так и не становятся), и живут они взаперти в святилищах. Меркатки закрывают лица и не выходят из дома одни. А великому Алтимару, учили Мудрые, не нужна верность под замком — слишком это просто. Господин свободной стихии, он дает Невестам свободу. Они рядом с мужчинами всегда — желанные, но не доступные. Они сами в ответе за свою невинность. Девы Островов сильно рискуют — потому и велика будет награда Алтимара. Дельфина знала: если ее ранят и не будет рядом женщины, чтоб перевязать, тэру — хоть и с глубокой скорбью — дадут ей истечь кровью. Но не преступят запрет. Ленты бросят в Море вместе с ее телом и будут уверены: Господин пожелал забрать Невесту раньше срока. Теор словно впервые слышал о том, что для всех было основой основ.

— Вы словно безумные, — закричал он, удивленно оглядываясь: неужели никто не согласится?? — Зачем ей умирать из-за простого прикосновения?? Если Алтимар так хочет — он чудовище, а не бог!

Тэру завопили в гневе, Милитар велел ему прикусить язык и объявил:

— Обойдешься без добычи в этот раз! Все согласны, что это справедливо?

И все, кроме сестренки, согласились, даже без решения Совета — Отцы-Старейшины могли бы наказать и строже. Ане и Наэву выпали другие корабли. И, видят боги, Наэва очень не хватало на “Острие”, чтобы оттеснить взбешенного Теора назад и найти слова, которые он услышит. Лучший из лучших не привык к наказаниям! А Милитар — человек, все на свете в рейдах повидавший — не так уж и восхищался зарвавшимся мальчишкой. Пусть тот и может в свои шестнадцать любого регинца уложить, из любой передряги вернуться живым. Юнцов, что одержимо рвутся вперед, Милитар терпеть не мог. А этого еще и не осадишь приказом — отвечает, спорит! Такой рано или поздно передрягу сам создаст и выберется. А кто-то рядом с ним — нет.

Когда все, даже Теор, умолкли, Дельфина подняла и протянула ему стрелу:

— Возьми себе, братец, вместо добычи. Я все-таки жива — пусть это будет твоей наградой.

Он демонстративно взял стрелу за самый кончик, чтоб уж точно не тронуть ее руку. Ответил, едва пересиливая клокочущую ярость:

— Не умеешь долго злиться? Даже за всю чепуху…

Она перебила, пока еще чего-то не наговорил:

— За то, что мне жизнь хотел спасти? Нет, не злюсь. Осенью Старухи наверняка снимут Ленты, тогда и спасай меня, сколько пожелаешь.

— Ты ведь ничего не знаешь про Обряд! Осенью…

— И не желаю знать до времени! — оборвала Дельфина.

Теор горько спросил:

— И чем только они все заслужили, что ты им веришь? — один из многих вопросов, что в голову приходил только ему. Третий рейд, а он так и не привык по-настоящему. Кто бы мог подумать, удивлялась Дельфина, что из них четверых тяжелее всех придется лучшему! Тому, под чьими ударами валятся регинцы старше и опытнее его. Тому, кому всегда везет. Все говорят, что раз в тысячу лет рождается такой воин. А кошмары ему снятся по-прежнему. За свою жизнь Теор не боится, словно заговоренный. Верит, что его не могут убить, так же, как Дельфина уверена, что никогда не утонет. О том, что Мара может в любой рейд забрать сестренку, даже слышать не желает. День и ночь думает, живы ли сейчас Наэв и Ана где-то между Виланией и Ландом. Сколько бы ни хорохорился перед другими и собой, сколько бы ни излучал самоуверенность — без них жизни не представляет. Потому и испугался сегодня настолько, что был готов пойти против самого Алтимара. Выбранный Главарь Милитар этот рейд не забудет, как и Теор, — отныне они друг друга не выносили. И с Господином Морском, думала Дельфина потом, Теор в тот день рассорился навсегда.

С Посвящения прошло два года — две ракушке в рисунке на песке. Они выросли. После детства на Острове Леса Дельфине, наконец, позволили жить дома. Забота Цианы опоздала на пятнадцать лет, дочь ее избегала, да мать и не умела быть нежной. Брат Акв замечал сестру реже, чем кур во дворе; перед увядающей Дэладой она была вечно виновата в том, что молода и красива, а маленькая племянница прятались от матери за ее спиной. Дельфина убегала к скалам и соленым брызгам, к песчаной косе и подводным дворцам. В своем доме она так и осталась гостьей.

Девы постарше каждый год уходили с Мудрыми и возвращались без Белых Лент, вся деревня ходила на Остров Обрядов встречать их. Теор и Наэв ходили с тех пор, как прошли Посвящение. Детей и Невест с собой не брали, Дельфина так и не позволила братцу рассказать, что там происходит. Запретное должно быть запретно.

Сбывалось предсказание Тины: девы, уже снявшие Ленты, дружно мечтали о пригожем юноше необыкновенной силы. Его выбрали изображать Каэ на Бычьем Празднике и в этом облике войти к самой плодовитой женщине в деревне. Теор посмеивался над обрядами, но в этом охотно участвовал. “Кто ж от женщины откажется?”. Скромница Ора вздыхала о нем издали, Урса целовалась с ним у костра, резвая Санда — двумя годами старше — хвасталась подругам, что соблазнила его первой. Красавицы роем вились вокруг лучшего из лучших. Вокруг Наэва, каменевшего в их присутствии, тоже вились, — ведь он всегда был с Теором. Вернее, при Теоре. Когда Дельфина по секрету нашептала Наэву, что иные ее подружки его имя произносят перед идолом златовласой Акрины, он, наверное, не поверил.

— Им есть, что просить у богини любви, — смеялась Дельфина, — От тебя же слова не дождешься. Ни в Бычий Праздник, ни на Берегу Черепах, ни на корабле ночью.

Она говорила правду, но Теор мог затмить кого угодно. Все знали, что по-настоящему ему нужна только Ана. А она, все еще Невеста, хорошела год от года и, словно украшением, гордилась мыслью: это ее улыбки ждет тот, о ком вздыхают все подружки. От обоих названых братьев принимала подарки, обоих манила и отталкивала, коротая ожидание. А ждать оставалось недолго.

Это произошло весной. Дельфина с соседками была на реке. Каждая принесла тяжелую корзину белья — накануне его замочили в благоухающей смеси виноградного сока с мочой, затем отколотили. Теперь же женщины тщательно полоскали белье в проточной воде и заодно перемывали косточки всему Берегу Чаек. Как удивились бы регинцы, если б застали морских сучек за столь обычной женской работой! Явились Мудрые, указали на Дельфину:

— Как твое имя, дева?

Согласно ритуалу она отвечала:

— Я не знаю.

Пришло время. У Невесты морского бога не может быть имени, известного смертным.

— Господин Морской избрал новую супругу! — объявили Жрицы.

Белье пришлось бросить на соседок. Ее поверх вымокшей одежды накрыли замысловатым покрывалом, спрятавшим тело с головы до пят. Прочие женщины застыли безмолвно, а мужчины, не успевшие отойти достаточно далеко, преклонили колени перед Новоизбранной — чтобы видел Алтимар: они и не помышляют о его Невесте. Она станет супругой покровителя Островов и к людям вернется, познав его объятья. Принесет благословение Островам и всем живущим на них. А до тех пор она словно живая богиня. Никто не смеет называть ее по имени, а тем более, видеть.

О священной церемонии память Дельфины сохранила меньше, чем ей хотелось бы.

Жрицы убедились в ее девственности, но этого было недостаточно. Ее снова и снова спрашивали, достойна ли она бога.

— Если хоть один мужчина коснулся тебя, — предупреждали Мудрые, — если хотя бы за руку ты взяла мужчину по своей воле, если показалась кому обнаженной… Алтимару все известно. Алтимар проклянет ту, что пришла к нему запятнанной.

Ее заставляли поклясться.

Потом держали в Гроте Мары на Острове Обрядов, вокруг были женщины. Остров, посвященный богам, хорошо знали только Жрицы, для остальных его чащобы существовали как бы в другом мире. Ее все время поили меркатской смолой — зельем, что дурманит разум, навевая видения. Открывает путь к богам, как сказала бы сама девушка. День не отличался от ночи, а сны от яви. Земля колыхалась, как Море, и, как небо, сияла звездами. Приходила сестра Дельфины — та, что двадцать лет назад умерла от укуса скорпиона — и дочь Дельфины, которой еще предстояло родиться. Госпожа Дэя чесала ее роскошные черные волосы черепашьим гребнем и наставляла:

— Любой мужчина, что прикоснется к тебе, будет воплощением морского бога. Любое дитя, что у тебя родится, — его дитя.

Она говорила еще многое, но память того не удержала. Однажды глубокой ночью ее водили к колодцу и спрашивали, что она видит в воде. Она что-то говорила о стене волн, а Мудрых, похоже, пугали ее слова, ее заставляли пить зелье еще и еще и говорить дальше. Только самой ей было не страшно, а смешно. Говорила и хохотала, пока не свалилась на землю. Ей потом так и не рассказали, что за страшное знамение она увидала.

Потом настал день Обряда. На сей раз ей ничего не дали выпить, и голова у нее была ясной.

— Сегодня ты увидишь Жениха, — сказала Медуза. И похвалила: — Другие девы несколько суток приходят в себя после меркатской смолы, а ты — словно цветок весенний. Ты из тех, кому не нужны зелья.

Ее облачили в совершено белое одеяние, укрывшее все тело, и вывели на закат. Много дней ее прятали от людей, но пришло время — у Святилища ждала целая толпа, сплошь из беснующихся мужчин с Берега Чаек. Такова была часть Обряда — Невесту следовало показать, возжелать, чтобы видел Морской Господин, что ему отдают самую лучшую. Старухи стали срывать слои ткани, в которые заботливо укутали ее в гроте, пока она не осталась в одной льняной рубахе, а толпа выла и тянулась к ней. Жрицы плетьми гнали самых настойчивых, хоть исступление и было ритуальным, и никто на самом деле не посмел бы коснуться Невесты. Жены морского бога, облаченные в темно-синее, встретили ее на берегу, распевая гимны.

— Иди и вернись к нам с дарами, — сказали Мудрые.

Она зашла в Море, окунулась с головой. Весенняя вода одела ее поверх рубахи серебристой и смертельно холодной туникой. Когда она вынырнула, берег был пуст. Ее до утра оставили наедине с божественным супругом.

Дельфина — теперь она могла вспомнить свое имя — вышла из воды, села на песок. Она знала, что люди с Берега Чаек будут пировать до рассвета, возлягут с женами и подругами, чтобы почтить новый брак своего бога. А, впрочем, казалось, что никаких людей нет вовсе, и она одна во всем мире. Никто не объяснял ей, что следует делать. Юная разбойница знала лишь то, что ей ужасно холодно на ветру в мокрой рубахе. Хотелось спать, и она легла на песок, свернулась калачиком. И вспомнила….

…каменный столб в Святилище, изрезанный магическими рисунками боя — один из многочисленных идолов Алтимара. Он украшен сюжетом мифа: Алтимар повергает демонов, но демоны безлики и безымянны, изображения их почти стерты. Мудрые говорят, что ныне их нет. Противники Алтимара однажды закляли все живое и неживое, чтобы оно не могло причинить им вред. Лишь одна старая акула укрылась от чар в бездне Мары, и Алтимар сделал кинжалы из ее зубов. А после обратил кинжалы в воинов и воительниц — прародителей морского народа. Рука Дельфины машинально тянется к Акульему Зубу на поясе — к знаку победы бога над хаосом, воплощению ее предка и душе ее, обрамленной в металл. Если кинжал будет сломан в бою, его похоронят его, как человека; если он переживет хозяйку, кинжал бросят в Море вместе с ее телом.

Рисунки уходят вглубь темноты, ведя Дельфину за собой к давно умершим поколениям. К тысячам свершенных Обрядов, к тысячам тысяч Жриц, Невест, Отцов-Старейшин. К девам, что вернулись утром, как вернется она, и к тем, кого когда-то действительно приносили в жертву Морю. К битвам с ландцами, вирами, лусинами, к битвам за Меркат против народов пустыни. А посреди всего этого — Плохие Времена и междоусобная бойня островитян с островитянами. Мир, привычный Дельфине, родился из смуты, похоронив всех, кто не захотел стать его частью. “Это в прошлом”, — шепчет она, глядя на силуэты преступников, приговоренных к казне. Самых ярых сторонников Каэ накрепко привязывают к столбам по слову женщин, увенчанных Синими Лентами. “Увидим, — говорят женщины, — спасет ли вас бог неба от бога Моря”. И еще дальше. Острова безлюдны и покрыты лесом, и на песке отпечатались следы босых ног той девы из рода Ариды. Следы ведут Дельфину в Святилище — давно погибшее, стоявшее на другом берегу Моря. Древняя земля Беры, когда предки еще жили там. Жрицы из народа беров просят у Алтимара защиты от народов, пришедших с севера, еще не знают, как близок разгром. Перед молящимися столб-идол, на столбе вырезаны мифы. Акула и битва Алтимара, но теперь противник его обрел плоть — это брат его Каэ, бог дождя и неба. Взгляд одной молодой Жрицы вдруг замер, пронзая время. Ее подруги истово зовут Морского Господина, но только ей одной дан ответ — тающий в дымке силуэт Дельфины. Только на миг — девушка решит, что померещилось…

Девушка резко села на песке, вновь в своей эпохе.

“Что это, Господин мой? Неужели ты действительно сражался со своим братом Каэ?”

“На этот вопрос ответь сама. Люди властны над мифами”.

В месяц сева Каэ приносят в жертву белого быка. Дельфина знает этого бога как супруга Дэи, покровителя закона и плодородия. Выходит, лишь такую власть оставили ему Мудрые минувших времен — после того, как утопили в приливе его последних жрецов.

“Алтимар, зачем ты показал мне все это?”

“Чтобы ты знала правду. Правители скажут тебе лишь то, что сочтут нужным. Но никто не должен выбирать судьбу с завязанными глазами”.

“Это — не правда, это — прошлое! Все было неправильно до Общины — именно так нас и учили на Острове Леса”.

“Ты действительно в это веришь, Дельфина?”

“А разве я не должна?”

“Не знаю, девочка. Я ведь не наставник и не Отец-Старейшина. Я никому не говорю, во что ему верить”.

Дельфина сбросила задеревеневшую рубаху, обнаженной, увенчанной лишь Лентами, пошла к воде.

“Не жертвой, не рабыней, как девы прошлого. Супругой я прихожу к тебе, Алтимар. По своей воле”.

Она легла на линии прибоя, позволила волнам накатываться на нее, лаская. И тогда он явился — не отцом, не другом, игравшим с ней когда-то, а супругом и любимым.

“Господин Морской, помнишь ли ты Циану, когда она приходила к тебе юной?”

“Я помню ее”.

“А мать Цианы? И мать ее матери? И ту деву, которой ты впервые показал Острова? Тысячи жен у тебя, Алтимар, я не надеюсь, что из многих ты выбрал меня. Но я тебя выбрала. Я давно решила. У меня не будет супруга, кроме тебя. Сегодня мое тело — приношение, дар Островов своему Господину. Я хочу, чтобы вся моя судьба была приношением”.

“Ты принадлежишь Морю, маленькая русалка. Но ты можешь полюбить”.

“Уже полюбила, Господин. Навечно”.

“Что смертная девочка знает о вечности? Поступай так, как решила, моя Дельфина. Но судьбу свою оставь себе”.