Последняя любовь

Яна Алимова, 2023

Чем может закончиться неожиданное романтическое путешествие: замужеством, предательством, смертью? А к чему приведет любовь мирянки к священнику?А если дворовой парень полюбит девчонку намного младше себя? Как быть? Что предпримет мужчина, узнав, что его любимая женщина изменяет ему? Как сложатся отношения влюбленных, которые неожиданно узнают, что они могут быть детьми одного отца? Может ли разрушить взаимоотношения случайно найденная у парня помада? Эти и многие другие вопросы волнуют героев рассказов, собранных в одну книгу с прозаичным названием «Последняя любовь».

Любовь не перестает

Виктория Сергеевна, так называли молодую учительницу, недавно приехавшую в поселок по распределению после окончания педучилища. И было ей это так странно.

Ведь еще совсем недавно она была Вичка-спичка или просто Вика. Но никак не Виктория Сергеевна. В школе, в которую ее распределили, всего-то и было тридцать пять учеников, из них ее ребят всего одиннадцать: семь мальчиков и четыре девочки.

Молодая учительница работала с задором. К урокам готовилась чуть ли не до рассвета, недолгий сон коротала на небольшом диванчике в крошечной комнатке, которую снимала у одинокой бабки Матрены.

Матрена была беззубой горбатой сварливой старухой. Все ей было не так и не эдак. Но у двадцатилетней Вики был хороший покладистый характер. Подойдет, обнимет, чмокнет в морщинистую щечку, да еще и промолвит:

— Ох ты, бабулечка, моя красатулечка. Как же я тебя полюбила!

Бабка так и сядет на табурет.

— Вот ведь шельма, — беззлобно судачила она с соседкой, — знает, чем взять старуху. Сроду ж у меня ни детей, ни внуков не было. Как назовет меня бабулей, так и обмякну я. И блинов ей настряпаю, и пирожков напеку, варенье из погреба достану. А она, ох и охочая до сладкого. Да только его и ест. К борщу вон давеча еле притронулась, а сало так и вообще, понюхает и отвернется. Тощая, что твой забор!

Так что через пару недель мудрая Вика могла вить из бабки Матрены веревки высшего качества, но она не делала этого: цели такой не было. А была цель жить хорошо и весело. Тяжело было в детдоме, голодно, одежды не хватало, дрались много по всяким пустякам. И вот она свобода! Что ж ее на всякие недовольства и распри тратить!

А еще Вика жила в интернате, а потом училась в педагогическом училище, и везде была активной комсомолкой. И в поселок ее направили, в том числе комсомольскую работу заодно наладить.

Комсомольцы были в селе, но организации как таковой — нет. Прежний комсорг сбежал, Даниловское было глухим местом. Не каждый приезжий хотел там обосноваться для постоянной жизни: сто двадцать километров до станции. Далековато от цивилизации.

И решила Вика собрать не только комсомольцев, а всю молодежь от четырнадцати до двадцати восьми лет и рассказать поподробнее про коммунистический союз молодежи, про немалый вклад советских парней и девчат в строительство социализма.

Молодые люди загалдели радостно. Те, которые не замужем и не женатые, сразу проголосовали за выборы комитета и за то, чтобы начать активную работу. Мелкоту до восемнадцати лет решили выгнать, хоть Вика и была против, но ее особо никто слушать не стал. Приезжая.

Подростки, конечно, заартачились. Им особо интересно-то и стало, когда их выгнать решили.

— А чего это? Сказали ж от четырнадцати и выше. Мне как раз четырнадцать, — воскликнул рыжий Степка, теребя в руках шапку, хотя было еще не холодно, но он почти круглый год ходил в своей малахайке, — хочу вступить в ВЛКСМ. Имею право!

Вся молодежь грохнула в едином порыве задорного смеха, Вика от неожиданности аж подскочила.

— Гляди-ка, четырнадцать ему! Во дает! Да тебя сейчас первого и выгоним! Тринадцать-то намедни исполнилось.

Степан вырывался, брыкался, истошно орал, но все-равно был выдворен за дверь Красного Уголка. Остальные ребята, не желая такой расправы, убежали сами.

— Ну а теперь давайте серьезно! — поднялся двадцатипятилетний Петруха, красавец, гармонист, заводила, ударник труда, тракторист. Все девушки поселка были от него без ума, но он ни с кем не встречался, по вечерам штудировал умные книжки, собирался в техникум поступать. И каждый год никак не удавалось. То отец преждевременно умер, как мать с тремя детьми еще не взрослыми бросить, то председатель умолял остаться, потому что два других тракториста загуляли. Вот так и не довелось учиться, а очень хотелось.

Поднялся Петя во весь свой почти двухметровый рост и пробасил:

— Хорошая идея у тебя, Сергеевна. Да ладно уж, Вика. ЧуднО! Никогда такого имени не слышал.

— Виктория — значит победа. Это меня папа так назвал. Я в декабре сорок четвертого родилась.

— А-а-а, — протянул Петька, заинтересованно глянув на Вику, словно впервые ее увидел. — Ну так вот, Победа, давай-ка бери на себя основную часть работы, комсоргом тебя выбираем. Все «за», — и первым поднял руку. Остальные сделали то же самое.

— Давай направляй нас, руководи! А мы уж тоже постараемся. И смотрите у меня, — весело подмигнул он всей толпе. — Чтоб слушались Победу!

Все засмеялись, загалдели, и живо взялись обсуждать план работы вновь созданной комсомольской ячейки.

Однажды, Виктория Сергеевна, возвращаясь из сельпо и неся тяжелые сетки, увидела двух своих ребят Алешку и Васю.

— Ребята, здравствуйте! Помогите мне пожалуйста сетки донести. Что-то много набрала, силы свои не рассчитала.

Ребята замялись, засмущались. Первым заговорил Алеша:

— Не можем мы, Виктория Сергеевна.

— Опаздываем, — подхватил Вася, — батюшка заругает. Не любит он, когда хоть на пять минут опаздывают. Извините.

— Чей батюшка? — переспросила Вика, удивляюсь какому-то старообрядному слову.

— Ничей! Общий! — развеселились ребята. — Мы побежим? Извините нас пожалуйста!

— Стоп! Как это общий? Объясните, потом побежите.

— Ну вы, Виктория Сергеевна, даете. Отец Михаил это. Батюшка.

— Чей отец, Леша? Ты не сказал, чей.

Ребята ошарашено посмотрели на учительницу.

— Виктория Сергеевна! Он в церкви. Ну батюшка… понимаете?

Вика изумленно посмотрела на ребят:

— Вы идете в церковь? Зачем?

Мальчики готовы были провалиться сквозь землю. Вика видела, что им неудобно, и они хотят поскорее убежать.

— Ладно, ребята, идите, — позволила она.

Дети облегченно вздохнули и быстренько убежали.

«Как же так, — подумала Вика, — маленькие дети ходят в церковь. Что они там делают? Получается, молятся», — в ужасе поняла она.

Прибежав домой, она бросила сумки и пошла в церковь. Зашла осторожно, какая-то бабулька недовольно покачала головой, другая подошла и прошептала:

— Платок-то надень. Ты что ж в храм простоволосая зашла?

— У меня нет платка.

— Нельзя к Богу в дом с головой непокрытой, — бабулька вздохнула и куда-то вышла.

Вернулась с черным платком в белый мелкий цветочек.

— На вот…

Вика надела платок. В храме было тихо и спокойно. Против своей воли она, вдруг, почувствовала, как приятное тепло разливается по всему телу, как на душе становится легко и светло.

«Что за бред? Этого не может быть!» — осадила свои чувства Вика. Но прекратить усилием воли этот поток энергии было невозможно. Она текла беспрепятственно. Вика увидела очень красивого мужчину в одежде священника. Он был высок, статен, черные блестящие волосы зачесаны назад, глаза синие излучали тепло и заботу.

Вика подошла к нему:

— Здравствуйте. Мне нужен отец Михаил.

— Это я, — ответил священник.

— К вам ходят мои ребята Алеша и Вася. Это нужно прекратить. Они — будущие пионеры.

— Как же по-вашему я должен решить этот вопрос? Выгнать их?

— Зачем они к вам ходят? Вы их неокрепшие умы затуманиваете.

— Чем же? Я рассказываю им о любви Господа к людям, о доброте его, о благодати, которую он готов дать каждому.

— Что? Что вы говорите? Вы не имеете права! Это дети!

— Я не тяну их насильно, но и выгонять не буду. Простите, мне пора, — отец Михаил слегка наклонил голову и удалился.

С тех пор Вика потеряла покой. Что влечет ребят в церковь? Зачем они туда ходят, как бабки старые?

— Бабуль, — как-то в воскресенье она обратилась к Матрене, — дай свой платок и юбку, и кофту дай.

— Чевой-то? А ты мне свои штоль отдашь? — бабка Матрена захихикала.

— Хочешь, бери, — протянула Вика ей свою белую блузку и черную юбку. — В церковь с тобой пойду!

— Да ты, девка, никак умом тронулась, — удивилась бабка, но вещи свои дала.

Нарядилась Вика в старушечье, платок пониже на глаза надвинула, взяла клюку.

— Свят, свят, — перекрестилась Матрена, — ну чисто Авдотья наша, покойница, — баба Матрена снова быстро перекрестилась несколько раз.

— Правда? — обрадовалась Вика. — Не узнают меня?

— Истинный крест! — подтвердила старуха.

Войдя в церковь, Вика снова почувствовала те же светлые чувства, что и в прошлый раз.

«Наверное, это и есть благодать!» — подумала она и тут же сама себя осекла: «чушь!»

Этот первый день в церкви на службе Вика вспоминала потом очень часто. Она словно поплыла куда-то, и сопровождал ее добрый, мягкий, бархатный голос отца Михаила. Он говорил о силе духа, о справедливости, о добре, о вере. Красиво говорил, складно. И Вика чувствовала, что каждая клеточка ее тела откликается на его слова.

— Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…

«Любовь никогда не перестает», — шептала Вика всю дорогу домой, — никогда не перестает», — повторяла она как завороженная.

Вика вспомнила свою маму, ее теплые мягкие руки. Больше она ничего не помнила, только руки. Они гладили ее по волосам, нежно проводили по лицу, прижимали к себе, а еще мама шептала:

— Я люблю тебя, люблю тебя, всегда помни об этом. Люблю тебя.

И вот теперь отец Михаил…

«Любовь никогда не перестает!»

Всю неделю Вика жила вроде как обычно, но что-то было не так. Она ждала воскресенья, чтобы пойти в церковь и снова слушать, слушать этот голос. Он вел ее за собой туда, где любовь, и где она никогда не перестает.

Где же это места, где всегда любовь? Вика вспоминала твердые железные кровати, драные грязные матрасы, озлобленные лица девчонок, презрительные усмешки воспитателей и учителей, вечные тычки и щипки мальчишек, носящих с годами все более сексуальный характер. А однажды Валька Скворцов схватил ее за грудь. Было очень больно, и Вика долбанула его так сильно, что тот упал замертво. Она испугалась, что убила его, но он открыл глаза и прошептал:

— Тварь, я тебя все-равно урою.

— Не уроешь. Я тебя первая успею убить, гад, — и она еще раз пнула его.

«Это не любовь! Нет, не любовь. Я не знаю, что такое любовь!»

Походы в церковь стали смыслом ее жизни. Всю неделю Вика была учительницей и комсомольским вожаком, а в воскресенье она становилась бабкой, торопящейся в церковь. Это было непросто — выйти из дома незамеченной дойти до храма. И снова лететь, лететь в этом потоке любви. Все чаще и чаще Вика задумывалась над той частью проповеди отца Михаила про любовь. Ей вспоминались разные истории из ее жизни, в которых ее любви приходилось все больше «долготерпеть, переносить и надеяться»! И только воспоминания о маме светились любовью, которая «никогда не переставала».

Конец ознакомительного фрагмента.