Басад

Ян Росс, 2021

Жесткий, пронзительно искренний роман декларирует немодные ныне истины, моральные ценности и поднимает актуальную тему имитации науки. Главный герой – начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории и вступает в конфликт с истеблишментом. Академическая иерархия предстает гигантским проржавленным механизмом, шестерни которого перемалывают сами себя и все встающее на их пути. В первую очередь – людей, решивших посвятить жизнь науке. Автор саркастически описывает будни молодых ученых, их душевные метания и столкновение высоких стремлений с суровой реальностью. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва – лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить. …Нечто гораздо большее, чем дерзкий памфлет на постбуржуазную мораль, не оставит равнодушным чуткого читателя. Содержит нецензурную брань.

Нас нет

…Но тут на Максима напала муха, и ему пришлось вступить с ней в борьбу. Муха была мощная, синяя, наглая, она наскакивала, казалось, со всех сторон сразу, она гудела и завывала, словно объясняясь Максиму в любви, она не хотела улетать, она хотела быть здесь, с ним и с его тарелкой, ходить по ним, облизывать их, она была упорна и многословна. Кончилось все тем, что Максим сделал неверное движение, и она обрушилась в пиво.

Аркадий и Борис Стругацкие

По разным соображениям, которые прояснятся позже, я пытался избежать описания главного персонажа этого фрагмента. Тактично обойти его стороной. Я сомневался, тянул, откладывал… Но повествование, как и природа, не терпит пустот. Пузырь ширился, набухал, нарушая структуру и целостность, и стало ясно, что необходимо принять неизбежное.

Персонажа зовут — МАксим, с ударением на первый слог. Я долго не понимал, почему израильтянам кажется, что ударения в русских именах непременно ставятся на первый слог. Они произносят: рОман, а не ромАн, бОрис, а не борИс, и влАдимир, а не так, как надо. Хотя, к примеру, в еврейском имени Дорон — ударение на втором слоге, да и Моисей ударением на первый слог не грешил. Мне в этом смысле повезло, над моим именем не поиздеваешься. Хотя Шмуэлю иногда удается его коверкать. Недюжинные способности — профессор как-никак.

Решив разобраться с ударениями, сделал несколько поисковых запросов и выяснил, что в английских именах, как и в исконно английских словах, ударение почти всегда на первом слоге. Та же участь постигает и иностранные имена. Ветхозаветный ДавИд становится ДЕйвидом, РахИль превращается в РЕйчел, а МоисЕй — в МОузеса. Подобное происходит с французскими именами, с русскими и с большинством других чужеродных слов и имен. А в Израиле просто переняли эту манеру.

Итак, МАксим — диковинное для здешних широт явление. Обитает он во вражеской подсобке при лаборатории. Подсобки у нас две — своя и вражеская. Там — во вражеской — окопался доктор каких-то наук, называющий себя колхозником. “Ян, пойми, я — колхозник!” — многозначительно втолковывает мне МАксим, когда между нами возникают разногласия. Почему это должно служить весомым аргументом в пользу его точки зрения — неясно. Всякий раз как он выдает свое “я колхозник”, мне слышится “я придурок”.

Колхозник кряжист и квадратен лицом. Покатые плечи и бобрик — словно раз-другой топором тяпнули, и ладно. Он и вправду любит разыгрывать из себя сельского дурачка, не в том смысле, как я юморил о здешних кибуцах, а эдакого кондового совкового колхозника. То ли кондовых колхозников в кибуцы не берут, то ли кибуцы оказались недостаточно совковыми для МАксима, и неведомые силы занесли его в Нетивот.

Нетивот — это населенный пункт на границе с сектором Газа, выросший на месте лагеря для африканских репатриантов. В девяностые популяция удвоилось за счет волны обширной эмиграции из бывших советских республик, и Нетивот получил статус города. А потом его подмял под себя раввин по прозвищу “Рентген”, якобы обладающий даром диагностировать заболевания невооруженным глазом.

Первым делом раввин Рентген отгрохал пирамидальную гробницу своего отца, посмертно возведя его в целители и чудотворцы, и этаким нехитрым образом осенил сам себя индуцированной святостью преемника династии праведников-врачевателей. Позже этот прохиндей приплел уж совсем неправдоподобную, зато никак не поддающуюся проверке, байку о деде и прадеде, известных еще в Марокко богоданным знахарским даром, и занялся шарлатанством на полную катушку. Слизал рабочие схемы с чего можно и с чего нельзя, не гнушаясь ни язычеством, ни идолопоклонством, возбраняемыми иудаизмом. Вовсю использовал амулеты, огненные обряды с экстатическими шаманскими плясками, паломничество к той самой отцовской гробнице и тому подобное.

В итоге этих попрыгушек образовалась секта, и раввин Рентген поставил дело на широкую коммерческую ногу. В продажу поступили индульгенции и заказные благословения. Оплата принималась в двух формах: одноразовая — наличкой — и в виде абонементов с подпиской на ежемесячные взносы. Купилась на это, как водится, беднота, наивно спешащая отдать последние гроши за призрак надежды.

Словом, католическая церковь средневековья отдыхает. Общедоступной банковской инфраструктуры тогда не существовало, и сложно было обувать простаков с таким изяществом и блеском. Подсадить неофитов на пожизненные взносы в отсутствие банковского постоянного платежного поручения уж никак бы не удалось.

Однако я снова отвлекся — типаж больно увлекательный. Но МАксима не тревожат ни этот местечковый оракул, ни его манера спекулировать на людском горе и отчаянии. В Нетивоте нашему селянину удалось воссоздать вокруг себя атмосферу застойной совдепии, и он укутался в нее, как в обтерханный, но привычный и родной ватник. Тепло, хорошо, и мухи не кусают. Он и сам — словно муха, попавшая между оконными створками. Муха, которая не понимает, что влипла. Пожужжит, пожужжит и шмяк греться на солнышке. И все прекрасно. Муха довольна, МАксим — тоже. Он иммигрировал на Святую Землю и обрел свой обетованный колхоз.

В общем, какими бы ветрами МАксима ни занесло в Нетивот — почему он там прижился, примерно ясно. Также ясно, что он этим фактом гордится. И гордится до такой степени, что над его рабочим столом красуется латунная табличка с выгравированной надписью “NASA¹⁸ Netivot”. Но зачем, будучи доктором наук, он мотается в Хайфу (через всю страну!) ради плохонькой должности инженера лаборатории? Непонятно. И уж совсем непонятно, отчего любой разговор никак не может обойтись без упоминания этого местечка. МАксим приплетает Нетивот ко всему, чему ни попадя, а в спорах пользуется им, как последним аргументом. Хотя и начинать он норовит именно со своего ненаглядного Нетивота.

Это было бы забавно, если бы колхозника постоянно не обуревали грандиозные идеи в духе полетов на Альфа Центавру. Безнадежно утопические даже на фоне присущего научной среде прожектерства. Его идеи примечательны тем, что они не только никому не нужны, но и практически невыполнимы. Кроме того, МАксим не умеет думать внутри своей головы. Единственный модус его мышления — выплескивать неоформленные фантазии и затевать по их поводу нескончаемые споры, в которых будто бы должна рождаться истина. Однако МАксиму все никак не удается разродиться. Зато схватки шумны и болезненны не только для него самого, но и для окружающих.

Шмуэль, не первый год знакомый с этим явлением, прозванным “НАСА Нетивот”, выслушивать колхозника напрямую не готов. И мы — аспиранты — служим мембраной между профессором и полоумным МАксимом. Только когда МАксиму удается пробиться через нас, его идеи достигают Шмуэля. Поэтому колхозник ежедневно и неустанно штурмует нашу комнату. Малейшая брешь в обороне — и пиши пропало. Начинается НАСА Нетивот.

В этом смысле я попал больше остальных. Не подозревая, во что ввязываюсь, я поначалу приветствовал его обращения за мелкими техническими советами. От меня не убудет, всегда рад. Но вскоре эти просьбы переросли в назойливые домогательства. Их учащающаяся периодичность, помноженная на свойственную МАксиму многословность — шутки-прибаутки вперемешку с рецептами напитков из чайных грибов, каш из топоров и, естественно, непременных саг про Нетивот — вскоре приобрели устрашающие масштабы.

Сегодня МАксим подстерегает меня на каждом шагу. Стоит встать со стула или лишь оторваться от экрана, и он тут как тут:

— Минуточку-минуточку, только глянь.

— МАксим, я работаю, — вздыхаю я.

— Ну пожалуйста. Ну, на секундочку, — канючить он способен часами и без тени смущения. — Тебе что, жалко?

Мне-то не жалко… Тем более, на этот раз часть его планов на удивление выполнима. Надо только сменить подход, о чем я и втолковываю колхознику не первую неделю. Втолковывать-то втолковываю, но не могу же я между делом на коленке навалять его проект. Могу только подсказать. Но нет. МАксим новшеств не приемлет и заявляет, что докажет мою неправоту и сделает по-своему.

Казалось бы, на этом он должен был от меня отстать и, уединившись, “бороться и искать, найти и не сдаваться…” и все вот это. Но снова — нет. Теперь МАксим дергает меня еще чаще. Он непрерывно отирается у порога нашей подсобки; стоит на мгновение отвлечься, МАксим выскакивает из засады и набрасывается с вопросами, добиваясь, чтобы я опроверг сам себя, и все-таки нашел решение именно его способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

18

NASA — НАСА — Национальное управление США по аэронавтике и исследованию космического пространства.