5
К тому времени, как я приняла душ и переоделась в наряд послушной дочери, автобусы снова пустили, а мой семичасовой успел уйти. От Роксаны я вышла гораздо позже, когда на город уже опустилась сырая и темная ночь. Автобус высадил меня на углу улиц Хосе Инхеньероса и Коломбрес. Далековато от дома, но все лучше, чем топать пешком через Эмпальме и Окружную. Фонари не горели, только мерцали звезды, и мамины слова об убитой девушке теперь не шли у меня из головы и больше не казались пустой угрозой. Я ускорила шаг.
Вот наконец и фонарь перед нашим домом номер шесть, горит ярким желтым светом. Без четверти одиннадцать вечера. Чем дольше буду оттягивать неизбежное, тем сильнее мне влетит. Я заставляю свое лицо превратиться в маску и прячу все следы бунтарского дня — чтобы не выдать себя, чтобы по моему лицу невозможно было прочитать, как солнце прошило тучи, когда мы забили решающий гол, и как мы качали на руках сеньору Алисию, и как появился Диего в кожаной куртке и с уложенными волосами. Все эти картинки я спрятала поглубже в памяти, чтобы потом перебрать одну за другой, когда уйду к себе в комнату.
— Салютик, сестра Пабло! — весело крикнул мне какой-то шкет, прокативший мимо на велосипеде. — Передай Жеребцу от меня привет!
— Камила! — громко крикнула я в ответ. — У меня есть имя — Камила!
Но он даже не обернулся, и вскоре его поглотила уличная темнота. В нашем окраинном районе большинство жителей не то что не знают, как меня зовут, — они не знают о моем существовании. Для них я лишь сестра Пабло или дочка Андреса и портнихи — у моей мамы тоже нет имени. Но я была полна решимости добиться того, чтобы мое имя узнали и запомнили. А Южноамериканский кубок как раз даст мне такой шанс.
Никто в нашем районе и не подозревал, что я переродилась и стала Фурией, и этот жгучий, потрясающий секрет я хранила в душе как талисман.
Я миновала четыре наружных лестничных пролета и сразу услышала громовой хохот отца из-за металлической двери. Свет в холле погас, и меня окутала сырая темнота. Я поглубже вдохнула ночной зимний воздух и вошла в квартиру.
И увидела знакомую картину застолья — как всегда после матча. Брат успел расфуфыриться на тусовку и развалился в плетеном кресле вместе со своей подружкой Марисоль — этот неизменный аксессуар теперь всегда болтался при нем. По бокам от отца, тоже принаряженного, расселись его дружки — дядя Сезар и дядя Эктор. Вообще-то они были мне не родня, но с отцом дружили со времен юности.
В воздухе плыл аромат маминой домашней пиццы, и в животе у меня громко заурчало.
— Принцесса Камила пожаловала! — воскликнул Сезар, и я улыбнулась ему. У него всегда находилось для меня доброе слово.
Эктор обшарил меня взглядом с ног до головы, потом его глаза остановились на моей груди.
— Поздновато для прогулочек, особенно приличной девушке, а? Поди сюда, поцелуй дядюшку, негритосочка[5]!
Он чмокнул меня мокрыми губами в щеку, я поморщилась и плотнее запахнула куртку, хотя под ней все равно ни черта не разглядишь, кроме черной футболки. Съязвить в ответ я не успела, потому что мама спросила из кухни:
— Где ты была, Камила? Мы тебя ждали еще несколько часов назад. Почему на звонки не отвечала?
Я прикинула, что будет, если выложить всю правду: мол, опоздала, потому что моя команда выиграла чемпионат и я отметила это дело тем, что поехала полюбоваться на Диего. Они решат, будто я шучу. И все равно раскрывать свои тайны пока что слишком рискованно.
— Прости, мам. Деньги на телефоне кончились.
Я скинула с плеча рюкзак и поставила поближе к темной прихожей — авось там его никто не заметит.
Но не тут-то было.
— Что там у тебя в рюкзаке? — спросил отец притворно-будничным тоном.
Сезар и Эктор прилипли к телику — там показывали повтор дневных матчей. Громкость была убавлена до минимума, и я знала — безразличие на их лицах обманчиво, на самом деле оба ловят каждое папашино слово. Они тоже знали его как облупленного и понимали, что надвигается скандал.
Я глянула отцу прямо в лицо, набралась храбрости, которой у меня не было, и ответила:
— Учебники по математике. — И, не моргнув, добавила: — Я ходила заниматься.
— Куда?
— К Роксане.
Папаша заулыбался как сытый кот.
— Роксана — это та смазливая китаёзочка из твоей школы?
— А ты знаешь еще каких-то Роксан, пап?
Уголком глаза я заметила, как Пабло с застывшей улыбкой жестами показывает мне, чтобы я угомонилась. К счастью, папаша уже переключился обратно на телевизор: там как раз показывали в записи гол Пабло.
— Вот увидите, национальная команда в этом году пригласит Паблито на чемпионат мира среди молодежных команд, — сказал он.
— Кого точно пригласят — так это Диего. — Сезар знал, как ударить приятеля Андреса по больному. — Для буэнос-айресских боссов двое из Росарио — многовато, Андрес. Диего теперь уже воспитанник «Ювентуса». Пабло с ним не тягаться.
— Может, он и приехал к нам, чтобы встретиться с Ассоциацией футбола? — добавил Эктор. — Он ведь сегодня был на трибуне, я видел его собственными глазами. А ты, Паблито?
Мой брат пожал плечами, но глянул на меня, словно опасаясь, не ляпну ли я какую глупость.
Если бы.
— Подумаешь, велика важность, приехал и приехал. — Отец скрипуче хохотнул. — Играет Диего хорошо, но Пабло произведет лучшее впечатление. Вот попомните мои слова. А тогда уж ему светит Европа. Но не Италия, а сразу «Барселона» или «Манчестер Юнайтед». Слышала, Камила? Поможешь нам подучить английский. Собирайте чемоданы!
— На меня не рассчитывайте, — ответила я, многозначительно глядя на Пабло, чтобы брат уяснил и запомнил: ссорюсь я с отцом, а не с ним. — Я с вами никуда ехать не намерена.
Я бы свалила из этого дома при первой же возможности, только не за парнем, в том числе и не за своим братцем. Я уйду на своих условиях, за своей мечтой, а не за чужой. И главное — никто не будет сидеть у меня на шее. Никто.
А папаша разливался, будто и не услышал моего возражения.
— Мы за нашим Жеребцом поедем повидать мир. Наконец-то выберемся из этой крысиной норы и заживем как подобает. Как подобало бы мне, если бы тот чертов парагваец не сломал мне ногу.
— Парагвайский сукин сын, — буркнул Эктор.
— Ты был лучшим, Андрес. Лучшим из всех, — привычно подхватил Сезар.
— Пабло лучше. — Папаша подпустил в голос мелодраматического надрыва, который меня не брал. — Он спасет нас всех.
— Точно, — поддакнул Эктор. — Благодаря ему мы разбогатеем.
Марисоль поймала мой взгляд и закатила глаза к потолку. Будь у нее право решать, все миллионы Пабло достались бы только ей. Она уже успела выкраситься в платиновую блондинку а-ля Ванда — самая известная botinera, охотница на звезд футбола. Братец что-то шепнул Марисоль на ушко, и она разулыбалась. От этой интимности меня аж тряхнуло.
Я пошла в кухню поздороваться с мамой. Поцеловала ее в щеку.
— Привет, ма. Ты пойдешь с ними гулять?
Ответ я знала заранее.
— Так поздно? Нет, bebé, деточка. Мне еще то платье дошивать — хочешь, так помоги.
— Ага, помогу. Только сначала сделаю домашку по бухучету. Уже сдавать скоро.
— Значит, теперь это называется домашнее задание по бухучету? — Мама принюхалась. — Где ты была? У тебя от куртки куревом несет.
— Какой-то парень курил рядом в автобусе.
От дальнейших расспросов меня спас Нико, мой песик. Он заскулил на заднем балконе, где у нас была постирочная, — его всегда там запирали, когда собирались гости. Нико страшно линял даже зимой, а уж теперь, когда близилась наша короткая весна и за ней палящее лето, он линял просто как ненормальный.
Я ускользнула от мамы на балкон.
— Вот ты где, mi amor.
Нико завилял всей задней частью тела — за неимением хвоста. На радостях облизал мне лицо, и я задержала дыхание — пахло у него из пасти кошмарно, хуже, чем из моих бутс, но вот любил он меня беззаветно.
— Я сегодня забила два гола, — шепнула я ему в острое ухо. — Мы выиграли чемпионат! И знаешь еще что? Диего приехал. Ты бы его видел!
Нико склонял голову то на один бок, то на другой, будто понимал каждое слово — даже те, которые я произнести не могла.
Я попыталась поцеловать его острую мордочку, но пес вывернулся и скакнул к брату — Пабло тоже вышел на балкон.
— Марисоль пошла в туалет, — объяснил он. — А мне надо было срочно свалить от них.
Я вытаращила глаза, изображая полное потрясение.
— Да ты что? Неужели она какает, как все мы, простые смертные?
Брат хлопнул меня по спине, и я подвинулась, чтобы он смог сесть рядом на пол. Сделав длинный выдох, положила голову ему на плечо. Черные волосы Пабло, длинные и шелковистые, слегка щекотали мне щеку. Нико разлегся у нас на коленях и придавил всем телом, чтобы мы сидели смирно.
— Отличный ты гол забил, Паблито! — Меня прямо распирало от гордости за брата. По телевизору его гол смотрелся потрясающе.
— Я весь вечер наблюдаю за тобой, и ты даже не глядела в сторону телика, — сказал брат.
Мы с Роксаной разбирали по минутам каждый матч и каждый гол, но Пабло совершенно незачем было знать, как мы одержимо изучаем мужские игры.
— Я смотрела матч у Роксаны.
— Роксана — это та смазливая китаёзочка из твоей школы? — Пабло изобразил голос папаши. Потом помолчал и шепотом спросил: — Ну, а ты как сыграла?
Сердце у меня заколотилось. Он помнит о моем чемпионате, не забыл!
— Мы выиграли. Я забила. — Больше я ничего не сказала.
Пабло взъерошил мои и без того спутанные волосы:
— Ах ты моя Марадонита! Я бы так хотел как-нибудь прийти посмотреть на тебя в деле.
— Может, в следующий раз, — кивнула я. Ага, как же, держи карман шире.
После дебюта Пабло в основной команде «Сентраля» два года назад его жизнь стала еще сложнее, чем когда он учился в молодежной академии. Времени прийти и посмотреть, как я играю, у него не было никогда. Что, может быть, и к лучшему. Со времен детской лиги Пабло успел выиграть десятки международных турниров. Брат никогда не смеялся над моим желанием стать футболисткой. Он всегда поддерживал меня за спиной у родителей, но при этом даже не подозревал, насколько отчаянно я рвусь в спорт. Думал, будто футбол для меня — развлечение. Возможно, мне пора открыться ему больше.
— Остальное потом расскажу, — пообещала я.
Пабло кивнул, но помрачнел и откашлялся, собираясь с духом.
— Что случилось? — спросила я.
— Диего показалось, что он видел тебя у бара. Ты что, шлялась вокруг стадиона, надеясь его увидеть?
— Прекрати! — Я шлепнула брата по ноге.
Нико взвизгнул. Пабло отстранился и заглянул мне в лицо, пытаясь поймать мой взгляд. Наконец я посмотрела ему в глаза.
— Вот что, nena, крошка, ты моя сестренка, и я обязан тебя защищать. — Говорил он совсем как мама, и я выразительно подняла глаза к небу. — Мне не по нраву, что ты гуляешь одна и возвращаешься так поздно, и бог знает чем ты занята все это время. — Пабло улыбнулся, но продолжал сверлить меня пристальным взглядом — этот фокус он унаследовал от отца. — Помнишь, что я тебе сказал в прошлый раз?
— Что, Пабло? Что ты сказал?
— Что ты пострадаешь, — вещал он как седой мудрец. — Держись от Диего подальше. Просто послушай меня.
Он прямо лопался от важности. Не дождавшись от меня ни звука, брат спросил:
— Ты же не общалась с ним тайком от меня?
В прошлом году Пабло уже прочитал мне целую нотацию. Поучал, чтобы я не вела себя как другие девчонки, которые только и мечтают урвать кусочек от Диего, потому что он вот-вот прославится.
А у нас с Диего все было вообще иначе, но слова, которыми можно это описать, я спрятала в самой глубине сердца.
— Ты мне кто, по-твоему? Мой папаша? — Я снова шлепнула брата по ноге.
— Диего приехал всего на неделю, ты в курсе? Потом он улетит — обратно к славе, богатству и гламурной жизни. — В голосе брата прозвучала резкая нотка, от которой у меня по спине поползли мурашки. Какая черная кошка пробежала между Пабло и Диего?
— Я с ним не разговаривала. Ну, успокоился, доволен?
Пабло поспешно отвел глаза, будто знал больше, чем показывал. Может, Диего ему что-то открыл? Я умирала от любопытства, но гордость оказалась сильнее, и я промолчала.
— Видел я, как вы глядели друг на друга в тот вечер, когда он уехал, — произнес Пабло. — Я тоже мужчина, Камила, и…
— А как мы глядели? И вообще, это было целый год назад. И что теперь, раз он прославился, мне даже взглянуть на него нельзя?
Тут уже Пабло поднял глаза к небу, а я продолжала:
— Ты все не так понял. Вообще не так. Мы с Диего просто дружим. Ну или дружили. А с тех пор как он уехал, считай, и не разговаривали. И к тому же я слишком занята учебой и… подготовкой к поступлению на медицинский факультет.
Из кухни донесся раскатистый хохот Эктора, который подхватили Сезар и папаша.
Мы с Пабло прислушались.
В тот вечер накануне отъезда Диего между нами были не только пылкие взгляды. Но и много чего еще. Однако меньше знаешь — крепче спишь, и я совсем не хотела посвящать брата в эти подробности. Какой смысл ссориться? Насколько я знала, для Диего наша… история — дело прошлое.
Я потрепала Пабло по плечу и сменила тему:
— В любом случае ему наверняка очень понравилось, как ты играешь. Вы, ребята, «Таллерес» просто раскатали.
Пабло довольно засмеялся.
— Да, приятно было увидеть его на стадионе, — сказал он с полуулыбкой. — Но я хочу, чтобы ты тоже как-нибудь пришла посмотреть. Ты когда последний раз была на стадионе?
Два года назад. Когда Пабло дебютировал в первом составе.
— Как-нибудь обязательно приду и полюбуюсь на тебя, о Жеребец.
Прозвище ему очень шло: горячий, крепкий, нетерпеливый. Мог носиться часами без устали и всегда улыбался. Интересно, сколько девчонок растаяли от этой улыбки?
— Паблито! — донесся из столовой звонкий голос Марисоль. Пабло вскочил и побежал на зов, как послушная собачонка.
Паблито? Какой он ей Паблито? Так его называет только семья, а эта фифа Марисоль пока не семья. И, с божьей помощью, никогда в семью не войдет. До отъезда Диего она нашего Паблито в упор не видела. Но если я ему хоть намекну, наживу в его лице врага на всю жизнь. А я выдержу что угодно — только не потерю брата.
