Утешитель

Якуб Суламбекович Султыгов

Жизнь наша на первый взгляд – цепочка связанных событий. С годами из памяти уходят люди, действия, потери и победы, которые казались в свое время судьбоносными. На смену им приходят новые лица, группы, мелкие или грандиозные дела. Мы приучены к тому, что у всякого явления есть начало, середина, конец. Однако один единственный взгляд со стороны, ясно напоминает о параллельных событиях, одновременных шагах носителей различных судеб. И это становится для нас важнейшим уроком.

Палата и коридор

Это случилось тремя годами ранее. Дава-Даа задыхался, ему не хватало воздуха, когда он говорил и более всего, если он пытался поесть. Врачи сказали, что у него пневмония, болезнь коснулась обоих легких. Ему абсолютно не хотелось кушать, только молча лежать и думать, думать где-то глубоко-глубоко в себе, почти не обнаруживая эмоций. Он лежал, часами взирая на белые стены и потолок, медсестер и соседей по больничной палате. На первый взгляд было видно, что девятилетний мальчик безучастен ко всему окружающему миру. Но Дава-Даа был лишь тих и спокоен, недвижим и молчалив. Он всё замечал и запоминал, подобно своим ровесникам, обнаруживающим в этом возрасте удивительную способность быстро понимать великие сложности нашего огромного мира.

Однажды ночью, когда Дава-Даа лежал под кислородной маской и был совсем слаб, в палату крадучись вошли два человека. Это не были взрослые люди, по годам скорее старшеклассники. Они вложили обрывки газетной бумаги между пальцев спящего малыша — соседа Дава-Даа и подожгли их. Бумажные ленты быстро сгорели, и огонь обжег спящего мальчика, который безумно задергал ногами, словно пытался бежать лежа на месте. Незваные гости рассмеялись, один из них вскрикнул: «велосипед! велосипед!» и они быстро исчезли в темноте коридора. Дава-Даа только немного показалось, что волосы одного из них на мгновение осветились красным бликом.

Утром пришел доктор с медсестрами и начал осмотр. Он потрогал волдыри на ноге малыша и покачал головой. Мальчик слабыми жестами показал, что с ним произошло — он оказался глухонемым. Ожог смазали мазью и замотали в белые бинты. Затем он обратил внимание и на Дава-Даа. Медсестры закрепили на его руках и ногах какие-то провода. Доктор долго простукивал и прослушивал Дава-Даа, осмотрел его буквально со всех сторон. Он дал указания медсестрам и ушел, унося с собой приборы.

На следующий день, после обеда, к кровати Дава-Даа подошли два подростка в больничной одежде. Однако он невольно подумал об этом: выглядели они вполне здоровыми. Один из них, что был с красно-рыжими волосами, ухмыляясь, спросил:

— Ты, наверное, сто лет будешь здесь лежать, такой бледный и слабый. Хочешь, мы тебя за нос подергаем, чтобы аппетит появился? Все медсестры только за тобой и смотрят, подумать только, ты у нас главный пациент.

— Я сегодня бледный, а завтра, может быть, ты, мразь, станешь совсем белым, — Дава-Даа говорил тихо, но с угрозой, — а за нос ты меня лучше не трогай. Даже запах мой не вдыхай — пожалеешь.

— Что-о!? — Рыжий подпрыгнул на месте, — ты, труп несчастный, еще угрожаешь? Вот сегодня ночью, когда все уйдут и спать будут, мы тебе устроим…

Ночью рыжий и его дружок исполнили свою угрозу. Один из них схватил Дава-Даа за руки, а другой нещадно крутил ему нос. От боли и обиды силы его словно утроились и он сумел освободить руку. Мгновенно схватив маленькое лезвие, которым он утром стриг ногти, Дава-Дава успел два-три раза порезать каждого из подонков. Истошные крики сотрясли больничные стены. Когда на место сбежалась смена дежурных медсестер, они увидели жуткую картину. На полу сидели дрожащие от страха, два окровавленных подростка. Один из них выпучил глаза, и под ним расплывалась желтая лужа, другой приглушенно стонал. Рядом на кровати, под чистым и белым одеялом спал совсем еще ребенок. Он дышал ровно и спокойно. Попытки узнать у подростков, что произошло, всякий раз заканчивались их жалобным мычанием. Старшая медсестра приняла решение — после перевязки обоим вкололи успокоительное и уложили спать. В палате наступила удивительная тишина, а за окном светила огромная серебряная луна. Свет ее падал на дужку кровати и лицо Дава-Даа. Казалось он здесь, в большой больничной палате остался один.