Ученица мертвой белки. Книга 2

Ядвига Симанова, 2023

Для учеников этой магической Академии существует лишь одна цель – выжить. Первая книга завершается неудачным побегом Янины Раксы и ее друзей, во время которого молодые люди узнают о страшной судьбе своих товарищей, а также сталкиваются с предательством. Во второй книге Ведьма из Кладовой небыли продолжит рассказывать историю Янки. В ней вы найдете ответы на поставленные в первой части вопросы о подлинных мотивах загадочного русского колдуна: к чему приведет его путь в погоне за Силой? Каковы цели проводимых Академией экспериментов? Каким образом Эльжбета, мать Янки, связана с Академией? Почему Мартин так похож на незнакомца из вагона метро? Удастся ли ученикам выбраться и какую роль в судьбе героини сыграют древние колдуны – служители смерти? Что ожидает детектива Романа Любича, угодившего в сети беса? И таинственная мертвая Белка наконец раскроет свою тайну…

Глава 4

Идеальная мишень

Пан Миклош Перст не обманул. Деревенские накормили гостей досыта. За всю жизнь Янке еще не доводилось за раз съедать столько мяса. Их потчевали как королей, и вино лилось рекой. Правда, Охотник был сдержан в еде и от вина вежливо отказался, сославшись на предстоящую ночную работу, ради успеха которой, собственно, и затевался пир. Янка все же позволила себе пару бокалов: безумно хотелось снять напряжение. От принятого в голове зашумело, накатила усталость, смерть как захотелось вздремнуть. Охотник проводил ее в избу, заверив, что все хлопоты с фантастическими крысами берет на себя.

В отведенной им избе стояла тяжелая духота, по-видимому, помещение давно не проветривалось. В передней у окна располагался довольно сносный на вид диван, в смежной комнате у печи — двуспальная кровать, у которой висел настенный ковер с вытканным на гобелене изображением лесного оленя, а посередине комнаты — круглый деревянный стол на громоздких закругленных книзу ножках — отчего-то вспомнился сетчатоголовый староста-карлик.

Янка распахнула форточку — приятно повеяло свежей листвой, и прилегла на диван. Но, невзирая на дремоту, сон не шел к ней. И все по вине Охотника, который с завидным усердием, движимый неясной целью, шарил по углам, гремя мебелью, перетряхивая тумбочки, перебирал старое тряпье.

— Ты что-то ищешь? — сквозь дрему спросила Янка.

— Знаешь ли, нет у меня доверия к этим «добрым» людям, и хитромудрому педанту-карлику, главарю их, я не верю. Нутром чую подвох. И дело вовсе не в крысах. Их проблема в чем-то другом. Очень хочется докопаться. Нет, я обязан… до рассвета, пока мелкий ушлепок не заявится насадить нас на вилы.

Дремоту как рукой сняло.

— Ты не собираешься ловить крыс? — спросила Янка, наивно вылупив глаза.

— Увижу — поймаю, — ответил Охотник, не прерывая поиска. — Чую, крысы — не главное. Настоящая угроза — в другом.

— В чем?

— Это я и пытаюсь выяснить. Найти зацепку, которая поможет прояснить картину.

К тому времени Охотник добрался до круглого стола, такого же кривоногого, как староста деревни.

— А вот это уже интересно…

Парень принялся отодвигать громоздкий стол. Янка поспешила на помощь. Вместе им удалось подвинуть громадину ближе к стене, освободив пространство на полу в центре комнаты. Сперва Янка не заметила ничего, на что следовало бы обратить внимание, но Охотник показал, куда смотреть: среди дощатой кладки выделялся квадрат, где щели между половицами казались чуточку шире остальных. У глиняной печи лежала кочерга. Охотник поддел ею половицу. Со скрипом доска поддалась, потянув за собой весь квадрат.

Напольная дверь вела в подпол, откуда резко пахнуло холодной сыростью. В деревне не было электричества, похоже, здешние о нем не имели понятия, так что пришлось раздобыть среди сваленного в углу старья масляный светильник с закопченной ручкой.

Попросив Янку посветить, Охотник, держась за края люка, полез вниз. Подвал оказался неглубоким. Он без труда нащупал дно и принял из рук девушки фонарик, в котором лениво тлел фитиль. Неровные половицы при каждом движении издавали неприятный хруст, действовавший на нервы, Охотник направил свет фонаря под ноги. Увиденное заставило его мгновенно отдернуть ступню, но под отставленной в сторону ногой вновь отвратительно затрещало, и, к сожалению, Охотник уже знал, что именно.

Отпихнув подошвой раздавленный человеческий череп, он грубо выругался и осветил фонарем дно, дав возможность Янке самой осмотреть страшную находку. Убедившись, что обнаруженный подвальчик сплошь завален отнюдь не гнилыми досками и прочим барахлом, а устрашающим ассорти из людских останков разной степени разложения, Янка закрыла ладонью рот, чтобы не закричать. Ее мутило: пахло не сыростью, а тленом.

— Как там вещал подлый карлик? Нечасто захаживают гости? Сдается мне, врал безбожно, — сказал Охотник, продолжая разгребать подошвами залежи костей.

— Почем знать, чьи это… мощи? — пролепетала Янка, собравшись с духом и мысленно сетуя, что с таким трудом подобранное слово совсем не вписывалось в гнилостный подвальный антураж.

В тот момент она несказанно сожалела, что не отказалась от вина: теперь во рту ощущался привкус крови.

— Своих убивают? Навряд ли. И почему бы их не похоронить? Не по-людски как-то.

Охотник выбрался из подвала, закрыл люк. Вместе с Янкой они придвинули стол на место, оставив в комнате все как было. Выходя из помещения, Янка оглянулась, поймав себя на нелепой мысли о том, что беспокоится, надежно ли закреплен люк, как будто опасалась восстания мертвецов.

— Ляг поспи, мертвые не представляют опасности, — произнес Охотник, вторя ее мыслям, — чего не могу сказать о «милых» жителях Доброй деревни. А я пойду разведаю, глядишь, и детишки найдутся! Надо же понимать, откуда именно следует ждать появления крыс.

Мысль о том, что ей придется спать в доме над десятками не преданных земле безымянных останков, приводила в дрожь, но лживые гостеприимные улыбки «добрых» людей вызывали куда большее отторжение. И усталость накатила новой волной…

— Хорошо, — сказала она, укладываясь с ногами на диван.

Ей сделалось безумно холодно в летнем платье, по рукам поползли мурашки. Внимательный Охотник накрыл ее покрывалом заботливо и нежно. В тот момент она узнала в нем Мартина, и тоска по чему-то упущенному безвозвратно снова закралась в сердце…

За Охотником затворилась дверь, и звук его шагов не слышался более. Прохладный ветерок поддувал из форточки, обещая вечер. Флисовое покрывало, мягкое и легкое, согревало. Мысли, шедшие чередой, отдаляясь в сознании, делались ему безразличными. Янка не пыталась ловить их на лету, не пыталась придать им значение — Янка исчезала во сне.

Проснулась внезапно, в полной темноте. Ритмичный стук в дверь выдернул ее из сна. Ей бы следовало испугаться, но обиталище страха, по всей видимости, до сих пор пребывало в грезах, отделив от себя ту, что едва покинула сон. И Янка, не заботясь ни о чем, отворила дверь.

Перед глазами в желтом свете масляного светильника возникло веснушчатое лицо Златы. Извинившись, девушка сообщила, что пришла проводить Янку к старосте. По словам Златы, глава деревни собирался обсудить с ней нечто важное тет-а-тет. Выспавшись, Янка была рада представившемуся поводу выйти из дома, тем более компания ее устраивала: Злата, похоже, являлась единственным человеком в деревне, вызывающим искреннюю симпатию. Гнусного карлика она, разумеется, не мечтала лицезреть, однако ей стало любопытно, — все лучше, чем сидеть на месте в ожидании блудного Охотника.

— Где вы прячете детей? — задала Янка давно волновавший вопрос. — Сколько мы здесь — ни одного ребенка не встречали.

Она не питала особых надежд на ответ и тем более на откровенность. Но рассчитывала распознать скрытое в неосторожном взгляде, правду — в потоке лжи, что непременно, будьте уверены, изольется. Как-никак, о лжи Янка знала немало. Она немедля принялась всматриваться в глаза Златы, словно в экран, изрезанный волнами шума, отыскивая зерно истины за ретушью помех. Но ее ждала неудача, а возможно, неудача и была истиной — с какой стороны посмотреть. Янка увидела то, что не вписывалось ни в оно из ее предположений: ее вопрос опустошил взгляд Златы, опустошил тотчас и начисто. И Янке сделалось неуютно в компании с ней, и тени от нависавших над тропинкой плодовых деревьев, и скрежет гравия под ногами, и негасимые звезды в подозрительно синей ночи — все разом превратилось в угрозу.

— Ты что-то спросила? — Голос Златы, лишенный интонации, сквозил металлом, а в глазах ее как будто заснула сама смерть.

— Да так, ерунда, ничего. — Янка не решилась спросить снова.

— Вот мы и пришли! — радостно сообщила Злата, и жизнь вновь поселилась в ней, наделив легким румянцем веснушчатое лицо и веселыми искорками — глаза.

На крылечке дома у мельницы гостью встречал староста. Он не стал спускаться навстречу, а приоткрыл дверь, жестом радушного хозяина приглашая войти.

— Милости прошу, Янина! Позвольте вас так называть!

— Как вам будет угодно, — ответила Янка, с подозрением оглядывая карлика: сеточка с его волос улетучилась, открыв жестко налаченные черные кудри.

Переступая порог дома, Янка оглянулась на Злату, но девушки и след простыл. С неожиданным уходом Златы Янка почувствовала себя брошенной. Тяжело вздохнув, она вошла в помещение.

Нельзя было не поразиться тому, как резко оно отличалось от той избы, где ей довелось вздремнуть, а вернее всего, и от прочих изб тоже. Под потолком по обе стороны полукругом висели серебряные канделябры со множеством свечей. Завораживающий свет падал на восточный ковер ручной работы, богатый красочной замысловатой вышивкой — на него неловко было ступить. На стене висело грандиозное зеркало в кованой оправе с изображением амурчиков, нацеливших свои стрелы на смотрящего. У зеркала на туалетном столике из красного дуба стояли две медные курильницы в форме короны, увенчанной драгоценным камнем. Из курильниц тонкими струйками змеился белый дымок, заволакивая пространство. Пахло маком и корицей.

Взгляд девушки остановился на необъятном ложе, расположенном под столь же внушительных размеров окном, завешанным легким светлым тюлем. На ложе волнами лежало покрывало из алого бархата. Восторженный чудодейственный эффект от роскошного убранства жилища старосты развеялся, не успев окончательно заморочить, стоило Янке представить карлика на этом исполинском настиле, достойном королей. Воображение разгулялось не на шутку, являя сцены, как малыш Миклош дрейфует в неохватном море алого бархата. Янка не сдержала смешок.

Тут же дверь с шумом захлопнулась за спиной. Ароматы мака и корицы вдруг отяжелели, слившись в единую едкую приторную смесь. Веселье перерастало в панику. Ощущение сродни тому, когда ребенком вдруг осознаешь, что рисунок на лице клоуна, повторяющий губы, — отнюдь не улыбка. Янка стремительно перевела взгляд на карлика — тот более не вызывал смех, скорее ужас. Клоун при власти — что может быть страшнее?

— Янина, — карлик опустился в кресло у зеркала, дым от курильницы прятал его глаза, — вина?

В руке его сверкнул хрустальный бокал.

— Спасибо. Мне на сегодня хватит, — предусмотрительно отказалась Янка.

Миклош Перст настаивать не стал. Он важно поднял подбородок, наполнил бокал и пригубил напиток цвета точь-в-точь как покрывало. Миклош указал на соседнее кресло, приглашая присесть, но она снова отказалась, предпочтя неприметный стульчик напротив.

— Знаете, Янина, я пригласил вас сюда для того, чтобы предупредить, — карлик многозначительно поднял вверх указательный палец, — предупредить и спасти!

После интригующего вступления Янка молча ожидала продолжения, и Миклош продолжал, зловеще, таинственно выстреливая взглядом из-под струек белесого дыма курильницы:

— Открою вам тайну! Каким бы искусным ловчим ни был ваш храбрый Охотник, крыс ему не поймать.

— Почему вы так уверены?

— Знаю. Уж поверьте! Нет никакого Крысолова из рода Латишей. Род чародеев пресекся давным-давно. Мне это известно наверняка. Легенда врет.

— Это ваше личное мнение. Насколько я успела понять, все жители Доброй деревни, напротив, верят в нее. Почему же вы в меньшинстве?

Сочась самодовольством, карлик произнес:

— Потому что я сам ее выдумал!

— Но зачем?! — удивилась Янка, невольно выдержав паузу.

— Без веры в спасение, что непременно придет, не будет ни порядка, ни жизни. Вера дает силы, переждав ночь, уносящую жизни, вставать и идти дальше перемалывать жернова в надежде на то, что новая ночь станет светлее ушедшей.

Староста бросил взгляд на окно, за которым стояла скрытая в ночи мельница, неустанно махавшая крыльями.

— Тогда почему вы решили открыться мне? — спросила Янка, стараясь отыскать правду в плутовском взгляде собеседника за пеленой дыма.

Миклош Перст вдруг расхохотался:

— Открыться?! Смешно! Простите…

Видя, что девушка не разделяет его веселого настроения, карлик сделал над собой усилие, состроив серьезную мину.

— Я давеча упоминал, Охотнику не суждено выполнить поручение, он, как оговорено, будет казнен за самозванство. И… по нашим обычаям даже тело его не предадут земле, а попросту оставят гнить, разлагаться медленно и гадко.

Янка вспомнила: распахнутая дверца потайного люка да очерченные светом масляного фонарика черепа и кости, их мертвый хруст под рифленой подошвой ботинок Охотника. «Охотник не первый Крысолов, а подпол — кладбище неудачников», — подумала девушка, и ее снова замутило. И запах от курильницы, поначалу казавшийся приятным, а позже приобретший приторные ноты, теперь не вызывал ничего иного, кроме дурноты.

Девушка поспешила встать, отойдя подальше от дыма к широкому окну. Вид на мельницу закрывала ночь, и за светлым тюлем Янка увидала свое отражение: в белом платье с принтом из переплетенных салатовых линий стебельков она выглядела трогательно беззащитной. Тут же в окне позади нее возникло другое отражение — ростом по грудь девушки. Мелкий черноволосый староста, появившийся в черной мути стекла, виделся чертом. Обращаясь к зеркальному отпечатку девушки, он продолжал:

— А вас, Янина, я пригласил, чтобы сделать предложение. Участь Охотника предрешена, — карлик оттопырил большой палец и провел им по горлу, — других вариантов нет и быть не может. Но что делать с вами — вопрос открытый.

Если бы Янка в тот миг обернулась, она бы заметила масляную улыбку на лице деревенского главы, но девушка сохраняла неподвижность, уставившись в окно.

Конец ознакомительного фрагмента.