Ученица мертвой белки. Книга 1

Ядвига Симанова, 2023

От автора мистических романов: «Иллюстратор» и «Восход памяти» – остросюжетная мистико-психологическая драма. На территории современной Польши группу молодых людей обманом разлучают с семьями, принуждая к участию в экспериментальной программе засекреченной магической Академии. Ученица Янина Ракса понимает, что отличается от других, и это отличие может стоить ей жизни. Некое таинственное существо предлагает помощь. Ученица становится перед выбором – довериться загадочному помощнику или искать союзника среди товарищей по несчастью? Параллельно, детектив Роман Любич, имевший неосторожность соприкоснуться с миром Тьмы, расследует дело маньяка, похищающего женщин в окрестностях Варшавы; жертв по прошествии времени находят полностью обескровленными. След убийцы приводит детектива в Институт сомнологии, по случайному (или нет?) совпадению, сотрудничающий с Академией, а также, к заведующей пансионом, пани Эльжбете, матери ученицы. А для той, тем временем, настает черед первого испытания…

Глава 2

Согласие

— Куда мы едем? — спросила Янка, когда город исчез за стеной дождя.

Оба ее спутника презрительно молчали. До ближайшего полицейского участка было рукой подать, да за это время можно было добраться до любого другого участка и успеть вернуться назад. В какую глушь и зачем везут ее молчаливые полицейские?

Следовало догадаться раньше: законники так себя не ведут, законники так не действуют. Законники не похищают людей. А происходящее определенно смахивало на похищение.

— Дай руку!

От голоса липового полицейского Янка вздрогнула. Ее локти точно примагнитились к телу, — она защищалась, прежде чем успела помыслить о защите. Второй полицейский, тот, что пониже, перегнувшись через переднее сиденье, отработанным движением ухватил ее ладони, дернув руки пленницы на себя. Янка пронзительно закричала, и в этом крике испуг, паника, осознание собственной беспомощности соединились с безраздельной горечью утраты жизни с ее смехотворными неурядицами и недооцененными радостями, что неотвратимо растворялась в приближавшейся ночи, забытая в прошлом где-то в наводненном людьми вестибюле конечной станции Варшавского метро. Равнодушная ночь поглотила крик, и сил надрывать голос не осталось совсем, когда острый шип, вылетев из похожего на игрушечный пистолет аппарата, вонзился в предплечье пленницы. Покончив с делом, полицейский отвернулся без лишних слов и движений.

Девушка смотрела прямо перед собой. В голове раз за разом щелкал «пистолет», и щелчок этот слышался не впервые, странно знакомый звук. Лучи фар взрезали темень, разделяя пространство на куски, как податливое тесто, разграничивая влажной асфальтовой полосой удалявшийся жилой район от безлюдной промышленной зоны. По обеим сторонам трассы раскинулись поля. Снопы сена, сложенные конусами, чуть заметно колыхались на ветру. Вдоль дороги тянулись ангары прямоугольной формы, издали похожие на спичечные коробки.

Водитель резко взял влево. Автомобиль подпрыгивал на кочках, бледные стены ангаров заплясали перед глазами Янки, мелькая на затуманенной эстраде темно-серого неба с редкими проблесками холодных звезд. Тряска длилась недолго. Автомобиль поравнялся с металлической дверью одного из ангаров, и Янку буквально выпихнули из салона. Первый провожатый, тот, что остановил девушку у светофора, потряс ее за плечи. Она с недоумением и страхом воззрилась на грубияна. Клацнул железный засов — «полицейский» отворил ангар. Сердце девушки учащенно забилось, глаза умоляюще впились в лицо похитителя, разум отказывался верить, что это происходит с ней, и наяву.

— Яна Ракса, — заговорил мужчина, комкая слова, будто только что расклеил рот, — поскольку вы дали согласие на участие в экспериментальной программе Трех ступеней, прошу проследовать внутрь!

Он указал на отворенный ангар, откуда скверно попахивало гнилью и сыростью.

— Кто? Что? Я? Какая программа? — девушка залепетала, словами опережая мысли, где едва затеплился огонек надежды. «Очевидно, меня с кем-то перепутали, стоит только объяснить, и они поймут. Они отпустят меня».

С твердостью, на какую только была способна, Янка уперлась башмаками в землю. Подошвы кроссовок сразу утонули в жидком грунте.

— Никому никакого согласия я не давала! О программе впервые слышу! — громко на одном дыхании бросила она в лицо «законнику».

«Полицейский» оставался невозмутим. Казалось, он наперед знал, что она скажет, и эта невозмутимость пугала до жути. Неторопливо он расстегнул карман форменной куртки, достал оттуда сложенный вчетверо бумажный лист, развернул.

— Ваша подпись?

Витиеватая «R», выведенная синими чернилами, и что самое ужасное — без сомнения собственноручно Янкой, красовалась на белом листе, аккурат над желтоватым ногтем полицейского (возможно ине фальшивого, как знать…). На бумаге жирным печатным шрифтом значился заголовок «Согласие», под ним — название программы Трех ступеней и далее мелким шрифтом текст.

Девушка, в безуспешных попытках подавить страх, читала написанное словно сквозь мыльные разводы. Буквы наползали друг на друга, но тем не менее содержание документа представало с не оставляющей места для двусмысленностей определенностью. Участник эксперимента, находясь в здравом уме, без какого-либо принуждения, по доброй воле принимает на себя всю ответственность и риски, сопряженные с участием в эксперименте. Кроме того, участник заранее дает согласие на ограничение в отношении него свободы действий, передвижений и контактов, добровольно отказывается от использования мобильных устройств и иных средств связи на все время эксперимента, упоминание о точных сроках которого в документе не значится. Участник обязуется следовать всем указаниям организаторов программы. Нижеподписавшийся заявляет, что полностью здоров, не имеет хронических заболеваний и иных противопоказаний, препятствующих его участию в эксперименте… И так далее…

Ясно, никто в здравом рассудке не стал бы подписываться под этим. Но при всей абсурдности ситуации под документом в самом деле стояла ее подпись, узнаваемая, подлинная. Фитилек надежды, толком не успев разгореться, затухал на глазах.

— Пройдемте! — нарочито вежливо повторил полицейский, настойчиво толкая Янку вперед.

В дверях ангара девушка оглянулась. В осенней ночи на замерзшем поле доживали последние дни состарившиеся колосья. А высоко в небосводе одинокая звезда уныло подмигнула несчастной и скрылась безучастно, настигнутая хмурой тучей. Еле волоча ноги, Янка переступила порог ангара, вдохнув затхлый запах, исходивший от заплесневелых стен. Тупой занозой в голове засела всепоглощающая мысль: откуда на злополучном документе взялась ее подпись? Разум девушки упорно отказывался принимать действительность, не докопавшись до сути. Об этом и только размышляла она, когда заштукатуренные швы меж бетонных блоков начали расширяться, вовлекали внимание в необозримую чернь. И блеклые лампочки, дрожащие на стенах, поплыли, теряя форму, растягивались до неимоверных пределов, чтобы в итоге слиться в единое безразмерное белое пятно. Об этом и только размышляла она, не обращая внимания на голоса провожатых: те звучали в отдалении, почти не касаясь слуха. Из помутневших вод сознания на поверхность постепенно всплывали образы…

* * *

На редкость утомительный выдался день. Янка плетется в хвосте среди студентов, покидающих аудиторию, где только что окончилась последняя лекция. Боковым зрением она примечает женщину в медицинском халате, стоящую в коридоре, будто в ожидании. Женщина, ей не знакомая, прижимает к груди тоненькую красную папку. «Наверное, новая медсестра, — думает Янка. — А может, и не новая». В разгул эпидемии гриппа осенью и весной медицинские работники — частые гости в университетских коридорах. Женщина в белом, поймав на себе взгляд девушки, ни с того ни с сего расплылась в улыбке и поманила Янку рукой. Студентка нехотя приблизилась.

— Я не отниму много времени, — сказала медработница, поздоровавшись. — Ты ведь участвуешь в «Осенних стартах»? Твое имя значится в заявке. Дисциплина — плавание, все верно?

— Верно, — ответила Янка, сообразив, в чем дело.

С ранних лет она занималась плаванием. Вода — ее стихия, и она не упускала случая поучаствовать в университетских состязаниях, не без оснований рассчитывая на призовое место. Перед соревнованиями участники проходили стандартный медосмотр, как правило, ограничивавшийся измерением давления да забором крови на анализ. Янка вспомнила, что до предстоящих «Осенних стартов» оставалось всего ничего, а она до сих пор не удосужилась посетить медицинский кабинет.

— Я собиралась зайти на днях, — спешно заговорила девушка, предваряя вопросы медсестры.

Улыбка медсестры растянулась еще шире, став похожей на улыбку чеширского кота, тем самым скорее отталкивая, нежели располагая. Вместе с обладательницей сверхлюбезной улыбки они двинулись по коридору, завернули за угол, где за декорированной аркой размещалась небольшая комнатка медперсонала. Женщина замешкалась, чуть больше, чем следовало, провозилась со связкой ключей, прежде чем открыла замок, но Янка не придала этому значения.

Втянув ноздрями пропитанный медикаментами воздух непроветренного помещения, девушка заняла свободный стул, приготовившись услышать команду подвернуть рукав для замера давления. Но команды не последовало. Медсестра, на халате которой поблескивал бейджик с именем и говорящей фамилией — Марыся Добрая, сообщила девушке, что у той не сделана прививка от гриппа, без которой ее не допустят к соревнованиям.

— Я не первый раз участвую в стартах, и никогда на моей памяти для допуска не требовали ставить вакцину, — возмутилась девушка.

Медсестра Добрая нарочито благожелательно принялась вещать заученную речь о неблагоприятной эпидемиологической обстановке, новом министерском предписании, которое обязывает, и организаторы соревнований вынуждены следовать ему, но если она не желает, имеет право отказаться… Марыся могла еще долго щебетать, но Янка уже достаточно утомилась и, прервав ее на полуслове, попросила скорее перейти к делу. Тогда она и услышала щелчок медицинского пистолета, показавшийся ей знакомым позже на темной трассе, в убегавшем из города авто. На том медицинская часть процедуры завершилась, но перед уколом назойливая медсестра успела подсунуть Янке на подпись пару бумажек, как выразилась Добрая, «для галочки», дескать, для соблюдения обычных формальностей. В памяти девушки возник заголовок на верхнем листе только что подписанной бумаги, за секунду до того, как ловкая медсестра успела спрятать его в красную папку: «Согласие» — так назывался документ. Прочла его Янка?

Конечно же, нет. Зачем вникать в содержание стандартного бланка? Но загадка происхождения злополучной подписи, похоже, была решена. Объяснилась и ее подозрительная забывчивость, когда, возвращаясь из университета, в вагоне метро она будто очнулась ото сна. Ей что-то вкололи, и определенно не вакцину.

* * *

Эффект от того же препарата, воздействию которого она подверглась дважды в тот день, она ощущала и теперь, следуя в полудреме на невидимом поводке за молчаливыми конвоирами. Вокруг стелился туман. Туманны были и ее мысли: спутанные, они текли рекою где-то далекодалеко, безразличные ей самой. Странная расслабленность ощущалась во всем теле, будто и тело не принадлежало ей, и не было ей до него никакого дела. Механически передвигая ноги, шла она вперед, опустив голову, равнодушно наблюдая, как бетонное покрытие сменили влажные плиты натурального камня. Девушка начисто утратила интерес к происходящему, и ее ни чуточки не удивила резкая, безо всякого перехода, смена потолочного освещения на пещерную тьму. Провожатые достали карманные фонарики, и их голубое сияние рассекало густой мрак. «Море…» — подумала Янка: в воздухе явственно чувствовалась соль, и мысль эта вслед за прочими пропала в отдалении, не коснувшись и тени сознания.

Еще немного, и позади опустилась зубастая металлическая решетка. Режущий свет ударил в глаза, так, что пришлось зажмуриться. Когда свет перестал жечь и стало возможным распахнуть веки, Янка обнаружила, что провожатые чудом испарились. Она стояла в полном одиночестве в центре просторной анфилады с устремленными ввысь мраморными колоннами, несущими на своих плечах примыкающие друг к другу стеклянные купола, откуда разливался мучительный стерильный свет. Звуки достигали уха с некоторым запозданием, подобно эху из далекого источника. Неровные стены неотесанного камня донесли мелодичный звон колокольчиков, в действительности возникший минутами ранее и лишь теперь догнавший настоящее. Между колонн были встроенные, незаметные с первого взгляда дверные проемы овальной формы. Гладкая, отражающая поверхность дверей сияла холодной сталью. И холод сковал сердце, стоило Янке помыслить о том, что может скрывать неподвижность монументальной твердыни.

Глухой монотонный скрежет прокатился под сводами, ненавязчиво и деликатно он отодвинул тягостные мысли в тень. Без особого любопытства, словно наблюдая за собой со стороны, Янка посмотрела вверх, и в груди как будто потеплело: живое нечто, взобравшись под самую капитель, цепкими длиннющими конечностями обнимало колонну. Живое выглядело несуразно: шерстистое туловище походило на обезьянье, если бы не уродливый горб с проплешиной, обнажавший обтянутую розоватой кожей позвоночную кость; голова, почти неразличимая с точки обзора, где стояла девушка, представлялась массивной. Существо периодически отнимало от колонны правую руку и зажатым в ней инструментом — то ли стамеской, то ли скульптурным стеком — обрабатывала украшавший капитель барельеф. Его работа и была источником скрежета — единственного звука в глухой тиши безлюдной анфилады. Глядя на живое, донельзя примечательное существо, девушка оживала сама. А возможно, действие препарата, парализующего волю и вводящего сознание во мрак, со временем ослабло. Так или иначе, Янка вышла из ступора, почувствовав острую потребность говорить со странным созданием.

Но не успела она открыть рот, как из глубины анфилады, шаркая сапогами, явились старые знакомцы в полицейской форме. Решительным шагом высокий широкоплечий полицейский приблизился к девушке и как тогда, у светофора, взял ее за локоть, толкая в направлении одной из дверей. Среагировав на повторявшийся вверху скрежет, он поднял голову, не найдя ничего любопытного (по-видимому, присутствие странного существа здесь никого не удивляло), остановил каменный взгляд на лице Янки. Девушка ощутила неловкость и отвела взор, взглянув вверх, — в этот миг скрежет прекратился, каменотес прервал работу, свесился вниз, с интересом рассматривая новую посетительницу его мастерской, а та, в свою очередь, неотрывно глядела на него: голова существа, державшаяся на тоненькой шее, казалась приплюснутой, щеки непомерно раздуты, рыбьи глаза того и гляди вылезут из орбит, и девушке на мгновение почудилось, что изначальное любопытство в них сменилось мольбой.

Грубый подзатыльник отвлек внимание Янки от диковинного существа, а спустя секунду перед ее носом оказалась табличка с изображением мультяшного зверька, какого — она не успела толком разглядеть, ее тотчас протолкнули вперед. Недвижность камня и бесчувственность монументальных колонн снаружи обещали безрадостный аскетичный минимализм внутренних помещений, но никак не то, что открылось глазу. Янка очутилась в по-домашнему уютной комнатке, оклеенной фотообоями с панорамой зеленого леса. В приглушенном свете энергосберегающей лампы расположился угловой диванчик с заботливо сложенным на подлокотнике пледом, столик из светлого дерева, на блестящей лакированной поверхности которого лежали письменные принадлежности и стопка бумаги. Противоположный угол занимал гардероб, выполненный из того же массива, что и стол. За приоткрытой дверцей шкафа девушка обнаружила одежду сплошь черно-белых тонов. Развешанные на расстоянии друг от друга брючные костюмы, блузы и платья источали свежесть новых, ненадеванных вещей. Но прикоснуться к ним означало принять навязанный плен, принять игру с неизвестными правилами.

Не тронув ни одной вещи, Янка отвернулась от гардероба — она не желала принимать. Не желая, не веря в то, что не укладывающиеся в голове события происходят наяву, она присела на диван — тот не провалился сквозь пол, как она того втайне ожидала. Откинувшись на спинку, она почувствовала затылком мягкий валик. Рука легла на плед. Приятная гладь флисовой ткани умиротворяла расстроенные струны нервов. Грузной волной накатила усталость, окончательно взяв над ней верх. Под нежным прикосновением пледа девушка провалилась в сон. И был тот сон лихорадочен, неглубок. Подобно наваждению, туманные дали, что провожали ее накануне, являли лица родных и друзей, и ум ее, побуждаемый жадной надеждой, распрощавшись с тревогой, балансировал на границе спокойствия и умиротворения рожденными образами и мыслями о том, что ее ищут, ее обязательно найдут.