По прихоти, навеянной одиночеством

Юрий и Аркадий Видинеевы

И тут случилось чудо. Зосима увидел «знак свыше»: старый ворон взлетел перед ним и своим полётом указал направление к месту оборудования землянки. Это направление привело Зосиму к затерявшейся в лесной чащобе избушке. «Послушания ради, я обойду эту милую избушку стороною», – твёрдо решил Зосима, но ноги сами ввели его в избушку, а там… «Экая красавица здесь живёт!!! Дивные глаза её – как магнит!.. Улыбка её – ярче солнца!.. Губы её – слаще мёда!.. А объятия её…»

Волчья шуба

Ведь было же в стародавние времена

поверье, что старые вещи превращаются

в злых оборотней.

Алла Рябинина Статья «Вещи-оборотни»

Пурга заметала дорогу, снижала видимость. Старенький «Москвич» противно чихнул и «сдох».

«Вот и славненько. С благополучным приездом меня в гости к чёртовой бабушке», — досадливо сплюнул Родионович. — «Чинить эту рухлядь в пургу, да ещё и с наступлением ночи — только бесов смешить. Придётся дожидаться утра и хорошей погоды».

Родионович знал наперечёт все болячки своего автодоходяги и понимал, что ремонт будет нудным и долгим. Холод начал заполнять салон автомобиля. Он растекался по полу, поднимался всё выше и выше, подобно ледяной забортной воде, хлынувшей через пробоину в трюмы.

«В машине я до утра околею. Хорошо, что я недалеко ещё отъехал от вымирающей деревеньки с каким-то глупым, незапоминающимся названием», — Родионович вынул ключ из катушки зажигания, проверил, хорошо ли заперты изнутри замки передней пассажирской и обеих задних дверей и покинул выстуженную машину, превратившуюся в ледник.

На полпути к деревне Родионович с нарастающей тревожностью попытался припомнить, запер ли он водительскую дверь, но это привычное действие, продиктованное мышечной памятью, прошло мимо зон повышенной внимательности и не поддавалось воспоминанию. О том, чтобы идти назад ради проверки этого на месте и мыслей быть не могло: Родионовича охватил такой сильный внутренний озноб, что оставаться лишнюю минуту на холоде становилось опасно для жизни.

Ветер обжигал Родионовичу лицо роем колючих снежинок, толкал его в грудь, просачивался сквозь одежду, выхолаживал кости и внутренности. Сознание то покидало Родионовича, ускользая от него в пустоту, то возвращалось, надрываясь в борьбе инстинкта самосохранения с усталостью. В минуты душевной слабости ему хотелось упасть на спину и уснуть вечным сном, но бойцовский характер тут же с гневом отметал такие мысли и заставлял продолжать трудный путь.

В полубеспамятстве Родионович добрёл до ближайшего дома, увидел, как от сарая к крыльцу переместилась неясная тень: то ли сгорбленная старуха, то ли очень крупная собака.

Потом всё спуталось в его сознании: реальность, бредовые видения, тревожные хаотичные сны.

Сгорбленная старуха обустроила Родионовичу постель на широкой лавке, напоила его горячим травяным настоем, уложила спать, укрыв поверх одеяла старой-престарой шубой из волчьих шкур.

Ровно в полночь от этой шубы Родионовичу стало жарко. Он попытался сбросить её с себя, но она навалилась на него увесистыми тушами четырёх матёрых волков.

— Мы всегда мстили и всегда будем мстить людям за то, что они когда-то безжалостно нас убили.

— Люди убили нас лишь за то, что мы случайно оказались в том месте, где они устроили облаву на наш род. Им было всё равно, кого из нашего рода им убить. Поэтому и нам теперь всё равно, кого из людей убивать ради удовлетворения нашей мести.

Потом что-то говорили и другие два волка, но Родионович уже их не слышал: шуба убила его.

Конец ознакомительного фрагмента.