Холод южных морей

Юрий Шестёра, 2015

Минуло почти пятнадцать лет с той поры, как фрегат «Надежда» благополучно бросил якорь на рейде Кронштадта, завершив первую русскую «кругосветку» под командой командора Крузенштерна. Молодые участники экспедиции, гвардейский поручик Андрей Шувалов и его друг, мичман Морского корпуса Фаддей Беллинсгаузен, возмужали и стали настоящими «морскими волками», но обоих по-прежнему тянуло в необъятные океанские просторы на поиски еще неоткрытых земель. И вот наконец мечта их сбылась: 4 июня 1819 года шлюп «Восток» под командованием капитана второго ранга Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена покинул Кронштадтский порт и взял курс в Атлантический океан. И конечно, рядом с капитаном на мостике стоял его лучший друг и помощник Андрей Петрович Шувалов. Началась первая русская антарктическая экспедиция. Впереди были 751 день опасного и труднейшего плавания, десятки неоткрытых островов, шторма и ураганы и, главное, – открытие нового, шестого континента!..

Глава 3. Первые открытия

Гостеприимный Рио-де-Жанейро остался за кормой, и уже в океане был отслужен молебен об испрошении благополучного и успешного окончания предстоящего плавания, для чего с «Мирного» прибыли офицеры и священник во главе с лейтенантом Лазаревым.

Однако погода не баловала мореплавателей, и волнение океана было значительным. Временами шли дожди, а на юге в темное время полыхали зарницы и даже иногда слышались далекие раскаты грома. Капитан был вынужден убавлять количество парусов и брать их на рифы, чтобы не потерять из вида «Мирный», который шел в кильватере флагмана.

И все-таки на пятые сутки на зажженный на «Востоке» ночью фальшфейер «Мирный» не ответил. Не был виден он и на рассвете. Беллинсгаузен еще убавил парусов, а после полудня не выдержал и изменил курс на сближение с предполагаемым местом нахождения «Мирного». И примерно через час нервного ожидания, когда пасмурность несколько «прочистилась», капитан перекрестился, а шлюп огласился радостными криками «ура!» — показался «Мирный», идущий под всеми парусами.

Не успели шлюпы сблизиться, как с юго-запада налетел шквал с дождем и градом. Благо, что по команде вахтенного офицера успели взять рифы на парусах, но матросы вахтенной смены в мокром насквозь платье уже выбились из сил, и Фаддей Фаддеевич приказал им сменить платье на сухое и выдать по стакану пунша^[8], как он выразился, «для подкрепления».

С этого времени шлюпы стали сопровождать малые буревестники разных цветов и оттенков, иногда во множестве летавшие вокруг.

* * *

В 11 часов 3 декабря вахтенный лейтенант Игнатьев послал рассыльного доложить капитану, что впереди виден бурун. Тот позвал с собой на мостик и Андрея Петровича.

— Наверное, это тот берег, который мореплаватель Ла-Рош усмотрел в 1675 году, — обрадовано пояснил Фаддей Фаддеевич.

Однако, когда подошли к буруну поближе, то увидели, что это не берег, а огромный мертвый кит, о тело которого и разбивались волны, окруженный множеством птиц, летающих, плавающих и на нем сидящих.

— Вот тебе и берег! — раздосадованно воскликнул капитан.

— Не огорчайся, Фаддей! — успокоил его Андрей Петрович. — Это тоже удача! Вон сколько птиц в одном месте в открытом океане! Пошли туда на шлюпке кого-нибудь из офицеров со штаб-лекарем Берхом, может быть, и подстрелят какую для нашей коллекции.

Капитан утвердительно кивнул головой, загораясь охотничьим азартом.

И действительно, мичману Демидову удалось подстрелить одного альбатроса темно-бурого цвета, но с белой шеей и низом. Когда того замерили на палубе, то удивились — при длине тела 2 фута 8 дюймов (0,81 метра) размах крыльев от одного конца крыла до другого был равен 7 футам 6 дюймам (2 метрам 30 сантиметрам), то есть почти в три раза больше!

— Вот это экземпляр! — восхищенно воскликнул старший офицер. — Ай да мичман! Ай да молодец!

Демидов, совсем еще молодой человек, зарделся от похвалы.

— Хороша добыча, Дмитрий Николаевич, ничего не скажешь! Спасибо вам за удачный выстрел! — подтвердил и Андрей Петрович. — Но не лишним будет знать, что размах крыльев у белых альбатросов может быть почти в два раза большим. Потому-то альбатросы могут часами без единого взмаха крыла парить над океанами и даже в бурю, получив за это второе свое название — буревестники, — щеголял он знаниями, почерпнутыми из книг Григория Ивановича. — Вы не огорчайтесь, мичман, — увидев досаду на его лице и переждав удивленные возгласы любопытствующих моряков, продолжил Андрей Петрович, — слава Богу, что вы добыли именно этот экземпляр, а то что бы мы делали с чучелом такого гигантского размера?

Отыскав среди улыбающихся матросов своего вестового, подозвал его.

— Вот тебе птица, Матвей. Только не вздумай делать чучело с распростертыми крыльями. Нам его и хранить-то будет негде. Может быть, когда-нибудь, — задумчиво сказал Андрей Петрович, — и сделаешь это чудо… Но уже в Петербурге, — добавил он.

Глаза Матвея вспыхнули радостными огоньками.

Когда же через два дня лейтенант Лазарев собственноручно подстрелил белого альбатроса с размахом крыльев 10 футов и 7 дюймов (почти 3 метра с четвертью), то его тоже доставили на «Восток» в «мастерскую» Матвея, то есть в его тесную каморку.

* * *

При приближении к сорок пятой широте ежедневно видели стаи птиц, большие косяки рыб и плавающие водоросли, что обычно принимают за признаки близости земли. Фаддей Фаддеевич снова оживился.

— Понимаешь, Андрюша, есть сведения, что именно на этой широте мореплаватель Ла-Рош, о котором я тебе уже говорил, открыл остров Гранде. Однако ни Лаперуз, ни Ванкувер^[9], в разные времена и в разных местах этой широты искавшие этот остров, так и не обнаружили его. Может быть, повезет нам? Чем черт ни шутит…

— Может, и повезет, — приободрил его Андрей Петрович, понимая желание друга сделать свое первое открытие, — почему бы и нет?

Погода стояла ясная, и горизонт хорошо просматривался во всех направлениях не менее чем на пятнадцать миль (более 27 километров). Время шло, а остров все так и не появлялся. И капитан с каждым часом становился все более и более удрученным.

— По-моему, мы ищем иголку в стоге сена, — признался он Андрею Петровичу. — Ведь Ла-Рош возвращался из Южного Ледовитого океана и, огибая мыс Горн с восточной стороны в позднее время года, в апреле месяце (который соответствует октябрю в северном полушарии), попал в жестокий шторм, которым в течение трех суток был увлечен на север. Отсюда и ошибка в счислении, учитывая при этом, что это было почти полтора века тому назад. Когда же погода прояснилась, он через некоторое время и обнаружил остров, считая, что находится на сорок пятой широте, а долгота была вообще не определена.

Вообще-то все обретенные испанцами острова, что подтверждено другими мореплавателями, означены на картах ошибочно не только на несколько градусов по долготе, но даже и по широте, а от того таковые обретения испанцев отыскивать весьма трудно. Поэтому, прокладывая курс одним меридианом, можно только по счастью попасть к сему острову.

«Если таковой вообще существует», — хотел добавить Андрей Петрович, но воздержался.

— А посему менять курс не будем, дабы не тратить драгоценное время на поиски острова-призрака, — твердо решил капитан. — Пусть этим занимаются другие, если у них будет желание, — добавил он, подмигнув другу и как бы продолжая его мысль.

* * *

Ранним утром 15 декабря, выйдя на широту острова Георгия, капитан повернул шлюп на восток. Любопытство побудило всех встать пораньше, в надежде увидеть остров. И хотя его еще не было видно, но то место, где он должен был находиться, отличалось от остальной части горизонта скопившимися там черными тучами.

Заметно похолодало, и температура воздуха не превышала четырех градусов тепла. Множество китов вокруг выпускали фонтаны. Малые буревестники летали целыми стаями или сидели на воде. Иногда появлялись плавно парящие альбатросы. Мимо шлюпов несло много плавающих водорослей.

Наконец в 8 часов, когда пасмурность несколько очистилась, увидели уходящие в облака остроконечные вершины гор, покрытые вечными снегами, на расстоянии двадцати одной мили. На палубе раздались восторженные возгласы и крики «ура!».

В полдень подошли к западной оконечности острова Георгия, а затем пошли вдоль его южных берегов на удалении до двух миль со скоростью около семи узлов. Океанская зыбь с шумом разбивалась о скалы, поднимая фонтаны брызг.

Но вот из одного из заливов вышел парусный бот под английским флагом, направляясь к шлюпам экспедиции. На борт «Востока» поднялись штурман и два матроса. Штурман объяснил, что издалека они, англичане, не распознали наши шлюпы, и послали его предупредить капитанов о том, что в гавани Марии этого залива уже в течение четырех месяцев стоят два трехмачтовых судна английской китобойной компании, команды которых добывают жир из морских слонов^[10].

Капитан и Андрей Петрович понимающе переглянулись — конкуренция!

Однако уяснив, что это военные суда, никакого отношения к промыслу не имеющие, штурман подробно рассказал, что промышленники вытапливают из убитых морских слонов жир, для чего ездят для их промысла во все бухты побережья. Для ночлега опрокидывают свои лодки и разводят огонь, зажигая жир морских животных. А для растопки используют шкуры пингвинов, которых в это время года здесь чрезвычайное множество.

На вопрос Андрея Петровича, какие еще на острове водятся животные кроме морских слонов и пингвинов, он ответил, что видели также альбатросов и весьма много других морских птиц, а из береговых только жаворонков и голубей какого-то рода. Растений же никаких, кроме мха, нет.

Андрей Петрович тщательно записывал эти сведения в свой неизменный блокнот, а Фаддей Фаддеевич приказал угостить гостей грогом^[11] и сухарями с маслом. Ко всеобщему удивлению, один из матросов оказался русским. Он в свое время сбежал во время пребывания наших кораблей в Англии и с тех пор скитается по трудным промыслам для пропитания.

Андрей Петрович отвел капитана в сторонку.

— В твои планы, Фаддей, входит высадка где-нибудь на побережье острова?

— Нет. А что?

— Тогда нужно попросить англичан привезти нам двух убитых морских слонов, самца и самку, а также пару хохлатых пингвинов для изготовления из них чучел.

Капитан поморщился.

— Но ведь это же задержка, лишняя трата драгоценного времени, так необходимого для выполнения основной задачи экспедиции. Неужели ты этого не понимаешь? Кроме того, я планирую высадиться на один из островов Сандвичевой Земли. Вот там и занимайся своими делами на здоровье!

— Во-первых, я не уверен, что там тоже будут морские слоны, а насколько мне известно, в России нет ни одного чучела этого животного. Во-вторых, это не мои дела, а выполнение требований Инструкции, подписанной государем и предназначенной для исполнения оной вами, господин капитан второго ранга, как начальником экспедиции. А посему прошу вас исполнить мою просьбу, к тому же не очень обременительную.

Фаддей Фаддеевич прямо-таки опешил, не ожидая столь яростного напора со стороны Андрея Петровича.

— Ты что, ошалел?! К чему этот официальный тон?! — вскипел он.

— Потому что ты по-другому не понимаешь, Фаддей! А если уж ты так действительно боишься потерять время, то пошли вперед, к Сандвичевой Земле, «Мирный», который успеешь сто раз нагнать и перегнать.

Капитан отвел глаза в сторону.

— Пошли договариваться с англичанами.

«Боишься ты, однако, друг любезный, потерять приоритет первооткрывателя. Понимаешь, что до Сандвичевой Земли могут быть обнаружены не один и не два неведомых острова», — усмехнулся Андрей Петрович.

Когда на «Мирный» сообщили о причине задержки, то Лазарев по семафору попросил, чтобы промышленники привезли с берега также пингвиньих шеек и яиц.

— Правильно поступает Михаил Петрович — задержку надо использовать с пользой для дела. Одними шкурами зверей сыт не будешь, — с насмешкой глядя на Андрея Петровича, съехидничал Фаддей Фаддеевич.

— Я-то твои скабрезности как-нибудь переживу, Фаддей, а нужное дело будет сделано.

* * *

При большой пасмурности и дожде, временами переходящем в мокрый снег, дошли до места на побережье острова, описанного капитаном Куком 44 года тому назад, когда тот тоже шел вдоль него, но с востока. Ветер усилился, и Беллинсгаузен уже и не надеялся найти какое-либо удобное место для якорной стоянки. Дожидаться же перемены погоды неделю или более значило упустить самое лучшее время для плавания в опасном Южном Ледовитом океане.

«Да, видимо, и нет особого смысла обследовать берег, обитаемый только пингвинами, морскими львами да котиками, которых-то и остались чуть ли не считанные единицы, так как были почти полностью истреблены приезжавшими сюда командами промысловых судов. К тому же, обойдя с южной стороны большую половину побережья острова Южная Георгия, представляющего собой каменные горы со снежными вершинами и с ложбинами и расщелинами между ними, наполненными льдом, мы так и не увидели ни одного куста и вообще какого-либо растения за исключением местами желто-зеленеющего мха, — рассуждал Андрей Петрович, глядя на еле видимый из-за непогоды берег. — Надо бы по этому поводу посоветоваться с Фаддеем. Ведь только он имеет право принимать решения. Я же только могу — и обязан! — сказать ему свое мнение, но не более того».

Стоя на ходуном ходящем мостике под мерзопакостным косым дождем, бьющим в лицо, и порывами завывающего в снастях ветра, капитан, словно читая его мысли, почти прокричал ему на ухо:

— Ну что, Андрюша, приехали? У тебя есть еще какой-нибудь научный интерес к этим забытым Богом местам?

Тот же, пораженный то ли проницательностью Фаддея, то ли общим ходом их мыслей, отрицательно покачал головой.

— И на том спасибо! — рассмеялся Фаддей Фаддеевич, обняв его за плечи. — А ведь ты, шельмец, как всегда, оказался прав — потеряли с твоими шкурами у гавани Марии полдня, а сэкономили не менее недели.

— А ты почаще вспоминай Кускова Ивана Александровича — поверь мне, не повредит, — парировал улыбающийся Андрей Петрович.

— Все язвишь, Андрюша, все язвишь… — смотрел на него капитан долгим невидящим взглядом, думая о чем-то, а затем, видимо, приняв окончательное решение, приказал сигналом передать «Мирному» следовать за «Востоком» и повернул шлюп к северной оконечности Земли Сандвича, которую намеревался обследовать с восточной стороны, ибо капитан Кук, открыв ее, осмотрел только с западной.

* * *

Хмарь прошла, вышло уже из-за редких туч солнце, и вроде бы даже как и потеплело. Матвей с Макаром развешивали на верхней палубе шкуры морских слонов и пингвинов, и вокруг них стали собираться любопытствующие матросы, свободные от вахты.

— Чем занимаемся, вестовые? — посыпались вопросы.

— Да вот господин ученый приказали изготовить чучела этих зверей, так мы с Макаром и развешиваем их для просушки.

— И кто же будет изготавливать эти самые чучела, — ехидно спросил один из матросов, — случаем, не вы ли?

— Случаем, я, — огрызнулся Матвей, — а Макар будет помогать.

— Ох, братцы, и насмотримся мы на эти чуда в перьях! — хохотнул рыжеволосый матрос.

Матвей глянул на мостик, где маячили фигуры Андрея Петровича и капитана. «Эх, была не была!» — решился он, юркнув в каюту. А когда появился с чучелом чайки в руках, среди матросов пробежали возгласы удивления.

— Вот это да, как живая!..

— Ну и ну, братцы!..

— Ты что же, Матвей, сам это чудо сотворил? — раздались недоверчивые голоса.

— Сам, своими собственными руками, — зарделся от похвал Матвей.

— Это что за сборище?! — раздался густой повелительный голос, и матросы вытянулись в струнку, пропуская в центр круга старшего офицера.

— Да вот, ваше благородие, просвещаю матросов! — не растерялся Матвей, показывая на чучело чайки.

— Известная птица, — хмыкнул капитан-лейтенант, приятно вспоминая вечер, проведенный в адмиральской каюте с капитаном и Андреем Петровичем на рейде Копенгагена. — А это что такое?! — взъярился старший офицер, увидев развешанные шкуры. — Это же палуба военного судна, а вы превращаете ее в кабак!

— Никак нет, ваше благородие! По приказу их высокоблагородия господина ученого просушиваем шкуры добытых давеча на острове зверей и птиц для изготовления из них чучел, ваше высокоблагородие! — затараторил Матвей, чувствуя себя в безопасности от гнева всесильного старшего офицера под прикрытием авторитета своего барина.

— Тогда другое дело. Андрей Петрович зря приказывать не будет, — уважительно изрек старший офицер. — Ну-ну, просвещай братцев матросиков, Матвей, — и зашагал по палубе неторопливой уверенной походкой ее безоговорочного хозяина.

Когда старший офицер отошел на довольно значительное расстояние, матросы сразу же оживились.

— А он тебя, Матвей, по имени кличет, как старого знакомого, да и болтаешь ты с ним так, будто у тебя язык без костей.

— А чего тут удивительного? Я до «Востока» служил вестовым в кают-компании фрегата «Флора» на Черном море, где их высокоблагородие, как и сейчас, был старшим офицером под командой нашего капитана. А кто хозяин кают-компании? Старший офицер! Так что на фрегате он был моим непосредственным начальником.

— А уважают они твоего барина, сразу видно…

— Еще бы! — загордился Матвей. — Он ведь почетный член самой Академии наук, да к тому же плавал вместе с нашим капитаном на шлюпе «Надежда» под командой самого капитана Крузенштерна еще в первом кругосветном плавании.

— А правду ли говорят, что твой барин не только ученый, но и гвардейский офицер? — с некоторым сомнением спросил молчавший до сих пор унтер-офицер с франтоватыми усиками, выдававшими в нем поклонника представительниц женского пола.

Матвей с укоризной глянул на Макара, который благоразумно отвел глаза в сторону. «Вот так и живем — вечером шепнешь что-нибудь на ухо одному, а утром уже вся команда знает об этом».

— Так точно! Поручик лейб-гвардии Преображенского полка, личной охраны государя императора. Нес службу в карауле Зимнего дворца! — с некоторым вызовом ответил он.

— Ух, ты!

— Вот это да! — раздались удивленные голоса, и некоторые матросы истово перекрестились.

— А их высокоблагородие, ко всему прочему, известный мореход и путешественник, — не мог уже удержаться Матвей, оказавшись в центре внимания чуть ли ни половины команды шлюпа. — Излазал не только всю Русскую Америку вдоль и поперек, а заодно и Верхнюю Калифорнию, но и во главе экспедиции побывал аж в Новой Зеландии.

— Господи, и куда только ни заносила его судьбинушка! — с завороженными глазами воскликнул молодой матрос.

— Еще не известно, куда нас-то занесет… Это знают только Господь да наш господин капитан, — наставительно произнес унтер-офицер с усиками, оглядывая столпившихся вокруг матросов. — Но мы и во льдах, куда держим путь, завсегда подмогнем, чем можем, нашему капитану. Я правильно говорю, братцы?

— А как же!

— Всенепременно!

— Как же можно иначе! — дружно загалдели матросы.

— Потому как добровольно и пошли в экспедицию, во славу русского флота и Отечества! — заключил унтер-офицер.

Матросы возбужденно улыбались, окрыленные всеобщим единодушием.

— Ладно, братцы, отнесу-ка я птицу в каюту, пока не застукали меня их высокоблагородие, что вынес ее без их разрешения, а то ведь и осерчать могут, — с опаской сказал Матвей и стал пробираться через плотное кольцо обступивших его матросов.

— Палундра, братцы! — раздался чей-то тревожный голос. — Старший офицер на горизонте!

И палуба вмиг опустела. Только слышалась звонкая дробь перестука матросских каблуков по ступенькам трапа, ведущего в жилую палубу.

* * *

Шкуры подсохли, и пришло время изготовления чучел. Но морской слон — это тебе не чайка и даже не альбатрос, чучело которых можно было сделать и в тесной каморке. И Андрей Петрович, посоветовавшись с Фаддеем Фаддеевичем, разрешил вестовым заниматься их изготовлением на шканцах, святом месте на судне, доступ куда нижним чинам был категорически запрещен. И теперь Матвей с Макаром могли спокойно заниматься своим делом, огражденные от любопытствующих матросов с их расспросами и ненужными советами.

Материалов и различных приспособлений, приобретенных в Копенгагене и Лондоне, было предостаточно. Дело спорилось. Макар оказался толковым помощником, быстро усвоившим суть дела. И уже через несколько дней Андрей Петрович, следивший за их работой, дал «добро» на набивку чучела самца морского слона паклей, готовым видом которого остался доволен. После этого попросил старшего офицера пригласить всех господ, обедавших в кают-компании, для его осмотра.

— Прекрасная работа! Морской слон, и правда, выглядит как живой…

— Ну и огромен же, господа!

— Не стыдно будет показать не только ученым, но и публике в музее, — заключил лейтенант Торсон, слывший знатоком морской фауны.

А в это время штаб-лекарь Берх с пристрастием осматривал чучело, ощупывая его со всех сторон, и Матвей с тревогой следил за его действиями.

Подошел капитан, и офицеры расступились.

— Ну и каково ваше мнение, Яков Михайлович? — спросил он штаб-лекаря.

— Отличная работа, достойная похвалы, Фаддей Фаддеевич. Спасибо за труды, мастеровые!

— Рады стараться! — дружно гаркнули вестовые, еле сдерживая радость от похвалы, да еще в присутствии самого капитана.

— Только вот надобно бы все это присыпать нафталинчиком, а то, не дай бог, заведется моль, и она, вернее, ее личинки, превратят эту прелесть в нечто непотребное. Зайди как-нибудь ко мне в лазарет, — обратился он к Матвею, — я выделю тебе из своих запасов.

— Я вижу, Андрей Петрович, Матвей оправдал ваши надежды? — улыбаясь, спросил капитан.

— В полной мере, Фаддей Фаддеевич! Теперь он станет моим ассистентом по этой части. Да и Макар, ваш вестовой, оказался на высоте.

Вестовые аж зарделись от счастья. Капитан посмотрел на них, усмехнувшись, и приказал:

— Марш в каюты, молодцы!

— Как мне показалось, дорогой вы наш ученый, у вас как гора свалилась с плеч? — как бы между прочим обронил капитан, когда вестовые бегом покинули шканцы.

— Вы очень проницательны, Фаддей Фаддеевич! Теперь я действительно спокойно могу заняться другими вопросами. Вот только нужно определить место хранения чучел. Ведь их за время нашего плавания, как мне представляется, накопится довольно много.

— А вы, Андрей Петрович, убедительно прошу вас, постарайтесь не превратить всех морских животных и птиц Южного Ледовитого океана в чучела, — рассмеялся капитан, дружно поддержанный присутствующими.

— По самцу и самке каждого вида, как и положено по инструкции Академии наук, — парировал ученый.

— Все понятно. Как у библейского Ноя — каждой твари по паре, — не стал вступать в дальнейшую пикировку при офицерах Фаддей Фаддеевич и поискал глазами старшего офицера.

Тот сделал шаг вперед.

— С размещением чучел разберемся, Фаддей Фаддеевич. Кстати, у нас до сих пор свободна каюта несостоявшегося натуралиста, — напомнил Иван Иванович.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — буркнул помрачневший капитан. — Слава Богу, что на шлюпах нет иноземных соглядатаев. А то вынюхивали бы, как да что, совали бы свои носы в наши дела, их не касающиеся.

— Поэтому предлагаю в ней организовать мастерскую по изготовлению чучел, — оживился Андрей Петрович, решив ковать железо, пока горячо. — Ведь скоро подойдем к Южному полярному кругу, и на верхней палубе уже много не наработаешь. Как ваше мнение, Фаддей Фаддеевич?

— Вы что, Андрей Петрович, хотите оставить нас без вестовых?! — вскипел капитан. — Со своим разбирайтесь как хотите, это ваше дело. А почему вы пытаетесь втянуть и меня в эту авантюру?!

Наступила неловкая пауза.

— Можно будет на время, когда ваши вестовые будут заняты изготовлением чучел, организовать их подмену, — осторожно предложил старший офицер, боясь навлечь на себя гнев начальника.

Фаддей Фаддеевич посмотрел на него, потом на Андрея Петровича.

— Делайте, что хотите, только оставьте меня в покое! — безнадежно махнул рукой капитан и направился в сторону мостика.

Андрей Петрович улыбнулся Ивану Ивановичу, благодаря за вовремя оказанную помощь.

— Так и сделаем! — решительно сказал старший офицер. — А вы, господа офицеры, подберите двух толковых матросов на подмену вестовым.

Те дружно щелкнули каблуками.

* * *

Однажды, осматривая чучела, Андрей Петрович наставлял Матвея.

— Вот смотри, здесь у тебя собраны неплохие чучела, но они не очень смотрятся, так как хоть и сгруппированы по видам, но очень скученны. А теперь представь себе, что в центре группы чучел вот этот самый морской слон возлегает на валуне и, подняв голову, осматривает свои владения, а рядом у валуна лежит одна из его самок. Ты же видел в мою подзорную трубу нечто подобное?

— Видел, Андрей Петрович. Я понимаю так, что вы хотели бы видеть этих животных так, как будто они находятся на воле. А для этого нужно изготовить декорации, как в театре. Правильно, Андрей Петрович?

— Совершенно правильно, Матвей! Молодец! Ты ухватил основную идею, а это самое главное. В общем, нужно сделать так, чтобы зрители, приходящие сюда, были поражены не только самими чучелами животных, но и их композицией на фоне природы. Я понятно говорю? — забеспокоился Андрей Петрович.

Матвей расплылся в улыбке.

— Вы говорите точно так же, как говорил режиссер в театре графа Шереметева. Я все понял, Андрей Петрович.

— Тогда с Богом, мастеровые. Все необходимые материалы получите у баталера и боцмана. Я распоряжусь. Можете к этим работам привлекать плотника и других умельцев из команды. И не мешкайте, поспешайте. Зрители могут нагрянуть очень скоро. Смотрите, не подведите нашего капитана.

Лица вестовых светились радостью и готовностью выполнить столь ответственное задание.

— И вот еще что. Ты бы смог, Матвей, изготовить чучело белого альбатроса, добытого лейтенантом Лазаревым, капитаном «Мирного», с распростертыми во весь размах крыльями?

— Могу попробовать, Андрей Петрович, — его глаза вспыхнули огоньками, — но только потребуется много проволоки, ведь у нас нет ни одного подобного каркаса, — забеспокоился Матвей.

— Проволоку не жалей. Подкупим еще в одном из портов, куда зайдем на время зимы здесь, в Антарктике.

— Тогда сделаю в лучшем виде, Андрей Петрович! Можете не сомневаться!

«Насколько же богата талантами русская земля…» — размышлял Андрей Петрович, возвращаясь в свою каюту.

* * *

Андрей Петрович, позавтракав, работал за письменным столом, когда услышал возбужденные голоса:

— Ледяная гора, братцы! Ледяная гора!..

Он бросился к окну, но увидел только привычные глазу длинные валы мертвой зыби, уходящие к горизонту. Быстро накинув на плечи подбитый мехом плащ, заскочил в капитанскую каюту и, застав в ней Фаддея Фаддеевича, позвал его на мостик, уже на ходу объясняя причину такой поспешности. Быстро прошли мимо бежавшего навстречу рассыльного, посланного вахтенным офицером доложить капитану о чрезвычайном происшествии, который, увидев их, вытянулся в струнку, прижавшись спиной к переборке, и пытался доложить о случившемся. Капитан же только махнул рукой. Мол, уже и так знаю…

Впереди, слева по борту, высилась громада плавучей ледяной горы. Потрясающее зрелище! Ведь это был первый айсберг, встреченный мореплавателями за время их плавания. Капитан тут же дал указание астроному измерить его высоту и размеры, а штурману определить его координаты. А художник Михайлов уже делал первые наброски будущего рисунка.

— Поздравляю с первой ласточкой, Андрей Петрович! — возбужденно улыбнулся Фаддей Фаддеевич.

— И вас, Фаддей Фаддеевич! Дай бог, не с последней…

— Тьфу, тьфу, тьфу! — суеверно сплюнул капитан через плечо.

Между тем ледяная гора надвигалась всей своей исполинской мощью и, казалось, вырастая на глазах. С северной стороны ее отлогий ледяной мыс был буквально усеян пингвинами, которые стоя размахивали крыльями-ластами, как бы приветствуя мореплавателей.

— Высота айсберга 180 футов! — доложил астроном Иван Михайлович.

— Вот это да! — присвистнул от восхищения гардемарин Роман Адамс.

— Господа! — обратился к окружающим Андрей Петрович. — Это высота только видимой надводной части айсберга, а девять десятых его общей высоты находятся под водой, что очень и очень трудно себе представить. Таким образом, после нехитрых арифметических вычислений общая высота этого айсберга будет равна 1800 футам (около 600 метров)!

— Невероятно! — воскликнул один.

— Сохрани нас, Господи! — перекрестился другой.

— Хоть убейте, не могу в это поверить! — выпалил третий, вглядываясь в воду под айсбергом.

— И тем не менее, господа, это так! — подтвердил Андрей Петрович. — И это далеко не предел. Английский мореплаватель Джеймс Кук при попытке проникновения в район Южного полюса встречал плавающие ледяные горы высотой не менее 300 футов. Речь идет, конечно, только о высоте их надводной, то есть видимой, части.

— Но если это так на самом деле, а я полностью доверяю нашему ученому, то откуда же тогда берутся эти монстры? — задал волновавший всех вопрос лейтенант Торсон.

Все взгляды, полные надежды узнать не познанную пока тайну, устремились на Андрея Петровича, и только у капитана прыгали веселые чертики в глазах. Тот заметил это и усмехнулся про себя: «Хорошо быть подготовленным заранее, не правда ли, Фаддей?»

— Все очень просто, Константин Петрович, — обратился Андрей Петрович к лейтенанту. — На земле в условиях низких температур в течение веков, а то и тысячелетий, постепенно образуется ледяной панцирь толщиной в несколько тысяч футов. Под собственной тяжестью он медленно сползает с суши к океану и, нависая над прибрежными глубинами, его край начинает обламываться. Вот эти обломки, опускаясь в воду, и образуют айсберги, один из которых мы как раз и видим перед собой.

— Но чтобы образовался ледяной панцирь такой толщины, необходима земля достаточно больших размеров, не так ли? — предположил Торсон.

— Безусловно. Чем выше айсберги, тем, следовательно, больших размеров должна быть земля, на которой образуется ледяной панцирь. А при очень больших ее размерах возможно уже образование ледяного купола, как это произошло, например, в Гренландии.

— Из этого следует, — вмешался в разговор лейтенант Лесков, — что появление айсбергов предполагает наличие земли больших размеров в районе, расположенном южнее места их появления. Вы это имеете в виду, Андрей Петрович?

— Именно это, Аркадий Сергеевич, правда, с небольшим уточнением. Важна не только высота айсбергов, но и их количество. То есть чем больше земля, тем, соответственно, должно быть больше и айсбергов за счет увеличивающейся длины прибрежного края панциря.

— Именно поэтому, господа офицеры, — с внутренним подъемом обратился к ним капитан, — мы по велению государя императора нашего и держим курс на зюйд, к Южному полюсу, туда, где и есть земля значительных размеров, которую мы и должны обрести, преодолев все препятствия, во славу нашего Отечества! Ура, господа!

— Ура! — дружно вскричали с освещенными внутренним светом глазами офицеры, готовые к самопожертвованию ради великой цели.

— Ура! — тут же подхватили боевой клич матросы, заполнившие верхнюю палубу шлюпа «Восток».

И только пингвины были свидетелями единого порыва русских моряков найти эту таинственную южную землю.

* * *

— Сбываются твои пророчества, Андрюша… — задумчиво глядя на остров темно-красного цвета с пологой горой посередине, сказал Фаддей Фаддеевич. — Это уже третий открытый нами остров, и других в этом районе, по всем признакам, больше нет. Поэтому думаю этой компактной группе островов — Лескова, Торсона^[12] и Завадовского, названных именами офицеров шлюпа «Восток», — дать название островов маркиза де-Траверсе в честь нашего морского министра, оказавшего доброжелательное к нам отношение.

— Странно, Фаддей. Ведь ты же называл его чуть ли не тупицей? — удивился Андрей Петрович.

— Это к делу не относится, — улыбнулся капитан, — здесь уже важна политика.

«Да ты уж, никак, начал осваивать законы придворного этикета, приятель? — с долей неприязни подумал Андрей Петрович. — В то же время без этого никак не пробиться на том жизненном пути, который ты избрал себе, Фаддей», — смирился он.

— Возможно, ты и прав, но меня как ученого больше интересует как раз вот этот остров Завадовского, напротив которого мы и находимся. Во-первых, как ты видишь, из юго-западного жерла горы непрерывно истекают то ли густые пары, то ли какие-то дымы. Следовательно, этот остров вулканического происхождения, что подтверждает и его темно-красный цвет. Нужны образцы его пород. Во-вторых, весь остров от основания до середины горы покрыт пингвинами, которые по каким-то причинам избрали его местом своего гнездовья. Хотелось бы узнать, почему? Поэтому я прошу тебя, Фаддей, организовать на него высадку офицеров и ученых.

— Добро, Андрюша, завтра ты будешь на острове.

* * *

— Андрей Петрович, держитесь за мою палку, а то камни от брызг прибоя скользкие, — предложил мичман Демидов, успевший по молодости лет забраться повыше.

— Спасибо, Дмитрий Николаевич! — поблагодарил тот, поднявшись на довольно солидный валун, окруженный со стороны суши пингвинами, насиживающими яйца.

— Я вам сейчас подыщу какой-нибудь хлыст, которым можно будет отпихивать пингвинов, а иначе их никак не сдвинешь с места. Стоят, как изваяния, над своими яйцами и ни гу-гу. Слава Богу, что еще не щиплются и не бьют своими ластами, — задорно говорил мичман, радуясь земной тверди под ногами.

И он был прав. Пингвины стояли так тесно, что порой было невозможно сделать шаг, не отпихнув кого-либо из них хлыстом. Поднявшись таким образом по вязкому грунту, источавшему пренеприятнейший запах, до середины горы, путешественники остановились. Выше отметки 600 футов пингвинов уже не было.

— Смотрите, Андрей Петрович, с подошедшего «Мирного» тоже спустили шлюпку, — заинтересованно отметил наблюдательный капитан-лейтенант Завадовский.

— Вот и хорошо, — со злорадством откликнулся Демидов. — Не нам же одним, Иван Иванович, дышать этим смрадом…

— Не нервничайте, Дмитрий Николаевич, — успокоил мичмана Андрей Петрович. — Мы с вами шли по пингвиньему помету, который здесь накопился за сотни, а то и тысячи лет. Поэтому яйца пингвинов лежат как бы на мягкой и теплой подстилке в идеальных для этих мест условиях. И заметьте, на острове за исключением вершины горы практически нет снега, в то время как острова и Лескова, и Торсона, находящиеся неподалеку, полностью покрыты снегом и льдом.

— Это, наверное, является следствием вулканической деятельности острова, — предположил астроном Симонов, вопросительно посмотрев на Андрея Петровича.

— Вы совершенно правы, Иван Михайлович! Оттого остров и имеет такую необычную темно-красную окраску. Таким образом, господа, мы разгадали причину, по которой пингвины избрали этот остров местом своего гнездовья. Поздравляю вас с этим успехом! А запах — это вторично, Дмитрий Николаевич, — улыбнулся он мичману. — Пингвины выведут свое потомство и преспокойно уплывут в океан. Делать им здесь будет больше нечего.

Путешественники уже другими глазами взглянули на лежащий под ними остров, усеянный множеством пингвинов.

— А сейчас надо собрать образцы пород. Пусть с ними разберутся в Академии наук в Петербурге, — сказал Андрей Петрович, снимая с плеча лямки холщовой сумки.

— Э нет, Андрей Петрович, это уже не ваше дело! — воскликнул мичман, отнимая у него сумку. — Вы показывайте мне камни, которые вас интересуют, а собирать их уж буду я.

— Спасибо, Дмитрий Николаевич! Я не против такого разделения труда, — еще раз улыбнулся ему Андрей Петрович.

«Странно, — рассуждал он, осматривая склон горы и вспоминая поиски Григория Ивановича на Нукагиве, — но нигде не видны следы потоков лавы. В чем же дело? Ведь это же вулкан и при том действующий! — и в подтверждение своих мыслей взглянул на шлейф густых испарений, тянущийся от вершины горы. — А стал бы Григорий Иванович подниматься к его жерлу? Навряд ли. Ведь вблизи него испарения могут быть и ядовиты. Конечно, если бы это была экспедиция вулканологов, тогда другое дело. А нам, грешным, там делать нечего», — благоразумно решил он.

При возвращении к шлюпке прихватили с собой около десятка поморников^[13] и несколько пингвинов. И было удивительным, что пингвины, смирные до сих пор, преследовали их, норовя ударить ластами, которыми бьют довольно сильно.

— Будете знать, как воровать чужое добро, господа хорошие! — с задорным смехом обращался мичман Демидов к путешественникам. — Кыш, окаянные! — самоотверженно отбивался он от наседавших пингвинов сумкой с образцами пород.

* * *

Увидев поблизости небольшую льдину, капитан решил воспользоваться ею, чтобы наколоть льду для сохранения продуктов. А Андрей Петрович из собственного опыта знал, что это было большой проблемой для мореплавателей, вспомнив при этом, в частности, о большом количестве свежей рыбы, выброшенной за борт во время перехода «Надежды» из Петропавловска на Камчатке в Японию.

Матросы же всего за полтора часа привезли его на шлюп столько, что наполнили шесть больших бочек, котлы и все артиллерийские кадки, чем капитан остался несказанно доволен.

— А теперь проведем эксперимент, Андрюша, — таинственно поведал Фаддей Фаддеевич и приказал кокам, не сообщая об этом офицерам, из растопленного льда приготовить чай для кают-компании.

Когда же те нашли, что вода была превосходной и чай вкусен, капитан облегченно вздохнул:

— Теперь у нас не будет проблем со свежей пресной водой во время всего плавания во льдах.

* * *

25 декабря, когда шлюпы лавировали при противном ветре с юга, Беллинсгаузен приказал офицерам «Мирного» во главе с капитаном прибыть на «Восток» для участия в молебне по случаю изгнания французов из России в Отечественную войну 1812 года.

Молебен был отслужен с коленопреклонением. Матросам в обыкновенные дни готовили солонину пополам со свежей свининой, но по случаю сегодняшнего события приготовили любимое кушанье русских — щи из кислой капусты и свежей свинины, пироги с рисом и мясом, а после обеда роздано было каждому по полкружки пива. В четыре же часа дня выдали еще и по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. После этого матросы были столь веселы, будто находились в праздничный день в России, а не в Южном Ледовитом океане среди туманов, пасмурности и снегов.

* * *

После праздничного стола в кают-компании Беллинсгаузен пригласил Лазарева и Андрея Петровича в адмиральскую каюту.

— Уже плаваем вместе, почитай, полгода, а вы с Михаилом Петровичем так толком и не познакомились, — сказал Фаддей Фаддеевич, обращаясь к Андрею Петровичу.

— Живем в соседних домах, а тропинка между ними так до сих пор и не протоптана, — отшутился тот.

— Значит, будем протаптывать, — констатировал Фаддей Фаддеевич.

Все расселись па местам, благо, вестовые уже внесли кресло капитана «Востока». «Видимо, предстоит долгий разговор», — предположил Андрей Петрович.

— А я вас, Андрей Петрович, видел в Новоархангельске, — первым начал Лазарев.

— И я вас, Михаил Петрович, но только мельком. Меня тогда, честно говоря, поразило, что морской офицер в довольно солидном возрасте до сих пор ходит в мичманах.

— Вы не совсем правы, Андрей Петрович, — мягко улыбнулся тот. — Я уже тогда был лейтенантом и, между прочим, командовал «Суворовым».

— Прошу прощения, Михаил Петрович! — смутился Андрей Петрович, прекрасно зная, как ревностно относятся офицеры к воинским чинам. — Еще раз прошу извинить меня за невнимательность! Я тогда, исполняя обязанности коменданта крепости Росс в Верхней Калифорнии, был очень озабочен усилением ее обороны, заехав ненадолго в Новоархангельск, чтобы отобрать пушки и переправить их в крепость.

— От индейцев? — заинтересованно спросил Лазарев.

— Нет, от испанцев. Дело в том, что после изгнания Наполеона Фердинанд VII, король Испании, вернулся со своим двором в Мадрид и сразу же дал негласное указание губернатору Верхней Калифорнии в обход, разумеется, российского правительства удалить русских с ее территории.

— И чем же закончилось это противостояние? — живо и крайне заинтересованно спросил капитан «Мирного».

— Да ничем… К этому времени Мексику, как впрочем, и все колонии Испанской Америки, сотрясало национально-освободительное движение их народов. Так что испанцам стало не до нас. А по уверению нашего генерального консула в Рио-де-Жанейро господина Лангсдорфа, испанскому владычеству в Америке вообще приходит конец.

— Прямо как в русской поговорке: «Сам не гам и другому не дам!» — вмешался в разговор молчавший до сих пор Фаддей Фаддеевич.

— Прошу прощения, господа, но у меня создалось впечатление, что у вас сложились особые отношения с господином Лангсдорфом? — осторожно спросил Михаил Петрович.

— Ничего удивительного, — пояснил Андрей Петрович, — мы вместе плавали на шлюпе «Надежда» под командой Крузенштерна и хорошо знаем друг друга еще с тех времен. Григорий Иванович — прекрасный ученый-натуралист, член-корреспондент Петербургской академии наук, и я уверен, что в скором времени станет ее действительным членом, то есть академиком. Кстати, мой учитель по ученой части.

— Сразу видно! Я вам, Андрей Петрович, очень благодарен за разработанные вами признаки наличия земель в высоких южных широтах. Замечательная научная работа, так нужная мореплавателям. Недаром вы почетный член Петербургской академии наук! Ведь мы, моряки, всегда отслеживаем наличие морских животных и птиц и знаем признаки их поведения. Но это относится к средним и экваториальным широтам, но Антарктика — это практически не изученный район земного шара, «белое пятно», одним словом. Но когда увидел огромные айсберги и плавающих близ них больших пингвинов в отличие от пингвинов Адели, виденных мною у мыса Доброй Надежды у южных берегов Африки, то, честно признаюсь, у меня аж дух перехватило — ведь где-то рядом должна быть большая земля!

— А почему плавающих? — притворно удивился Фаддей Фаддеевич. — Наши умельцы сподобились изготовлять чучела морских животных и птиц, и теперь можно вволю любоваться ими. Скоро на шлюпе не хватит места, чтобы размещать их. Целый музей! — горделиво похвастался он, радуясь за себя и за Андрея Петровича.

— И кто же изготавливает их? — недоверчиво спросил Михаил Петрович. — Ведь это, как мне известно, тонкое и сугубо специфическое искусство, доступное только опытным мастерам в специальных мастерских…

— Да наши вестовые, — небрежно пояснил Фаддей Фаддеевич. — Андрей Петрович, как бы невзначай, подсунул своему вестовому, Матвею, книжечку по изготовлению чучел. Тот изучил ее, попробовал вначале на чайке, — и он указал на ее чучело, стоящее на книжном шкафу, — а потом пошло-поехало… Сейчас у них своя мастерская со всякого рода материалами и инструментами, которые Андрей Петрович приобрел в Копенгагене и Лондоне. Так что теперь Матвей, толковый и грамотный парень, вроде как ассистент у Андрея Петровича, а мой вестовой, Макар, у него в помощниках.

Лазарев был сражен окончательно и бесповоротно. Фаддей Фаддеевич видел это и торжествовал.

— А посему прошу вас, Михаил Петрович, осмотреть наши музейные экспонаты, — великодушно пригласил капитан «Востока».

Когда они вошли в помещение, где хранилось собрание чучел, то остановились как вкопанные. Вестовые, заранее предупрежденные, зажгли множество свечей и факелов, в призрачном колеблющемся свете которых перед ними предстала прямо-таки ошеломляющая композиция.

На фоне снежного гористого острова на большом валуне полулежал, опираясь на ласты, огромный морской слон с гордо поднятой головой, украшенной вздутием, напоминающим короткий хобот, возле которого лежала самка. Вокруг стояли пингвины разных размеров и видов, а на уступах прибрежных скал разместились альбатросы, поморники и малые буревестники всех цветов и оттенков. А над всем этим великолепием парил белый альбатрос с распростертыми огромными чудо-крыльями.

Офицеры, пораженные увиденным, молча переживали свое восхищение. И даже Андрей Петрович, уже видевший эту композицию, но только в черновом, рабочем варианте, был удивлен не меньше других.

— Фантастика… — прошептал лейтенант Лазарев. — У меня просто нет других слов, господа!

— Да… Не ожидал, увидеть такого великолепия, Андрей Петрович! — поддержал Фаддей Фаддеевич.

И тот, польщенный реакцией капитанов, решил перевести разговор в другое русло.

— А вы не узнаёте парящего альбатроса, Михаил Петрович?

— Неужто тот самый? — недоверчиво посмотрел на Андрея Петровича капитан «Мирного».

— Тот самый, Михаил Петрович, которого вы подстрелили удачным выстрелом. Ведь других белых альбатросов, как видите, здесь нет.

— Надо же… Никогда бы не подумал, — откровенно удивился лейтенант. — Стрелял вроде бы и в большого, но не в такого же огромного!

— Обман зрения, Михаил Петрович! — авторитетно заключил Фаддей Фаддеевич. — Зачастую далекое оказывается совсем иным при близком его рассмотрении, — философски уточнил он.

— Как бы то ни было, но теперь этот экспонат будет красоваться в одном из музеев Санкт-Петербурга с указанием автора, его добывшего, с чем и поздравляю вас, Михаил Петрович! — вполне торжественно произнес Андрей Петрович, пожимая руку растерянному Лазареву.

Капитан «Мирного» задумался и вдруг предложил, обращаясь к капитану «Востока»:

— Давайте, Фаддей Фаддеевич, не будем эгоистами и пригласим сюда всех офицеров и ученых обоих шлюпов. Пусть и они полюбуются этой чудо-экспозицией.

Когда страсти и возгласы восхищения несколько улеглись, к Андрею Петровичу обратился художник Михайлов.

— Не считаете ли вы, что фон этой экспозиции можно было бы написать несколько повыразительней, более реалистичней, что ли?

Андрей Петрович неожиданно оказался в довольно затруднительном положении. Ведь свои услуги предлагал известный живописец, большой мастер своего дела. Однако…

— Большое спасибо за ваше предложение, Павел Николаевич! Но у меня есть большие сомнения по этому поводу, — как можно тактичнее начал Андрей Петрович. — Дело в том, что прекрасно написанный второй план может подавить своим великолепием содержание экспозиции, основу которого составляют все-таки чучела морских животных. И в этом случае вся композиция может потерять значительную часть своего познавательного значения. Но это только мое, сугубо личное мнение, которое может быть и не совсем точным и правильным. Я всего-навсего только ученый, и меня в первую очередь интересует содержание именно переднего плана, а не его фона.

И по реакции полутора десятка присутствующих почувствовал, что их мнение склоняется в его пользу.

— Сдаюсь, Андрей Петрович! — натянуто улыбнулся художник. — Вы не только большой ученый, но и человек, умеющий блестяще аргументировать свою позицию.

— Уж это точно! — отозвался Фаддей Фаддеевич, радуясь вроде бы благополучно закончившейся дискуссии. — Кому, как не мне, знать убойную силу его аргументов, — рассмеялся он, поддержанный окружающими.

— И кто же исполнитель этого фона, как выразился Андрей Петрович? — полюбопытствовал живописец, не желавший, видимо, просто так сдавать уже своих позиций.

«Вот язва! — вскипел от несправедливости Андрей Петрович. — Не автор, а, видите ли, исполнитель. Мог бы, между прочим, и поучиться у этого исполнителя, например, композиции. Я же только намекнул ему, что хотел бы видеть на втором плане, а он развернул этот намек в целую панораму. Да как развернул!»

— Матвей! — громко позвал он.

Матвей, стоявший за дверью и слышавший вопрос, прошел через проход расступившихся офицеров.

— Канонир первой статьи Захар Красницын, ваше благородие! Их высокоблагородие господин ученый разрешили мне подобрать в помощники любого матроса из команды шлюпа, ваше благородие.

— И откуда же у него эти таланты? — удивленно поднял брови живописец.

— Захар был слугой у барина, который занимался художествами. Растирал краски, подбирал колер, а иногда по просьбе барина подрисовывал отдельные места на его картинах, особливо дали. Так и познал эти художества, ваше благородие.

— М-да… — многозначительно изрек живописец, оскорбленно глянув на Андрея Петровича, который усмехнулся про себя: «Ничего, переживете, господин художник!»

— И велика ли артель у тебя, Матвей? — заинтересованно спросил лейтенант Лазарев.

— Никак нет, ваше благородие! Кроме меня еще Макар, вестовой их высокоблагородия господина капитана, упомянутый Захар да плотник Петр Матвеев, ваше благородие.

Лазарев задумался. «Вот так командуешь людьми, тебе вверенными, и не задумываешься, что у каждого из них есть свои таланты, втуне спрятанные», — вздохнул он. Затем вынул из кармана довольно большую серебряную монету, повертел ею и передал Матвею.

— Это пиастр, равный пяти рублям серебром. Раздели их между артельщиками сообразно их труду, вложенному в общее дело, по твоему разумению. И спасибо тебе за вами содеянное!

— Рад стараться!

И, кажется, впервые Андрей Петрович заметил слезинку, сверкнувшую в его глазах в свете факела.

* * *

На прощание Лазарев крепко пожал руку Андрею Петровичу.

— Большое спасибо, Андрей Петрович, за вашу плодотворную научную деятельность. Думаю, что вы можете претендовать в Академии наук на место академика.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Пунш — спиртной напиток из рома, сваренного с сахаром, лимонным соком или другими приправами из фруктов.

9

Ванкувер Джордж (1758–1798) — английский мореплаватель. Участник 2-го и 3-го плаваний Джеймса Кука (1772–1779). В 1790–1795 гг. совершил кругосветное плавание в северо-восточную часть Тихого океана.

10

Морские слоны — род ластоногих семейства настоящих тюленей. Самые крупные из ластоногих: длина самцов-производителей 3,7–5,5 м, наиболее крупные весят свыше 3 т. У взрослых самцов имеется своеобразное разрастание носовой полости в виде вздутия, увеличивающегося при возбуждении и несколько напоминающего короткий хобот (отсюда название).

11

Грог — напиток из рома или коньяка с кипятком и сахаром.

12

Остров Торсона — после подавления восстания декабристов в 1825 году и ссылки в Сибирь на каторжные работы морского офицера К. П. Торсона, принимавшего в нем активное участие, был переименован в остров Высокий.

13

Поморники — семейство птиц, родственное чайкам. Большой поморник длиной тела до 60 см распространен от 40-й южной широты до Антарктиды. Питается рыбой (часто отнимая ее у чаек и других птиц), разоряет птичьи гнезда.