После смерти жизнь только начинается. Откровение

Юрий Павлович Елисеев, 2021

Завораживающее повествование о путешествии автора по закоулкам Загробного мира, где он становится свидетелем и невольным участником скандальных событий происходящих в Эдеме, где всем руководит небесная администрация… Тайны астрала, мириады миров, армии грешников, нехристей, святых и просто случайных личностей, попавших в водоворот событий, и некоторые, не совсем точные подробности, об исторических личностях и событиях, оставим на совести автора, ибо он утверждает, что всё это так и было.

Часть 1: Откровение

Глава 1

— Туда немного лазеек и закручено всё до чертиков. И не каждый, ты понимаешь какая хреновина, доходит туда своей волей.. — дед наклонился и, ковырнув суковатой палкой в край костра, выпихнул на пожухлую от жара траву, увесистую, похожую на кусок угля, картофелину. Он встал на колени и потянулся к добыче. Едкий дым застил ему глаза, жар нешуточно скручивал седые волосы; мне показалось, что ещё немного и огонь, всерьёз займётся его шевелюрой. Похоже дед не замечал этого. Схватив ещё поддёрнутую мерцающим пеплом «древлянку», дед Михаил проделал несколько быстрых жонглёрских манипуляций, пытаясь остудить её, но вожделение взяло верх и он, нетерпеливо разломив дымящуюся картофелину, шумно и глубоко вдохнул горячий запах и возвестил:

— Вот ради чего я вернулся! — он оглянулся на меня и счастливо засмеялся, обнажив свои белоснежные зубы.

Пока старец поедал картофель, ловко орудуя языком, чтобы не обжечься, меня, и без того измученного многочисленными подозрениями, посетила мысль о том, что когда, все члены нашей семьи провожали деда в последний путь: я точно помнил — зубов у него не было, он лежал на столе и его приоткрытый рот был похож на пещеру..

— До чего же сладка, любо!.. — голосом блудливого повесы пропел утоливший свою страсть дед и, как старый матершинник, ни с того, ни с сего, загнул одну из своих многоэтажных композиций. Стало сразу покойно и уютно, как в детстве. Это был он.

— Зубы у тебя свои, что ли, или, как у меня, протезы? — спросил я, когда отзвучал последний аккорд «Богадушумать».

Дед снисходительно посмотрел на меня с превосходством гения. И где он только научился этому, воспитанный в понятиях казацкой вольницы. «Сейчас соврёт» — подумал я.

— Выдали, — тихо, по-заговорщически, оглядываясь, произнёс дед Михаил и его казацкая серьга блеснула в лунном свете. Я поглядел на деда — вблизи он был осязаем: мясистый сизый нос, грязные седые усы, прокуренные с краёв, плохой запах изо рта, — словом вылитый Якубович. Дед был из староверов, но, курил и пил. Первую вредную привычку он получил в немецком плену, а пить научился в советском лагере, куда его определили после побега из «Дахау».

Я вспомнил начало разговора и спросил:

— Так ты смог вернуться потому, что запомнил дорогу? Как это вообще может быть?.. В твоём-то состоянии? Бред какой-то!

— Никакого бреда. — возмутился дед. — Меня видишь? Можешь потрогать, я как живой. — дед помахал пальцами перед моим лицом и, как в детстве ухватил меня за нос. — Ну как?! — воскликнул он, довольный произведённым эффектом. — Все без обману. Даже вечно лежащий в Мавзолее мог бы позавидовать… Кстати — я его у нас не встречал. Бедняга!

— Зато у него сохранилось тело. — отпарировал я потирая прищемлённый нос. — А твоё давно сгнило в могиле.

Старик широко улыбнулся.

— Зубы видишь? Ровные, белые… попробуй вырви.. Всё настоящее..

— Что и тело…

— Тоже выдали. — закончил мою фразу эталон человечества.

Шок проходил медленно. Мы лежали у костра в лесочке, недалеко от нашего дома, костёр догорал, лениво огрызаясь всплесками огней. Я размышлял о произошедшем и понимал, что простым объяснением увиденного я не удовлетворюсь, я должен был пощупать, понять это. Слышал, конечно, о сущностях, эгрегорах, тонких материях, астрале… Всё это было также непонятно, как время, бесконечность… как таинство смерти. Прорезала неожиданная мысль, что рядом со мной храпит, живое воплощение всех этих непостижимых для меня истин, простой, как утверждение о том, что мы все умрём и недоступное в понимании — что мы вечны. С ума сойти! У меня даже свело ногу от волнения. А вдруг!!

— Дед, а дед, возьми меня с собой, я хочу увидеть как там…

Старик заворочался в срубленных ветках орешника, засопел о чём-то размышляя и сказал:

— Я ведь не только ради картошки вернулся сюда. Дела у меня тут, да и на тебя хотелось взглянуть. Какой ты? Теперь вижу — стал хорошим уважаемым человеком, не в меня: никого не убил, не сидел. Но, сейчас, не обижайся — тебе ещё рано туда. Придёт время, всё увидишь, со всеми повидаешься. Даже будешь гулять по мирам: их много. Я для этого и явился, чтобы научить тебя.. Научить, как действовать, когда придёт время.

В моей душе взыграл дух противоречия, который плавно перетёк в увещевания и, наконец, в мольбы:

— Я не хочу: «Когда придёт срок». Проведи меня, возьми с собой. Я ведь твой любимый внук. Я очень любил тебя. Помнишь, когда забивали крышку, я спёр из гроба твой серебряный крестик..

— Ну не хрена себе! — подскочил на своих ветках любимый дедушка Михаил Филиппович. — Спасибо внучок! Мне «Там» пришлось доказывать, что я не иудей и не мусульманин!

— Это как?

— Подумай!

— А-а.

— Б-е. Ну ладно. Я не возьму тебя, потому, что ни один из смертных живым ещё не проникал в тот мир. Его называют: «Тот свет» — вполне справедливо, потому, что уходящие видят только его. Мне же удалось разглядеть кое-что ещё… — дед Миша невесело усмехнулся и подкинул сухих веток в тлеющие головешки. Через мгновение снизу побежали огоньки, захватывая всё новые куски пищи и вот уже поляна окрасилась ровным рыжим цветом. Я увидел глаза деда в упор глядящие на меня.

— Я «Там» — быстрый кивок вверх — встречался с Алигьери. — сообщил мне таинственным голосом дед Михаил и, видя моё удивление, вернее то, что с большой натяжкой можно было назвать этим словом, утвердительно кивнул. — Да, с тем самым, с Данте. Так вот, он и был первым «ходоком» с этого света на тот и обратно. Он похоже единственный обрёл бессмертие..

— Это понятно. Он написал «Божественную комедию» — блеснул я своими познаниями в области итальянской литературы эпохи Ренессанса.

— Мелко мыслишь! Он в натуре не умирал. Надул всех. Как у него там: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу..»… Интересно, чьё тело гниёт в земле Тосканы столько времени? И как он провернул это. Хотя я бы сделал так же: нашёл подходящего бомжа из соседнего городка и устроил бы пышные похороны. Во Флоренции его плохо знали, большую часть жизни он находился в изгнании, поэтому о том, кто лежит в гробу, наверно, никто не интересовался.

Я задумался над словами деда. Выходило все-таки можно обмануть судьбу и нарушить извечный круговорот бытия, но тогда в стройной, красивой модели земного существования, появлялась глубокая трещина в виде неконтролируемого роста населения. Все побывавшие в загробном мире и вернувшиеся обратно: Геракл, Орфей, Вергилий, Данте — они бросили вызов этой системе… Создатель явно где-то не доглядел, если позволил это. Теперь дед, — умерший много лет назад и спокойно разгуливающий по земле и другим мирам. Что-то не вязалось всё это со стройной системой мироздания.

— А его друг Вергилий? — полюбопытствовал я, чтобы хоть как-то развеять завесу тумана опустившуюся на мой мозг. — Что с ним?

— Публий! Этот не от мира сего. Наслаждается природой, пишет… потихоньку деградирует. У него впереди целая вечность. Ему всё пофигу. Он даже не пошевелился, когда рядом с ним опять сцепились три грации по извечному спору. Вообще-то у нас с дисциплиной строго — могут отправить в чистилище, на перековку, а ежели чё посерьёзнее — могут укатать и ниже, на второй круг, но это бывает крайне редко…

Чем больше я слушал простецкий разговор деда, тем мне больше хотелось разобраться в истинном положении вещей, ловко прикрываемым словами Михаила. Я не верил ему.

— Дед, а давай мы с тобой, как Данте с Вергилием… — они ведь как-то прошли из одного мира в другой? Я вот думаю, что им помогло? Наркотики? Машина? Заклинание?

— Бабы! — Что у одного, что у другого жены были стервы. — съязвил старикан. Но после этой шутки он приподнялся со своего ложа, сел и внимательно посмотрел на меня. Хорошо как-то посмотрел, как на равного.

— Ты близок к истине мой друг, но причина всему — Знание. — сказал почти ласково человек с тремя классами церковно-приходской школы. — Что есть бог? Где он? Знание этого даёт тебя и возможности, и счастье, и спокойствие, уверенность и силу… Всё, что мы видим: небо над головой, камень у дороги, сама дорога, и ты идущий по ней — это и есть бог, ибо… — мне понравилось это «ибо» в контексте с недавно возведённой конструкцией из непечатных выражений.

Дед заметил мелькнувшего в моих глазах глумливого беса и обиделся.

— Ты дурак, что ли? Тебе говорят ибо — значит без этого нельзя. Не поелику, не понеже, не поскольку, а именно ибо, ибо этот союз объясняет нам основы бытия, ибо, когда мы говорим: «я есмь», то запускам в действие все атрибуты божественного начала. Данте знал и управлял этим «я есмь», как я когда-то своим Булатом. «Я есмь присутствие» и простой прозаик двигается, как бестелесная субстанция во тьме Астрала, в созданном им самим тоннеле света, говорит: «Я есмь тело из плоти и крови — и он становится таковым». Я сам видел это не раз. Он и меня этому научил, после того, как выучил мой русский..

— Да ладно дед, что-то ты начал заливать. Ты и Божественный Данте, с чего бы это ему с тобой возиться. — во мне тут же проснулся скептик. Уж больно смешон был этот тандем.

Михаил, в немом диалоге с кем-то из высших сфер, воздел руки к небу потом указал ими на меня и прорвался таки потоком ненормативной лексики, что я аж пригнулся к земле, опасаясь, что за потоком брани может прилететь и что-нибудь существенное.

— С чего бы это?.. Данте и ты!.. Почему так вышло?.. Да потому дурья башка, что я очень крепко держу его за яйца!

Я поперхнулся от таких подробностей: не мог предположить о столь свободных нравах в райских кустах.

— Я стесняюсь спросить: это как понимать — фигурально или.…

— Или! — рявкнул окончательно потеряв терпения двойник Якубовича. — Помнишь, я говорил тебе: когда меня понесли, я кое-что увидел. Конечно, сначала был свет, музыка, а потом эти, с позволения сказать ангелы, надели мне на голову мешок, чтобы значит я не увидел, где пролетать будем и где у них там вход. Нет, думаю, так просто я вам не сдамся. В первую Мировую я в нашей сотне был самым глазастым, меня так и звали «Зоркий глаз», однажды в махонькую щелку темноте сарая я видел, как наш есаул.. Ну да ладно, обойдёмся без подробностей..так вот, несут меня ангелы молча. Темно. Тут какой-то бес прицепился и давай меня уговаривать принять сторону Сатаны, начал расписывать тамошнее житие. Я ему говорю: «Сделай мне дырочку в мешке, чтобы я мог разглядеть с кем говорю». Он сделал. Такая мерзкая рожа у него была, ну прямо, как у твоей бабки Ульяны. Хотел плюнуть, но он сам отстал, — увидел клиента пожирнее.

Дед Михаил замолк, его сморило. Он бессмысленно ворочал потухшие угли костра и, кажется, собирался задремать. Светало. Я смотрел на сгорбившегося деда и не узнавал в этом просветлённом старце того грубого, скорого на расправу казака, которого не сломили два концлагеря и женитьба на бабке Ульяне. Она была завидной невестой, пока отец её Макей Черкашин не проигрался в карты бедному казаку Филиппу и тот, в качестве возмещения долга, потребовал Ульяну для своего сына Михаила. Их обвенчали в местной церкви и они прожили всю долгую жизнь люто ненавидя друг друга: бабка Уля за то, что её выдали за нищеброда, а дед Михаил просто потому, что никого никогда не любил. Кроме меня конечно.

Шило в заднице, растревоженное рассказами деда, не давало мне покоя и я осторожно попробовал начать прерванный рассказ.

— Я слышал или где-то читал, что через полгода душе положено новое тело? Как же ты получил прежнее?

Дед начал усталым тоном ментора объяснять, что:

— Всё сущее во всех мирах зацифровано, отслежено и может быть воссоздано, как клон. Всё равно — цветок в поле или кит в океане, планета или галактика — всё имеет свой срок и свой код, система сама регулирует когда, кому и где завять и где вырости, кому умереть, а кому возродиться. Со стороны кажется, что всё идёт по кругу, и мало кто знает, что на самом то деле это вовсе не круг, а прямая, которой никогда не суждено стать кругом, но, которая, если захочет система, замкнёт его.. Что это будет я и представить не могу. Хочешь фокус? — неожиданно спросил совсем проснувшийся дед.

— Давай. — после его рассказов я приготовился увидеть Копперфильда.

— Только не обхезайся, — предупредил заботливый родственник и встал во весь свой рост в метрах в трёх от меня. Лицо его было непроницаемо, как у факира — он явно дурачился. Дальше произошло непонятное — он сказал: «Я есмь присутствие» и исчез. Обескураженный, я обошёл то место, где он стоял, потоптался в его следах, и ничего, кроме запаха изо рта, будто он дышал мне в лицо, не выдавало его присутствия.

— Дед, ну хватит, дед. Явись уже. — попросил я, чувствуя лёгкую панику. В ответ раздалось: «Я есмь тело из плоти и крови» из получил удар коленом под зад. Я отлетел к своему месту и обернувшись, увидел деда в позе: «Ву а ля».

— Ну как? — торжествующе почти заорал старый фокусник с тёмным прошлым.

— Потрясно — согласился я. — Только пинать зачем?

— Всё что приходит к нам с болью, запоминается навсегда. — из фокусника дед перевоплотился в гуру. И я решил воспользоваться переменой.

— Ну тогда учи! Хоть расскажи: как это получается — вот тебя нет, а вот твоё колено. Объясни..

— Хорошо, вот что сказал бы гуру: — «Слова сказанные к действию — диггеры. Они всё, что нужно», а что сказал бы фокусник: — «Но этого не достаточно, чтобы управлять этими мощными инструментами бога, нужно много работать достигая совершенства», и опять гуру: — «Я научу тебя. Для начала возьми вот это», — с этими словами дед протянул мне склянку. — Отпей. Только чуть-чуть.

Я вынул пробку и приложив пузырёк ко рту, сделал маленький глоток. Меня накрыло в то же мгновение. Я удивился, как я жил до сих пор без этого. Это что Амброзия? Мир вокруг стал неузнаваемым в лучезарных потока света, падающего водопадом с небес. Может это Элексир бессмертия!? Я получил такую дозу энергии, которая волной прошла по телу, захлестнув всё моё естество. На шестом десятке я почувствовал, как вздрогнули возбудились мои чресла и мгновенно вспомнил кличку, которую прилепили мне в общаге, за неуёмную тягу к прекрасному полу: «жеребец» — с маленькой буквы потому, что до коня, по всем параметрам, мне было далеко…

— Ну как, почувствовал разницу, салажонок? — спросил молодой Шон Коннери, отбирая у меня пузырёк, — Это тебе не «ханку» жрать. Ну ничего скоро тебе опять станет погано. Эта вещь — дефецит. Понимать надо. Кстати, кроме возбуждающих обманок, ничего не почувствовал?

— Нет, деда, это был улёт! Что это?

— Это зелье, без которого здесь я не смог бы материлизоваться. — ответил дед.

— Хочу ещё. —

— Обойдёшься. Нам с тобой ещё через Астрал пилить. А там темно, мерзко и опасно.

Я аж задохнулся:

— Ты что, берёшь меня с собой? Что изменилось?

Дед подошёл ко мне, ухватил, как в детстве, за холку и сказал:

— Ты. Тебе скоро пятьдесят два, а ты, как ребёнок, совсем не заметил, что сорок минут находился без тела.

Я возмутился:

— Как так? Этого не может быть! Я такое чувствовал… я…

— Это фантомные боли. — Успокоил добрый дедушка. — У меня тоже такое бывает, когда я принимаю зелье, но стараюсь обходиться без этого — по стариковски, но при полном рассудке и в теле, а фантазии эти — они до добра не доводят. Взять хотя бы случай с Ледой: понесла от голубя, то есть от лебедя. Все ведь думали — Зевс, ан нет, — обычный гоготун. Прежде чем совращать птицу, навела хотя бы справки, где Громовержец. Теперь у неё репутация неразборчивой женщины.

— Да уж, побочные действия.. — задумчиво протянул я.

— Главное предназначение зелья — превращение тела в чистую энергию, которая способна мыслить, чувствовать и перемещаться с немыслимой скоростью. При этом бонусом получаешь обманки, заставляющие воспринимать мир во всей его полноте.—Михаил почесал свои патлы и покачал головой.

— Всё сразу не поймёшь, придётся подучиться. И начнёшь прямо в помойке, куда мы с тобой направимся.

— Я не пойму — Данте нашёл проход в другой мир здесь на Земле, зачем же нам соваться в Астрал?

— А затем, что тех пор миры сместились и вход в тот лес, куда забрёл Данте с Вергилием, сдвинулся и теперь находится в Астрале. Всё изменилось, мальчик мой. Ты будешь удивлён насколько не типичны теперь ад и рай. Да что там говорить — сам увидишь.

Совсем рассвело. Туман над рекой перетёк в луга и я впервые почувствовал, что продрог.

— Домой зайдёшь? — голос деда посерьёзнел и отдавал налётом лёгкой грусти: ведь это был когда-то и его дом.

— Нет дедуля это уже не наш дом. Я живу совсем в другом месте и там меня скоро не ждут. Я и сам не знаю, зачем я сюда приехал. Наверно судьба.

— Тогда пора. — сказал дед, протягивая мне склянку. — Это будешь принимать по моей команде. Когда я открою световой тоннель уцепишься в меня как за мамку и сиди тихо. Пойдём перебежками. Там много всякой гадости: лярвы, инкубатор, суккубы… Главное не нарваться на демонов, они наглые прицепятся не отвяжутся… Ракота мы вряд ли встретим — он сидит в нижних слоях, а остальных нам бояться не стоит. Ничего, прижмёшься посильнее и я поставлю на двоих пояс защиты. Да, когда полезем в воронку закрой глаза. Вроде всё.

Инструктаж пройден, решение принято, что же еще? Ах да.

— Дед, так на чём ты прихватил Алигьери?

Михаил посмотрел на меня и в глазах его прыгали весёлые чёртики.

— Я застал его в месте с Вергилием за непотребством.

— Удивил… Но это было и них в порядке вещей, вспомни Калигулу.

— Я застал их в круге седьмом во втором поясе, они сговорились с тамошними насильниками и устроили содомию. А это приговор: остаться там навечно. Я пожалел их и они остались мне признательны.

— Ты благороден. А что ты делал на седьмом уровне? Отвечай «Зоркий глаз».

Дед хохотнул и сказал:

— У всех есть маленькие слабости. Я — вуайерист и горжусь этим.

Глава 2

— Сейчас можешь открыть глаза. — услышал я, среди завываний, уханья и ещё чёрт знает каких звуков, усиленных дичайшей акустикой, голос деда. Я открыл глаза. Шабаш, который я увидел, заставил приподняться остатки моих волос и оторопь пробежала холодком по моей спине до самой.. Нет, это не церковный орган царил под сводами капеллы, это играли на моих обнаженных нервах злоба, зависть, похоть и ужас. Я обернулся вокруг. Перед глазами метались какие-то тени, растворяясь в свете тоннеля. Мы летели вперёд, летели очень быстро, но не по прямой, а зигзагами, огибая какие-то выступы и колючие, похожие на огромные кусты чертополоха деревья.

— Что это? — спросил я, когда обрёл дар речи. — Ад?

— Нет, в Аду всё куда благопристойней — там порядок. Грешники получают, что им положено, а начальство следит, чтобы их за зря не обижали. А здесь — беспредел! Бардак полный! — дед резко затормозил. — Смотри, что вытворяет вон тот бесяра! Видишь рядом сущность, ну та, что на девицу похожа… Сейчас закрутит её, затащит под корягу и будет пить из неё жизненную силу, пока не насытится, а потом выбросит, как пустую оболочку. Ладно, сама виновата, неча шляться, где не положено. Здесь каждый норовит порчу сделать, присосаться или гадость какую подложить. Только оглядывайся. Нам отсюда надо побыстрее убираться. Вон видишь, там наверху кряж в виде седла. Там передохнём в пещерке, если не занята. Тебе пора принять зелье. Иначе тебя выкинет обратно в реальность. Тебе это надо?

— Нет. — ответил я и вжался в деда, который опять дал полный газ. Я обернулся и, пока мы набирали скорость, смотрел, как демон согнул сущность, сложил её вдвое и потащил в туман.

Хоть кряж виделся, как на ладони и было ощущение, что он совсем недалеко, добирались до него около часа, если, конечно, время в Астрале, что-то значит. Время здесь или остановилось, или его вообще никогда не было. Смена декораций и цвет, движение теней, освещение, означает лишь принадлежность данного места к одной из семи частей этого мира. На фоне этих картин летали сущности, бродили потерянные тени, постепенно теряя остатки энергии и превращаясь в бестелесные оболочки. Сзади, уходя в нижние слои, цвет менялся к грязно-болотному, и там бесновалось самое низменное и опасное, там можно было встретить на запретных зонах Ракота. Говорили, что ужас от его приближения, который волной разливался на многие километры, способен навсегда лишить человека рассудка. Я чувствовал неприятный холодок внизу живота, вслушиваясь в какофонию звуков, исполненных боли, торжествующей злобы…

Дед держался из последних сил. Световой тоннель пропал, стало совсем темно. «Боже!» — впервые за многие годы, взмолился я — «Дай хоть надежду! Выведи, укажи путь!». И вот, как по велению его, раскрылась темень, блеснул луч. Прямо перед нами осветилась сумрачным светом пещера. Дед Михаил тяжело дышал, но его светящаяся оболочка улыбалась мне.

— Мы на месте, — сказала оболочка деда. — Стой здесь, я на разведку.

Он исчез, оставив меня стоять у причудливого, светящегося слабо-голубым светом камня. Я присел на него, скорее по привычке, потому что приятного опущения в седалище своём не ощутил, наоборот перевернулся в воздухе и грохнулся бы на землю, если бы не шутки с отсутствием веса. Я повис в пространстве, нелепо растопырившись и пытаясь найти точку опоры. Находясь в состоянии болванчика, я встретился взглядом с внимательными глазами существа явно заинтересованно поглядывающего на мое лицо. Глаза приближались парализуя мою волю, я почувствовал прикосновение тела и по мне пробежала волна вибрации в ответ на обвившее мою ауру слабое поле. Зеленоватое свечение существа вспыхнуло с новой силой. Я почувствовал ни с чем не сравнимое блаженство. Это была женщина.

— А ну брысь отсюда! — дед оторвал духа от меня и отбросил в сторону. Существо отлетело в сторону, сверкнуло на деда глазами и уползло за камни.

— Тебя и минуту оставить уже нельзя, — укоризненно выговорил мне дед.

— Что это было, — я был ещё как во сне.

— Не Что, а Кто. Это Элементер. Он решил, что ты лох и подключился к тебе. Здесь, знаешь ли, всем нужна энергия. — дед подтолкнул меня к скале, — Пошли в пещеру. Составим компанию одному моему знакомому.

В пещере, куда я зашёл вслед за дедом, сидела мыслеформа молодого человека в одежде средневекового контрабандиста или корсара.

— Эмир — представился корсар и принюхался. — Ты живой что ли? — Эмир обернулся к деду. — Ну вы рисковые ребята! Без всякой защиты… Без навыков..

— Ничего, сейчас выпьет зелья и продержится до… — дед осекся глядя на и мой потерянный вид и плаксивое выражение глаз.

— Что? — заорал он видя моё состояние.

— Украла.. — еле пролепетал я.

Многоэтажный мат пронёсся под сводами пещеры. Досталось всем моим родственникам до десятого колена, и ложу, где я был зачат, и Армавирской фабрике, выпускающей некачественные изделия №1, и ещё многим мелочам моей интимной жизни, о которых я предпочёл бы умолчать. Все мелкие сущности пещеры, в виде мокриц и паучков, попрятались в щели и закрыли лапками уши, а бесстрашный корсар Эмир на некоторое время толи заслушался незнакомым фольклором, толи превратился в одну из мыслеформ в состоянии анабиоза.

Деду явно полегчало. Он отдышался и уже ровным голосом сказал.

— Искать суку…

Все бросились наружу. Я с ужасом подумал, что случиться, когда кончится действие зелья. Меня разорвёт на кусочки или все-таки выбросит обратно домой? А может я, по-просту исчезну, лопну, как мыльный пузырь? Мои предположения и страхи, похожие на волнения юнца впервые попавшему на осмотр к венерологу, были прерваны возгласами ушедшего вперёд деда Михаила. Я поспешил на его призыв и, приблизившись к расщелине в скале, куда указывал родственник, увидел недавнюю знакомую в отключке, в бесстыдной позе с бессмысленным выражением на лице и рядом пустой пузырёк.

— Приплыли. — тихо и загадочно сказал дед.

— О великий Аллах! — констатировал подошедший Эмир.

Я нагнулся за склянкой. На дне пузырька чуть заметно болталось пару капель того, что было предназначено мне, а не этой, давно потерянной для себя и общества мыслеформе, которая теперь беззаботно спала счастливым сном. Она лежала передо мной полная энергии и жизни — элексир наполнил её иссохшую оболочку неземной красотой… Я отвернулся и потеряно оглянулся на своих спутников.

Дед и Эмир стояли молча поглядывая на Элементера. Она светилась божественным светом похоти…

Кажется это сказал Эмир.

— А ты совокупись с ней, верни своё зелье, а мы отвернемся. Признаться, я так делал однажды, когда мне нужна была энергия.

— Да, — подхватил эту мысль дед. — У меня тоже был такой случай, ведь разное бывает в дороге, всего не предвидишь. Попробуй внучок, глядишь вернётся тебе часть зелья. Только гляди, чтобы не втянуться, она же, по сути, — мёртвая.

Я помялся, но делать было нечего.

— Тогда идите за камень. — сказал я, опускаясь на землю рядом с донором. — И дед, давай без своих фокусов..

— А я чё, я не чё. — пробормотал старик, исчезая за скалой.

После соития, больше похожего на мысленный онанизм, я действительно почувствовал сильнейшее наполнение энергией и был готов продолжить путь.

— Ну как, — деловито спросил дед, похотливо поглядывая на меня.

— Как в детстве. А то ты не знаешь. — ответил я.

— Ты, я смотрю, подзарядился. — дед взял меня за руку и осмотрел ауру. Затем с озабоченностью в голосе сообщил. — Мы тут с Эмиром перекинулись парой слов, знаешь, нам в Рай пока не надо: там сейчас комиссия, так, что погуляем пока по Аду. — видя мой испуг, дед успокоил, — Отсидимся в верхних слоях — хочешь у сладострастников на третьем, или у чревоугодников на втором… А то можно в Лимбе у некрещёных, вон Эмир оттуда.

— Да у нас спокойно, будем пить чай, смотреть на чистилище. Туда каждый день столько душ прибывает. Слушай! Ангелы эти, как они справляются? Они железные, клянусь!

Дед с тревогой посмотрел на сгущающуюся муть, которая наползала снизу и сказал:

— Пора делать ноги. Похоже назревает выброс низкочастотной энергии. Главное, чтобы далеко не шваркнуло, здесь через пол часа будет не протолкнуться от всякой нечисти. Давай внучок обними покрепче дедушку и в путь.

Я залез деду на спину и обхватил его за шею, совсе, как в детстве, когда на рыбалке, он однажды перенёс меня через ручей.

«Я есмь — кольцо защиты» — сказал дед и нас накрыло коконом стального свечения.

Мы нырнули в какую-то искривлённую щель рядом с пещерой и оказались в совершенно другом мире, где преобладали розовато-кремовые цвета. Я удивлённо озирался от такого неожиданного перехода от мрачного средневековья в прекрасный мир ренессанса. Под нами проносились поля цветов, деревья и возвышенности на горизонте имели плавные очертания, а над головой висели семь планет. Я все пытался разглядеть среди этого великолепия людей, но вокруг не было ни души..

— Красота — сказал я завороженно. — Вот бы побродить среди этих цветов. Полежать и насладится их запахом.

— И остаться там навечно. — проворчал дед.

— Что не так! — раздраженно воскликнул я, — Посмотри какая красота!

— Эти цветы вампиры, ты посмотри на цвет бутонов и подумай почему он розовый…

Я умолк. Этот мир был совсем не тем, чем казался.

— Долго ещё? — спросил я деда, нетерпеливо щёлкнув его пятками.

— Прём без остановок. — уклончиво ответил дед.

— И всё же? — настаивал я. Мне хотелось поскорее закончить это путешествие в никуда, надоела неопределённость, хотелось конкретики.

— Здесь внучок ничего нельзя загадывать, если эту часть пройдём без приключений, то неизвестно, что нас ждёт за следующей дверью.

— Что за чушь! Ты столько лет лазаешь по этим местам, — должен знать, что будет дальше.

— Как бы не так, я ни в чём не могу быть уверен — сегодня там один мир, завтра другой. Миры крутятся вокруг друг друга. И поэтому ничего устоявшегося здесь нет. Если повезёт — добежим быстро, а если нет — придётся поплутать.

— Ладно, будь, как будет. — согласился я.

Всё-таки этот мир мне нравился, он напоминал мне стеклянный шар заполненный гелем, в котором плавают рыбки, растут кораллы.. Захотелось запечатать этот мир в стеклянный шар и поставить его дома на комод. Дед Михаил сделал резкий вираж и не останавливаясь влетел в едва заметную воронку. Красота мира исчезла, словно стертая чьей-то невидимой рукой и на смену появилась другая декорация, озадачившая меня до крайности.

— Приплыли.. — сказал дед. — Теперь держись! Это Запретный мир.

— Что это значит? — спросил я, заранее холодея.

— Это значит, что надо заткнуть уши, закрыть глаза и тихо, но очень быстро добраться до входа в нужное нам место. По моим расчетам он где-то недалеко. Но сейчас оно на территории Запретного мира.

Раздался осторожный кашель и голос Корсара.

— Друзья, я, пожалуй вернусь. Туда я не полезу. Я пережду. Желаю удачи. — Эмир поклонился и растворился в пупке воронки.

Проводив его взглядом, дед схватил себя за волосы и застыл в позе роденовского мыслителя: двигаться дальше было опасно. Поступить, как Эмир, подождать пока придёт другой мир, тоже нельзя: у него было время — у меня его не было. Дед это понимал. Поэтому он выпрямился и несколько обреченно сказал:

— Всё, что произойдёт в дальнейшем от нас уже не зависит, но мы пойдём на это, потому что нет другого выхода. Так, что, внучок, молись своему фартовому богу — авось пронесёт. Но предупреждаю будет страшно. Очень! Ты готов?

— Да. — сказал я опять забираясь деду на плечи.

— Ну с богом…

С этими словами дед произнёс: «Я есмь — защитный, звукопоглощающий, невидимый кокон» и осторожно двинулся вперёд, стараясь скользить в полуметре над землёй. Я видел, как в высокой траве, колыхаясь, двигались винтообразные завихрения, что-то попискивало, похрюкивало, нечто похожее на богомола выпрыгнуло из кустов и, напоровшись на защитную капсулу, отскочило назад и, став в боевую стойку, угрожающе задвигало челюстями. По всему полю пронёсся гул, будто разом снялась с места стая невидимых птиц и ушла в небо, а в небе гуляли серо зелёные всполохи, очень похожие на северное сияние под городом Мурманском. Только это было не сияние и не Мурманск. Сполохи были мыслеформами огромного мыслящего существа, которое, по утверждению знатоков Астрала, управляло этим хаосом. По одним свидетельствам оно называлось Кир, по другим Уг, и Фан.

Дед вполголоса комментировал ситуацию:

— Цвета сполохов указывают на то, что существо спокойно, но не спит. Оно постоянно мониторит все семь миров, и пока не почувствует чужого в Запретном мире. Пока нам везёт, ты, наверно, хорошо умаслил своего бога удачи. — дед хохотнул довольный своей шуткой и продолжил. — Сейчас пройдём по этой ложбинке, потом повернём и упремся в стенку, обходить долго — придётся перелезать..

— Перемахнём, делов-то!

Михаил забрюзжал, передразнивая.

— Перемахнём.. Перемахнём… Перемахнуть можно, да только обязательно засветимся…

— А вдруг нет, — не унимался я. — А вдруг повезёт?

— Ну дай-то бог.

Подкравшись к стенке Михаил собрал всю свою волю и поднял капсулу на уровень стены и, тут же, нырнув за неё, врубил полный ход. Мгновенно небо окрасилось яркими огненными цветами, и почти сразу нас накрыло волной жуткого воя и нас почти придавило к земле тяжелым грузом страха. Наш полёт замедлился настолько, что защитная капсула скребла по земле, дед стонал от непосильного напряжения, но тянулся как мог.

— Давай дед, давай родной? — уговаривая я его, но подстёгиваемый мной Михаил делал только слабые скачки к спасительному колодцу, что виднелся на дальней кромке поля. Он терял последние силы.

— Капсулу долой! — ревел я ему в ухо. Раздираемый ужасом, я перестал что-либо ощущать, кроме проникшего в каждую мою клетку страха, и только вцепившиеся мёртвой хваткой пальцы в воротник дедовской рубахи удерживали меня в позе седока. Дед задыхался подо мной. Свечение его стало совсем тусклым, но защиту он не бросал. «Каково же ему, если мне так плохо?» — подумал я и начал вырубаться. В уплывающем сознании отпечатался приближающийся колодец, добротный, сделанный на века, тот самый…

Очнулся я в тоннеле, было сухо, что удивительно, принимая во внимание, что это был колодец. Дед лежал рядом и, казалось дремал. Рядом с нами сидел старичок с длинными усами и делал какие-то странные жесты над дедом. Дед, наконец, пошевелился, открыл глаза и, увидев незнакомца, сказал:

— Спасибо Лу. Ты вовремя вытащил нас. Ещё чуть-чуть и я бы откинул копыта.

— Дзен Лу всегда там, где он нужнее всего. А вы? Как вас угораздило вляпаться в это дерьмо?!

Дед вздохнул и, подняв глаза к жерлу колодца, где бушевал шторм вызванный буйством Ракота, признался:

— Он налетел так внезапно! Я думал успею..

— Видел я, как ты улепётывал. И лежать вам обоим в поле, перед колодцем, если бы не учитель Дзен. Кстати, кто этот смертный? — спросил эзотерик.

— Мой внук.

Лу оценивающе посмотрел на меня и покачал головой.

— Ну и какого лешего ты притащил его сюда? Зачем же так рисковать?

— Я уже поблагодарил тебя. Остальное не твоего ума дело. — отмахнулся от него дед Михаил и, повернувшись ко мне, спросил:

— У тебя выпить есть?

— Нет. — удивился я. — С чего? На яблоко..

Я протянул деду яблоко и он впился в него зубами

— Вы же не едите… — всё также удивлённо произнёс я.

— Много ты понимаешь. Я ем для удовольствия, а что касается энергии, то она проходит в меня через воздушные пути и космос.

Доев яблоко, дед критически осмотрел меня и сказал:

— Вот тебе неплохо бы поесть, выглядишь, как живой мертвец. Не хватало ещё, что бы ангелы тебя не сгребли до кучи с остальными. Выйдем на верх умойся. — он встал и скомандовал:

— Подъём! Ад ждёт тебя, внук мой. Будет интересно! — он посмотрел на Дзена. — Ты идёшь?

— Не, здесь пережду… — ответил тот и прощально пошевелил пальцами.

Глава 3

По тоннелям, минуя серьёзные нижние сегменты, куда проход был по «спецпропускам», мы подошли к Ахерону, реке о которой слышал много раз, но не представлял, что воды её могут шелестеть и нашептывать тысячеголосым фоном одно и то же: «забудь, оставь, забудь, оставь..». Чёрные воды её омывали край песчаного берега у моих ног, другая сторона терялась во мраке. Оттуда, через мгновение, материализовалась лодка со стариком, который, сидел неподвижно, словно, вырезанная из коряги, статуя..

— Это Харон. — с неким пиететом проговорил Михаил. — постарайся говорить с ним повежливей. Он не перевозит живых, но я попробую договориться. Этот реликт уже не тот строгий страж, что в былые времен, но заплатить ему надо. У тебя деньги есть?

— Рубли.

— Нет, это валюта здесь не котируется. На тебе двадцать евро. Он их различает.

Лодка причалила. Херон встал и я увидел египетскую мумию, которая пристально уставилась сначала на меня, потом на деда:

— Живым проход закрыт! — громко возвестила мумия скрипучим, как давно не смазанные дверные петли, голосом. Голос перевозчика метнулся под своды пещеры, прошёлся наждаком по потолку и осыпался мелким песком нам на головы.

— Уважаемый Харон. — начал дед Михаил. — О живых поговорим позднее.. Ты слышал о комиссии в Раю?

Харон стал в третью позицию и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что дела Рая его не касаются.

— А что мне Рай, — раздраженно сказал перевозчик. — Там свои доставщики душ, VIP персоны. У нас — все больше грешники. В Раю будет люстрация и кое-кого, таво… на перековку — зажрались. Так им и надо.

— Я слышал, что и здесь почистят. Говорят Ад стал проходным двором. Шастают говорят, из этого мира в тот и обратно. А кто за это отвечает? Правильно — сын Эреба.

Харон пожевал беззубым ртом, вечная жизнь научили его принимать быстрые решения и он сказал:

— Ладно. Садитесь, только молча.

Верхние круги Ада показались мне светлыми банными помещениями, где жизнь мало чем отличалась от исправительных учреждений Земли. Банщики дородные черти с массивными бычьими затылками, как впрочем, и всем остальным набором рогов и копыт, включая тяжелый налитый кровью взгляд, следили, чтобы назначенные процедуры неукоснительно выполнялись. Дед подошёл к одному из них в белом накрахмаленном халате и, пока я стоял у доски объявлений, висящей на стене под лозунгом: «Оставь надежду всяк сюда входящий», и знакомился с распорядком дня, договорился о двухместном номере в первом круге у «некрещёных», недалёко от места, где мы собирались пить чай вместе с Эмиром на террасе с видом на Чистилище.

— Порядок, — сказал дед и показал мне ключ от номера. — Здесь это актуально.

— Воруют? — поинтересовался я.

— Смотря, что, смотря у кого. — проговорил дед довольно загадочно.

Номер больше похож был на келью: стены из розового туфа, стол, две лежанки, коврик…

— И всё? — спросил я удивлённо. — А туалет, а ванна?…

— На живых здесь не рассчитанно. — развёл руками Михаил. — Терпи, появится Эмир — он всё устроит. — с этими словами дед улёгся на топчан и уставился глазами в потолок. Я тоже лёг. Впечатления калейдоскопа событий дня захлестывали меня, но вместо нервного напряжения и возбуждения от пережитого, я тупо забылся и тут же уснул.

Я проснулся от приглушённых голосов доносившихся из угла кельи, где стоял стол.

Голос деда доказывал, что «вылов» лучше отложить до лучших времён и не светить сейчас, когда идут проверки и неизвестно, что будет дальше. Голос, в котором я узнал давешнего приятеля деда, возражал, доказывая, что проверки проверками, а бизнес — есть бизнес и никуда от этого не деться. Пока есть спрос — есть бизнес.

— Ты послушай старого контрабандиста. — горячился Эмир. — Если мы сейчас не доставим сырьё, что это будет!? Зелье закончится раньше чем ты успеешь моргнуть. Вах-вах! Ты о чём думаешь?! Наши высокопоставленные клиенты могут прийти в уныние и лишить нас привилегий. Если сейчас затихариться, мы потеряем время. Решайся амиго! Подключи Данте, Савонаролу, папу Пия IX, наконец.

— Хорошо. — после некоторого молчания откликнулся дед Михаил, — Но мы сильно рискуем.

Они замолкли. Эмир тихо ступая вышел из кельи и я решил проявить признаки пробуждения. Для начала приподнял голову и зевнул. Дед ожидал, глядя, как я потягиваюсь и прихожу в себя.

— Ну, как спалось на новом месте? — спросил родственник, в котором для меня открылись новые грани. Портрет деда приобрёл новые краски и характер совсем не похожий на образ деда, которого я любил когда-то, кем ставил силки на птиц, кому помогал делать вино и плести на продажу веники. Передо мной сидел делец, ловкий и хитрый, занимающий в этом мире, где кроме основной власти господа, была выстроена сильная иерархия чиновничьего аппарата, достаточно прочное, хоть и нелегальное положение. Вот значит как! Всё дело в Зелье. Вот где кроется разгадка популярности деда Михаила.

— Что смотришь, как на не родного? — взгляд Михаила упёрся мне в лоб и попытался проникнуть дальше. — Не выспался?

— Нормально.

Дед встал, пружинисто присел несколько раз и, разразившись одним из своих любимых образчиков из набора абсценной лексики, пояснил с довольным видом:

— Когда Данте выучил русский язык, он признал, что мои «ненормативные опусы» не уступают лучшим строкам из его Божественной комедии. Льстит конечно, но приятно. Может издам сборничек.

— Лавры Баркова покоя не дают?

— Да, представь себе. Я ведь только жить начал, чувствую силу в себе… В той жизни стоя сделал? Я спал. Спал пока не умер. А здесь я нужен, я член общества…

Я зевнул.

— Ну да, куда нам до вас?! — обиделся дед.

Он отвернулся, посмотрел в узкое окно на веранду, где сидел Эмир с кучкой неприкаянных, как и он сам, но вполне довольных жизнью в Лимбе достойных людей: античных философов, поэтов, врачевателей, обречённых навечно жить между адом и чистилищем, потому, что они не присягали Спасителю и не служили Дьяволу.

Дед Михаил повернулся ко мне с видом гида обслуживающего туристов Сейшельского архипелага. Движения его были плавны и точны, голос уверен, а глаза смотрели с такой искренней привязанностью, что я невольно подумал: «это будет дорого стоить».

Дед между тем озвучил свои мысли, указывая на пространство за окном кельи:

— По мне — это лучшее место в этом мире. Нас никто не трогает, мы никому не нужны. Красота!

— А как же Рай? — спросил я искренне удивлённый его словами.

— Рай, а что Рай? Название, мечта, бренд. Там жить невозможно. Эти херувимы, эти ангелочки, цветочки, — показуха! Я понимаю Рай, который допотопный. Всё настоящее, все добротное. Я тут, как-то ковырнул балюстраду — а там, вместо камня: крашенная труха. Я там больше часа ни разу не выдерживал… кругом облака, высоко, а я к земле поближе привык.

Дед встал и сделав широкий жест произнёс:

— Пошли на террасу, знакомиться будем с местной братией.

На террасе, куда мы вышли, за столиками сидели люди в разнообразных одеждах, по которым безошибочно можно было определить принадлежность человека к стране и времени, в котором он жил. Здесь были греки, итальянцы, персы, был мой давешний знакомец Эмир, национальность которого я никак не мог понять. Сидевшие пили чай. Так, скорее по привычке, чтобы поддержать учёный разговор и приятное времяпрепровождение. Мы подошли к столику, где расположился Эмир в компании с двумя мужчинами: одним — восточного вида моряком в феске и шальварах и другим — худощавым, смуглым испанцем, похожим на идальго. В бокалах синего стекла дымилась жидкость, похожая на чай. Мы поприветствовали сидящих и сели сами. В ответ на моё представительство, идальго назвался Сервантесом, а турок оказался знаменитым картографом и адмиралом Пири-рейсом. Я тут же вспомнил одну из самых старых карт мира, созданную задолго до испанских и генуэских, которые явно уступали ей в точности. Сервантес был по испански чопорен и молчалив, но на его тонко очерченном лице мелькали страсти почище, чем на страницах его бессмертного произведения.

Было время сиесты, поэтому к веранде стекались все новые группы людей. И вскоре, в окружении молодежи появился Данте, который заметив Эмира и деда Михаила, слегка кивнул им обоим и сел за столик у балюстрады прямо напротив лестницы ведущей к Чистилищу.

— Может подойдёшь? — спросил Эмир у деда указывая на Алигьери.

Дед молча кивнул, поднялся и пошёл к группе обступившей стул и столик за которым сидел Данте. Мне было видно, как дед, подойдя к столику уселся напротив поэта и они обменялись приветствиями, затем, по команде Алигьери, молодёжь отошла в сторонку, а собеседники приступили к переговорам. Я покосился на Сервантеса. Он сидел повернувшись ко мне своим нервным профилем непроницаем и недоступен. Я решил вспомнить свой испанский.

— Разрешите мне отвлечь вас от, несомненно высоких мыслей. — сказал я и увидел, как вздрогнула его удивлённая бровь. Профиль превратился в удлинённое лицо обрамлённое аккуратной испанской бородкой без усов с удивительно умным взглядом чёрно-карих глаз.

— Вы говорите на испанском? — удивился автор Дон Кихота. — Здесь никто не говорит по испански. Здесь все используют общий язык.

— Я два года жил в Барселоне. — признался я, — Было время выучить испанский. А вообще-то, после итальянского учить язык проще.

— Мне сложно общаться здесь, в это старой части Лимба одни греки и латиняне. Вот Эмир и Пири-рейс — они моряки и побывали во многих странах, говорят на многих языках, у них талант. Эмир знает даже русский. Вы знаете этого русского, который говорит с Данте?

— Это мой дед.

— Очень интересный человек. С виду крестьянин, но все уважают его и имеют с ним дело. Он вас пригласил на экскурсию? По виду — вы только, что с Земли.

— Вроде того. — уклончиво ответил я, потому, что толком и сам не знал для чего дед согласился взять меня с собой.

Я с интересом наблюдал за жестикуляциями деда, похоже было, что Михаил и Данте о чём-то договорились, потому-что дед поднялся со стула и быстро направился в нашу сторону. Мне очень хотелось поговорить с Сервантесом о его «Галатее», но я чувствовал, что пора уходить. Данте встал у своего места и, обернувшись, наблюдал, как дед, лавируя между столиков приближается к нам.

— Договорился, — дед подошёл к Эмиру и сделал требовательный, щёлкающий жест пальцами. — Тащи «хабар». Он обещал провести на место без осложнений.

Эмир радостно кивнул и устремился в своё логово за «выловом — хабаром» — словом за добычей.

Дед обернулся ко мне и подмигнул.

— Будем жить, идём в рай.

Прибежал запыхавшийся Эмир, сунул мешочек деду.

— Здесь всё. — пропыхтел он.

Дед взял мешочек кивнул мне, следовать за ним, и, с достоинством средневекового торговца, двинулся к стоящему, словно античная статуя Данте. Когда мы подошли, он молча пробежал по мне безучастным взглядом, развернулся, словно на строевом смотру и направился к лестнице ведущей в Чистилище. Дед Михаил двинулся за ним, я следом за дедом. Мы направлялись в Рай.

Ангел подозрительно просмотрел на моё лицо, но так, как я шёл в группе с уважаемыми людьми, тем более ведомые Данте, не стал препятствовать, и я, без всяких усилий, попал в Рай. Мне даже обидно стало, ни тебе радости аллилуйя, ни цветов ни музыки небесных сфер. Всё обыденно и просто, как в баню зашёл. Дальше по белокаменной лестнице мы поднялись до большой площади, где гуляли люди в белых же одеждах с одухотворёнными, немного экзальтированными лицами. Побродив среди толпы блаженных, наконец, нашли того, кого искали. Им оказался небольшого росточка крещенный еврей по фамилии Парацельс. Дед сделал мне знак оставаться на месте, а сам вместе с Данте и Парацельсом отошли в сторонку под своды беседки, где о чём-то долго и эмоционально говорили. Похоже разговор шёл о сроках. Еврей явно возмущался, а Данте и Михаил приводили доводы, от которых оппонент, в конце-концов сдался. Дед передал еврею мешок и тот затерялся в толпе. Данте подошёл ко мне первым и сказал:

— Хочешь работать на вечную жизнь? — спросил он напрямую и без обиняков. Его кривой орлиный нос нацелится мне в глаз и я поспешил согласиться.

— Да. — сказал я. — На вечность — согласен. А что надо делать. Это связано с зельем?

— А ты умнее, чем кажешься.

«Это он мне мстит за деда» — улыбнулся я ему в ответ. — «Чванливая цапля!»

— Буду счастлив быть вам полезен. — сказал я разглядывая знаменитый венок, который он, видимо, никогда не снимал.

— Нравится, — горделива спросил он заметив мой взгляд.

— Вы ещё спрашиваете…

В улочках Лимба было приятно по-земному привычно погружать ноги к пыль и песок улиц. Данте распрощался с нами на ступенях Чистилища и дальнейший путь до террасы мы с дедом проделали вдвоём. Эмир с нетерпением ожидавший нас за столиком, поднялся навстречу деду с выражением крайней нервной возбуждённости.

— Отдал? — спросил он прекрасно видя пустые руки Михаила.

— Нет отобрали, еле ноги унёс! — дед всем свои видом показывал, что вопрос этот оскорбляет его деловые качества. — Если я пошёл с Данте, — как может быть иначе?

— Слава Аллаху! А я весь извёлся.

Эмир, несколько успокоившись, сел на место и залпом осушил свой давно остывший чай. Я осмотрелся. Народу на веранде почти не было. Эпикурейцы сидели у себя за столиком обсуждая вечный вопрос: что первично. Их никто не трогал. Они давно были здесь неизменным атрибутом, декоративным украшением, если хотите вывеской старейшей веранды центральной вертикали загробного мира. Кроме них я заметил личность явно не из этого круга. Она поднялась по винтовой лестнице с нижнего яруса, где был второй круг, и теперь ходила в непосредственной близости возле балюстрады террасы, не осмеливаясь зайти внутрь. Увидев её дед толкнул меня в бок и сказал:

— Гляди Елена Троянская, она частенько приходит сюда.. Ищет Париса. Менелай, в своё время, написал жалобу на неё: мол и здесь ему наставляют рога, наведите порядок, бла, бла, бла… и её отправили на второй круг к сладострастникам. Теперь она по старой памяти приходит сюда, хотя Парис, как любимец Афродиты, живёт давно во дворце богов, на Олимпе. Она забрала его к себе лет двести назад. Бедняжка Елена! Я бы её утешил, но она ищет только его. Любовь—сука.

В наш разговор вмешался Эмир.

— Эй! Забудьте о химерах — думайте о насущном. Нам надо выдвигаться в Нерею.

— Это где? — задал я бестактный вопрос.

— Это рядом, за углом. — пошутил Михаил и, видя мое беззаботное лицо расплывшееся в улыбке, осадил меня. — Посмейся у меня! Прежде чем опять сунемся в Астрал, ты обучишься тонкостям владения атрибутиками бога — и, когда «Я есмь» войдёт в тебя, как «Отче наш», тогда мы отправимся все вместе.

— А я что, я согласен. — сказал я не подозревая, что меня ждёт.

И началось. Целую неделю меня муштровали подобно новобранцу, заставляя производить над своим телом, сначала простейшие команды: типа — «сесть, встать», потом — «Я есмь — человек», «Я есмь — человек знающий», «Я есмь — человек умеющий» и, наконец, первый раз у меня получилось: «Я есмь — присутствие» — я исчез под облегчённый вздох моих учителей и восхитился новым ощущением полёта, невесомости и вседозволенности. Ещё пара дней и дед сказал:

— Теперь я за тебя спокоен, ты готов.

Было решено оправляться немедля. Для этого Эмир вычислил место входа в Нерею и путь по Астралу до входа в портал. Дед вручил мне пузырёк, как он пояснил: «На всякий случай» и мы двинулись к Ахерону.

Глава 4

Выйдя из воронки, мы оказались в голубом мире с двумя солнцами. По земле между корешками, среди мягкой, словно расчёсанной невидимым гребнем травы, стелился белесый туман, скрывая ступни ног, оставляя обладателю их, только догадываться на какую тварь наступишь в следующее мгновение. А их прыгало, ползало и скакало превеликое множество. Я замер в позе цапли, с поднятой ногой, вопросительно поглядывая то на деда, то на Эмира. Дед усмехнулся, проставил защиту: «Я есмь — бронированный щит», приподнялся над туманом, оглянулся и сказал:

— Делай, как я. — и поплыл между лиловых, похожих на причудливые огромные кактусы, деревьев утыканных мягкими присосками.

«Я есмь — большая мягкая панда» — сказал я, справедливо полагая, что в этой части Астрала панде бояться нечего. Эмир принял форму кривого меча и плыл по правую руку от меня. Он показал мне большой палец и сообщил:

— Это самый любимый мой уголок в этом пространстве. Нам предстоит легкая прогулка.

— Подтверждаю. — отозвался дед и поменял свою оболочку на одеяние самурая.

Какое-то время мы летели разглядывая проплывающие мимо причудливые формы деревьев, колышущиеся в высокой траве длинные шеи и различными окончаниями в виде различных голов, цветов и замысловатых конструкций, похожих на орнамент арабской вязи. Вдали я заметил достаточно большую сущность на длинных тонких ногах, на вид вполне безобидную, но на всякий случай я сменил костюм панды на «пояс защиты».

— Нам стоит поторопиться, — услышал я голос Эмира. — Через десять минут этот мир уйдёт, а до портала ещё не близко.

С испугу я рванул так, что оставил моих товарищей далеко позади. Они быстро догнали меня, и заставив сбавить скорость, объяснили, что я проскочил нужный поворот. Мы вернулись и вскоре приблизились к порталу, сиявшему ослепительным светом на вершине конусообразного холма. Мы прибыли в самый раз. Сзади нас с быстротой бури менялась картина неба: летели клочья облаков и, словно в грозу среди ясного дня — светлый мир уходил, а на смену ему летел другой мир, полный мрака, ужаса и боли. Мы не сговариваясь шагнули в портал.

Здесь было тихо. Даже не верилось, что так может быть. Через поле, через каменные пороги к опушке буйного леса текла река голубого цвета, отражая в себе золотистое небо. По берегам её разрослись кусты, листьями и плодами похожие на кусты можжевельника.

Мы вернули себе обычный облик и, по камням перешли на другой берег реки.

— Здесь мы будем собирать грибы. — сказал мне дед.

— Грибы?.. — я смотрел на Михаила искренне недоумевая, — Что ради нам эти грибы?

— Эти грибы, редчайшее сокровище и незаменимый ингредиент Зелья. — пояснил Эмир. Великое открытие Парацельса. Но они ничто без ещё двух компонентов, которые, в своё время, нашёл Данте.

— А как их узнать? Ведь должен быть у них какой-нибудь особенный запах запах, вид, вкус.. хоть что-нибудь.

— Они светятся и похожи на жемчуг, голубой жемчуг. Размером с.. — Эмир умолк подыскивая сравнение, способное определить размер грибов.

Дед показал мне ноготь на мизинце.

— Вот такого размера.

У кромки леса нас поджидали. Два похожих на гномов существа, выставив вперёд топоры, угрожающе корчили рожи. Мы остановились. Мне казалось, что стычка неизбежна, но дед достал из кармана куртки два зеркальца и поднес их к лицам гномов. Фокус сработал. Увидев свои отражения в стекляшках, стражи застыли в немом восторге, и вскоре опустили топоры. Дед наделил каждого зеркальцем и мы, оставив гномов любоваться своими отражениями, беспрепятственно прошли в лес. Все здесь было «чересчур», я бы сказал слишком «чересчур». Здесь были деревья с листьями глубоко изумрудной окраски и жирные лопухи, и цветы с бутонами, куда спокойно мог залезть годовалый ребёнок. Кроны деревьев смыкались над головой, полностью закрывая небо и создавая ощущение цветного шатра, как в цирке. Я наклонился рассмотреть причудливый цветок и обмер: навстречу мне из глубины, раздвинув ресницы пестиков, выползло существо похожее на моль, но с головой эльфа. Будучи Размером с кошку, оно, тем не менее, чувствовало себя вполне комфортно внутри бутона, деловито перетряхивая многочисленные лепестки странного растения. Заметив меня, существо стыдливо замерло, словно его застали за непотребным действием, изменило цвет и быстро скрылось в глубине зева странного своего дома. Через четверть часа Эмир нашёл первый гриб. Он подозвал меня и осторожно отодвинув лист, очень похожий на лист ландыша, указал на голубую бусинку у основания растения.

— Вот видишь, дорогой, это и есть Артора — гриб видений. Теперь главное, чтобы он не исчез. У него защитное свойство: замыливать взгляд — смотришь долго на него и перестаёшь видеть. Поэтому сразу хватай его и в мешок.

— Понял.

Эмир поднял в ладони ещё одну бусинку и довольно констатировал.

— Слава Аллаху! Похоже, здесь их тайное убежище и, похоже, будет урожай.

Воодушевлённый таким прогнозом я опустился на корточки начал активный поиск, который, вскоре, увенчался невиданной удачей: под упавшим куском коры, я обнаружил целых пять бусинок грибов. Когда я с гордостью продемонстрировал находку, Эмир

сказал, что такого он ещё никогда не видел и выразил предположение, что возможно я обладаю особым чутьём.

— Попробуй сосредоточься и пройдись по поляне. — сказал он. — Слушай, новичкам везёт! Вот мы и проверим это утверждение.

Я сосредоточился и прошёлся по поляне. Никакого чувства во мне не возникло, но я на всякий случай, указал на кустик, росший в метре от моих ног.

— Здесь, что ли.. — сказал я неуверенно и посмотрел на деда. Михаила и Эмир окружив куст с двух сторон, осмотрели каждый сантиметр, но ничего не найдя, в один голос признали, что мой фарт, был не что иное, как случайность. Здесь мы больше ничего не нашли. Зато пройдя в глубь леса наткнулись на компанию эльфов, которые расположившись на кочках мха, спали глубоким сном лесных праведников. Вокруг них валялись чашечки оставшиеся после съеденных цветов ярко красного цвета.

— Тихо, не разбудите их. — сказал дед. Он подошёл к одному из эльфов и, оттянув нижнее веко, заглянул в его, завалившийся под лоб, зрачок.

— Упоролся, родимый.. — грудным голосом констатировал он и обернувшись к нам с Эмиром, распорядился. — Быстро собираем чашечки и уматываем.

Вернувшись на опушку, мы опять встретились с гномами, которые потеряв всякий интерес к окружающему, лежали в густой траве и пялились в свои отражения.

— Нам делать здесь больше нечего. — сообщил дед, пройдя меж ними на край опушки. Там он остановился и посмотрел на коробочки опиума в своей руке.

— Вещь хорошая, но для нашего зелья бесполезная, — сказал он и, оптимистично кивнув нам, сообщил. — обменяем на нужный нам ингредиент… Мы Отправляемся в Асторию.

— В гостиницу? — предположил я самую простую ассоциацию, что пришла мне на ум — знаете такие затасканные логические цепочки, которые намертво въелись в наши мозги: Анжела Девис, вашингтонские ястребы, китайская работа..

— Догадливый малый. — кивнул на меня Эмир.

— Действительно гостиница, — подтвердил дед Михаил, только не в Санкт-Петербурге, и совсем в другом измерении.

— Мы наведаемся в сказку. — загадочно вставил свою монету Эмир.

Больше не произнеся ни одного слова, они провели меня вдоль реки к большой синей горе, где посреди пещеры стоял ещё один портал, войдя в который, мы попали в довольно унылый мир, примечательный разве только тем, что в сером небе носились какие-то птицы похожие на птеродактилей, а в море вокруг острова резвились зубастые твари. На острове, куда нас выбросило из мира эльфов, стояли ещё два похожих друг на друга и светящихся одинаковым тусклым светом, портала в иные миры.

— Не помнишь? Правый или левый? — спросил Эмир деда.

— Конечно левый. — убежденно заявил дед. — Правый был в прошлый раз.

Конец ознакомительного фрагмента.