Лавка Сновидца

Юрий Окунев, 2023

Меня зовут Дементий Сновидец, и я наследник небольшой фабрики снов. Правда у нас в семье принято называть её Лавкой. Я мечтаю от неё избавиться и устроиться на работу в нормальное место, а не на этот пыльный склад. К тому же, мне предложили отличную сделку! Однако судьба решила надо мной поиздеваться и теперь приходится спасать Лавку и машину снов, чтобы выполнить свою мечту, по ходу раскрывая тайны семьи и всех мастеров снов.

Глава 5

— Мы точно туда пришли? — шутка Абрафо повисла в грязном воздухе старого промышленного района.

Нет ничего страшнее разрухи. Она незаметно растёт, раскидывает свои щупальца, затаскивает в свои сети дома, улицы… Людей. И вдруг то, что ещё вчера сверкало и манило богатством и силой, превращается в пыльное, полуживое существо, тянущее к тебе свои костлявые пальцы.

Именно такое ощущение я испытал, когда подошёл к дому номер пять дробь семь на Летней улице. Над мрачным входом висела выцветшая табличка, созданная ещё моим прадедом: «Лавка Сновидца». Лавка, что когда-то занимала всю улицу, весь производственный комплекс. Не только «дробь семь», но всё от «дробь один» до «дробь десять». Само здание было построено вокруг нашей машины! Тогда прадеду это казалось смешным: назвать процветающее производство обычной лавкой. Типа домашний подход, как настой снов от родной бабушки.

Похихикал предок, не зная, куда это всё приведёт.

— Ты, конечно, жаловался, что бизнес не в форме, но я не думал, что настолько буквально, — протянул Абрафо, прикрывая козырьком кепки глаза от восходящего солнца.

— А ты думал, что я просто так хочу устроиться на работу? Или думал к тебе подмазываюсь, потому что ты такой красивый? — постарался я отшутиться и Аб хмыкнул, поправляя сумку с документами.

Я старался не подать виду, но увиденное меня потрясло. Мы припёрлись в адски-ранние семь утра и я зевал всю дорогу. Но сейчас сон просто сдуло. Казалось, что лавку разграбили, причём лет десять назад. Впрочем, как и всю улицу — везде, на дороге и тротуарах, валялся строительный мусор. У следующего подъезда «дробь девять» стояла ржавая тележка из магазина, а под ней спал бомж в ярко-красной кепке. Большинство окон по улице были забиты досками и деревянными щитами и только наше грязным подслеповатым глазом пялилось на прохожих.

— Что ж, давай не будем медлить, — фальшиво бодро сказал я и повёл друга к зданию.

Одноэтажное промышленное здание из красного кирпича высотой два стандартных жилых. Нависающая полукруглая крыша над бывшими промышленными цехами. Обсыпавшиеся серые барельефы рабочих на фронтоне, плохо скрывающие под собой потёртый временем кирпич. Дырявая труба водостока, больше похожая на тощего кривого торчка, замершего в момент ломки.

Главное теперь, чтобы Абрафо, глядя на эту разруху, не передумал.

— Так, открываем и заходим. — Я зазвенел ключами от входной двери.

Они всегда висели на крючке в моей комнате. Их не прятали, не обещали «за хорошее поведение». Дверь для меня всегда было открыта. Видимо отец надеялся, что когда-нибудь я сам приду в лавку. Пришёл. Внутри кольнуло, но я постарался заглушить эту тонкую боль.

С трудом нашёл выключатель справа от двери. Мне казалось, что он находился выше, но видимо в последний раз я включал свет будучи подростком на полголовы ниже. Хрустнула пластиковая кнопка и желтоватый свет залил Лавку. Входная часть помещения была оформлена как небольшой торговый зал старинной лавки: витрины для товаров, широкая деревянная стойка, до сих пор блестящая лаком. Под потолком висели витиеватые, тяжёлые старомодные люстры. Казалось, что сейчас откуда-то выпадут прабабушкины панталоны и кто-то потребует коня.

Но потребовали объяснений:

— Кто там припёрся? — хрип умирающего от перерезанного горла раздался из тёмного прохода, а через мгновение показался и владелец ужасного звука. — Решили проблем заработать?

— Может и заработать, но точно не проблем, дядя Нестор, — ответил я, открывая руки для объятий. Совершенно искренне.

Дядя Нестор сторожил лавку всё то время, что я себя помню. Сейчас седина полностью покрывала его косматые волосы и бороду, но когда-то они были чёрными, хотя росли такими же клоками. У него были какие-то проблемы с гортанью после службы, от чего он хрипел похлеще, чем монстры из Царства-за-снами. Но этот низенький, квадратный человек, обожал моего отца и часть этого обожания перенёс на меня маленького. Такого количества страшных историй ни до, ни после общения с дядей Нестором я никогда больше не слышал.

Однажды это даже спасло меня от позорной повинности ловить комаров: пока остальная малышня отрабатывала норматив в лагере, старшие ребята слушали мои рассказы.

Правда, эти знания пригодились лишь единожды в том лагере — больше некому особо было рассказывать. Норна и сама могла такой жути нагнать, что Ю пряталась под подушкой, а Ирин кидала в сестру фонарик. А теперь мы переросли эти детские байки про гроб на колёсиках и существа, что воют сиреной, а потом сжирают путников, пришедших на их зов.

— Малыш Дементий! — мужчина в развалку подошёл ко мне посмотрел снизу вверх. — Вырос, ничего не скажешь. А это темноволосая шпала кто?

— Это мой друг, Абрафо, — представил я друга, и они пожали руки. — Дядя Нестор, я по делу. Надо к машине пройти. Пустишь?

— Ой, прав ты. Пока с мастером Григорием такая беда, вся надежда на тебя — ты же старший Сновидец.

Старый человек забавно засуетился, охлопывая себя по карманам. Он ходил в каком-то потрёпанном морском кителе, а ноги утопали в гигантских ботинках. Мне всегда казалось, что в них можно плавать, как на лодке, останется только поставить парус. Но главное, у него было очень много карманов: в кителе, штанах и в том, что он носил под всем этим. Что там хранилось я сказать не возьмусь.

Наконец, он достал ключ.

— Вот, это от рабочего помещения. — Он отдал тяжёлый ключ из зеленоватого металла мне. — Остальные подойдут позже — мадам Пакхус решила, что нет смысла приходить на полный день, когда машина не работает. — И словно извиняясь, дополнил: — Но бухгалтерию и склад, благодаря нам, она держит в образцовом состоянии!

— Спасибо, дядя Нестор. Мы пойдём, а ты побудь здесь, хорошо? — неуверенно сказал я.

— Конечно-конечно. Когда все придут, я скажу.

Он вышел на улицу, сладко потянулся и громко рыгнул. По улице пробежало короткое эхо, и потревоженный под тележкой бомж невнятно выругался. Абрафо еле сдержался, чтобы не заржать.

— Я всё больше и больше тебя понимаю. — Он подмигнул. — Куда телефоны положить?

Демоны, чуть не забыл! Сразу видно, кто думает глобально и вот кому действительно принимать серьёзные решения. Мелочь, а могу угробить наследство на раз-два, даже не дойдя до него.

Я достал из-под прилавка специальный ящик с обитыми металлическими пластинами стенками, положил в них телефоны, закрыл на кодовый замок.

— Хорошо не навесной, — отметил я, чувствуя, как горят уши.

Я убрал ящик в специальную нишу, где он встал в секретный паз — просто так не вытащишь. Абрафо похлопал меня по плечу и другой рукой подтянул ремень чёрной сумки — на улице он уже показал мне папочку с договором. Оставалось дойти до машины снов и сделать то, ради чего мы пришли на этот склад грустных воспоминаний и пыли.

А пыль была везде. Я не узнавал место. Отец никогда не допускал тотальной грязи, но фабрика (фабричка) выглядела так, словно он несколько месяцев здесь не находился. Надо будет переговорить с дядей Нестором и Пакхус, чтобы понять, что вообще произошло. Но после. Всё после.

Я чуть ускорил шаг и подошёл к зелёной, обитой металлическими полосками двери. Текстура дерева была такой рельефной, что в складках материала можно было потеряться. Зона вокруг ручки была натёрта до жирного блеска, а металлическое кольцо сияло серебром. Крупная замочная скважина была прикрыта металлическим язычком.

— Старомодно, — протянул Аб. — Хотя, если производство небольшое, то на эффективности наверняка не скажется.

Он с сомнением покачал головой, видимо представляя, как каждый раз открывать и закрывать такие двери, после чего добавил:

— Но всегда можно водить экскурсии, да?

Конечно, у них автоматические двери, видеокамеры, собственная охрана и проверка уровня доступа по размеру сделки. Мало кто может пройти в производственные залы и ещё меньше, кто может реально повлиять на машины. За всеми этими людьми на территории фабрики ведётся постоянное наблюдение. Ну, почти постоянное.

Я старался не слушать неловкие слова поддержки Аба, а вставлял ключ в двери. Руки дрожали. От стыда, от раздражения на отца и… от обиды. Наконец, замок щёлкнул, и я распахнул дверь. Уже не рассчитывая ни на что хорошее, я первым проскользнул внутрь. Но уже у входа я спокойно выдохнул: «Буря» стояла на месте и, как всегда, была величественна.

— Потрясающе, — прошептал Абрафо. — Я всегда забываю, что они настолько огромные.

Современная машина снов с производств, вроде фабрики Пинчей, высотой редко превышает два с половиной-три метра и нескольких метров в длину. Наша же, классическая, старая, пережившая в этом виде, как минимум три или четыре столетия, и демон пойми сколько в других, возвышалась почти на семь метров в высоту. И ещё больше в ширину, ведь только семь метров занимало центральное колесо или большая шестерёнка. Самая тяжёлая, важная для производства и простая в ремонте часть.

От неё в стороны, вперёд и назад, расходились механизмы, питающиеся от её движения и обеспечивающие создание и воспроизводство снов: шестерёнки поменьше, простая линия конвейера, красный ящик с «душой», ручки управления, похожие на коробку передач в грузовой фуре, умноженную на семьдесят семь.

— А почему колесо не крутится? — вдруг спросил Абрафо. — У нас за такое бы уже уволили.

Он указал пальцем на замершую машину.

— Ты про главное? — улыбнулся я. — Это же энергоёмкий процесс. Это ваши должны крутиться без остановки, за счёт того, что его нет. — Я кивнул на большую шестерёнку. — У вас больше нагрузка на тонкую механику. Большое же запускается только в момент производства, и то не всегда.

Аб выглядел сбитым с толку, а я, наоборот, почувствовал прилив уверенности.

— Для поддержания жизни такой машины как Буря, — я похлопал по механизму рукой, — необходимо, чтобы работала определённая её часть. У вас эта часть основная, и именно поэтому они гораздо меньше. У нас же всегда работает вот тот, типа незаметный, блок слева, видишь? Оттуда ещё слегка гудит.

Я замолк, и мы услышали едва заметный приятный гул.

— Идём, познакомлю вас с будущим активом, — я по-детски взял Абрафо за руку и потащил к машине. Аб не сопротивлялся.

— Но-но, смотри, чтобы эмоции не взорвали машину!

Я остановился и Аб врезался в меня. Я сдавленно вдохнул и выдохнул. Он прав. Не сейчас. Только не сейчас. Держим себя в руках и не спешим.

— Идём, проверим систему.

И мы степенно, как взрослые и опытные люди пошли к Буре. Она словно смотрела на нас сверху вниз и изучала, кто это пожаловал в гости в тень её пыльного, но всё ещё заметного величия.

Через световое окно в потолке лился лёгкий утренний свет, словно через витраж в храме. В луче парила пыль, погрузившись в только ей понятный танец. Стояла спокойная, умиротворяющая живая тишина, полная одной ей понятными звуками. Наши шаги естественным образом дополняли её.

Вблизи гул холостой работы больших и малых шестерёнок слышался гораздо лучше. Словно урчал большой, толстый кот после первой ложки сметаны: ложка хорошо, я доволен, но жду следующую. Машина ждала приказа на следующую ложку, точнее, порцию снов. Я чувствовал её нетерпение.

— Здравствуй, давно не виделись, Буря, — осторожно начал я, сдерживая неожиданно накативший восторг. — Я пришёл… Мы пришли к тебе с предложением.

Аб протянул мне документ и молча указал пальцем на абзац договора, который необходимо было зачитать машине.

— Мы предлагаем тебе работу. Новую работу. — Я взял лист и вслух произнёс классическое введение, почти мантру. — «Людям во все времена нужны были сны. И только помощь мастеров позволила людям не сойти с ума. Первыми помощниками мастерам всегда были Машины снов».

Наша машина, словно услышав старую клятву, дрогнула и пыль в луче света активнее закружилась вокруг огромной шестерёнки.

— «Предлагаем тебе новый договор!»

У меня на голове зашевелились волосы — воздух в помещении наэлектризовался, запахло озоном. Буря внимала, словно заскучавший в стойле боевой конь, чувствующий, что хозяин готовит новое седло. Краем глаза я заметил, как колыхнулось главное колесо, шевельнулся весь непростой механизм. От этого сердце билось непозволительно громко и сильно.

— «Стань частью команды, стань опорой для богов, создавай сны, которые поведут людей. Присоединяйся к команде Пинчей, будь с нами».

Бумага в моих руках нагрелась и Абрафо протянул особую ручку. Ту, что могла писать кровью. Кровью мастера — владельца — машины снов. Я сжал её в руках и начал читать последнюю фразу:

— «Покинь родной дом, найди новое пристанище, стань частью большего. Рассей мрак!»

Огромное колесо пришло в движение, засверкали электрические разряды.

— Так и должно быть?! — крикнул Абрафо, но его голос долетал до меня, словно против ветра.

Да и как ответить — я не знал.

Поэтому я просто поставил ручку на бумагу, почувствовал, как острый край вонзился мне в руку и первая капля устремилась к договору.

От Бури пахнуло жаром, кожа резко стала сухой и жажда вцепилась в горло, как вурдалак из кошмарного сна, созданного матерью Абрафо. Я чиркнул ручкой по бумаге, опустил взгляд.

Пусто.

Чиркнул ещё, чувствуя боль в ладони. Ничего.

— Не пишет! — сказал я, но Аб не услышал. Я крикнул: — Ручка не пишет!

Друг выхватил её у меня из рук, потряс. Я увидел, как капля моей крови вылетела и упала ему на рубашку.

— Видимо забилось, попробуй. — Он протянул её обратно, и я снова поставил ручку на договор.

Росчерк, боль в ладони и пустота.

Я посмотрел на Машину. Она высилась надо мной, и, словно издеваясь, медленно крутилась, сыпля малозаметными, но такими горячими искрами.

— Это нужно сделать. Мне это нужно. Это мой шанс, — шептал я, но машина продолжала крутиться, каким-то образом не давая моей крови попасть на бумагу. То, что дело в ней, а не в ручке, я чувствовал. Чем? Каким-то внутренним чутьём. — Отец болен, почти при смерти. Если мы сейчас тебя не продадим, то ему конец. Ты хочешь, чтобы твой мастер умер?

Я не надеялся, что набор шестерёнок меня услышит — они могут взаимодействовать с нами, но слушать — вряд ли. Но я надеялся, что Абрафо не слышит мои слова и умоляющие нотки в голосе. Ибо без него — я пропал. Профукал шанс раз и навсегда.

Я сжал ручку в ладони, чувствуя, как острая игла впивается глубоко-глубоко в руку. Так, что раненное плечо резко запульсировало болью. В глазах мелькнула дымка, но усилием воли я её прогнал. Сжал руку ещё сильнее.

И вдруг кровь потекла. Не через ручку, а прямо по ней. Недолго думая, я присел, положил договор на колено, и, обмакнув палец левой руки в кровь, положил на бумагу. Я не успел понять, осталась ли кровь на бумаге, потому что сжался в комок.

Лавка затряслась. Сверху до низу. Загрохотала, как чудовищные жернова, как дом, попавший в эпицентр землетрясения. Огромная шестерёнка завертелась, бешено разгоняясь, создавая вокруг себя не сны, но безумный ветер, от которого слезились глаза. Краем сознания я вдруг видел какие-то фигуры, образы, силуэты, но они проносились мимо так, словно убегали от неведомой беды. Сердце внутри норовило выскочить и кинуться вслед за этими странными тенями.

А потом раздался треск, как молния разрывает сухое небо, и колесо, накренившись, скатилось со своего пьедестала.

Я почувствовал тошноту, тупую боль в груди и закачался под весом невидимого мне груза. Голова кружилась и оставалось лишь одно. Последнее, что я услышал, прежде чем пол кинулся мне в лицо, были слова Абрафо:

— Кажись, мне нужно позвонить.

Куда и зачем я не узнал: жидкая тьма залила мне уши и глаза, и я захлебнулся в том, что называют мраком за веками.