БИОМ

Юрий Окунев, 2022

Без еды в космосе не прожить, но как быть, если пища, выращенная на орбитальной станции, захватывает эту самую станцию? Правильно – вызвать специалиста и попросить решить проблему. Даже если уже тридцать лет никто не знает, в чём её причина.

«Ненавижу грибы», — думал Миша, глядя на результаты визуального контроля космической станции.

— Может, сразу её, это, — он сделал движение рукой, словно что-то летит, а потом медленно падает вниз. И сгорает в атмосфере. С лёгким шипением.

— Афанасьев, мы можем принять радикальные меры, если ты готов компенсировать расходы на Марсианскую миссию и вернуть станцию с Луны. Не говоря про все эти частные лавочки, что производят чипы на орбите. Готов?

Перед Мишей стоял друг его отца подполковник Алишер Танатов. Серьёзное лицо серьёзного начальника. Главой космодрома кого попало не поставят.

Миша открыл было рот, но Алишер Александрович добавил:

— И китайцам объяснишь, почему это мы решили прервать долгосрочный проект без весомого обоснования. Ты же понимаешь, что если мы уроним одну оранжерею, — он указал пальцем на планшет, — то придётся избавляться от всех остальных модулей. А мы ведь уверили коллег, что всё будет в порядке!

Миша закрыл рот и молча углубился в документы.

До взлёта на орбиту оставалось чуть меньше четырёх часов.

***

Ещё утром Михаил Афанасьев по кличке «Ботаник» сидел в столовой и ел варёную картошку без ничего. Почему? Потому что блюдом дня были грибы, и их добавили во всё. А Миша их терпеть не мог, спасибо папе — заядлому грибнику.

Однако, отсутствие лишних тарелок на столе — не повод сохранять пустоту. К Афанасьеву быстро подсел его помощник Йохан.

— Гутен тагх, Михаил. Я с расчётами. Точность до сотой процента. — Он произносил некоторые буквы так жёстко, что казалось, будто он рубит своим тихим голосом полоски металла.

Миша проглядел отчёт на планшете и покачал головой: Йохан с такой лёгкостью оперировал сложными вычислениями, что даже некоторые компьютеры не могли его опередить, в том числе те, что выращивали на орбитах. Он переставлял элементы матриц, делал подстановки так, что проректор по научной части как-то назвал это «метафорической математикой».

Возможно, причиной этого было уникальное сочетание культуры и генетики: на Мишу внимательно смотрел воспитанный в немецкой инженерной семье генетический китаец. А они, говорят, с цифрами на ты. Нихау, яволь.

Миша снова погрузился в цифры. После пяти минут он вздохнул, перекинул несколько значений в другие клетки, выстроил график и показал Йохану:

— Посмотри, у твоей модели совпадение в середине диапазона и почти — в начале. Но дальше — опять расхождение.

— Не может быть. Модель точная — скопирована с прототипа, как просил.

— Что-то мы не учитываем, — Афанасьев уже смотрел в окно столовой, пытаясь понять, что же они упускают.

Вот уже тридцать лет они не могут найти причину утечек из БИОМа — Большой Искусственной Оранжереи Межпланетной. БИОМ позволил системно и качественно выращивать продукты питания для печатающих чипы станций на орбите, на Лунной базе, и на него возлагали большие надежды при длительном освоении Марса.

Однако, постоянно происходили утечки воды. Меняли материалы, меняли давление, меняли угол установки. На Земле аналогичные конструкции держались годами без коррозии, а в космосе, почему-то, растекались.

И Миша уже третий в очереди тех, кто надеется проблему решить. Не вторым временным контуром, который собирает вытекающую по капле воду, а нормально, чтобы работало, как запланировали.

— Ботаник! — выдернул его из размышлений громкий голос. — О, проснулся! Афанасьев, тебя проректор вызывает, срочно. Надеюсь, тебя там линчуют за затягивание проекта.

Над их столом завис Макс Грильяжный. Сладкая фамилия компенсировалась кислой рожей и ядовитым сарказмом: Мишина команда опережала график разработки новой программы на четыре месяца.

— Что там случилось? — спросил Йохан. — Может, наградить решили?

Единственная слабость Йохана — желание получить значимую премию, как кто-то из его предков.

Грильяжный не скрываясь хмыкнул:

— Ага, догонят и ещё наградят.

— Макс, успокойся.

Миша редко повышал голос. И сейчас не стал. Но почему-то и Макс, и Йохан вжали головы в плечи. «Наверное, поэтому его назначили начальником», — подумал немец и пошёл вместе с Мишей к начальству.

— Эй, стой! — Максим крикнул им в спину. Парни повернулись. — Сказано: только Афанасьев. Остальным — вернуться к работе до последующих указаний.

Йохан с Мишей переглянулись.

— Яволь, — пожал плечами немец с китайскими корнями и пошёл в лабораторию. А Миша — к проректору.

***

На космодроме заканчивали подготовку перед стартом. Мишу одели в защитный костюм, провели последние анализы. Давление в норме, пульс слегка превышен, сахар и остальные показатели крови — «как у космонавта».

Несмотря на то, что космос оставался в большей степени необитаем, количество людей, побывавших в нём, быстро росло, в первую очередь благодаря коммерческим мини-заводам на орбите. Уже несколько детей родились прямо на Лунной станции, несмотря на рекомендации врачей избегать таких экспериментов. Но матери, что с них возьмёшь… Да и перегрузки полностью никто не компенсировал.

Поэтому Миша, как постоянный участник исследовательских проектов связанных с космосом, был обязан раз в полгода проходить лётную подготовку.

— Я бы отправил твоего деда, — сказал Танатов Мише после облачения в костюм. — Но он уже не переживёт взлёт. Хотя ему и стоило бы поглядеть на свои недоработки.

— Оставьте. Он сделал всё, что мог, — спокойно ответил Афанасьев, и даже подполковник сдержался от следующей колкой фразы.

***

— Заходи, Михаил. Не стой на пороге.

Алексей Андреевич, проректор по научной работе проекта БИОМ института Кибернетики и Космической Экспансии, позвал Мишу из-за приоткрытой двери в кабинет. Афанасьев вошёл и встал за креслом для посетителей.

— Пожалуйста, закрой дверь, — попросил проректор и с нажимом добавил. — И садись, пожалуйста.

Миша плотно закрыл дверь, вернулся к креслу, немного постоял и только после этого сел.

— Слушаю.

— Есть проблема. — Алексей Андреевич вытащил из стопки бумаг одну папку, достал листик. Изучил несколько строк. — Да, у нас проблема.

Миша откинулся на спинку и сцепил руки на животе. Всё-таки выяснили.

— Прошу простить, что сделал это без вашего ведома, — сухо сказал Афанасьев.

Проректор положил листик на стол и внимательно посмотрел на Мишу.

— Продолжай.

— Нам нужны были точные данные для модели, поэтому я без разрешения расконсервировал один из испытательных БИОМов первого поколения. Результаты предоставлю завтра, а ответственность беру полностью на себя.

Миша выдохнул — в груди стало легче. Теперь он с детским задором смотрел на собеседника, ожидая наказания.

— Так, — проректор вытащил из-под другой груды уже пожелтевших бумажек телефон. — Пётр Васильевич? Да, вы правы, ещё рано, но я по делу. Проверьте, пожалуйста, лаборатории семнадцать и двадцать три. Да, где стенды. И доложите о том, что увидите.

Он положил трубку на стол, достал из кармана платок, вытер лоб.

— Что же ты делаешь, Миш.

— Алексей Андре…

— Помолчи. Это же административка. С риском отчуждения тебя от научной работы! А с твоим профилем — это недопустимо! Ставишь под удар не только себя, но и весь институт! А ведь на нас…

–…возложена большая миссия, — закончил за проректора Миша. — Знаю я. Но согласование занимает до двух месяцев. А данные нужны были вчера.

Конец ознакомительного фрагмента.