Ютланд, брат Придона

Юрий Никитин, 2011

Ютлану, последнему из легендарных братьев, сыновей Осеннего Ветра, пришло время выбирать: быть человеком среди людей, что считают его чужим, или… темным дивом в причудливом мире, где принимают как своего. И чтобы определиться с выбором, он побывает среди артан, куявов, барбусцев и даже в страшном загробном мире, откуда нет возврата. Он меняет даже имя на «Ютланд», знак для тех, кто поймет.

Часть 2

Глава 1

Через час он уже взобрался на Алаца, дубинку подвесил к седлу, а лук сунул в чехол за плечи. Аксиал взял его коня под уздцы и вывел на улицу.

Тугарин напрасно тыкал хорту в нос кусок жареного мяса, тот неотрывно смотрел на Ютланда.

— Спасибо, — сказал Ютланд, в груди защемило, странное чувство, никогда раньше не испытывал, — спасибо… что пришли на помощь. Аксиал, уж в этот раз тебя никто не заставлял идти, рисковать жизнью!..

— Никто, — весело согласился Аксиал. — Но разве мы не сумасшедшие герои?

— Теперь ты точно должен остаться, — сказал Ютланд, стараясь говорить серьезно и выглядеть взрослым. — Город без правителя, а это нехорошо. Пока не начались грабежи и беспорядки — берите власть в свои руки. Не ждите, когда прибудет тцарица… Пусть и дальше выращивает тюльпаны. У кого раз отобрали власть, у того будут отбирать всегда, как говорил дед Ро… мой дед.

Тугарин поинтересовался:

— А ты куда?

— У меня долгий путь, — ответил Ютланд.

Аксиал прокричал вдогонку:

— Только свистни, я примчусь!

— А если, — спросил Ютланд, — придется мчаться далеко?

Аксиал картинно улыбнулся.

— Что такое «далеко»?

Едва город остался за спиной, навстречу повеяло теплом прогретой солнцем земли, пошли волны запахов сочной травы, свежей зелени кустарников, древесного клея. С одной стороны потянулись ржавые пашни, затем почва стала суше, каменистей, дорога пошла на подъем, очень медленный, спокойный и такой уверенный, что Ютланд настроился так ехать до ночи, но перевал открылся неожиданно быстро, впереди гостеприимно распахнулась зеленая долина, и дорога ринулась туда с такой поспешностью, словно там могут не впустить, если опоздает.

Хорт несется впереди ровными механическими прыжками, ни разу не оглянулся, конь идет ровными галопом, с виду неторопливым, но никакой другой скакун за ним не угонится, а Ютланд перебирал мысленно все события с момента, как украл на рынке булочку, и до убийства Серого Чародея. Если не считать его безумия, все-таки сорвался, остальное на удивление удачно.

И то, что за ним пошли, а он командовал взрослыми мужчинами, и то, что сумел все решить быстро и правильно, — просто здорово. И если бы не безумие… правда, никто не увидел, а кто увидел — не выжил. По крайней мере все его товарищи тогда выскочили из дворца вовремя, подчиняясь команде, а потом увидели снова нормальным, когда он пришел в себя и выпрыгнул наружу…

Город вырос прямо на дороге, жадно проглотив ее широко распахнутыми воротами. Ютланд замедлил бег коня, хорт тоже пошел тише, всегда чует, у самых ворот обогнали телегу, доверху нагруженную глиняными горшками, а по ту сторону город распахнулся яркий, цветущий, весь в ровных рядах аккуратных домиков с красными черепичными крышами, небольшими, но богатыми садами в каждом дворике…

Он отыскал единственный постоялый двор, хорош, нашел хозяина.

Хозяин быстро поглядел на гостя, сказал замученным голосом:

— Все так, парень… Но прибыл большой отряд из самого Вантита!.. Везут их принцессу в Сколотию, это вообще где-то на другом конце света… Вантитские беры, у них они зовутся как-то иначе, заняли комнаты, а всякие беричи спят в сарае и на конюшне.

— Подумаешь, — сказал Ютланд.

— У меня такого позора еще не было! — воскликнул хозяин. — Чтоб я да всех гостей не разместил… Часть пришлось вообще по домам друзей распихать!

— Ладно, — ответил Ютланд. — Я могу и на земле, я артанин.

— Мешок с харчами дам, — сказал хозяин обрадованно. — Спать на земле не надо, иди во-о-он в тот дом, там моя родня, у них свободная комната. Правда, на чердаке.

— Хорошо…

— Скажешь, я послал, они все понимают! Покормят, выспишься, а утром будешь готов ехать дальше…

Городок бурлил слухами, гости из Вантита выглядят иначе, чем артане или куявы, да у них все иначе, от коней до одежды, а еще ожидается приезд гостей из какой-то дальней страны, называемой Сколотией, а здесь все они должны встретиться. В истории городка такого еще не было, чтобы сразу столько знатных гостей, все горожане высыпали на улицы и возбужденно судачат.

Ютланда приняли радушно, показали комнату, где будет спать, усадили за уставленный едой стол, а сами тут же на улицу, перемывать кости приезжим.

Ютланд подумал завистливо, что если у людей своих проблем нет, они жадно интересуются чужой, более насыщенной на их взгляд жизнью. А вот ему не до чужаков из Вантита или еще кого-либо…

Он вышел проверить, как там конь, хорт подремывает возле его стойла, сам Алац спит стоя, бросил пару горстей зерна в ясли, вернулся в дом и сразу же завалился в постель.

Снилось его последнее путешествие в Холодный Лес, а когда вынырнул из тяжелого сна, сперва решил, что все еще идет бой с крылатыми гарпиями: слышатся дикие крики, плач, а в окно полыхнуло багровое зарево пожара.

Когда понял, что всё наяву, подхватился, будто с силой пнули, сердце стучит в страхе и тревоге. За окном по улице прогрохотали копыта скачущего коня, мелькнул силуэт всадника, бросающего факел на крышу дома напротив. Следом пронесся целый отряд, алые отблески играют на вскинутых лезвиях мечей и топоров, воинственные вопли, крики испуганного люда, женский плач…

Он быстро оделся, подхватил дубинку и вышел в сени. Оттуда, приоткрыв двери, смотрел, как жители выбегают из домов и бросаются тушить дома, еще больше усиливая сумятицу и панику, мешая обороняться тем немногим, что выскочили на улицу с оружием в руках и пытаются встать в ряд.

Налетчики быстро и безжалостно рубили всех по пути, иногда врывались в некоторые дома, особо зажиточные, так что нападение, скорее всего, из-за богатой добычи…

Он видел, как из ворот постоялого двора выскочили трое в настоящих доспехах из железа, что закрывают с головы до ног, приняли бой с конными, сразу же двое нападавших вылетели из седел, но защитников забросали топорами. Упал один, пошатнулся второй, но третий рубился отчаянно и очень умело, четверо сползли с седел с разрубленными головами, а он бросился бежать к дому с разрисованным петухом на крыше.

Его нагнали новые двое, один занес над головой топор, однако вантиец ухитрился перехватить его руку и сдернул с седла, зато второй на скаку вонзил ему в спину копье, что пробило металлический панцирь и вышло острием из груди.

Вантиец ухватился одной рукой за копье, а другой замахнулся мечом. Ютланд не поверил своим глазам, когда тусклое лезвие развалило всадника почти до седла.

Шатаясь, вантиец попытался идти дальше, однако ноги подломились, он упал в двух шагах от Ютланда, древко копья торчит из спины на целый локоть.

Изо рта хлынула кровь, он повернул голову, затуманенный взгляд отыскал Ютланда. Губы шевелились, залитый кровью рот кривился в попытке что-то сказать.

Ютланд без охоты спустился с крыльца, последнюю волю умирающего надо чтить, некоторые говорят, что даже выполнять, хотя непонятно почему.

— Говори, — сказал он, — услышу.

Умирающий прошептал:

— В том доме Мелизенда… Это наше… сокровище…

По улице прогрохотали копыта еще двух запоздавших всадников. Один замахнулся копьем, целясь в Ютланда, Ютланд перехватил древко и с силой дернул. Всадник вылетел из седла, ударился о землю и затих.

Второй, что промчался уже мимо, быстро развернул коня, выхватил топор и с диким воплем понесся на мальчишку. Ютланд швырнул копье первого всадника навстречу.

Нападавший выронил топор, копье пробило его насквозь, а когда он рухнул рядом с первым, стало видно, что копье высунулось из спины.

Вантиец прохрипел:

— Не знаю… кто ты… но ты… можешь спасти Мелизенду…

Ютланд сказал недовольно:

— Кто такая Мелизенда?

— Принцесса из Вантита…

Ютланд поморщился:

— Зачем она мне?

— Отвези, — прохрипел умирающий, — отвези… обратно в Вантит…

Ютланд покачал головой, но умирающий ухватился за его пояс, Ютланд с недовольством отцепил его пальцы.

— У меня свои заботы.

— Спаси, — прошептал умирающий уже едва слышно, — и тебе откроется все…

Ютланд быстро оглянулся. Конники напавших уже промчались далеко вперед по улицам города. Встречных рубят безжалостно, везде крики, плач, отчаянные мольбы и жестокий глумливый хохот победителей. Дураки, подумал Ютланд хмуро, ясно же, что надо запереться в домах, прятаться в подвалах. Гибнут те, кто выскакивает на улицу, то ли драться, то ли спасаться бегством, будто от конного воина можно убежать.

— Забери ее, — прохрипел вантиец. — Я слышал, ты искал ответы… тебе все скажут в Вантите… И даже помогут…

Он упал лицом вниз, кровь хлынула изо рта широкой струей. Тело дрогнуло и вытянулось. Ютланд оглянулся в сторону конюшни, крикнул громко коню и хорту:

— Ждите здесь!

Ответа не было, но он знал, что все поняли и выполнят. Он взбежал в тот дом, который указал вантиец, поскользнулся в спешке на мраморном полу первой комнаты, во второй тесно от изысканной мебели, роскошных статуй вдоль стен, а третья оказалась запертой изнутри.

Стучать он не стал, некогда, от сильного удара ногой доски затрещали и разлетелись в щепки. В глубине комнаты толстая женщина прижимает к себе нарядную девочку с длинными кудрявыми волосами цвета солнца на закате, голубоглазую и с пухлым ротиком капризного и очень избалованного ребенка, хотя на вид ему ровесница или почти ровесница.

Женщина вскрикнула отчаянно:

— Нет!.. Только не ребенка!

— Я увезу в безопасное место, — бросил Ютланд.

— Куда?

— Обратно!

— В Вантит?

— Да хоть и в Вантит…

Девочка уцепилась за женщину и сразу залилась слезами, та отчаянно прижимала ее к себе, на Ютланда смотрела со страхом, хотя он видел, что не считает его одним из напавших, возможно, видела, как он искал место на постоялом дворе.

— Отпусти, — велел он и грубо вырвал девочку из ее рук. — Позаботься лучше о себе… За конными могут прийти пешие, а эти будут врываться во все дома. Закройся на все запоры.

Женщина причитала жалобно, цеплялась за его одежду, однако он ухватил девчонку и потащил к выходу. Она визжала и отбивалась крохотными кулачками. Он выскочил на крыльцо, конь и хорт еще на месте, но трое набежавших ратников из числа напавших пытаются ухватить коня за узду. Тот сперва мотал головой, потом просто поднялся за дыбы и обрушил на обоих острые и тяжелые копыта.

Третий не успел пикнуть, как конь повернулся к нему задом. Удар копыт был страшен: несчастного отшвырнуло через всю улицу и с такой силой шарахнуло в стену каменного дома, что с крыши посыпалась труха.

Ютланд поднялся в седло, не выпуская из рук девочки. Она все еще сопротивлялась, но уже без визга, просто тупо отпихивалась, он повернул коня в сторону городских ворот.

За спиной раздались крики:

— Задержать этого!..

— Это же Мелизенда?

— Он увозит принцессу!..

— Стреляйте в коня!

— Вперед, — прошипел Ютланд и наклонился, чтобы мишень для стрелков стала меньше. Придавленная его грудью к конской шее девочка запищала. — Заткнись, дура.

— Я… не… дура…

Стрелы просвистели мимо, одна больно дернула волосы. В воротах еще нет стражи, но в город вбегают распаленные страстью наживы воины. Конь вломился в одну группу, почти всех свалил на землю, там вопили растерянно, никто не успел выставить перед собой копья, а Ютланд видел, как бегущий рядом хорт точно так же сбил с ног двух ратников и понесся длинными прыжками рядом.

Город остался позади, и хотя редкие всадники виднеются среди пеших воинов то здесь, то там, никто не погнался за одиноким подростком, удирающим из города.

Он повернул коня, некоторое время неслись через лес, девочка наконец сама прижалась к конской шее, спасаясь от веток, что бьют больно и стараются сорвать одежду. Ютланд увидел, как она пытается зарыться лицом в короткую гриву, словно в одеяло, усмехнулся презрительно, но коня пустил в просвет, где между деревьями проступил свет открытого пространства.

Лес остался за спиной, они вылетели галопом в степь. Копыта застучали чаще, конь перешел в карьер, ветер завыл в ушах. Мелизенда молчала и не дергалась, Ютланд даже подумал, что задавил нечаянно, но она повернула голову и взглянула на него с ненавистью.

— Ты… кто?

— Я не с ними, — ответил он.

— Ты вантиец? Один из слуг? Я тебя не видела!

— Нет, — сказал он.

— Тогда… почему? Хочешь получить выкуп?

Он буркнул:

— Лучше молчи.

— Почему?

— Да что за тебя дадут? — ответил он. — Ты еще и коров доить не умеешь, да?

Она что-то прошипела молча и отвернулась. Ее пушистые волосы щекотали ему подбородок и горло, странное ощущение, не такое уж и отвратительное, совсем не отвратительное…

Некоторое время они уходили карьером, затем в стороне от дороги начала вырастать густая роща, деревья стоят плотно, ветви переплелись, что значит на конях туда не сунутся.

Ветер то и дело распушивал волосы маленькой принцессы, Ютланду приходилось смотреть поверх, но иногда их вовсе поднимало дыбом, и он видел мир сквозь странную золотистую дымку, нереальную и словно сказочную, где нет даже темных красок, а все светлое и солнечное…

Она неподвижно сидит впереди, свесив обе ноги в одну сторону, руками держится за теплую конскую шею с короткой гривой, плечом упирается в твердую грудь похитителя, лицо его вне поля зрения, разве что слегка повернет голову, но она не поворачивала, что-то в нем тревожит…

Но повернула, пересилив себя, она же принцесса, должна уметь повелевать, посмотрела строго и вопрошающе, однако этот пастушонок ничуть не смутился, буркнул негромко:

— Сейчас заедем в лес, переведешь дух. И подумаем, что делать дальше.

— Как что? — сказала она надменно. — В сам Вантит ты меня отвезти не сможешь, зато в состоянии передать любому встречному патрулю. Даже артанскому.

— Это упрощает дело, — буркнул он.

— И тебя наградят, — пояснила она милостиво.

Он буркнул:

— Главное, тебя так спихнуть, чтоб не отказались. А то будто у меня поважнее нет дел…

Она ахнула:

— Поважнее? Да какое дело на свете есть важнее? Я — принцесса!

— Тогда я принц, — буркнул он.

Она задохнулась от возмущения, а Ютланд молча и бесстрастно смотрел вперед. Чем ближе роща, тем огромнее и пугающе вырастали деревья, огромные и раскоряченные. Конь фыркнул и начал осторожно переступать через вылезшие из земли толстые корни, а самые высокие пришлось перепрыгивать.

Глава 2

Ютланд высматривал полянку, но подходящей не усмотрел, однако из-под одного могучего дуба журчит ручеек, земля в несколько слоев усыпана скорлупками желудей и чешуйками коры, а в кустах поблизости тихо и вроде бы ничего не ползает.

Он остановил коня.

— Здесь переведем дух, — сказал он, — и решим, что делать с тобой дальше.

Быстро соскочив, он протянул к ней руки. Она фыркнула и отвернулась. Он взял ее хрупкое тельце и, сняв с коня, поставил на землю. Макушкой ему как раз в подбородок, из-за чего ей пришлось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо, но взглянула дерзко и бесстрашно.

— Ты кто?

— Ты уже спрашивала, — напомнил он.

— Но ты не ответил!

— Ответил, — сказал он. — Зовут меня… Ют. Пока этого достаточно. И еще… эту золотую цепь сними.

— Зачем? — спросила она задиристо, хотя прекрасно понимала, что ехать вот так с крупным бриллиантом на груди глупее не придумаешь. — Это красиво!

Он поморщился.

— Просто сними.

Она с неудовольствием наблюдала, как он принял из ее рук эту драгоценность и небрежно сунул в кармашек седла.

— Это стоит очень-очень дорого, — напомнила она. — За нее можно выстроить целый город!

— Или снарядить войско, — согласился он.

Он отвернулся и начал снимать заседельный мешок. Она возмущенно топнула ногой, но туфелька только провалилась глубже в рыхлую смесь измельченной коры и скорлупок.

— Позавтракаем, — сказал он.

Она сказала твердо:

— Я не желаю!

— Не желаешь, — сообщил он, — не ешь.

— А ты будешь сидеть, — спросила она с возмущением, — и есть? При мне?

Он поднял от мешка голову и смерил ее взглядом. Девчонка красивая, но слишком кукольная, изнеженная, ненастоящая. Крупные голубые глаза, длинные загнутые ресницы, маленький пухлый рот, как у ребенка, маленький носик, да еще и вздернутый, приподнятые брови, из-за чего на лице постоянное выражение удивления и некоего укора, будто он что-то не так сделал. Птичий щебечущий голосок, слишком тонкий, пищащий, капризное выражение на мордочке…

Ладно, потерпим. В деревне, где корчевал лес, он терпел намного больше.

Она в свою очередь рассматривала его с неприкрытым вызовом. Высок, широк в плечах, но еще не набрал достаточно мяса, как у взрослых мужчин, хотя кости массивные, а жилы везде объемные, толстые, что говорит о будущей или уже нынешней силе. Пластины грудных мускулов почти плоские, но уже очерчены будущие объемы, будет нечто громадное. Тонок в поясе, это понятно, еще мальчишка, ноги мускулистые, значит, не всегда в седле, приучен бегать и сам…

Но главное — лицо: бесстрастное, холодное, где ни одна черточка не двигается, глаза иногда просто сонные. Лишь однажды в них загорелся красный огонь, а радужка стала пурпурной, ее охватил тогда холодный ужас, будто посмотрела в глаза самой смерти, но он лишь стоптал конем загородивших дорогу напавших на город. Вырвались на простор, и глаза снова стали холодными и равнодушными, как у рыбы.

Ютланд разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, опустился на землю и довольно потер руки.

— Тебе сколько лет? — спросил он внезапно.

— Двенадцать, — ответила она с вызовом. — Скоро будет тринадцать!

Он оглядел ее снова. Слишком много драгоценностей на слишком пышном платье, что делает ее старше, а на самом деле, оказывается, даже моложе на целый год.

— И такая дура, — сказал он сухо.

Она вскипела:

— Это почему же?

— Должна знать, что в походе даже тцары не капризничают. И жрут все, что попадается в дороге.

Она сказала капризно:

— Это что, я должна такое есть?

Он кивнул:

— Да.

— Я не хочу, — заявила она и гордо вскинула мордочку. — Я эту гадость кушать не буду!

Он сдвинул плечами.

— Как знаешь.

Она некоторое время с великим удивлением следила, как он ест с великим удовольствием, кости сочно хрустят на крепких, как у волка, зубах. Высосав сладкий мозг, он небрежно отбрасывал раздробленные осколки, смачно облизывал пальцы, брал, не глядя, другой кусок и снова хрустел с удовольствием и даже сладострастно, словно в нем пробуждался лесной волк.

— И что, — спросила она с великим изумлением, — ты не собираешься меня кормить?

Он снова сдвинул плечами.

— Это как, с ложечки?

Она выкрикнула:

— Как положено!

— Там еще остался кусок, — сказал он и указал взглядом.

— И что? — повторила она.

— Возьми, — сказал он равнодушно, — если хочешь. Пока я не взял.

Она заявила громче:

— Я это есть не буду!

Он поморщился.

— Не будешь и не будь, но зачем кричать?

Она взвизгнула:

— Но я изволю кушать! Я хочу есть.

— Так ешь, — буркнул он.

— Это, — повторила она раздельно, — я… есть…не… буду!

Он зевнул, закинул руки за голову.

— А зачем мне об этом сообщать? Болтливая ты какая-то… Хотя чего ожидать от женщины?

Она с великим изумлением смотрела, как он лег прямо на том месте, где только что ел, почти рядом с затушенным костром, подложил под голову седельный мешок и сразу закрыл глаза.

— Ты чего делаешь? — взвизгнула она. — Спишь?

— Думаю, — буркнул он. — Хоть можно бы и поспать…

Некоторое время он наслаждался тишиной, и вдруг она завопила отчаянным голосом. Ютланд вскочил, в руке палица, дико огляделся. Мелизенда, сидя у костра, отползает на заднице, упираясь в землю пятками.

— Что?

— Паук! — завизжала она. — Убей!

Он ответил раздраженно:

— С какой стати?

— Он меня укусит!

— С какой стати? — повторил он.

— Он… злой!

— Это ты злая, — ответил он. — Убийца.

Она, не веря глазам, смотрела, как он снова лег, укрылся походным одеялом и снова прикрыл глаза. А паук остановился на том месте, где она только что лежала, нагретое ее телом место понравилось, он прижался толстым пузом к земле и замер. Она рассердилась на бесчувственного пастуха настолько, что забыла про страх, цапнула сухую ветку и начала колотить по земле.

Паук вздрогнул приподнялся на всех восьми лапах и… опрометью ринулся в темноту. Она с сильно бьющимся сердцем опустилась на землю, не выпуская ветку из рук. Этот молодой пастух дрыхнет, абсолютно уверенный, что спасать ее от злобного и ужасного паука занятие ниже его мужского достоинства.

Он вдруг спросил резко, не открывая глаз:

— Если ты принцесса из далекого Вантита… то как и почему ты оказалась посреди Артании?

Она поморщилась, вообще-то он должен сперва испросить у нее разрешения задать вопрос, но, похоже, этого дикаря хорошим манерам не обучить.

— По своей дурости, — ответила она неохотно. — Меня хотели отдать замуж за принца Антангал Золотое Стремя. Это в Сколотии, есть такое могучее государство…

Он перебил:

— Замуж? В двенадцать лет?

— Отдать замуж, — повторила она раздельно, — но не в двенадцать. В двенадцать решили обручить нас. Я сама настояла! Не хочу, чтобы выдавали замуж, как овцу, хотела сперва посмотреть на жениха. Если бы не понравился, я бы отказалась. Я — любимая дочь, единственная, отец меня очень любит! Он не стал бы принуждать.

Ютланд подумал, кивнул.

— Значит, ты поехала ему навстречу, чтобы встретиться на полдороге и посмотреть на него.

— Да.

— Посмотрела?

— Нет, — ответила она со вздохом. — Мимо нас то и дело проносились конные отряды артан… Когда мы прибыли в город, оказалось, что принц Автангал так и не появился, хотя должен был быть здесь раньше нас. Я даже не знаю, что с ним.

— Артания бурлит, — буркнул Ютланд. — Несколько кланов, что не участвовали в войне с Куявией, борются за власть… К Арсе пока не подступают, но в схватках друг с другом силы пробуют. Ты со своими берами попала между жерновов… Ладно, можно ехать дальше. Думаю, наш след либо потеряли, либо гнаться дальше просто неинтересно, есть и получше добыча.

Она фыркнула и надменно задрала нос. Он негромким свистом подозвал своего жутко худого коня, хорт перестал смотреть на нее недружелюбно и подошел к хозяину.

Ютланд вскочил в седло, нетерпеливо протянул руку. Мелизенда сделала вид, что не поняла.

Он сказал раздраженно:

— Дай руку! Или побежишь за конем?

Она вскипела:

— Почему это? Что ты за дурак?

— Дурак отказывается от протянутой руки, — бросил он, — а не протягивает ее.

Она нехотя подняла руку, еще придумывая, как посильнее уесть этого грубого мальчишку, а он ухватил ее за кисть, дернул к себе, и она неожиданно легко оказалась в его объятиях. Опешив, она уперлась в его грудь кулаками.

— Как ты посмел?

— Хочешь ехать сзади? — спросил он. — Хорошо, хорошо…

Она снова не успела вспикнуть, как он легко и просто пересадил ее себе за спину. Она от страха сперва обхватила его стан руками, потом опомнилась и крепко взялась за пояс.

— Уселась? — спросил он, не оборачиваясь. — Тогда вперед!

Конь шел настолько резво, что в полном безветрии Мелизенда ощутила, как встречный ветер свистит в ушах и треплет ее волосы. Ют сидит в седле ровно, словно скала, за его широкой спиной можно прятаться, как за стеной. Она рассердилась на себя за такую льстящую ему мысль, даже попробовала высунуться, но ветер едва не оторвал ей голову, а в рот надуло столько, что ощутила себя лягушкой с огромным животом.

Однако небо спокойно, мягко обрисованные облака почти растворяются в синеве, вдали проступают белые вершины гор, земля под копытами то сухо звенит, то отзывается дробным стуком. Иногда конь несется почти беззвучно, а следом за ними в воздух взлетают черные ковриги влажной земли, выброшенные копытами.

Однажды конь выметнулся на невысокий перевал в гористой местности, Мелизенда успела увидеть впереди роскошную степь с редкими островками деревьев, особо могучих и крепких, какие вырастают только в степи, а дальше только зеленый и ровный простор с редкими балками и оврагами.

Ютланд с разгону направил коня в рощу, но тот мудро сбавил ход, как только проскочил между первыми же деревьями. Мелизенда ощутила, насколько же здесь прохладно, могучие дубы с их роскошными кронами ухитряются не только обеспечивать тенью, но и держат тут свое особое лето, без зноя и иссушающего ветра.

Ютланд спрыгнул на землю, снял ее бесцеремонно так быстро, что она не успела возмутиться, кивнул на стену зеленого кустарника в нескольких шагах.

— Там малина созрела. Иди пожри, пока я соберу костер.

— Принцессы не жрут, — возразила она с достоинством.

— А что?

— Кушают. Если изволят.

— Все равно сходи, — посоветовал он.

Она повернулась и пошла медленно и величаво, хотя уже хотелось побежать, чтобы донести.

Зеленая стена в самом деле оказалась роскошным малинником, спелые налитые соком ягоды свисают в таком количестве, что у нее разгорелись глаза, а некоторые, переспев, медленно сползают с восково блестящих штырьков и падают на землю…

Ютланд не то жарит на огне куски мяса, не то просто подогревает, не ее дело разбираться в кухне, оглянулся на нее с равнодушным любопытством.

— А чего морда красная?

Она потерла рот ладонью.

— Во-первых, у меня не морда, это у тебя морда, хоть и худая, но все равно морда. Во-вторых, ты же сам сказал, что там малина. А малина поспела.

— А-а-а, — сказал он, — жрала, пока из ушей полезло?.. Правильно, ее сезон отходит.

— Куда отходит?

— В никуда. Мясо будешь?

Она брезгливо посмотрела на ломоть, грубо проткнутый деревянным прутом, совсем не похожим на спицу из серебра высшей пробы.

— Нет.

Вместо того, чтобы уговаривать, как втайне рассчитывала, он лишь сдвинул плечами.

— Как хошь. Мне больше будет.

Правда, все остальное не сожрал, но сделал еще обиднее: побросал противному хорту, а тот ловил на лету и сразу глотал с таким аппетитом, что ей захотелось самой перехватить еще в воздухе последний кусочек.

Она сжала кулачки и отвернулась, а он дожевал и сказал с тем же равнодушием:

— Во-он под тем дубом ключик. Если хочешь, умойся. Или тебе надо воду только подогретую?

— А здесь есть?

Он ухмыльнулся.

— Тебе не повезло, ходи немытая.

— Размечтался, — бросила она.

Ручья в указанном месте не оказалось, просто корни дорылись до тонкой струйки, бегущей под землей, и ей едва хватило сил, чтобы подняться к поверхности.

Мелизенда брезгливо зачеркнула пригоршней воду, но та в самом деле чистая, хотя и холоднющая даже в такой жаркий день, приятно обожгла разгоряченное лицо. Зеркала тоже нет, пришлось умываться вслепую, она долго терла щеки и губы, вымазанные малиной, наконец надменно вернулась к костру.

Конечно же, этот пастух не вскочил при ее появлении, не поклонился и не спросил насчет повелений, но это придется терпеть, он не вантиец и не обязан ей повиноваться. Правда, как говорила ее мама, любой мужчина обязан повиноваться красивой женщине, но он еще почти мальчик, так что пока еще не мужчина, как и она не женщина, хотя все говорят, что уже красавица, а во взрослости будет вообще чем-то неописуемым…

— Жрать будешь? — еще раз спросил он.

— Сам жри, — отрезала она.

— Жру, — согласился он. — Ладно, как захочешь, скажи. Я не жадный.

Он шевелил прутиком в углях, время от времени поглядывал наверх, хотя там зеленый свод в несколько слоев, плотный и тяжелый, неба не увидеть, только толстые ветви, на которых что-то скачет, ползает и шуршит.

— Я уже отдохнула, — заявила она и капризно топнула ногой.

Он посмотрел на нее с интересом.

— Правда? Молодец. Тебя мог бы взять в жены кто-то из артан, если вырастешь такой же выносливой. Тогда едем дальше, мой конь может вообще без отдыха.

— А хорт?

— И хорт.

— А ты?

Он гордо ухмыльнулся.

— Разве мы не похожи?

Глава 3

Он подозвал их свистом, конь примчался весело, что-то в нем совсем жеребячье, пастух легко поднялся в седло и протянул ей руку. Жест показался ей слишком требовательным, корчит из себя мужчину, потому подошла медленнее, чем собиралась, руку подняла неспешно и плавно…

Его пальцы грубо обхватили ее кисть, не успела вспикнуть, как оказалась за его спиной, и с минуту хлопала глазами, ухватившись за его плечи.

— Вперед, — сказал он, как она поняла, обращается к коню. — На Вантит, говоришь?

Она произнесла сквозь зубы:

— Ты спрашиваешь у коня?

— Зачем? — удивился он. — Конь и так все понимает. А вот ты…

— Я тебе не… На Вантит, конечно! Как будто есть еще страны!

— А это?

— Это просто земля, — объявила она.

— Мы будем в твоем Вантите раньше, — заверил он, — чем ты думаешь.

И больше не сказал ни слова, хотя долго мчались по тихой задумчивой долине, проскакивали между жестких холмов, на колючую траву нельзя смотреть без содрогания, затем снова сочная зелень хрустит под копытами, шелестит по брюху и стременам, иногда задевает даже ее изящные башмачки.

Потом в бледно-прозрачном небе начали появляться розовые краски, облачка стали обретать мутно-фиолетовый оттенок, далекие горы тоже стали багрово-фиолетовыми, отдалились и как бы повисли в воздухе, а внизу туманная мерцающая бирюза сумерек…

Конь сделал едва уловимый поворот, Мелизенда догадалась, что направляются в лес, нахмурилась, но промолчала. Возражать нужно, когда с тобой считаются, а вот так — умаление достоинства принцессы.

Когда деревья расступились, и лес принял их, она спросила в спину:

— Будем ночевать в лесу?

— Здесь все еще неспокойные земли, — объяснил он.

— А в лесу спокойнее?

— Да, — ответил он. — Ты не знала, что люди опаснее? И в города, в отличие от волков, они заходить не боятся?

Она восхитилась:

— Ах, какой ты умный!

— Еще не то услышишь, — пообещал он, — прежде чем я тебя удавлю.

— Я тебя удавлю раньше, — сказала она независимо.

Он соскочил на землю, протянул к ней руки, да снова так требовательно, что она задержалась и всерьез задумала спрыгнуть сама, однако он перехватил и опустил на траву мягко, словно котенка.

— Я разведу костер, — сообщил он зачем-то, хотя это само собой разумелось, или считает ее совсем такой дурочкой, способной предположить, что всю ночь просидят в темноте. — А ты пока… побудь или прогуляйся не дальше вон того куста.

Сгорая от унижения, на этот раз даже не малину послал есть, она гордо вздернула мордочку и удалилась, а Ютланд быстро собрал упавшие сухие сучья и принялся стучать кресалом по кремню.

Мелкие искорки падали на собранные комья сухого мха, гасли, наконец одна сумела воспламенить тонкие ниточки, дальше вспыхнула береста, слабые огоньки побежали по тонким палочкам.

Когда Мелизенда вернулась, костер уже полыхал вовсю, а Ютланд с треском сдирал шкуру с крупного зверька. Она присела тихонько и наблюдала, как он короткими скупыми движениями разделал тушку, нанизал ломти мяса на тонкие прутики, когда только и успел их наломать и очистить от коры, такие растут только там, где она… только что искала несуществующую здесь малину.

Она стиснула челюсти и, развернув красиво плечи, надменно смотрела в пламя.

— Спать можно у костра, — сказал он деловито, — а можно вон в той яме.

— Яме?

— Яма не простая, — объяснил он.

— Чем?

— Там было чье-то гнездо, — сказал он довольно. — Звери натаскали туда мха…

Она покосилась в ту сторону. Гигантское дерево упало то ли от веса своей же кроны, то ли вывернуло ветром, но вместе с корнями ушла и немалая часть земли, яма не такая уж и глубокая, но какие-то звери там устроили логово, теперь покинутое.

— Я останусь у костра, — заявила она.

— Зачем?

— Я не зверь!

— Да? А мне показалось…

— Что тебе показалось, невежда?

Он сказал миролюбиво:

— Неважно. У костра так у костра. Вообще-то неплохой выбор.

В голосе было такое снисходительное одобрение, что ей тут же назло захотелось в яму на самое дно или же влезть повыше на дерево.

— Я всегда выбираю правильно!

Он хмыкнул, за что она возненавидела его еще больше, но смолчал, только медленно поворачивал над углями ломтики мяса, стараясь, чтобы на них не веяло дымом и не достигали язычки огня.

Над вершинками пронесся неожиданный ветер, ветки заколыхались, вниз посыпались редкие чешуйки коры, упала пара тонких сухих веточек.

Ютланд вскинул голову, Мелизенда видела, как сдвинулись брови, а руки стали двигаться медленнее.

— Это ветер, — объяснила она снисходительно.

— Правда? — спросил он. — Какая ты умная…

Он вышел из-под кроны дуба, стало видно, как темные тучи двигаются по звездному небу угрожающе быстро, сталкиваются краями, сминая кромки, доносится сухой треск. Луна бежит по ту сторону большого облака, изредка слабо просвечивая, обозначая, где сейчас, и подсказывая, когда и где выскользнет.

— Лучше в яму, — посоветовал он таким жутко спокойным голосом, что она бездумно юркнула в то самое покинутое звериное логово, куда даже смотреть не хотела. — Это недолго…

И хотя вроде бы успокоил, но она с ужасом ощутила, что послушалась моментально, безропотно, даже не пикнула, куда и делась ее женская независимость, достоинство принцессы, и сразу же возненавидела его страстно и люто, ну не может тупой невежественный пастух иметь над нею больше власти, чем она позволит! Вообще не должен иметь власти…

Ютланд медленно переходил от дерева к дереву, в руке дубинка, другой отводит от лица ветви. Мелизенда затаилась в ямке под огромным упавшим деревом, согнувшись в три погибели, а над ней возник хорт и предостерегающе оскалил зубы. Конь еще дальше, неподвижный, словно причудливо раскоряченное дерево с вросшими в землю ветвями, но в отличие от деревьев даже не раскачивается под порывами внезапного ветра.

С высоты донесся скрипучий крик, жуткий, полный голодной ярости. Мелизенда затряслась, ее помимо воли скрючило в комок, а Ютланд, оглянувшись, сказал тихим голосом:

— Не двигайся.

— Я даже не дышу, — прошептала она.

— И не чешись, — напомнил он. — Принцессы не чешутся.

Она зло оскалила зубки, но смолчала, сейчас этот мальчишка выглядит мужчиной, суров и уверен, взгляд прямой, брови сдвинуты, весь в готовности к схватке.

Голодный вой раздался ближе, Ютланд вышел из-за дерева и выпрямился в полный рост. Мелизенда замерла, а напротив Ютланда раздвинулись темные кусты, на залитую лунным светом поляну из черноты вышел громадный волк.

Он и выглядел как сама тьма, только белые зубы блестят да раскрытая пасть похожа на ковш с раскаленными углями, а Ютланд перед ним совсем мальчишка…

Волк прыгнул, Ютланд чуть сдвинулся в сторону. Мелизенда успела увидеть его вытянутые навстречу зверю руки, чересчур тонкие, чтобы остановить.

Оба упали, покатились, Ютланд обхватил чудовище, так они докатились до дерева и уперлись в ствол. Гарчание быстро перешло в хрип, Ютланд поднялся, отряхнул ладони и проговорил слегка задыхающимся голосом:

— Больше не побеспокоят…

Она вскрикнула, не веря в случившееся:

— Но их много! Еще воют…

— Это был вожак, — объяснил он. — Стая без вожака либо разбредается, либо начнет выбирать другого.

— А если другой…

— Это будет не сегодня, — оборвал он. — Ты спать собираешься?

Она хотела сказать, что после такого не заснешь, но он выглядит слишком уж надменным и заносчивым, и сказала с пренебрежением:

— Ну конечно! А что ты так долго возился? Подумаешь, какой-то полудохлый волк…

— Тогда ужинаем, — сказал он таким непререкаемым голосом, что она ощутила желание прибить его на месте, — и спим. Хорт и конь посторожат.

— А они что, — съязвила она, — еще и никогда не спят?

Он отмахнулся от ее вопроса, как от назойливой мухи, взялся за прут с нанизанным ломтиком мяса. Она ощутила одуряюще ароматный запах и, чтобы не ронять достоинство принцессы, поспешила закрыть глаза и сделать вид, что уже спит.

Ютланд проснулся на рассвете, свежий, бодрый и сразу настороженный, как чуткий зверь. Везде тихо, в ветвях дерева вовсю горланят хорошо выспавшиеся птицы, по стволу пробежала, часто цокая коготками, крупная белка с орехом за щекой.

Мелизенда лежит у самого костра, свернувшись в клубочек, маленькая и жалобная, совсем не та надменная и тупая дура, что донимала его вчера придирками. Пухлое детское личико осунулось, капризно надутые губы стали еще капризнее, но, пока молчит, это даже мило, румяные щеки потеряли цвет, сейчас просто бледно-серые…

Хорт принес здоровенного барсука, еще брыкающегося, Ютланд похвалил шепотом, быстро разделал тушку и заканчивал жарить на углях, когда Мелизенда вздрогнула и подняла веки с такими громадными длинными и загнутыми ресницами, что просто жутко. Глаза после сна показались ему еще огромнее, а синева в них ярче, чем в небе.

Говорить ему не хотелось вообще, а с этой капризной дурой тем более, но вспомнил, что он, как старший и как мужчина, должен быть приветлив и любезен, порылся в памяти и буркнул:

— Ну, что снилось?

Она посмотрела с ненавистью.

— И не надейся!

Он пожал плечами.

— Не хочешь есть — не ешь.

— Что? — вскрикнула она с негодованием. — Это почему решаешь за меня? Или решил уморить меня голодом?

Он буркнул:

— Но ты же… вчера…

Она проговорила с непередаваемой надменностью:

— Вчера я не изволила! У меня не было аппетита. Я была занята высокими и печальными размышлениями о королевстве!

— Чего? — перепросил он. — Ты?

— А что? — отпарировала она. — В семье королей детей с колыбели приучают заботиться о королевстве и его подданных.

— Ага, — сказал он, — ну ладно, тогда заботься обо мне.

Она задумалась, во взгляде появилась нерешительность, затем победно сказала:

— Ты сам признался, что не наш подданный!

— Верно, — согласился он. — Так что мы на равных. Я не подданный, а ты никакая не прынцесса. Для меня. Хочешь есть — ешь. Не хочешь — уговаривать не буду.

Она посмотрела сердито, еще с минуту выжидала, то ли надеялась, что он с поклоном подаст, то ли подумывала вообще отказаться, но голод пересилил, она протянула руку и величественно взяла прутик с нанизанным на него жареным кусочком мяса. Одуряющий запах давно уже тревожил ноздри, а сейчас просто шибанул в них, она почти всхлипнула и с трудом удержалась, чтобы жадно не вгрызться, забывая о манерах.

Он наблюдал хмуро, как она брезгливо прикусила ровными красивыми зубками первый ломтик.

— Скажешь, — предупредил он, — что плохо прожарено, в следующий раз готовь сама.

Она в удивлении вскинула красиво очерченные брови.

— Я что, повариха?

— Я тоже не повар.

— Простолюдины все одинаковы, — заявила она, — и должны делать любую работу.

— Вот и делай, — сказал он равнодушно.

— Что-о?

Он пояснил злее:

— Я сдуру пообещал довезти тебя до Вантита. Я это сделаю быстрее, чем любой другой.

Она буркнула:

— На этом худом коне с его торчащими ребрами?

— Он показался тебе медленным?

Она хотела сказать, что да, просто черепаха, но решила, что это будет чересчур, конь несся, как ветер, и сразу будет видно, что она врет и говорит назло.

— Нет, — ответила она, — не такой быстрый, конечно, как у нас в Вантите все кони… но для этих диких земель… терпимо.

Он сказал раздраженно:

— Так вот, отвезу, но я не обещал кланяться. Если будешь дурить — просто придушу и поеду дальше. У меня своих дел хватает.

— А закопаешь в лесу? — спросила она ехидно.

Он удивился:

— Зачем закапывать?

Она умолкла, ела молча, хорошие манеры время от времени давали трещину, и тогда жадно вгрызалась в сочнейшее мясо, глаза блестят, щечки порозовели, видно же, что не просто ест, а жрет, но когда вспоминала, что она — принцесса, тут же напускала на себя надменный вид, выпрямляла спину и начинала откусывать с гримаской отвращения.

Он молча злился, дурочка настолько уверена в своем величии, что не приняла его слова всерьез. А зря, он чувствует, как в нем привычно быстро поднимается ярость, бурлит, затем опускается, но никогда не ложится на самое дно.

Наконец она произнесла снисходительно:

— Ну какие могут быть дела у пастушонка? А вот мясо ты приготовил… не совсем плохо. Что ж, хоть что-то в жизни должен уметь делать? Наверное, это единственное, что тебе удается.

— Может быть, — согласился он. — Но если тебе противно есть то, что приготовил я…

Она смерила его надменным взором, не устыдится ли, что такое брякнул, он ответил холодным взглядом, хотя внутри что-то прошептало насчет перегиба. Все-таки женщина, а что с дур требовать, как с людей, надо просто заботиться о них, невзирая.

— Воды я уже набрал, — сказал и добавил без необходимости: — Там ручей, вода чистейшая.

Она милостиво наклонила голову. Прутик держит обеими руками за противоположные концы и быстро-быстро обгрызает сочное горячее мясо острыми белыми зубками, поглядывая на него исподлобья, как мелкий хитрый зверек. Он с удивлением ощутил, что злость непривычно быстро испаряется. Ярость вообще затихла, едва успев подняться до опасной грани. Почему-то уже не сердится на эту пустоголовку, что то и дело втыкает в него колючки как степная роза, вся усеянная острейшими шипами. Пока доберешься до такой, весь исколешься, исцарапаешься…

И вообще трудно сердиться на того, кого великодушно кормишь, укрываешь и еще ни разу не бил.

Глава 4

Она аккуратно отложила опустевший прутик и взяла другой, где десяток ломтиков мяса еще и переложены горькими лесными травами, что придают жареному мясу особый привкус.

— Ты уверен, что еще не заблудился? Ты же не пастух даже, а так… пастушонок?

Он поморщился.

— Я же тебе уже говорил, — сказал он со скукой в голосе, — это наша последняя ночь в Артании… потом проскочим за три-четыре дня Куявию, а там за горным хребтом увидим и твой паршивый… как его там…

— Вантит, — подсказала она с негодованием.

— Ага, Вантут, — сказал он.

— Вантит! — поправила она строго и добавила с непередаваемым чувством гордости: — Это лучшее в мире королевство!.. И единственное в землях, полных дикости и всяких подобных дикарей.

Он отмахнулся.

— Да пусть будет хоть… Но сейчас мы в Артании! И здесь обычное дело то, что вы называете междоусобицей. Все постоянно нападают друг на друга, как только хоть чуть ослабевает власть тцара. А сейчас ее почти нет…

— Артания? — повторила она. — Кто не слышал про эту удивительную страну богов и героев… Я с детства слышала, что мужчины здесь все гиганты. Могут голыми руками задушить волка или медведя! На бегу догоняют оленей…

Он презрительно хмыкнул, она обратила на него надменный взор.

— Я помню, — произнесла она с неохотой, — ты вчера задавил волка голыми руками, если это мне не приснилось, но то был какой-то дохлый волк. Он уже пришел мертвым. А что оленя ты как-то догнал…

— То был хромой олень, — закончил он за нее.

Она оживилась.

— Да-да, точно! Я видела, как он хромал и бежал еле-еле!

— А потом он сам себя зарезал, — сказал Ютланд, — содрал с себя кожу и нанизался кусочками на этот вот прут. Да, я подтверждаю… Хотя, правда, мы жрем уже не оленя, а барсука… но какая разница?

Она нахмурилась, этот дикарь не стал спорить в лоб, а ее же слова умело поворачивает против нее же.

— Все равно, — заявила она с апломбом, — ты ничто против настоящих артан!

Он сдвинул плечами.

— Я разве спорю? Значит, ты отказываешься от этого мяса?

— Я так не сказала! — запротестовала она.

— Да? — удивился он. — А я думал, что отказываешься…

— С чего бы?

— Как-то совсем не по-принцесьи, — обронил он, — жрать дохлого оленя. Ты во дворце наверняка все живьем глотаешь.

— Я не отказываюсь, — сообщила она надменно, — а великодушно принимаю твой дикарский дар, снисходительно понимая, что у тебя больше ничего нет. Я добрая и милостивая.

— Жри-жри, — ответил он. — Не торопись только, а то удавишься. Прынцесса!

Она опустила ресницы, но рассматривала его пристально, стараясь, чтобы он не заметил ее внимательного взгляда. Похоже, этот пастух не позволит собой командовать, даже не соображает, дурак, что от ее слова зависит, дадут ему большую награду за то, что привез ее, или же бросят из милости пару серебряных монет.

За спиной шелестнуло, она пугливо оглянулась. В дереве, под которым устроили ночлег, дупло такого размера, что там может поселиться семья медведей. А то и что-то пострашнее.

Вчера она полночи ждала, когда оттуда что-то вылезет страшное и сожрет их, но как-то незаметно заснула, сама даже не поняла, как это случилось.

— Почему у тебя такой худой конь?

Он буркнул:

— Я сам не толстый.

— И хорт у тебя, — сказала она с презрительной жалостью. — Он не больной?

— Не больше, чем ты, — сказал он враждебно. — У тебя тоже кости торчат, как у голодающей. Принцесс таких не бывает.

— А какие они?

Он подумал, ответил уверенно:

— Конечно, толстые и пышные! Целый день сидят у окна и жрут сало с медом.

Она скривилась.

— Фу, какая гадость…

Он, судя по его виду, уже насытился, а она продолжала есть, хотя в животе уже потяжелело. Вчера из гордости довольствовалась только малиной и земляникой, все ночь в животе бурчало от голода, а сейчас пора бы уже остановиться… но только после вон того кусочка…

Ютланд терпеливо дождался, когда она закончит трапезу, а чтобы не смущать пристальным взглядом, отвернулся и рассматривал лес, вроде бы такой же, как и раньше, но что-то в нем изменилось из-за массового появления дивов.

Она продолжала поглядывать на него из-под приспущенных ресниц, благо он отвернулся и точно не встретится с нею взглядом. Худой, как и его животные, такой же постоянно угрюмый, словно взялся за что-то очень трудное и боится, что не получится, а для мужчины поражение бывает горше смерти.

Правда, он еще не мужчина, однако у него широкие плечи и толстые кости, жилы под тонкой смуглой кожей выступают такие рельефные, что понятно, вырастет большим и могучим. Такого охотно примут в воинский отряд и обучат пользоваться оружием…

Он повернулся, она поспешно опустила взгляд.

— Хорошо, — сказал он одобрительно, — очень хорошо.

— Что? — спросила она враждебно.

— Хорошо жрешь, — пояснил он. — Как здоровый такой кабан. Из тебя получится крепкая женщина.

Он свистнул, ужасающе худой конь подбежал и с готовностью повернулся боком. Этот пастух вставил ногу в стремя, хотя мог бы и запрыгнуть с разбега, она уже видела, как он это делает, поднялся в седло уверенно и спокойно.

Она не знала, что он именно и хотел взапрыгнуть, но после препирательств с этой надменной дурочкой решил, что она лихость расценивает как мальчишество, а ему надо показать, что выглядеть солидно ничего не стоит, потому поднялся в седло медленно и важно.

Мелизенда смотрела на него со снисходительным любопытством, будто все поняла, Ютланд резко протянул ей руку. Она чуть вздрогнула, в глазах на миг метнулся испуг, но руку подняла, и снова он вздернул ее к себе так легко, словно тощего котенка, на этот раз посадил впереди себя.

Конь сразу же пошел рысью, а когда Ютланд что-то шепнул, перешел в стремительный галоп. Хорт несся в сторонке, молчаливый и с пугающе неподвижным телом, словно только лапы двигаются, а все тело застыло, будто отлитое из одного куска темного чугуна.

С обеих сторон дороги то и дело поднимаются и проплывают за спину курганы, усыпальницы древних народов. Некоторые уже настолько размыты дождями и разрушены ветрами, что почти сровнялись к землей, но к другим искателями сокровищ удалось пробить ходы, где изумленные грабители могил обнаруживали огромные залы на большой глубине, там стены отделаны изумительнейшей мозаикой, секрет изготовления которой давно потерян, а гробы и постаменты для них сделаны из чистого золота.

Говорят, в таких хранятся и великие сокровища, но для артан гораздо ценнее золота и драгоценных камней похороненные там рядом с легендарными героями их мечи и топоры, овеянные славой, подвигами.

Кроме того, в курганах, где похоронены великие чародеи, волхвы, кудесники и волшебники, с ними лежат могущественные амулеты и даже талисманы, что дают воинам великую силу, а остальные — здоровье и мудрость.

Солнце время от времени выныривает из-за плотных облаков, и тогда на головы и плечи обрушивается волна жара. Ютланд не обращает внимания, но он же пастух, дикарь, а ей открытое солнце вредно для белой кожи, она станет похожей на простолюдинку, хотя, как говорил ее мудрый отец, в каждом правиле есть исключения…

Она поерзала, чтобы вывернуть голову и взглянуть в его неподвижное лицо.

— Куда мы едем?

Он буркнул:

— В твой Вантит.

— А дорогу знаешь?

— Другие знают, — ответил он. — Не бойся, едем в ту сторону. А дальше подскажут.

— Тебе дадут большую награду, — напомнила она важно, — сможешь купить себе целое стадо коров.

— А мудрецы в Вантите есть? — спросил он.

Она удивилась:

— Зачем тебе?

— Не твое дело, — ответил он с таким пренебрежением, будто отмахнулся от мухи.

Она сказала резко:

— Конечно, есть! В Вантите величайшие мудрецы и прорицатели! Вантит не любит воевать, потому у нас умные люди учатся наукам, а не истязают себя прыжками через коней с топорами в руках!

Он презрительно поморщился, но смолчал, с женщиной спорить, что с эхом, все равно последнее слово останется за ней.

Солнце, как ладошкой, прикрылось мелким пушистым облачком, детям так и объясняют: «солнышко зевнуло», Мелизенда ощутила, как жаркий зной отпустил наполовину. Они все еще несутся через глухие долины, чаще всего пустые, ни следа жилья, далекие горы горят под прямыми лучами солнца вызывающе ярко, конь то и дело перепрыгивает шумящие горные потоки, хотя и гор почти нет, а хорт то убегает, то появляется…

Справа быстро проносятся почти голые холмы, странно облезлые, траве и кустам почти не удается зацепиться в каменных россыпях. Несколько раз под конскими копытами появлялась древняя каменистая дорога, но хорт несется напрямик, и конь тоже постоянно срезает эти петли.

Он поинтересовался, не опуская на нее взгляд:

— Не устала?

— А если бы устала? — огрызнулась она.

— Ну, не знаю, — ответил он. — Конь и хорт не отказались бы остановиться у ручья с чистой холодной водой. Но они могут мчаться и без отдыха.

— А если бы они не восхотели остановиться у ручья?

— Мы поехали бы дальше, — объяснил он.

— Какой ты заботливый! — восхитилась она злобно.

— Да, — согласился он, — я животных люблю. Они лучше людей.

— Ну тогда давай жалей их, — сказала она мстительно. — Заботистый ты наш!

Он свистнул, хорт моментально изменил направление бега, и через несколько минут бешеной скачки они остановились под огромным дубом.

Ютланд соскочил, снял Мелизенду, она не успела даже хрюкнуть, сказал благожелательно:

— Вон там вода. Если хочешь напиться первой, поспеши.

Мелизенда фыркнула, но заторопилась к воде. Однако противный хорт успел раньше, сунул рыло в воду и не лакал, как все собаки, а просто втягивал в себя воду так, что со дна поднимаются золотистые песчинки. Потом пришел, мелодично позванивая уздечкой, конь, но его Мелизенда опередила, опустившись на четвереньки и растопырив локти.

Коню пришлось встать ниже по течению и пить там. Этот тоже вел себя странно: кони обычно пьют медленно, брезгливо цедят сквозь зубы, фыркают на любой подплывший по воде листок, а этот опустил губы в ручей, и Мелизенда устрашенно увидела, как ниже по течению из воды выступили камешки, а потом и вовсе показалось мокрое дно с прыгающими по песку мелкими рыбешками и нечего не понимающими рачками.

Ютланд за это время развел костер, Мелизенда с недоумением увидела разложенные на чистой скатерти хлеб, сыр, ломти мяса, головки лука.

— Ого, — сказала она, — а я думала, у тебя только мясо.

— А оказалось, что у меня еще и кости, — согласился он.

— Нет, ты так любишь жарить…

— Я жарил для тебя, — пояснил он. — Ты же злая, тебе надо мяса побольше. Может быть, даже сырое…

Она фыркнула, молодой пастух слишком уж старается выглядеть взрослым, потому постоянно держит спину ровной, эмоций не выказывает, голос всегда контролируемый, ни разу не закричал, не разозлился… Даже взгляд прямой и холодный. Наверное, полагает, что так выглядят мужчины или должны выглядеть такими вот собранными.

— А ты такой добрый, — произнесла она ядовито-сладеньким голоском и аккуратно села возле скатерти, красиво изогнув ноги в сторону. — Просто сам удивляешься, да?

— Удивляюсь, — согласился он. — Придушил бы и ехал по своим делам. А я, как дурак…

— Почему «как»? — спросила она. — Ты сильный, храбрый, отважный, а вообще ты — мужчина!.. Этого достаточно. А я, как будущая правительница, вынуждена быть умной, никуда от судьбы не денешься.

— Ешь, — сказал он угрюмо. — Выдадут замуж, будешь сидеть в высокой башне и рожать, как крольчиха. Ты кролей видела?.. Это такие домашние зайцы.

Она аккуратно и красиво ела, не забывая о манерах, не успела проголодаться настолько, чтобы хватать все руками и совать жадно в пасть, что так характерно для мужчин.

— Я не кроль, — отрезала она. — А заяц из меня такой, что и волки разбегутся.

Некоторое время ели молча, Ютланд старался даже не смотреть на нее, а то обязательно прицепится, не так смотришь, не так сидишь, не так поворачиваешься…

Мелизенда насторожилась, когда он медленно отложил кусок мяса и застыл, глядя неподвижными глазами в стену леса, где деревья выстроились как по струнке, смотрят завистливо на этот дуб, сумевший выжить в одиночку на просторе.

— Что там?

— Тихо, — шепнул он.

Она послушно умолкла, а он подтянул к себе дубинку, медленно поднялся. Хорт посмотрел в том направлении, повернул голову к хозяину.

Ютланд сделал ему знак лежать, хорт с великой готовностью опустил морду на лапы. Конь остался возле роскошного дуба, такой же неподвижный, даже не сонный, а как будто одеревеневший.

Мелизенда начала приподниматься, но поняла, что самое благоразумное вообще забиться под корягу, как лягушка, и ждать, пока пройдет это нечто грозное, что появилось в воздухе.

— Я пойду посмотрю, — произнес он негромко, — а ты пока смотри за костром.

Она сказала независимо:

— А что с ним случится? Во всяком случае, не погаснет!

— Конечно, — согласился он, — но когда поленья начнут рассыпаться на уголья, у некоторых тут возникнут соблазны.

Она посмотрела в удивлении.

— Какие?

Он кивнул в сторону мирно дремлющего Алаца.

— Видишь, прикидывается?

Она кивнула и даже изобразила улыбку в ответ на такую шуточку, у пастухов свой юмор, Ютланд исчез за деревьями, Мелизенда в присутствии хорта уже не чувствовала прежнего страха, ждала возвращения пастуха, но когда толстые сучья начали прогорать, превращаясь в раскаленные уголья, багровые и пурпурные, Алац очнулся, она услышала его осторожные шаги за спиной.

В коричневых глазах отражается багровый отблеск прогорающего костра, ноздри жадно раздуваются. Он бросил на нее короткий взгляд и тут же вытянул шею. Мелизенда смятенно наблюдала, как он понюхал угли, затем к ее ужасу схватил губами один, неосторожно откатившийся от других, она услышала сочный хруст, из пасти на миг полыхнул огонек, и тут же все исчезло, по конскому горлу вниз опустился комок, а Алац посмотрел на нее осторожно и, как ей показалось, умоляюще.

— Да что ты за конь, — прошептала она в ужасе, — ну ладно… возьми вот еще один…

Она выкатила палкой крупный багровый уголь, с него слетела темная корочка, весь сразу засветился ярким пурпуром. Алац тут же жадно схватил всей пастью, даже не стал вскидывать голову, как утка, что проглатывает мелкую рыбку, а просто начал с хрустом жрать, как если бы сочный стебель травы. Из пасти полыхнуло огнем, посыпались искры, а сама конская морда стала… Мелизенда не верила глазам, такой довольной, словно у ребенка, которому дали сладкую конфетку.

Сжевав уголь, он повернул голову и посмотрел на нее с вопросом в глазах. Она пролепетала трусливо:

— Ладно-ладно, я понимаю, если не дам, возьмешь сам, ты же мужчина… вы все такие настойчивые, когда вам чего-то хочется… Мы, правда, тоже…

Глава 5

Алац нетерпеливо наблюдал, как она выкатывает новые угольки, хватал торопливо и жрал, наконец она выкатила целую горку, он всю сожрал с таким наслаждением, будто она дала ему невесть какое лакомство, а потом обнюхал ее и подыхал жарким огнем в ухо.

— Хорошо-хорошо, — прошептала она, замирая от ужаса, — только меня не ешь… Я же вся сырая, мокрая и противная…

Он снова подышал и неторопливо вернулся к дереву, прислонился боком и заснул, стоя. Мелизенда торопливо набросала толстых сучьев в остатки костра, тут же взвилось яркое пламя.

Кусты затрещали, выметнулся хорт, страшная пасть дружелюбно оскалена, следом вышел Ютланд с убитым оленем на плече. Мелизенда встретила их сияющей улыбкой, но хорт подбежал к ней и с подозрением обнюхал, потом быстро посмотрел в сторону мирно спящего Алаца.

Ютланд буркнул:

— Еще и углей нет, а почти все ветки сожгла? Эх, не возьмут тебя замуж в Артании.

Она сказала язвительно:

— Да? Ну как я тогда жить буду?

— Сам не знаю, — сказал он с сочувствием, — бедняжка…

Он принялся разделывать оленя, хорт жадно следил и облизывался, но он первым поднял голову, зарычал, ноздри начали часто раздуваться.

Деревья, как ей показалось, шатнулись в стороны, когда между ними выметнулись три огромные кошки, очень уж огромные. Длинными мягкими прыжками понеслись на них почти бесшумно и с такой скоростью, что превращались в неких причудливых гусениц с десятком пар лап.

Мелизенда в жутком ужасе сжалась в комок, сердце кольнуло и оборвалось, а страшные звери мчатся прямо на нее, в желтых глазах смерть, в раскрытых красных, как горящий костер, пастях длинные острые зубы.

Ютланд встал на их пути, Мелизенда успела увидеть начало его замаха, затем был треск, одна гигантская кошка рухнула и забилась в конвульсиях, вторая перепрыгнула их и ринулась на Мелизенду.

Она закрыла глаза, по плечам ударило нечто твердое и острое, исчезло, затем услышала совсем рядом тяжелый двойной удар, не выдержала и открыла глаза.

Рядом хорт с гарчанием ухватил кошку за холку и треплет ее, как тряпку, хотя та втрое больше его, а третья, последняя, кувыркается по сухой земле и не может остановиться.

Ютланд ринулся за нею и двумя страшными ударами дубины разбил ей голову так, что из нее брызнула желтая кровь, будто разбил переспелую дыню.

Мелизенда прокричала в страхе:

— Хорт!.. Помоги ему!

Ютланд посмотрел, покачал головой.

— Пусть учится. Он еще щенок…

Она вскрикнула:

— Щенок? Это щенок?

— Я ж говорил, — буркнул он с презрением. — Хорт — щенок, конь — жеребенок, а я — невежественный пастушонок… пастушишка с гор по имени Ют. На этот раз запомнишь? А тебя зовут Мелизенда.

— Спа… си… бо, — выговорила она.

Ее трясло с головы до ног, как тонкое молодое деревцо, по которому бьют палками, сердце колотится, она задыхалась от пережитого страха и все не могла остановиться, дергалась, разводила руками, поводила плечами и зябко ежилась.

Ютланд посмотрел внимательно, покачал головой.

— Перестань, все закончилось. Но это что-то новое. Кошки всегда охотились поодиночке.

— Какие же это кошки? — вскрикнула она.

— Дивьи, — ответил он. — Значит, и здесь появляются. Какие же гадкие твари… Недаром люблю собак.

Она потерла поцарапанные плечи, запоздало понимая, что это хорт прыгнул ей на плечи, а оттуда сверху на кошку, где и сшиблись в полете оба. Последнюю лягнул обоими копытами конь, жеребеночек, как говорит этот пастух…

— Что у тебя за звери, — проговорила она и ощутила, что нижняя челюсть трясется, а зубы полязгивают. — Щеночек… жеребеночек… Как же, лапочки…

— Еще какие.

— Тебе повезло! — сказала она обвиняюще.

— Да, — согласился он. — Так везет, так везет… А тут еще ты на мою голову… Да-да, я не спорю, это же такое счастье мне рухнуло!

— Вот-вот, — пролязгала она зубами. — Счастье… Наконец-то понял…

Он оглянулся на сиротливо расстеленную скатерть.

— Доедать будешь?

Она вздрогнула, зябко передернула плечами.

— Я теперь неделю есть не стану!

— Хорошо, — сказал он, — а то тебя прокормить… Жрешь, как стадо кабанов. Тогда поехали? Или тебе нужна свежесодранная шкура на плечи?

— Поехали, — ответила она с такой поспешностью, что не придумала даже, как куснуть. — Как можно дальше отсюда!

— Хорошо, — ответил он. — Значит, готова проскочить мимо Вантита. Алац!

Конь подбежал с готовностью, глаза у него уже темно-коричневые, теплые, совсем не те раскаленные угли, что она со страхом видела при нападении кошек.

Ютланд собрал скатерть и еду в седельный мешок, поднялся в седло солидно, она видела, что мог бы вскочить, как кузнечик, но это не совсем по-взрослому, хотя многие из них тоже умеют и бахвалятся лихими прыжками на конский круп, демонстрируя крепкие молодые мышцы. И ей руку протянул властно, как мужчина женщине, сопляк, старается играть героя… хотя, если честно, он в самом деле показал себя настоящим…

Она сбилась в определениях, но явно этот пастушок поднялся в ее глазах, все-таки кошки-гиганты любого другого растерзали бы. Правда, ему помогли конь и хорт, но первую убил сам… И все еще молчит, как только и терпит, явно же всего распирает от бахвальства, от жажды покрасоваться, как бы не лопнул…

Конь несся, как стрела, встречный ветер ревет, огибая Ютланда, как скалу. Мелизенда прижалась к его спине, обхватив руками. Чувство надежности и защищенности медленно и сладостно вошло в грудь и неслышно распространилось по всему телу.

Впереди снова роща, они промчались по самому краю под густой пахнущей зеленью, дорога по кромке леса настолько укатанная, что из-под копыт вылетали длинные красные искры, а затем снова бескрайняя степь, и когда рядом с дорогой она увидела небольшой караван, остановившийся на отдых, она обрадовалась, как близким людям:

— Смотри, мы не одни в этой пустыне!

Он буркнул, не поворачивая головы:

— Пустыне? Не видела ты еще пустынь…

— А ты видел? — спросила она задиристо и боднула в спину лбом. — Я имею в виду, пусто, безлюдье, не обязательно же горы раскаленного на солнце песка!

— Обязательно, — буркнул он.

— Ты дикарь, — сообщила она.

Он ничего не сказал, однако конь чуть изменил направление, Мелизенда ощутила себя польщенной, пастух уловил ее желание и молча выполняет, хотя вслух не признается, дурак такой, все мужчины этого страшатся больше смерти.

Десяток лошадей у ручья, двое мужчин вытирают им мокрые спины пучками травы, остальные караванщики собрались у двух костров, из котлов поднимаются ароматные запахи вареной баранины, слышатся веселые разговоры.

На подростков, едущих на одном коне, посмотрели с вялым интересом, лишь один поднялся навстречу и поинтересовался:

— В Барбус?

— Да, — ответил Ютланд. — Здесь могут подсказать дорогу в Вантит попроще и покороче?

Мужчина засмеялся.

— Если кто-то и может, то это мы, ты обратился верно. Мы путешествуем не только ради прибыли, но и ради интереса повидать разные земли.

Ютланд соскочил на землю, Мелизенда дала себя снять безропотно, на людях не стоит выказывать неудовольствие, хотя не так протянул руки, не так взял, не так опустил на землю, ладно, потом припомнит, а сейчас очаровательно улыбнулась и сладенько пропела:

— Ах, как у вас здесь мило…

Мужчина сказал довольно:

— Мы умеем устраиваться. Даже если останавливаемся всего на час. Меня зовут Кленовник, а это вот Змысл и Глузд. Садитесь к нашему костру, а если не побрезгуете простой бараньей похлебкой…

— Не побрезгуем, — ответила она весело, несказанно удивив Ютланда. — А то я за последние дни ничего нормального и не ела. Так уж получилось.

Он нахмурился и уже подумывал отказаться садиться после такого оскорбления, но Кленовник, дружески похлопывая по плечу, усадил рядом, налил ему в жестяную миску горячего, ароматно пахнущего варева.

— Отведай. Это лучшее, что можно сделать из баранины.

Ютланд осторожно держал горячую миску за край, зачерпнул деревянной ложкой, пряный запах шибанул в ноздри. Попробовал, похлебка оказалась в самом деле такой, что не встречал даже в Арсе, где вроде бы лучшие повара.

Мелизенда ест тоже с удовольствием, щечки раскраснелись, не скажешь, что даже сейчас наверняка выискивает, где бы укусить, почти нормальная с виду, даже яд не стекает по губам и клыки вроде не торчат…

— Что-нибудь интересное встречали? — спросил Глузд.

Ютланд помотал головой.

— Нет, все как было. Только дивы, говорят, начали появляться даже там, где их совсем не ждали.

— Только говорят? — спросил Кленовник с хитрой усмешкой.

Ютланд прямо встретил его взгляд.

— Мы тоже что-то видели по дороге… Но так, в сторонке.

Третий мужчина за их костром, Змысл, сказал с брезгливым неудовольствием:

— Клен, ты уж совсем помешался. Что эти дети могли бы увидеть?

Кленовник улыбнулся с некоторой неловкостью, сказал Ютланду с кривой улыбкой:

— Это он намекает, что… В общем, бывает так, что сотни экспедиций за сокровищами возвращаются с пустыми руками, но вот недавно прямо на наших глазах неграмотный пастух в поисках пропавшей козы забрел в пещеры и отыскал там величайшие сокровища магии! Да такие, что ради них десятки правителей отдали бы свои короны и владения в придачу. С тех пор я… это…

— Бывает, — ответил Ютланд по-взрослому, — везет… Нет, нам сокровища не попадались. Нам нужно как-то в Вантит. Вы, как много путешествующие, наверняка знаете дороги?

Мелизенда превратилась в слух, Кленовник довольно кивнул:

— Еще бы!

— Как? — спросил Ютланд нетерпеливо.

Змысл усмехнулся и, взяв еще чашку с бараньей похлебкой, отошел к другому костру.

Кленовник сказал задумчиво:

— Есть два пути. Один по прямой, другой — окольный. Окольным добираться в пять-шесть раз дольше. Если осторожничать, то в десять.

Ютланд буркнул:

— Тогда почему не прямым?

Кленовник объяснил снисходительно:

— Прямой — это путь не для слабых. А люди сейчас после великой войны Артании и Куявии пошли какие? Верно, осторожные.

Змысл от второго костра уточнил:

— Осторожные просто уцелели. Отважные все погибли. Красиво и бесстрашно. Как со стороны артан, так и со стороны куявов. Потому осторожные будут править, пока не подрастет повое поколение бесстрашных.

Кленовник кивнул на Ютланда:

— Этот малец в войне не участвовал, он как раз из подрастающего поколения. Но пока ему рановато показывать зубки и коготки. Хотя потом, когда взматереет…

— Если не сгинет, — уточнил Змысл.

Ютланд покосился на Мелизенду. Она надменно задрала носик и молчала, но вид у нее был презрительный.

— Я поеду прямо, — сказал он кратко. — У меня еще много дел, надо спешить.

Кленовник и Змысл переглянулись, Глузд сказал лениво:

— А почему нет?.. Одним бесшабашным артанином меньше… разве плохо?

Они захохотали, Кленовник вынул из длинного мешка на седле коня свиток, стряхнул с него пыль и, развернув на земле, повел по карте пальцем, показывая дорогу к Вантиту.

— Прямой путь, — сказал он, — тоже не прямой, если ты не птица. Никакой конь не пройдет через горы или болота. Придется обходить, как и дремучие леса. Но если тебя не устрашат Курганы Бренности, Прокаленное Плато, Туманные Луга, Кряж Обреченности, Скалы Слепой Ярости, Чаща Трепета…

Он на минутку умолк, набирая дыхание, а Змысл сказал злорадно:

— Это он перечислял только по Артании. А придется ехать еще и через Куявию: Медвежьи Колки, Бездорожье, Стародубье, Леса Вечности, Угрюмую Лощину, Дебри Кошмаров, Темный Рубеж, Заколдованный перевал…

— Спасибо, — прервал Ютланд, — да, вы правы, названия страшные. Наверное, страшнее, чем места.

— Ну, — сказал Глузд, — это кому как…

— Это значит, — уточнил Ютланд, — вот здесь по этому ущелью, а дальше прямо через Барбуссию?

Змысл, заинтересовавшись, снова подошел, держа чашку с похлебкой в ладонях, будто согревал их.

— Разбираешься в картах?

— А что особенного? — спросил Ютланд.

— Да так, — произнес Змысл и посмотрел на Кленовника, — не многие могут читать карты. Им дано просто: вон до той горы, потом налево до реки, а затем после моста снова прямо на восток…

— Вообще-то на запад, — уточнил Кленовник.

— Да это я для примера, — объяснил Змысл.

Ютланд уловил их возросшую заинтересованность, пахнуло неясной угрозой, он поднялся и сказал вежливо:

— Дальше я запомнил. Если карта не врет, я с дороги не собьюсь. Спасибо за похлебку. Нам пора.

Мелизенда очаровательно улыбнулась и тоже вскочила на ноги.

— Да-да, — произнесла она нежно, почти пропела, — нам нужно ехать. Спасибо за очаровательное блюдо!

Кленовник и Змысл снова переглянулись, Змысл сказал весело:

— Ты очень хорошенькая и нежная. Такую долгую дорогу просто не выдержишь.

— Выдержу, — заверила она.

— Лучше оставайся с нами, — продолжал Змысл, голос его обрел настойчивые нотки. — Мы тоже намереваемся в следующий раз побывать в Вантите. С нами тебе будет безопаснее.

— Не сомневаюсь, — ответила она так же весело, но в глазах метнулся испуг. — Однако мы уже решили…

— Что решили, — заверил Глузд, — можно перерешить! Мальчик, ты езжай, езжай. Девочка останется с нами. Мы ее отвезем…

— Потом, — уточнил Кленовник.

Ютланд посмотрел на Мелизенду. Ее личико побледнело, в глазах испуг, смотрит на него с надеждой.

Он ощутил, как быстро нарастает гнев. В прошлый раз его обворовали бродячие актеры, которым так доверился, но одного раза достаточно бы…

Змысл протянул руку к Мелизенде, но Ютланд быстро перехватил его за локоть.

— Ты разве не слышал? — спросил он. — Она поедет со мной.

— Сопляк, — сказал Змысл и вдруг вскрикнул. Лицо его побелело, в глазах вспыхнул ужас. — Ты кто?

— Тот, — ответил Ютланд, медленно сжимая пальцы, — кого ты запомнишь. Мелизенда, иди к коню.

Глава 6

Голос его был таким жестоким, что она вспорхнула, не помня себя, и оказалась у коня раньше, чем сообразила, что он ей приказал, а она, принцесса, послушалась пастуха!

Змысл со стоном упал на колени. Кленовнику почудился легкий влажный хруст, словно молодая веточка перемалывается на конских зубах.

Глузд с недоумением посмотрел на друга, потом перевел взгляд на Ютланда и застыл: у парнишки в глазницах разгорается вместо глаз дикий огонь, перед которым пурпур заката показался бы серой краской.

Он разом ощутил, что жизнь уходит с каждым мгновением, никогда за все странствия не чувствовал такого ужаса, с трудом опустил дрожащие веки и покорно опустил голову, признавая над собой власть за этим странным человеком, если это человек, даровать жизнь или отнимать ее.

Ютланд с недобрым свистом выпустил сквозь сжатые зубы воздух, повернулся и пошел к коню. Тот косил недоверчивым глазом на Мелизенду, что трогает нежными пальцами его коротенькие волосы на холке и что-то нашептывает, поднявшись на цыпочки, прямо в оттопыренное ухо.

— Не порти мне коня, — бросил он резко. Вскочил в седло, одним движением поднял ее, грубо и властно, и придержал на мгновение. — Удобно?

— Да, — заверила она, ошарашенная такой переменой в голосе и манерах. — Ты их переубедил?

— Да, — буркнул он.

— А я думала, — сказала она, — придется мне. Из тебя переубеждатель, думаю, неважный.

— Зато быстрый, — сказал он.

— Да, — сказала она неохотно, — а как у тебя получилось?

— Просто переубедились, — ответил он.

— Точно? — спросила она и оглянулась. — А почему тот, который Змысл, сидит и стонет?

— Жалеет, — пояснил он, — что ты уехала со мной.

Она победно улыбнулась.

— Мужчины! Все вы такие. Не понимаете, что у нас свое цели и свои желания. Я уехала не с тобой, а еду в Вантит! А ты меня просто-напросто везешь туда.

Он толкнул коленом Алаца, тот бодро пошел вперед, переходя на рысь. Мелизенде показалось, что она услышала, как один из оставшихся сказал другому весело:

— Смотри, как мальчишка хорохорится перед девчонкой! Сказано, артане…

Когда они отдалились, Мелизенда спросила недоверчиво:

— Ты в самом деле уверен, что лучше прямо? Что-то я в их карте ничего не поняла…

Он фыркнул.

— А ты хоть карты видела?

— Видела, — отрезала она сердито. — Отцу приносили. Только я их не разворачивала! Ты уверен, что там не страшно?

Он пожал плечами.

— А что там страшного? Я бывал в Артании везде, что он перечислил: в Курганах Бренности, на Прокаленном Плато, в Туманных Лугах, поднимался на Кряж Обреченности и Скалы Слепой Ярости, заезжал в Чащу Трепета… но что-то мне совсем не трепеталось.

Она промолчала, вранье слишком наглое и явное, либо сумасшедший, либо говорит правду.

— А в Куявии?

— Почти не был.

— Там страшно?

— Вряд ли там что-то особое.

Он чувствовал, как она обхватила руками, прижалась к его спине всем телом, щекой к спине, в том месте не просто греет, а почти припекает, но совсем не больно, а какое-то странное немыслимое чувство, никогда такого раньше, даже и непонятно, словно сладко-сладко почесал в том месте… даже лучше, нет, как-то совсем иначе…

— Держись крепче, — проговорил он наконец негромко и через силу, опасаясь спугнуть странное очарование.

— А что, скинешь?

— Да вот подумываю…

— Не получится, — ответила она, — я вцепилась, как клещ.

Конь набрал скорость, Мелизенда с ужасом видела, как они приближаются к краю пропасти, разгоняются все быстрее, конь вообще пригнул голову, хрипит злобно. Она в страхе закрыла глаза, только слышала, как копыта ударили в землю с такой силой, что там затрещали раскалываемые камни.

Ее вжало в свернутое одеяло, что подкладывает ей вместо седла Ютланд, целую вечность ее сердце не билось, а потом после долгого падения в пропасть, как ей показалось, новый удар копытами в камень, ее вжало в спину Ютланда еще сильнее.

Она пискнула и опасливо открыла глаза. Сухая прокаленная земля мчится навстречу, впереди бежит хорт, Мелизенда в непонимании оглянулась, там удаляется пропасть, что отсюда кажется простой трещиной…

— А если бы упали? — вскрикнула она.

— Зачем? — удивился он.

— Не зачем, а просто не допрыгнул бы твой…

–…худой и костлявый?

— Да!

— Мы такие уже перепрыгивали, — пояснил он. — Правда, без тебя.

— Ты просто чудовище!

— Бедняжка, — сказал он. — Все тебя пугает. Надо было сидеть дома. А то женихов рассматривать поехала… Любопытная. Доездилась, прынцесса.

Он прислушивался, она должна обязательно возразить, но почему-то ведет себя смирно, снова прижалась к его спине всем телом и щекой, от ветра прячется, трусиха.

Его дикий конь все наращивал скорость, странный какой-то у него жеребеночек. И хотя она вроде бы прячется надежно, однако ветер ухитряется свирепо свистеть в уши и дергать за волосы.

Она вяло подумала, что вообще-то надо бы как-то отомстить за то унижение, когда конь летел, растопырив копыта вместо крыльев, а у нее едва не промокло горячим свернутое под нею одеяло, но мысли текли медленно, нехотя, и сцены мести сразу гасли, не успевая разгореться.

Села и мелкие города начали попадаться все чаще, наконец по обе стороны широкой утоптанной дороги раскинулись богатые поля золотой пшеницы. Косари идут, укрытые колосьями до пояса, мерно взмахивают косами, следом двигаются женщины и вяжут снопы. Мужчины широкоплечие, женщины с широкими тугими бедрами, везде чувствуется сытая жизнь, даже кони с лоснящимися боками, роскошногривые, толстоногие, исполненные силы.

Вдали начали подниматься белые стены большого города. Мелизенда, осмелев, спросила тоненьким голоском встречного возчика, что за город, тот от изумления едва не выронил кнут.

— Барбус… — ответил он с недоумением. — А что, есть еще какие-то?

Она поджала надменно губы, вообще-то так лучше говорить о прекрасном и сказочном Вантите, но смолчала, что с дикарями спорить, только прижалась к спине Ютланда, чтобы лучше прятаться от колючего ветра.

Ближе к городу поля уже щетинятся острой стерней, снопы грузят на телеги и везут в направлении больших амбаров. Чуть дальше ветряные мельницы бодро вертят крыльями, как голубятники тряпками на шесте, когда запускают молодых питомцев.

Ютланд наконец обратил внимание, что Мелизенда сидит за его спиной тихая, как мышь, даже чересчур тихая, словно задумала какую-то каверзу. У него спина зачесалась в том месте, куда попадает ее горячее дыхание, но если выпрямиться или отодвинуться, то не будет всей кожей чувствовать тепло ее тела.

Белые ворота приблизились, Ютланд умело вклинился между подводами, въезжающими в город, а дальше открылись такие добротные и надежные дома, что даже Мелизенда примолкла и молча признала, что тут живут богато и зажиточно, хотя и не Вантит, конечно, не Вантит.

Улицы запружены народом, на перекрестках крохотные базары, а лавок с товаром великое множество. Ютланд ехал с улицы на улицу, и везде эти навесы от солнца с выложенными на прилавок дорогими украшениями для женщин, хорошей одеждой, обувью, поясами, дальше идут лавки с оружием, доспехами…

— Богато живут, — пробормотал он.

— Не так уж и богато, — откликнулась она из-за его спины уязвлено. — Видел бы ты Вантит!

Он спросил:

— Там еще хуже?

— Почему это хуже? — возмутилась она, и он ощутил, как она ощетинилась вся, и даже там, где только что прижималась к его спине горячим телом, сейчас царапают острые щетинки. — Почему это хуже, дикарь?

— Ты же сама сказала, — буркнул он.

— Что я сказала?

— Что в Вантите еще богаче, — повторил он терпеливо ее же слова, — а невозможно быть и очень хорошим, и очень богатым.

Она сказала язвительно:

— Это снова твой дедушка сказал? Как его… Рикошет…

— Рокош, — поправил он сухо.

Некоторое время ехали молча, затем она, не в силах молчать, ткнула его в спину.

— Мы только что проехали гостиницу!

— И что?

— Можно остановиться и перекусить из тарелок. Или ты из них еще не пробовал? А из мисочки?

Он ответил отстраненно, абсолютно не замечая издевки:

— Раз уже проезжаем Барбус, нужно и поговорить с волшебником Марилием.

— В ученики хочешь напроситься?

— Угадала. А тебя отдам в кухарки.

На них поглядывали с интересом, но товары таким нищим не предлагали, только какой-то мальчишка бежал следом и что-то орал весело, он же и указал дорогу к кудеснику Марилию.

Дом из камня, добротный, но без всяких украшений, забор высокий, почти вдвое выше, чем у соседей, со стороны двора доносятся сильные запахи цветов.

Ютланд постучал в калитку, выждал, соскочил на землю и постучал снова. Мелизенда осталась в седле, капризно кусала губки, хмурилась и всячески выказывала свое аристократическое нетерпение высокорожденной.

На той стороне очень неспешно послышались тяжелые шаги, такие медленные, словно идущий засыпает на ходу. Густой голос проревел недовольно:

— Кто там?

— Странник, — ответил Ютланд.

— И чё?

— Нужно переговорить с кудесником, — объяснил Ютланд.

Он чувствовал, что его рассматривают в щелку, пару раз мелькнул на той стороне глаз, наконец голос буркнул:

— Такие кудеснику неинтересны.

— Открой, — велел Ютланд. — Кудеснику интересны все, кто может быть и ему полезным.

— Да что ты можешь… — начал голос, Мелизенда заерзала в седле и вскрикнула, не выдержав:

— Дурак, перед тобой принцесса!.. Открывай немедленно, пока твоя голова на плечах!

Ютланд поморщился, а голос на той стороне забора сказал с насмешкой:

— Что-то вижу впервые таких принцесс…

— Дурак, — отрезала она высокомерно, — как будто ты их видел вообще! Открывай немедленно!

На той стороне калитки повздыхало, лязгнули запоры, зазвенели цепи, но калитка к удивлению Ютланда медленно отворилась, открывая вход в зеленый мир.

Хорт вскочил во двор первым, зарычал, уставившись на невидимого им пока ключника багровыми глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.