«Господа офицеры». Неизвестная история русской армии

Юрий Мухин, 2020

В своей книге популярный историк и публицист Юрий Мухин рассказывает о том, как воевали в России в древности, при Суворове и Кутузове, в Первую Мировую войну, в Гражданскую и Великую Отечественную. Отдавая должное доблести русских солдат, автор останавливается на так называемых «традициях» российского офицерства, которые на деле вели к громадным потерям солдатского состава даже в выигранных войнах. Почему так происходило, действительно ли многие «великие полководцы» были великими – Юрий Мухин подробно отвечает на эти вопросы, опираясь на факты, которые не упоминаются в военной историографии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

© Мухин Ю.И., 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

Предисловие

Всю жизнь верховные правители России пытались усовершенствовать армию и даже добивались военных побед, но, как правило, ценой огромных человеческих потерь. Разумеется, трусость и неумение воевать — это всего лишь одна крайность, которой противопоставляются героизм и военное мастерство тех же русских дворян, русских офицеров и генералов, но военное дело таково, что даже один трус и предатель может вызвать поражение и потери огромного количества храбрых воинов. Казалось бы, нужно было выявлять и всячески наказывать кадровых военнослужащих, проявивших в войнах трусость, подлость или тупость.

Но во все времена у руководителей России была проблема — сильная армия была залогом мира, и поэтому не только армия, но и сами руководители считали неправильным, непатриотичным говорить о недостатках армии. Поэтому, какой бы позорной ни была война, но после неё все в России, в том числе и руководители России, говорили не о предателях, вызвавших неоправданные потери, а возводили в герои часто откровенно дутых полководцев, таких, скажем, как Кутузов, пытаясь не только настоящими, но и этими дутыми героями запугать будущего вероятного противника.

Мне кажется, что объяснить эту мысль полезнее на конкретном примере, я воспользуюсь эпизодом из своей художественной книги «210 мгновений эпохи „Отца народа“». Повторю, что это книга художественная, то есть я описал собственный вымысел, однако этот вымысел основан на том, чем руководствуются настоящие государственные деятели, а именно таким деятелем и был И.В. Сталин.

Поздним вечером 26 марта 1945 года Сталин и начальник Генштаба Красной Армии генерал А.И. Антонов сидели за длинным столом с картой Германии; возле Антонова и Сталина на карте лежали различные документы, а перед Антоновым ещё и три папки с документами для доклада Сталину — красная, синяя и зелёная. Сталин, несколько раз скептически усмехнувшись, подписывает последний прочитанный документ и Антонов кладёт его в зелёную папку.

— Итак. — Сталин встаёт, вновь склоняется над картой, берёт в руки линейку, карандаш и возвращается к вопросу, который они обсуждали уже больше часа. — Сколько Генштабу ещё нужно времени, чтобы в деталях проработать план Берлинской операции?

— Дня три, — Антонов понимал, что в данном случае нужно спешить.

— Вызывайте на 1 апреля Жукова и Конева в Москву, в Генштабе детально ознакомьте их с нашим планом, пусть выскажут вам своё мнение, потом они мне доложат планы операций в части действий своих фронтов, и я их планы утвержу. — Сталин положил на карту линейку, установил её положение и удобнее взял карандаш. — Линию разграничения фронтам Жукова и Конева я довожу только до городка Люббен. — Сталин красным карандашом провёл по линейке линию и в её конце обвёл этот город на карте полукругом. — Будем смотреть по ходу операции: если у Жукова не будет получаться операция в плановые сроки, развернём на Берлин и правофланговые армии Конева… Всё, вы свободны.

Антонов собрал бумаги и свернул карту, но потом нерешительно начал.

— Есть вопрос, который напрямую не касается Генштаба, но который мне хотелось бы прояснить, если это возможно.

— Пожалуйста.

— Мы сейчас обсудили план Берлинской операции, в ходе которой 1-й Украинский Конева и 2-й Белорусский Рокоссовского отсекут Берлин от помощи немецких армий извне. Но всё равно наиболее трудная задача ляжет на 1-й Белорусский фронт. Ему надо будет взять Берлин, но перед взятием потребуется уничтожить 9-ю немецкую армию, опирающуюся на хорошо подготовленные оборонительные позиции Зееловских высот. Не заставить 9-ю армию отступить, а задержать и уничтожить, — голосом подчеркнул Антонов сложность задачи, предстоящей 1-му Белорусскому фронту. — И только после этого начать штурм собственно Берлина.

— Да, — подтвердил Сталин, несколько удивлённый повторением того, что они только что обсудили, — обходить 9-ю армию немцев нельзя, иначе она отступит в Берлин и там её уничтожить будет чрезвычайно трудно. При таком развитии событий мы потеряем дополнительно десятки тысяч жизней при штурме собственно Берлина. Нам обязательно надо уничтожать 9-ю армию в поле — на Зееловских высотах.

— Поэтому я и считаю, что с точки зрения командования этой операцией для 1-го Белорусского фронта это очень сложная операция, — начал объяснять свою мысль Антонов, — и хотя разработаем и проработаем её мы — Ставка и Генштаб, — но эта операция потребует большого искусства и самоотверженности от того, кто будет командовать фронтом. Мы здесь, в Москве, не сумеем реагировать на все изменения обстановки под Берлином с достаточной быстротой.

Поэтому, простите, я позволю вмешаться не в своё дело и предложить вернуть в командование 1-м Белорусским фронтом Рокоссовского, — видя, что Сталин нахмурился и задумался, Антонов продолжил торопливо: — Видите ли, маршал Жуков почти всю войну провоевал не командующим войсками, а вашим генерал-адъютантом. А когда Жукову поручались самостоятельные задачи, он командовал очень неубедительно. Кроме того, его сибаритство, совершенно не солдатское стремление к жизненным удобствам на фронте…

— Я вас понял, товарищ Антонов, — Сталин раздражённо остановил Антонова, — не надо продолжать. Мне могут не сообщить об истинном положении на фронте, но о любовницах своих коллег наши генералы сообщают мне обязательно.

Сталин, разумеется, знал, что множество командующих советскими армиями и фронтами, удалившись от жён, завели себе любовниц, мало того, использовали государственные ресурсы для ублажения подруг, в частности, устраивая их на разных штабных должностях и бессовестно награждая. Сталину уже сообщили то, что, возможно, хотел сообщить Антонов, — что любовница Г. Жукова, сопровождавшая его в поездках на фронт в качестве военфельдшера и не перевязавшая за всю войну ни одного раненого, была награждена Жуковым орденами Красного Знамени, Красной Звезды и пятью медалями.

— Извините, — стушевался Антонов.

— Во-первых, не стоило извиняться, — успокоил Антонова Сталин, — вы обязаны высказать мне все свои сомнения по предстоящей операции. Однако должен сказать, что если бы даже у меня не было иных, более важных соображений, то я бы не согласился с вашим предложением и по причинам военного характера. Думаю, вы уже в мыслях весь в предстоящей Берлинской операции и перестали обращать внимание на то, что у нас ещё не закончена Восточно-Померанская операция, в которой задействован 2-й Белорусский фронт. И после окончания этой операции Рокоссовскому придётся перебросить войска фронта на 350 километров к Одеру. Перебросить в условиях разрушенных железных дорог и угнанного подвижного состава. Сколько Генштаб может выделить Рокоссовскому автомобилей? — неожиданно спросил Сталин.

— Около двух тысяч… — Антонов тем был и силён, что помнил всё.

— Две тысячи, — подтвердил Сталин. — Стало быть — ничего. И Рокоссовскому придётся перебрасывать армии фронта к Одеру в основном пешим порядком. А немцы затопили пойму Одера, Одер теперь около 7 километров шириной, и Рокоссовскому придётся эту преграду преодолеть в условиях противодействия сильного противника и не имея времени даже на разведку. Вы как-то недооцениваете задачи, стоящие перед Рокоссовским, товарищ Антонов, а это такие задачи, которые только Рокоссовский и сумеет решить.

Но в данном случае дело не только в этом… — Сталин помолчал. — Товарищ Антонов, я работал с четырьмя начальниками Генерального штаба и должен сказать, что для войны вы выдающийся генштабист. Вы способны пропустить через себя тысячи данных о противнике и предсказать его поведение с исключительной точностью. Начиная с 1943 года во всех наших операциях заложен ваш талант.

Антонов заметно растерялся и покраснел.

— Спасибо, товарищ Сталин…

— В данном случае не в вашей похвале дело, хотя, конечно, я мог бы высказать вам её и раньше, — Сталин прохаживался вдоль стола. — У меня вопрос: а почему вы не имеете звания Героя Советского Союза? Почему не просите это звание, как просят другие генералы?

Антонов совсем смутился:

— Товарищ Сталин, я не совершил ничего, что позволяло бы мне претендовать на это звание.

— А многие ли из тех генералов, кто это звание имеют, совершили то, что требует статут этого звания? Вот вы в зелёной папочке представили мне очередные несколько десятков представлений к наградам. Из этих нескольких десятков многие ли заслужили эти награды?

— Товарищ Сталин, но если я не соглашусь с этими представлениями фронтов и наркомата обороны, то они ни мне, ни вам не дадут работать жалобами и обидами.

— Это так, — усмехнулся Сталин. — Но я подписываю эти представления и из иных соображений.

Каждая награда на груди генерала — это свидетельство о выигранном им бое. Ведь никто не знает, как и за что этот генерал награду получил. Поэтому я считаю, что наши полководцы должны быть увешаны наградами, чтобы наши будущие враги смотрели на наших генералов… и боялись.

Видите ли, товарищ Антонов, вы думаете только о том, как взять Берлин. Это правильно. А я обязан думать и о том, как сделать так, чтобы Берлин никогда больше не приходилось брать. Ни нам, ни нашим потомкам. Поэтому, кроме военных, мне приходится руководствоваться и иными соображениями.

И Жуков с Коневым будут командовать войсками, берущими Берлин, не по военным соображениям… — Сталин сделал паузу, прикидывая, как сформулировать то, что он хотел сказать. — Вы читали произведение Гитлера «Моя борьба»?

— Да. Можно сказать, изучил, — подтвердил Антонов.

— Тогда вы должны помнить, что Гитлер обосновал нападение на нас тем, что русские — это недочеловеки, которые без их, немцев, руководства, пропадут. Это у немцев в крови. Да что немцы — этот расизм у всей Европы в крови. Все западные европейцы искренне считают русских за неких папуасов, — помолчал. — В Первую мировую войну немцы сдались, когда англичане и французы ещё не ступили на землю Германии. А сейчас дерутся. Мерзавцу Гитлеру уже давно пора у нас просить пощады, а он дерётся. Почему?

— Немцы боятся расплаты за содеянное?

— Нет. Они же понимают, что чем дольше будут сопротивляться, тем больше будет расплата. Уверен, если бы наши союзники не пытались перехитрить нас (а заодно и друг друга) и высадились во Франции ещё в позапрошлом 1943 году, то они уже могли бы подойти к Берлину. И вот им бы Гитлер сдался. Сдаться англичанам или американцам для немцев не зазорно, а русским они сдаться не могут. Для них невыносима мысль о том, что какие-то полуобезьяны-русские пришли и всю цивилизованную Европу победили. И немцы дерутся…

Так вот, нам для будущего очень важно, чтобы Европу победил не только русский солдат, но чтобы во главе русских солдат победили Европу русские генералы. Русские! Поскольку Гитлер и Европа считают этнических русских недочеловеками, то этнические русские и должны поставить последнюю точку в этой войне. Мы, русские, их европейский расизм должны заткнуть им в их европейскую глотку.

Я не могу поставить командовать 1-м Белорусским Тимошенко или Будённого, поскольку это герои ещё с Гражданской войны, а мне нужно показать Европе преемственность — показать, что у русских не только были, но есть и всегда будут генералы, которые, если потребуется… поставят Европу раком! А Рокоссовский поляк…

Повисла пауза, в которой Антонов почувствовал себя крайне неудобно, поскольку по матери тоже был поляк, но Сталин молчал не поэтому. Наконец вождь подытожил тоном, не предусматривающим возражения:

— Поэтому Берлин будут брать Жуков и Конев!

* * *

Итак, получается замкнутый круг — обстановка всё время вызывала необходимость иметь высокий авторитет военного сословия в России. А эта необходимость, в свою очередь, вызывала паралич критики непрофессионализма и подлости российских офицеров и генералов, а этот паралич, принося сомнительную пользу, оставлял военное сословие подлым, трусливым и не умеющим воевать, что в свою очередь вызывало огромные человеческие и материальные потери России в последующих войнах.

Отметим справедливости ради, что при царе критиковать разросшееся военное сословие, вернее, его основу — дворянство, было и небезопасно, поскольку все перевороты с убийством царей были как раз проведены этим военным сословием.

Однако сегодня у нас нет самой России — нет народного государства, даже такого, которое было при царях, посему сегодня именно тот момент истории, когда можно вскрыть этот паразитический гнойник на теле нашего народа, не нанося ущерба самому народу.

Ну что же, приступим к рассмотрению проблем военного сословия России, причём начну я достаточно издалека.