Прощенный в воскресении. Заметки брюзжащего неофита

Юрий Меркеев

Дневниковые заметки ворчливого неофита. Короткие записи под настроение в течение года. Сначала были опубликованы на канале в яндекс-дзен «Проза. Публицистика. Православие». Затем я отредактировал их и собрал в книгу.

2. Прощенный в воскресении

Хочу немного исповедаться. Тем более, что скоро Прощенное воскресение. По правилу, нужно от сердца повиниться перед теми, кого вольно или невольно обидел. А я не могу. Точнее, если повинюсь, то будет не искренне. А Господь не терпит лицемерия, особенно в делах сердечных. Ибо в сердце зрит.

Что делать?

Итак, по порядку.

С некоторых пор я перестал лгать самому себе в отношении людей, которых по каким-то причинам не очень уважаю. Произошел отсев. И отсев этот очень эгоистичен. В просеянное вошли единицы — те, которые имеют родственный дух, редкий, робкий, тонкий — я его угадываю из миллиона. Потому что редкий он. Но он есть. Я не придумываю. «Люблю малое», — писал Розанов в «Опавших листьях». Малое окружение, малый круг близких по духу, малое количество. Даже если он сократится до одного меня, буду любить и этот малый. Шучу. С горькой иронией. Но в каждой шутке, как известно, много самолюбия.

Да. Мое самолюбие и моя личная свобода оказываются выше добродетельной христианской любви. Возможно, все писатели в некотором смысле эгоисты. Не знаю. Рассуждаю так.

Чем старше становлюсь, тем чаще ловлю себя на мысли о том, что с годами крепнет эгоизм. Если заповедь наша в отношении людей главная: «Возлюби ближнего как себя самого», что это значит? Откликаться на просьбы о помощи ближнего так, как ты хотел бы, чтобы на твои откликались. Тут все понятно. Пока не начнешь разбирать. А что если мне не хочется ни просить о помощи, ни принимать помощь, тем более, когда не просишь? Что если мое желание — меньше общаться с ближними? А это значит: и я не хочу никого тревожить, и не хочу тревожиться из-за кого-то. Это золотое правило православия или эгоизм? Давайте попробуем разобраться. Люблю малый свой круг — добрый, проверенный, привычный — для меня.

Если ко мне в гости приходят родственники, вы думаете, я искренне радуюсь этому? Плохой я христианин. Выпарил из моря людей сухие кристаллики себе дорогих, и возомнил себя христианином.

Раньше был гибким и рефлексирующим. В молодости с людьми легко сходился, легко расставался и всех любил. Ну, не всех, конечно, но старался. Теперь не переношу того, что мне не нравится. Не переношу и не хочу тратить время на общение с теми, кто не нравится.

— Почему? — спросите вы.

— Не хочу, — отвечу я, как в «Собачьем сердце» отвечал профессор Преображенский, когда ему комиссарша пыталась впарить подписку на газеты.

— Вы не любите…?

— Люблю.

— Тогда почему не…

— Не хочу.

— Вот такой, друзья, у меня символ веры в 58. Не хочу.

В общем, скоро Прощенное воскресение, а я…не хочу!

Накажет за это Бог? Сам себя накажу. Но не почувствую ни капли укора совести. Плохой я? Ответь.

Меня простят в воскресении. Не сомневаюсь. Иначе Бог не Любовь.

А на земле прощение заслужить трудно. Все мы разные.

Впрочем, в помощь мне классик, наше все, Федор Михайлович Достоевский.

«В мечтах я…может быть действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. Я…становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся».