Курьёзы Комбинатора в тонких намёках на толстые обстоятельства

Юрий Леонидович Романов, 2023

В любовно-юмористическом романе, "Курьёзы комбинатора в тонких намёках на толстые обстоятельства, сын Великого комбинатора, потеряв финансы в пыльно-ваучерном ветре перемен 90-х, но сохранив бодрость духа и не потеряв веру в любовь, устремился на её поиски, вместе с идее обогащения. Мутная ситуация затягивает его в последний этап "мечты идиота" – гармонического слияния любви и бизнеса в рамках юмора 18+. Роман является завершающим в романтических приключениях юмористической трилогии, куда вместе с ним входят:"Тайна Великого комбинатора и зигзаги любви" и "Зелёный гамбит комбинатора", продолжая не меркнущие идеи произведений великих писателей "12-ти стульев" и "Золотого телёнка". Автор – кандидат технических наук, служил в армии, прошёл жизненную школу от грузчика до зав отделом "Научно-Производственного Объединения Цветметавтоматика". Был внештатным членом "Госкомитета по науке и техники". В 90-е годы работал вице-президентом американской компании.

Глава 3. Да здравствует то, благодаря чему мы, несмотря ни на что

Пройдя под наскоро замазанной синькой старой вывеской «Жигули», со слезами от дождя, и мимо трёх цветных вывесок братьев япономать: «Сукин-Сан», «Саке-Сан», «Баня-Сан», гражданин в фуражке и в положительном настроении появился у пешеходно-автомобильной «тропы» Нового Арбата. Всосав в себя очередную порцию газового допинга, Бендер остановился рядом с дверью в кафе и стал наблюдать за многочисленным и разношерстым пешеходом, мелькавшим перед его взором.

— Это видимо хозяйка, с тремя пирамидальными бумажными пакетиками с молоком в нейлоновой растягивающейся авоське, оставляющая трассирующий белый след на сухом асфальте. Она наверняка спешит к двери продуктового магазина, чтобы занять своё место в длинной очереди. Вот, наконец, дождавшись очередного покупателя и получив свой заветный номер, стала тщательно выводить его чернильным карандашом на ладони. Благополучно завершив «регистрацию», побежала обратно к булочной, где видимо, уже приобрела очередной порядковый номер…

Иванов-Бендер медленно перевёл взгляд: «Интересно кто вон тот пожилой мужичок в белых роговых очках на банановом носу, в модном пиджачке с короткими и давно не стиранными боцманскими штанами, завершающих своё продолжение волосатыми конечностями в сандалиях на босу ногу? Куда это он так торопится? Похоже, что это один из последних могикан науки, которому удалось сберечь знания, силы и уверенность в себе. Это он, расталкивая пешеход, явно торопится, успеть донести до молодёжи свои познания, о достижениях человечества, не расплескав их по дороге за последние надцать лет»…

— А это что за господин с портфелем, рядом со мной и дверью кафе «Вся сила в зёрнах»? Он, в помятой кепке и блестящем, в некоторых местах пиджаке, но приличных, правда не по моде, брюках. Причём — одна штанина заправлена в носок, а другая настолько коротка, что обнажала завязки от кальсон. Под усами, типа «а-ля Чаплин», рядом с тёмным пространством от бывшего зуба отдавала блеском фикса из нержавеющей стали. Вероятно «рассеянный — с улицы Басееной» — явно безработный, но не потерявший надежду на приближение горизонта лучшей жизни. «Кепка» нагнулась, старалась пристроить свой заслуженный портфель у витрины кафе, который не «слушался» и сваливался набок.

Наконец, пристроив портфель, господин достал из него бутылку кефира с сайкой. Затем, не теряя времени, притулившись к стеклу витрины, приступил к трапезе закрыв глаза, видимо, чтоб заодно и подремать, считая, что время — деньги, которых, судя по его виду, у него уже не осталось.

Через некоторое время к нему подошёл человек тоже с заслуженным саквояжем.

— Вы товарищ Оболдуев?

— Ну я, — не открывая глаз и не беря перерыв на пережёвывание пищи, сознался Оболдуев.

— Тогда я к вам по программе — одновременной игры с Магом и целителями, — произнёс пароль подошедший.

— Пристраивайся с права от меня, но не загораживая дверь, — не поднимая век, изрёк Оболдуев.

Оболдуев Давид Утопич по натуре был анархистом. Он ненавидел власть Советов точно также как ненавидел и власть капитала, но любил власть денег. Вообще он презирал любую власть, но стремился к ней всеми фибрами своей анархической души. Давид Утопич часто с умилением вспоминал приятные эпизоды из своей жизни, когда трудился в колбасном секторе «Елисеевского», где позади него, как буревестник, гордо реял вымпел «Победителю соцсоревнования». Правда сладкие воспоминанья омрачала тень таксопарка, где когда-то трудился, но в силу своей внутренней убеждённости нарушал закон, регулярно завышая стоимость проезда. Приработком он ни с кем не делился, кладя разницу в карман, и в конце концов созрел для посещения тюрьмы, где на воротах значилось: «Не грусти входящий».

Оболдуев всё же считал себя честным человеком, так как честно «от звонка до звонка» отсидел положенный срок. Но руководство таксопарков, куда он после честной отсидки обращался, его мнения не разделяли. «Проверять» же карманы пешеходов скрытно он не умел, а другой профессией бог не наградил. Встал вопрос: «Куда пойти? Куды податься?»…

При нём оставалась, наглость анархиста, тяга к обсчёту и обвесу, а также дар детства — заводить нужные знакомства, но судьба долго испытывала его на прочность. Наконец, когда он уже было потерял надежду устроиться на работу, ему крупно повезло. Как говорят в народе — «нет худа без добра». И добро пришло в пивную, где Оболдуев неожиданно повстречал сокамерника из заведения «Не грусти входящий», — бывшего директора столичного мясокомбината, члена тайного обществ «Ты мне, я — тебе».

В конце концов, члены этого общества, устроили его в колбасный сектор «Елисеевского» продавцом. Слово «сектор» он не переваривал, но согласился, так как любил колбасу…

В стране был серьёзный дефицит всего, а посему ему, с начальным образованием, через некоторое время под «ветер перемен» удалось, за «докторскую колбасу», сначала купить «Аттестат зрелости» и «Диплом» о высшем, а затем, за «Краковскую», прикупить «Кандидатскую». С ветром «перемен» такие липовые корочки можно купить в любом переходе. Да и зачем обладать какими-то способностями, напрягаться, время терять да заморачиваться, если каждый второй руководитель с такими «глубокими знаниями» уже в академиках ходит, — рассудил Оболдуев.

Высокопоставленные клиенты, прознав о его корочках стали наперебой ему предлагать перейти на работу на высокие должности в другие сферы деятельности, но Оболдуев от этих предложений отказывался. Однажды, когда ему один значимый клиент предложил перейти в Академию Наук на более приличную должность, Давид Утопич отказался, громко заявив: «Я не подкупный продавец из народа и надеюсь, что в «Елисеевском» мою «честность» оценят, а Родина не забудет!»…

История главного московского гастронома началась в 1898 году, когда на Тверской улице, купец Григорий Елисеев купил дом, «наполненной своими загадками и тайнами», положив начало одной из историй братьев Елисеевых, связанной с угрозой закрытия «храма Бахуса»… Дело в том, что по тогдашним законам торговля спиртными напитками не разрешалась ближе 42 сажен от входа в церковь, а посему расположение храмов на Тверской для Елисеева было плохим соседством…

Несмотря на это обстоятельство, а точнее наперекор ему, три года спустя, на первом этаже открылся шикарно оформленный магазин, который в столице быстро прозвали «Елисеевским»…

В день открытия магазина, на Тверской было не протолкнуться. На открытии присутствовало множество гостей из верхов, и представшее их взору зрелище поразило даже самых взыскательных, а посему каждый старался заглянуть через плечо соседа и рассмотреть диковинные деликатесы и напитки, расставленные за стеклами витрин…

Дом на Тверской превратился в настоящий храм искусств. В его залах, украшенных знаменитыми картинами и фресками, регулярно собирался весь цвет московской творческой интеллигенции. Свои произведения здесь читали Пушкин, Жуковский, Вяземский, Тютчев, Одоевский, Тургенев и многие другие русские классики…

Особняк на Тверской принадлежал Елисееву до 1917 года… — Это конечно не плохо, но только почему мои предки не удосужились что-нибудь похожее сотворить для меня? — надрывалась анархическая душа Давида Утопича. — Ну да ладно. Молчи грусть — молчи…

— Вот, уже в мою бытность, — рассуждал вслух Давид Утопич закрыв глаза, — как сейчас вижу… стол в честь юбиляра Ю. Трезвилова, моего легендарного директора «Елисеевского», которого моя душа так не переваривала… Наискось широкого стола розовели и янтарились белорыбьи и осетровые балыки. Чернелась в серебряных ведрах, в кольце прозрачного льда, стерляжья мелкая икра. Высилась над краями горкой темная осетровая и крупная, зернышко к зернышку, белужья…

— Да…, Трезвилов умудрялся снабжать деликатесами элиту Советов и умел налаживать с ними контакты, не забывая себя, одновременно общаясь с гениальными аферистами, — Давид Утопич с грустью вздохнул. — Эти гении торговли умудрялись делать миллионные состояния под носом у советской власти, несмотря на грозящую за это смертную казнь.

— Самый крутой дефицит на прилавки почти не выставлялся, или попадал туда чисто символически. По себе знаю. Я лично проводил в эти закрома с чёрного хода, многих цикашников, руководителей всех мастей и их жён, продавая допущенным к «кормушке», все по блату через общества: «Ты мне, я — тебе», «Ты меня уважаешь», «Я — тебя уважаю», «Мы — уважаемые люди». Да, наш директор понимал в этом толк и был членом всех этих тайных обществ, а посему ему прощались любые вольности, но… Как сейчас помню, — я уже перед пенсией планировал за «Краковскую» приобрести ещё и «Докторскую диссертацию», когда судьба распорядилась по-другому…

Нагрянул ОБХСС — и Родина не забыла мои высказывания о «честности в Елисеевском». Меня уволили без права работы и проживания в городе N, «наградив» условным сроком, со словами: «Вам сильно повезло»… А вот директора — закапали…

Некоторое время спустя, Оболдуев Давид Утопич, удачно используя связи, приобретённые ещё в колбасной секции, с отвращением исхлопотал себе досрочную пенсию, поселившись за городом N — в доме «Забытые грёзы».

Престарелые артисты, пожизненно живущие в этом доме, пытаясь выяснить его заслуги, донимали его распросами, но он их посылал уклончиво: «Да, я своеобразный артист, но я заслужённый артист «Елисеевской школы!»» — в итоге общество и время отказывалось его лечить, не давая успокоения его анархической душе.

Душа его дрожала от негодования и завести даже тогда, когда огорчённый Оболдуев одиноко прогуливаясь мимо открытых окон «Забытых грёз» иногда улавливал обрывки фраз артистов о фильмах, гонорарах, сцене, и их влиянии на общество. Эти все разговоры, где он не мог влиять на процесс изымания денег, его опустошали…

Иногда анархист-одиночка целыми днями смотрел через окно на ручей без названия, где текла родниковая вода, но мысли Давида Утопича всё равно перескакивали на советское, ему подсознательно неприятное. Вспоминались возмутительные ему эпизоды — октябрьские и первомайские демонстрации, на которые его, на добровольно-принудительной основе, регулярно «пригашали»…

В весёлой колонне под флагами и транспарантами, призывающими граждан выполнить пятилетку в четыре года, Давида Утопича ещё больше раздражали разговоры о достижениях и росте благосостояния.

Оболдуева просто опустошали разговоры о достижениях, о жаловании, которые окружающие называли зарплатой, о кассе взаимопомощи, о месячнике помощи детям, о социальной значимости соц. Соревнований, вручение грамот и вымпелов победителям.

Давид Утопич вздрагивал от песни о паровозе, который… «летит вперёд», потому что не понимал почему именно в коммуне должна быть остановка… и вообще он просто не знал в какой стороне коммуна, но боялся спросить. Зато твёрдо усвоил, — «коммунизм на горизонте», где «каждому по–потребности, а от каждого по способности»! Первая же часть лозунга ему нравилась значительно больше…

В мире же киноискусства ему ближе был фильм «Процесс о трёх миллионах» и «Блеф», а не «Бронепоезд» с «Клопом» и пьесой «На дне», где, как ему казалось, он находится после выхода на пенсию. От этого «Дна», Оболдуев не мог прийти в себя — помогали только минуты молчания, опущенные веки и воспоминания о его работе в Елисеевском. Там его почерневшая душа искренне радовалась процессам обвеса и моментам реализации просроченной продукции оптом, по завышенным ценам, клиентам с «чёрного входа»…

Вот и сейчас, закрыв глаза, перед ним возникло дорогое убранство Елисеевского и шикарный ассортимент продуктов: «А какие были колбасы в моём секторе!» — неожиданно для самого себя снова вслух произнёс Оболдуев.

— Что? — спросила, проходящая мимо старушка, шаркая стоптанными тапочками, — вы что-то сказали о колбасе? И за кем можно занять очередь, касатик?

— Это не вам, — не поднимая век, отреагировал Оболдуев. — Прошу очередь за мной не создавать и не волноваться. Вам колбасой не грозят.

— Жалко. Давно не пробовала. Хотя бы понюхать!.. Ладно, тогда дальше пойду, — грустно прошамкал божий одуванчик и мелкими шашками зашаркал по тротуару цветными домашними тапочками, с большим чёрным помпоном…

— Всё-таки какое прекрасное было время, когда я находился у кормушки и никто не мешал мне прилично подворовывать! — продолжил отдаваться своим приятным грёзам Давид Утопич и вдруг, первый раз в жизни осознал, что он вслух, сам себе, признался в своих воровских деяниях. Оболдуев от испуга открыл глаза и осмотрелся. Рядом никого не было. Он с облегчением выдохнул… — Уф, совесть стала просыпаться — это не к добру…

Сидя на пенсии, Оболдуев Давид Утопич, сник, потеряв свой жизненный ориентир, ввиду отсутствия возможности влиять на процессы дефицита для пешеходов, которые относительно не давно, стояли к нему в очереди за колбасой…

Вдруг, «на голубом глазу» телевизора, проявились сразу «три молодца из одного ларца», кардинально изменившие его последующую жизнь — «Маг» и два «Целителя».

Двое лечили всех на расстоянии, а третий обещал, то, о чём он всё время мечтал — много и всё сразу!..

— В этом деле, я надеюсь, будет дефицит мозгов и отсутствие госконтроля, — обозначил свою программу Оболдуев, — вот она моя мечта! К этой мечте, точнее к местам проведения этих мероприятий, наверняка будут длинные очереди! Я должен быть, в нужном месте, в нужное время, впереди «на белом коне с шашкой наголо», как в своё время Чапай! При этой мысли, Давид Утопьевич, стряхнув с себя старые оковы «условного срока» с запретами на проживание в столице, за «колбасные» аферы и прочие «шалости», снял комнатушку в городе «N». Затем, сильно зауважав «Целителей» и «Магов» телевизионного экрана, приободрившись, лично постановил: «Обязательно познакомлюсь с телеведущим «международной кассы взаимопомощи», а потом и с САМИМ! Для выполнения этой титанической задачи мне необходимо тщательно «поскрести по сусекам» давних связей в тайном обществе «Ты мне, я — тебе»», — сказал и сделал…

Уже некоторое время спустя, Оболдуев Давид Утопьевич стоял, прислонившись к витрине, с приклеенной рекламой «Вся сила в зёрнах», с радостным предчувствием деловой встречи с главным рекламщиком фирмы «Три Ку-Ку», который не давно вошёл в кафешку.

Чтобы не упустить момента, когда выйдет тот — с кем назначено встреча, он устроился не далеко от вращающихся дверей, втягивающих и выплёвывающих посетителей…

— Итак, первый этап мечты я осуществил, познакомившись с главным рекламщиком фирмы «Три Ку-Ку»! — стоя у кафешки «Улетай туча», констатировал Давид Утопьевич. — Я уже не «хухры мухры», а начальник и организатор не организованной публики, — теперь каждая моя секунда стоит больших денег. А по сему мне следует, не теряя драгоценного времени, перекусить! В момент пережёвывания я могу «пораскинуть мозгами», а если удастся, и подремать! Главное не упустить моего!..

Снующие посетители кафешки «Улетай туча» Оболдуева не смущали и он, достав из портфеля бутылку кефира с сайкой, приступил к исполнению задуманного. Приняв первую порцию и прикрыв глаза, Давид Утопьевич стал помогать обществу, тщательно пережёвывая сайку с кефиром, и совмещать полезное с приятным. Но уже через несколько секунд, как ему показалась, дверь кафе как-то не так взвизгнула. Оболдуев поднял веки. На пороге, рядом со стеклянной дверью, стоял уверенный в себе посетитель. Он был в малиновом пиджаке, в белой, с красными яблоками, сорочке, с чёрной большой бабочкой, и в стон ей, штанах-бананах с мотнёй ниже колен, без носок, но в белых тапочках. Увидев, до слёз ему знакомый, образ, Оболдуев засиял как ясно солнышко. Он приободрился, решив, что его влажделенный объект, под воздействием совести и обещаний, подойдёт к нему сам и, откусив очередной кусок сайки, продолжил «помогать обществу». Но, уже через несколько секунд с тревогой осознал, что предмет его встречи стал удаляться.

Похоже дело шло к развязке… Давид Утопьевич изменился в лице и перестал жевать, но по инерции, продолжая выделять желудочный сок. На его лице, под помятой кепкой, появилась гримаса «прощай молодость». Поняв, что объект в красной рубашоночке, модного покроя, намеренно пытается затеряться в толпе, со всей своей дури закричал:

— Куда? Я здесь! Куда, дорогой попёрся? Куда? Не туда бежишь! — но осознав реальность происходящего, засунул открытую бутылку кефира обратно в, сомнительного цвета потёртый временем, портфель, который был старше черепахи в «Приключениях Буратино», ринулся в догонку, оставив портфель без прикрытия в гордом одиночестве.

— Лёня, голубчик стой! Куда же ты? — залепетал Оболдуев, — я здесь. Вернись, — сказал он тихо и… бог услышал.

— А…, это ты, Оболдуев? Привет. Извини не узнал, значит скоро будешь богатым!» — произнёс вернувшейся малиновый пиджак.

— Привет! Заждался… Скорей бы уж, — и наконец с трудом проглотив кусок не дожёванной сайки, застенчиво поинтересовался, — а что там намечается с реальными котировками? А то мои акции подёрнулись плесенью. Все свои кровные вложил. Вопрос жизни и смерти.

— Потерпи немного, голубчик. Ты же в курсе, Утопич, он такие вещи решает исключительно сам и не предаёт огласке! — и тут же спросил, — а что с поручением?

— Докладаю,… твои поручения выполнил!

— Слава богу, Утопич, что докладаешь, а не накладаешь! Молодец — огурец! «Три Ку-Ку» тебя не забудет.

— Спасибо, что не Три Пи эр.

— А!.. Ты имеешь ввиду окружность. Таскай с мясом, — иронично поблагодарил Лёня, — так говаривал мой древний предок, когда разрешал нам брать деревянной ложкой кусочки мяса из большой общей миски с борщом.

— Ты угадал. Окружность… От тебя ничего не утаишь.

— А что с публикой для Чумы и для Кашпо? Учти, Утопич, мы деньги, за лекции двухчасового сеанса, им уже передали. Да и Гусейну приличную сумму отстегнули, чтобы при телесеансе Чумы и Кашпо, всё прошло тип-топ и обрабатываемые телезрители пачками «прилипали» к голубым экранам, а затем приходили бы за нашими акциями.

— Народ для Чумы и Кашпо, я уже собрал! Сейчас их поведу в Дом Культуры фабрики макаронных изделий!

— Где это?

— Рядом с кладбищем и метро. Не далеко от сюда… Пешком дойдём, чтобы народ не тратиться.

— Метро с кладбищем, это символично и даже как-то стимулирует! — произнёс Лёня поставленным голосом. — И сколько таких набралось, которые «рвутся в бой»?

— Целых пятьсот сорок два индивидуума уже готовы к бою, пардон, к Шоу одновременной игры с экстрасенсами «макаронных изделий» и к встрече с нашим киндервундером Кузей Маврушкиным, — радостно отрапортовал Оболдуев, — а вот завтра соберу людскую партию ещё больше!

— «Шоу» с макаронными изделиями — это впечатляет! Вот это по-нашему, по-рабочему! — похвалил Лёня, только смотри, чтобы наш «Маг» и эти два «целителя» не встретились во время сеанса, а то передерутся!.. Рекомендую заранее продумать свои действия на случай, если вдруг что-то пойдёт не по плану.

— Такого не будет! Я этого не допущу! Сеансы этих троих пойдут друг за другом, но с двухчасовым разрывом, так сказать, с перерывом на «обед», — пошутил Оболдуев.

— Действуй, Давид Утопич, действуй дорогой — новый картуз куплю! Верь — завтра будет лучше, чем вчера.

— Верю, но про обещанный картузик не забудь.

— Не боись. Считай, что он у тебя в кармане!.. Да, хочу проинформировать.

— Весь во внимании.

— У нас, в телешоу появился серьёзный конкурент… В телевизионной программе следующей недели, сразу за сеансами Кашпо, прописана передача какого-то господина Дурёхи под названием «Человек — гриб», где он, на голубом глазу, с абсолютно серьёзным видом, планирует припудрить мозги нашим потенциальным клиентом.

— Это кто ещё такой?.. Почему не знаю?

— Но ты, Утопич, имей это ввиду.

— Но господин, Леня, — это же реальный кошмар! Да что он понимает в нашем деле!

— Представляешь, этот болван утверждает, что будто-бы все великие люди на самом деле были не люди, а грибы с радиоволной. Причём у каждого своя, на которую он может настроить любого смертного.

— Но, господин, Лёня, ведь могут подумать, что наш Кузя не финансовый гений, а какой-то паршивый гриб со спорами. Этой абсолютной чепухой, Дурёха может переманить наших телевизионных клиентов.

— Ведь наш совковый клиент знает, что по телевизору врать не могут! — с испугом во взоре произнёс Лёня.

— А Маврушкин, Кашпо и Чума в курсе о сеансе этого Дурёхи? — поинтересовался Оболдуев.

— Скажу честно — наши телегипнотизёры и другие аферисты в курсе того, что могут пудрить мозги не всем, а только телезрителям с напрочь отсутствующим критическим мышлением! Так что, мы попробуем нейтрализовать Дурёху, а ты постарайся организовать в ближайшие дни побольше коллективных просмотров и сеансов в культурных заведениях. Конечно, было бы классно организовать такое мероприятие во «дворце Съездов»! Ну да это невозможно — пока. Ладно — организуй это здесь в ДК. Вон сколько их простаивают без дела. Да они тебе все места зацелуют и залижут. Глядишь и «копейку» подкинут.

— А с моим гонораром как? Надо бы удвоить, а то анализ показывает, что всё растёт, а твёрдости не хватает.

— Да пошёл ты со своей твёрдостью!.. У тебя нет очевидных результатов — одни анализы!

— Это вы напрасно. В фойе этого же ДК, где мною запланированы три встречи, я организовал оптовую продажу «Хербалайфа с извилинами опарыша», мазь «УМО» из ушей и мочи осла! Да уже только одно чудо-изделие «Пудра для мозгоёдов» сотворит переворот в мозгах наших акционеров!

— Хотя постой, мозговед ты наш. Ты про твёрдость произнёс.

Гнётся что ли? Поверь мне, наши Кашпо и Чума тебе не помогут. Только монеты потеряешь. От этого может помочь только обрезание — в том месте, где у тебя это случается.

— Господин, Лёня, вы говорите не допустимые вещи. Я не об этом, а о другом, — про мой жизненный напор. Повысить бы гонорарчик, а? Его даже на резиновые авоськи не хватит. Чтоб мне с женой можно было ночь простоять, да день продержаться…

— Вы, Давид Утопич, — дезертир трудового фронта! Вы становитесь не договороспособным! Лёня от нахлынувшего гнева, брызгал словами, — вы становитесь не договороспособным. Тебя вихри враждебные по телеку укусили? Вот и признаки на лице появились. Ну чего ты клянчишь народные деньги? Верь нашему Маврушкину и всё тут! В конце концов сходи свечку поставь. Запишись на сеанс экзорцизма к батюшке. Ты, Давид, работай — вкладывайся в наши «Три Ку-Ку» и всё будет в норме.

— В какой норме? Вы меня не сбивайте. Я сам собьюсь, а у вас всё равно ничего не получится! Вот вы — вкладывай, вкладывай! Где я деньги возьму на приобретение новых акций? Я никогда так не грустил, подчиняясь призыву «зоны» и загрустил сразу, как только вложился всеми сбережениями в эти акции. Я же остался без копейки, как последняя… просите, вложив всё «в наше общее дело!».

— Действительно, — подумал Хитров, вдруг с любовью взглянув на сморщенное лицо «дезертира трудового фронта», — видимо начал я тупеть от народного внимания и телекамер. О нуждах своих тружеников стал забывать.

— Вот так-то, дорогой, — Оболдуев заискивающе, но с надеждой смотрел на Лёню.

— Как вы говорите? Без копейки? — Лёня от волнения всегда путал ты, вы с сомнительными словами. — Это интересно, но не забавно, блин. У вас мать такая заботливая, а ты не слушаешь меня, мать твою!

— Конечно, я в общем-то могу обратиться к частному лицу или в райком «Золотого рубля», они с радостью мне дадут, средства на существование, но тогда бы стало достоянием гласности, что ответственный исполнитель Международной компании «Три Ку-Ку» оказался без порток, — последнюю фразу Давид Утопич произнёс с душевным надрывом и прищурясь как сквозь прицел посмотрел на Лёню.

Рекламная личность, владельца «Мы не халявщики, а партнёры», тревожно прислушался к трагическим ноткам в голосе Утопича и, оценив хитрый прищур Оболдуева, подумал: «А вдруг он ненормальный? Тогда геморрой мне обеспечен!»

— Ну так что? — снова поинтересовался Оболдуев.

— Очень хорошо, Утопич, что ты обратился прямо ко мне, — Лёня отлегчённо выдохнул. — Уговорил! — поговорю с самим. Проведёшь успешно мероприятия, о которых мы с тобой договорились, я тебе сразу организую подъёмные! Но об этом больше ни кому! Помни — договор есть соглашение при не противлении сторон!.. Да и не забудь, что сегодня 1-ое апреля, наш профессиональный праздник! Чтобы было всё Тип-Топ! — и Лёня, подойдя к бровке поспешил воспользовался услугами частника, «проголосовав» зелёной купюрой…

— Голубь мой, искуситель! Когда получу их, подключу к нашим «Шоу» все «культурные дома», — произнёс Утопич. Затем Оболдуев, достал из портфеля бутылку, с остатками кефира, начатую сайку, испачканную разлившейся жидкостью, и, вернувшись к прежней позе у стеклянной витрины, продолжил потребление калорий…

И тут Оскара осенило: «Да это же Лёня Хитров, рекламное воплощение мечты идиота и герой рекламы бренда «Три Ку-Ку» международной телеафёры, основанной Кузей Маврушкиным!»

Рядом с Оболдуевым, стоящим не далеко от стеклянной витрины, минут через пятнадцать, «нарисовалась» огромная очередь в ожидании окончания трапезы… Наконец Оболдуев, прикончив сайку с кефиром, положил стеклянную посуду в портфель и, окинул оценивающим взором вновь прибывших. Затем, Утопич, достал из другого отделения заслуженного портфеля толстую тетрадь с карандашом и какие-то свёрнутые в трубочки бумажки и произнёс:

— Господа, минуточку внимания. Сегодня у нас первый день апреля, наш профессиональный праздник! В ознаменование этого праздника наша фирма «Три Ку-Ку» выделила ограниченное количество билетов для посещения сеансов по излечению недугов, — толпа сразу пришла в движение. — Господа, господа у кого есть деньги не волнуйтесь — для вас хватит. Желающие могут самостоятельно, на демократических началах, записаться вот в эту тетрадь, — Оболдуев высоко поднял руку с тетрадкой и передал её очереди, — а расписавшись подойти ко мне для оплаты билетов в ДК.

— Также, каждый, в добровольно-принудительном порядке должен приобрести талончик на исцеляющие средства, которые пока имеются в наличие: «Хербалайф с извилинами опарыша», мазь «УМО» и «Настойка из ушей и мочи осла», а также «Пудра для мозгоёдов». Это даст вам право на покупку акций «Три Ку-Ку»». Свой же товар по этим талончикам вы получите в фойе ДК.

— А когда? — поинтересовался кто-то из толпы, — и сумки у нас имеются.

— Как только придём… А сейчас, — произнёс осипшим голосом Оболдуев, — равнение на колбасу, пардон оговорился. Одним словом, прошу пешеход разобраться в колонну по четыре и стройными рядами двигаться за мной к Дому Культуры фабрики «Макаронных изделий». Там ждёт вас ваш главный партнёр по акциям, целители и ваша голубая мечта, — и с этими словами Оболдуев подошёл к первой шеренге колонны.

— Господа! Господа! Дайте пройти вперёд и встать посредине головной шеренги… мне, как представителю среднего класса, и как вашему почётному руководителю, возглавляющему колонну!..

Приезжий в адмиральской фуражке с интересом наблюдал за развитием процесса, и как только площадка перед витриной «Вся сила в зёрнах» опустела, убеждённым тоном произнёс:

— Нет, и это не Ларнака, и тем более не Рио-де-Жанейро, — но немного подумав и оценив складывающуюся ситуацию, неожиданно изменив решение, проследовал за колонной. Он быстро перемещался к её началу и по ходу обосновывая свое внезапное решение, — грех не использовать «Три Ку-Кушный» порыв масс в познавательных целях…