Курьёзы Комбинатора в тонких намёках на толстые обстоятельства

Юрий Леонидович Романов, 2023

В любовно-юмористическом романе, "Курьёзы комбинатора в тонких намёках на толстые обстоятельства, сын Великого комбинатора, потеряв финансы в пыльно-ваучерном ветре перемен 90-х, но сохранив бодрость духа и не потеряв веру в любовь, устремился на её поиски, вместе с идее обогащения. Мутная ситуация затягивает его в последний этап "мечты идиота" – гармонического слияния любви и бизнеса в рамках юмора 18+. Роман является завершающим в романтических приключениях юмористической трилогии, куда вместе с ним входят:"Тайна Великого комбинатора и зигзаги любви" и "Зелёный гамбит комбинатора", продолжая не меркнущие идеи произведений великих писателей "12-ти стульев" и "Золотого телёнка". Автор – кандидат технических наук, служил в армии, прошёл жизненную школу от грузчика до зав отделом "Научно-Производственного Объединения Цветметавтоматика". Был внештатным членом "Госкомитета по науке и техники". В 90-е годы работал вице-президентом американской компании.

Глава I. Жизнь продолжается господа присяжные заседатели!

Как известно — мир покоится на трёх китах: власть, деньги и терпение людей, у которых нет ни того, ни другого, но именно они и есть основная часть пешехода.

Как учили и учат нас классики — «Пешеход всегда прав — пока жив», но иногда и после. Пешеходы составляли и составляют лучшую часть человечества. Пешехода надо любить и уважать, пока, он-пешеход, размножается традиционным способом и неустанно трудится, создавая что-то новенькое, облегчающее труд и сохраняющее здоровье.

Он в древние времена изобрёл колесо и сумел приучить лошадь к телеге, а затем, полюбив скорость, придумал велосипед и автомобиль… Так появились велосипедисты и автомобилисты.

Усилиями же пешехода создан современный мир с его великолепием и изъянами. Например, завидуя журавлям в небе, пешеход, подражая им, неоднократно вставлял себе перья в разные места — и, в конце концов, приспособив подручные материалы, устремился с колокольни… Следует отметить, что на первых парах ему не везло — не хватало силы ветра, знаний и финансов, но со временем он решил и эту задачу, следуя правилу «Степ Бай Степ», переходя от простого к сложному. Так, дополнительно к пешеходу присоединились планеристы, авиаспециалисты, финансисты и аферисты…

Следует отметить, что именно пешеход, работая над изъянами, занялся разработкой «Законов», чтобы, на дорогах «светофоров жизни», не загорались одновременно «три цвета сразу». Но как известно «Закон» — верёвочка, кто повыше перешагивает, а кто пониже подлазит…

В маленьком селе «Х», что рядом с провинциальным городом «Д», пешеход трудился на земле, орошая своим потом растительность, пользуясь авторитетом и уважением в большом городе «N», по случаю реализации там выращенное им на грешной земле. Пешеход в селе «Х», беззаботно бродил по мостовой, пересекая её в любом направлении самым замысловатым образом. Там он являлся хозяином улиц.

Для поддержания авторитета пешехода, в эпоху борьбы с бездорожьем и разгильдяйством, был устроен автопробег, сооружён канал, построины мосты, госпиталь рядом с пристанью и даже проложена асфальтовая дорога… от госпиталя до станции, которую оснастили деревянными столбами с лампочками «Ильича».

По этой трассе, пешеход села «Х», живущий на даче зимой и летом, уверенно осваивал «бег трусцой — ради жизни». Во время бега, пешеход строго придерживался научного подхода — плавно переваливаясь с пятки на носок, он держал расслабленными натруженные руки вдоль натренированного тела. Далее, резко свернув с курса, пешеход продолжал свой бег по легендарной старой песчаной дороге, где во второй половине двадцатого столетия застрял паровоз, «летящий в Коммуну», так и не дотянув до намеченной цели… В годы застоя, в этом месте демонтировали рельсы вместе с деревянными шпалами, обещая положить бетонные… Проделывая этот путь, пешеход попадал в закусочную со звучным названием «Шайба», объединённой под одной крышей с легендарным паровозом, стоящем на запасном пути.

Погода благоприятствовала любви и общению. У паровозной топки, пешеход после забега надолго объединялся с легендарным паровозом и с кружкой пива с «прицепом» (водкой), добавленной из-подполы, слушая рассказы бывалых людей, умиляясь историям под влиянием винного угара, пены и табачного дыма.

Буфетчица Клава, уважая бегунов, приклеила на двери, с наружи «Шайбы», бумажку: «Голым — пиво отпускается в кредит!» — а за регулярное посещение её заведения при забеге, старалась долить им кружку почти до верха. Правда, это уважение не мешало Клаве разбавлять пиво водой с содой, для увеличения пены.

Однажды, под влиянием «ветра перемен», город «Д» поглотил село «Х», обозвав его «Хум» (Хлебниковским уездным микрорайоном). Местное самоуправление исчезло. Авторитет пешехода упал ниже плинтуса. Единственный магазин исчез, но появились самодельные палатки приезжих из бывших республик. Цены резко «подскочили». Услуги по ремонту колодцев, заборов, построек и прочего оборудования куда-то пропали, а посему — в колодец, стоявший с родниковой водой у дороги, из канавы через щели сруба стали успешно сливаться потоки сомнительного вида. Но надо признаться, что на бывшей дороге, рядом с глубокими малахитовыми лужами, над углублением которых продолжали усердно трудится колёса грузовых автомашин, ещё кое-где просматривались отдельные островки асфальта…

Администрация города «Д» генерируя деятельность, с завидной регулярностью приклеивала к доске объявлений, что у колодца, бумажку с очередным сообщением: «В микрорайоне «Х», сегодня с 9 часов утра до 22 часов вечера, водопровод и газ работать не будут». Жителей такие сообщения не волновали, так как у них отродясь не было этих удобств, но были удобства во дворе: с собственным газом от гороховой каши с «музыкальным супом», картошки с квашенной капустой и огурцов.

— Да…, в селе, перестроившись под «ветром перемен», перестали уважать пешеход, — произнёс гражданин вадмиральской фуражке, с обмотанным вокруг натренированной шеи объёмным шарфом, медленно огибая огромную разноцветную лужу, с почти фиолетовой свиньёй, перед входом в «Шайбу», но, обогув констатировал, — честно говоря, к сожалению, в городе его уже давно перестали уважать.

Закончив свою мысль и огибание благородного создания, гражданин открыл дверь в «богоугодное заведение», но при виде табачного облака и ощутив «озонирующий» винный перегар, добавил, — похоже и правда, что это не Рио-де-Жанейро (в котором он никогда не был) и даже не Лимассол! А уж тем более не Сингапур!.. Но для сравнения необходимо рискнуть, тем более, что я давненько не брал в руки этих «шашечек» и не дегустировал напитки местного разлива…

В «Шайбе, сквозь дымовую завесу, гражданин с трудом обнаружив буфетчицу Клаву, почему-то в ночном чепчике и непонятном бело-сером фартуке, показал ей два пальца. Она налила две пивные кружки и, поставив перед ним, молча удалилась за цветастую шторку.

Посетитель в фуражке, сдунул пол кружки содовой пены, но отхлебнув из неё напиток, поставил на прежнее место и убеждённым тоном произнёс: «Нет, нет, прав был мой родитель, это действительно не Рио-де-Жанейро! А до Сингапура…, как до луны!.. Махну-ка я в пивбар на Новом Арбате, глядишь заодно немного развеюсь, — и гражданин направился на станцию, чтобы «осчастливить» своим посещением город «N»…

В городе, как известно, пешеход от «ветра перемен» деградировал раньше села, ведя мученическую жизнь, шастая по магазинам с полупустыми прилавками, поглощая на городских асфальтовых просторах газовые смеси и прочие «коктейли» технической цивилизации.

Затягиваясь разнообразными «коктейлями», от разных марок авто и мота, пешеход балдел, но почему-то всё равно стремился туда, видимо надеясь «размагнититься», найти злачные места и работу для обеспечения своего существования, уподобляясь мухе, летящей к навозной куче…

И вот однажды он, пешеход, под воздействием воздушных коктейлей и «ветра перемен», перебегая улицу на красный свет, был сбит встречным пешеходом в самом центре города «N» и призадумался…

От Манежной площади через Александровский сад, неспеша прокладывая путь к Новому Арбату, двигался гражданин-товарищ-барин, приехавший из уездного микрорайона «Х».

В этом прекрасном месте, как и в давние времена, на всех скамейках сидели девицы, но в модных платьицах, где ноги уже закончились, а платье ещё не начиналось. От «ветра перемен» у них были открыты не только книги, но и стало доступно обозрению кое-что ещё о чём сказать не надо. Но, как ни странно, пешеходы мужского рода, стыдливо отворачивались, стараясь не замечать эти детали «ветра перемен».

На другой половине скамейки кривлялись какие-то люди не понятной ориентации, в драных подштанниках с многочисленными голубыми оттенками серого, пытаясь соответствовать «новым веяньям», улыбались каждому проходящему мужику. Гражданин же в адмиральской фуражке, с шарфом вокруг гордо-посаженной шеи, мгновенно превратившись из обычного гражданина-товарища пешехода в господина-товарища-барина, глядя задумчиво перед собой не замечал этих сомнительных «пятьдесяти» оттенков серого девяностых.

Он, спрыснутый в городе «N» коктейлями технической цивилизации, упорно продвигался плечом к плечу с господином пешеходом, к намеченной цели — пивбару «Жигули», что в начале «Нового Арбата», подгоняемый проблемными мыслями, связанными с проигрышем в «Зелёном гамбите».

Справедливости ради отметим, что некоторое время назад, у этого господина-товарища-барина Оскара Остаповича Иванова-Бендера, сына турецкоподданного, Остапа-Сулеймана-Берта-Мария-Бендер, не было таких проблем, но тогда были в наличие приличные деньги в зелёной валюте, мирно лежащие в чёрном Сингапурском лакированном кейсе, и терпение. Теперь остался чёрный лакированный кейс, наполненный терпением, и мечта найти ЕЁ — воплощение небесной красоты и неповторимого женского обаяния, вобравшую в себя лучшие молодые черты красавиц театра и кино: Мэрилин Монро, Джины Лоллобриджиды, Орловой, Алфёровой. Найти, то единственное, для него прекрасное создание, увиденное им на сцене огромного концертного зала Кипра.

Правда, в настоящее время у Оскара Остаповича, «за плечами» ещё сохранились «корочки об образовании», служебный паспорт Великой страны, опыт коммерческой деятельности, практически пустой счёт в банке «OF CYPRUS» и документы на собственную фирму «Yominco trade ltd.», за которую ежегодно полагалось выплачивать по 1000 баксов. Но отметим, что на хлеб и пиво с воблой, ему пока хватало.

— Безусловно на всё это требуется срочно найти «зелёные», — рассуждал он, двигаясь к намеченной цели, — и в первую очередь на поиски моей мечты…

Посмотрев по сторонам, Иванов-Бендер вдруг неожиданно «прозрел»: «Смотри-ка, я даже не заметил, как ноги донесли моё бренное тело до «Библиотеки им. Ленина»… Да, а ведь вокруг меня сплошные исторические места знаменитых людей! Ведь совсем относительно недавно, всего несколько веков назад, здесь селилась московская знать. Находились дворы князей Ю. И. Кашина, М. Темрюковича, Черкасского, Ф. И. Пожарского и других знаменитых вельмож. А вот в 17-ом веке в этих местах обитали видные представители московских бояр, большая часть которых находились в родстве с царской династией — В. И. Стрешнев, Б. И. Морозов, И. Б. Милославский, К. П. Нарышкин и другие… Где-то рядом, на месте усадьбы Милославского в 1676 году был построен Аптекарский двор с трапезной палатой и она сохранилась до наших дней,» — Бендер на некоторое время задумался.

— Да… время бежит… Затем в 1917, все сразу стали товарищами, а теперь в девяностые, потянув через задницу за чужие извилины, и, переобувшись в воздухе под «ветром перемен», стали господами-товарищами-боярами с «распальцованной» элитой…

За рассуждениями Оскар не заметил, как ноги принесли к месту его появления на Божий Свет. Оскар Остапович Иванов-Бендер остановился перед дверью необычного дома, напоминающего сказочный замок с башенками и зубцами, сильно выделяющейся из окружающей застройки. Перед входом стоял, давно не стриженный «господин» в потёртой во многих местах, военной форме, с приколотой бумажкой: «Не откажите на пиво бывшему служащему этого заслуженного роддома Г. Л. Грауэрмана — в замен на его историю».

Бенден внимательно посмотрел на господина: «Да, да, касатик, — не дожидаясь приглашения, произнесла форма с бумажкой, — вы не ошиблись! Вы прямо по адресу! Это дом уникальный! Другого такого нет».

— И что же в нём необыкновенного? — спросил Иванов-Бендер заинтересованно.

— А на кружку пива?

— На пиво, так на пиво… Получи, господин хороший. Разряжай от невзгод душу бывшего рабочего подростка — я весь во внимании…

Положив предоплату в карман, «господин хороший» приободрился и радостно посмотрев на Бендера, с упоением начал свой рассказ, дополняя слова жестами:

— Это родильный дом им. Л.Г. Грауэрмана, был некогда элитным, где в те годы в нём трудились лучшие медики столицы.

— Понимаю. Это которые ещё до исторического материализма родились? — поинтересовался Иванов-Бендер.

— Возможно. А може даже при буржуях. В общем, когда родились тогда и родились.

Разговор с умным служащем заслуженного роддома Г. Л. Грауэрмана, слабо разбиравшимся в классовой структуре общества, мог бы продолжаться долго, если бы Бендер не задал вопрос: «Ну и что?»

— Как ну и что? Теперь, его хотят превратить в офисно-коммерческий комплекс.

— Это, конечно, печально.

— Но ты не печалься, мил человек, ведь с этим роддомом связана необыкновенная история, — и немного помолчав, «господин хороший» продолжил, — представляешь, любезнейший, оставаясь на одном и том же месте, он менее чем за сто лет трижды менял адрес прописки.

— И что от этого?

— Так вот, касатик, кто родиться в «Грауэрмане» в советские времена считалось верным признаком коренного москвича. Ты не сможешь даже себе представляешь, мил человек, сколько здесь появилось на свет знаменитостей! Их фамилиями можно было бы покрыть весь фасад мемориальными досками. Вот я, к примеру, считаю, что эту мою идею необходимо, в ближайшее время, срочно воплотить в жизнь, ну… для истории! При этом я бы смог постоянно дополнять его, рассказами об этих великих собратьях, зарабатывая на пиво.

— Значит у тебя имеется свой коммерческий интерес и ты его пытаешься развивать в силу своих и общества потребностей. Да в тебе, служивый, ещё до семнадцатого года заложено коммерческое начало! — воскликнул Бендер.

Не обращая внимание на реплику, служивый продолжил: среди них сын Иосифа Сталина — Василий, Кир Булычев — писатель, артисты Михаил Державин, Александр Збруев, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, режиссер Марк Захаров, поэт, прозаик и бард Булат Окуджава и многие другие… Сам же Григорий Грауэрман родился в 1861 г. в Москве, но, как вы догадываетесь, в другом роддоме, а когда подрос, закончил Московский университет…

— После вашего сообщения, уважаемый, безусловно обязуюсь сразу догадываться.

— Вот так-то вот, любезный касатик. Вот видишь, как всё интересно, а ты сумлевался! — вокруг них уже собралась приличная толпа любопытных и каждый, слушая историю, добровольно возлагал свои скромные пожертвования к ногам рассказчика. — Хотя самого родильного дома уже не существует, но его адрес до сих пор известен многим.

Самопровозглашённый гид, обнаружив прилив творческих сил от финансовых вливаний в его «дело», решил приоткрыть всем глаза: «Представляешь, добрая душа, объясняя, как найти дома №7 и №5 по Новому Арбату, до сих пор обычно добавляют — там, где бывший роддом Грауэрмана». Вот она память народная! Не зарастает к ней тропа!..»

Рассказчик, немного отдышавшись и почмокав губами, продолжил вещать: «А вот само здание было построено по проекту известного архитектора эпохи модерн Николая Жерихова в 1913 году и значилось как дом № 5 на Большой Молчановке. После Первой мировой тут открылся роддом, а уже 1919 году к зданию роддома 7 присоединили расположенный по соседству особняк Эмилии Федотовой, спроектированный ее мужем — архитектором и гражданским инженером Сергеем Федотовым».

Кто-то к его ноге, которая придавливала носком ботинка взносы, положил достойную купюру и нога тут же автоматически сработала, опустившись всей ступнёй на денежный взнос, при этом рассказчик в знак благодарности дополнительно кивнул. По его поведению чувствовалось, что рассказ о роддоме нравился ему самому, и он, снова посмотрев на Бендера, радостно продолжил: «Маленькая клиника на Большой Молчановке быстро превратилась в элитное заведение в центре столицы. По советским временам здесь все было шикарно — современное медицинское оборудование, новые кровати, всегда чистое белье, а в палатах даже телефоны. Попасть же на роды к «Грауэрману» будущим мамам было практически невозможно, если они не проживали в районе Арбата или не занимали соответствующее положение в обществе!» — подвёл черту своей идеологии гражданин хороший.

— Вот так-то, дорогие мои. Это был один из самых знаменитых роддомов в Москве, — добавил самопровозглашённый гид и, нагнувшись, ловко собрал добровольные взносы, но положив их в карман, продолжил, — одним из первых рождельников в этих святых стенах стал Булат Окуджава. Вы не поверите, но об этом мне поведал сам историк Сигурд Шмидт — сын известного путешественника и академика Отто Шмидта. Прошу не путать с лейтенантом Шмидтом, — собравшаяся публика зааплодировала.

— Но были и своеобразные курьёзы. Вот мне запомнился случай, когда 7 марта 1941 года прямо со спектакля привезли актрису Марию Миронову, которая чуть не родила на сцене…

— Не родила, а зря, — бросил реплику кто-то из слушателей, — была бы гениальная сцена.

"Служивый"на реплику не обратил внимание:"Зато у неё на следующий день родился гениальный сын — артист Андрей. А 1973-м уже сам Андрей Миронов у дверей роддома встречал с букетом красных роз жену Екатерину Градову — радистку Кэт, из «Семнадцати мгновений весны», и новорожденную дочь Машу. Представляете как их встречали!"..

— Вы наверняка не в курсе, что писатели братья Вайнеры описали этот роддом в одном из эпизодов своего знаменитого романа «Эра милосердия», по которому снят сериал «Место встречи изменить нельзя». Именно сюда главный герой Володя Шарапов с девушкой Варей Синичкиной привозили оставленного матерью малыша. — Вот так-то вот, служивые…

— Правда, уже в 1968 году, через Арбат проложили правительственную трассу и Калининский проспект отнял в свою пользу часть улицы Большая Молчановка, а этот роддом поменял место прописки.

— Интересно, не только человеки, но и улицы научились отнимать, — подметил кто-то из слушавших.

— Да, уважаемые, я живой этому свидетель, — и живой свидетель, глубоко вздохнув, продолжил, — а его корпусам, расположенным теперь на оживленном Калининском проспекте, присвоили номера 15 и 17. При этом главное четырехэтажное здание надстроили еще двумя, на боковом же фасаде главного здания роддома, выходящего на Калининский проспект, в 1973 году был установлен первый в стране видеоэкран.

Рассказчик на мгновенье замолк, покрутил головой, но немного подумав, указал рукой, — вон там, — и заинтересованная публика повернулась вслед за рукой к огромному экрану.

— Так вот, после его запуска телевизионные знаменитости, появившиеся на свет в этом роддоме № 7, шутливо утверждают, что огромный экран — мемориальная доска в их честь.

— Я не исключаю, что и в мою честь, — произнёс господин-товарищ в адмиральской фуражке с шарфом, — поскольку я тоже на свет произведён в этих стенах!

— А как вас величают? — поинтересовался «искусствовед».

— Оскар Остапович Иванов-Бендер — сын турецкоподданного Остапа-Сулеймана-Берта-Мария — Бендер.

— Это что?! Сын того САМОГО? НЕВЕРОЯТНО! А я, Замудовский Ив. Ив., но скоро тоже буду знаменит как Циолковский! Обязательно вас запомню, — взял на себя повышенное обязательство «гражданин хороший», — Вы мне врезались в память, и ВЫ обязательно войдёте в историю! Вы, с вашим отцом, в народной памяти останетесь навечно и к ВАМ не зарастёт народная тропа! — собравшаяся публика поддержала его слова бурными аплодисментами и толкая друг друга ринулась к Оскару за автографами.

— Ну раз так, а бог любит троицу, — констатировал Иванов-Бендер, — то, за протаптывание народной тропы и за занимательно-поучительную историю, добавляю вам ещё на две кружечки! Да и ещё — в своём повествовании учти, служивый, что сына «лейтенанта Шмидта» я не планирую играть даже на сцене «Большого театра». Уяснил?

— Уяснил!

— Кстати, служивый, как только разбогатеешь, то не забудь нам с отцом памятник поставить.

— Это обязательно! Как только, так сразу! — получив обнадёживающий ответ, Иванов-Бендер, уже в хорошем настроении, продолжил путь к намеченной цели…

— Всё-таки у нас в стране, где иногда возникают «то понос, то золотуха», несмотря на трудности бренной жизни, живёт любознательная, отзывчивая и самая читающая публика в мире, — про себя отметил Бендер, направляясь к пивбару, со снисходительным любопытством взирая по сторонам и пытаясь обнаружить вывеску «Жигули»…

— Давно я не приносил своего «бренного тела» в эти исторические места. Насколько я помню, этот культурный центр «пивовливаня» должен находиться где-то в самом начале Нового Арбата. Ведь пивная «Жигули» считалась в Москве одной из крупнейших заведений такого рода. Да что там говорить — одно название, уже является залогом известности! Как сейчас помню, там продавали целых два вида настоящего пива… Но что же произошло, если я до сих пор не могу обнаружить заветную вывеску? Куда же она спряталась? Не могли же эту авторитетную пивнушку снести из-за моих «прогулов»? — так, шутя и рассуждая вслух, неожиданно блуждающий взор Бендера упёрся в длинную очередь к тройной вывеске: «Сукин-Сан», «Саке-Сан», «Баня — Сан», весящих друг под другом…

— Парень, ты что крутишь головой с блуждающим по сторонам взором? — поинтересовался вихрастый мужик.

— Да вот ищу заведение под названием «Жигули», которое было открыто где-то здесь горьким пропойцем аж в начале шестидесятых. А по соседству находились классные кондитерские: «МИНЯ ТОЖЕ С МАШЕЙ» и «МИНЯ ЭКЛЕР С САШЕЙ».

— Верно? — произнёс, стоящий за вихрастым, парень, — пристраивайся за мной.

— Откуда знаешь? — поинтересовался Бендер.

— Мои родственники там трудились в поте лица и регулярно освежались в этом баре. Так вот теперь «Жигули» без единого выстрела, «оккупировали» три японских брата: Сукин-Сан, Сакэ-Сан, Баня-Сан и сменили вывеску. Теперь здесь целых пять видов импортного пива. Пиво не балуют.

— И ещё продают «саке», что-то вроде «ослиной мочи», — выдал, стоящий впереди мужик с перегаром от вчерашнего, — что-то похожее на наш плохой разбавленный самогон, но этим почуют только в специальном помещении. Они заявили, что им удалось воссоздать атмосферу советской пивной, но судя по ценам, наше народное мнение с их мнением радикально расходятся…

— Но не скажи, — возразил парень в галстуке, — по антуражу, пожалуй, с натяжкой что-то принять можно, а ещё плюс то, что в рамках заведения есть и а-ля столовая. Там, цены немного, демократичнее, плюс баня, но не наша, а совсем другая,… какая-то Япона бань. Там надо свою одежду не на крючки вешать, а в плетёные корзинки складывать. Шайки деревянные… Маленький бассейн един для мужиков и дамс, разделён не полностью — сверху немного, одной доской, но пользуется большим успехом у публики, как пункт взаимного наблюдения! В общем, парень, поверь — ловить рядом больше нечего. Это заведение весьма авторитетное и постоянные очереди это подтверждают.

— Это факт! — подтвердил вихрастый, — по-другому у них не бывает.

— Я понял, — тихо произнёс Бендер отходя в сторону, — лучше длинная живая очередь, чем короткая автоматная.

Оскар достал из портфеля свой древний пропуск в Академку, в виде красных корочек с гербом СССР, приложил денежку и подняв руку вверх, уверенно двинулся на швейцара, произнося: «Свои из органов! Повторяю, из органов!» — швейцар, с удивлением посмотрел на герб, адмиральскую фуражку, быстро отдал честь и, приобщив к своему карману очередные «пожертвования», ключом отпер вторую дверь бара.

С внутренней стороны дверь была обклеена рекламными этикетками. Оскар, у неё немного притормозил, знакомясь с новинками, от которых веяло новым «демократическим ветром»:

«Гуляй рванина от рубля и выше!»

«Пейте пиво пенное — будет жизнь отменная!», а рядом — «Наше пиво не только хорошо входит, но и отлично выходит!».

Ниже:

Пиво отпускается всем, кроме членов профсоюза.

«Сегодня день В. Высоцкого. ПОПУРРИ только в его исполнении!»

Закончив ознакомление с этикетками и объявлением, Иванов-Бендер неспеша направился к барной стойке.

Пив-бар был наполнен табачным дымом, с привкусом спиртного, воблы с раками, оптимизмом людей с массивными пивными кружками, и разговорами, под попурри…

— Да… Народ, как всегда прав, пока жив! Нужно иногда отдыхать, особенно от своих грустных мыслей, — рассудил Иванов-Бендер, подходя к барной стойке и наблюдая за обстановкой.

Зал был забит битком разношерстной публикой, но женщины не просматривались.

— Многие, как и я, пришли сюда чтобы немного развеяться, — рассудил Оскар, — другие от нечего делать. Иногда эта часть что-то делает от нечего выпить, но которая чаще других загибается от нечего делать и нечего выпить!

На стенах среди экзотических бутылок красовались «умные» новые разноцветные лозунги и наклейки всех времён и народов:

«Но хмель отечества по-прежнему нам сладок и приятен».

«Ленин говорил: земля — крестьянам, заводы — рабочим, пиво — мне».

«У человека всегда должно быть горячее сердце и холодное пиво».

«В любви к пиву все возрасты покорны».

«Истина в вине, а ее конец — в пиве».

«Если б море было пивом, я бы был большим заливом…»

«Не хлебом единым, а воблой и пивом!»

«Пиво водкой не испортишь».

«Водка без пива — деньги на ветер».

«Здесь можно воздерживаться от женщин, но не от пива и песен, здесь постоянно В. Высоцкий известен!».

Желающих «размагнититься» было многовато. Столики практически были все заняты. Не далеко от барной стойки, где стоя пристроился Иванов-Бендер, под транспарантом «Не перепились еще на Руси добры молодцы!» — расположился приличных размеров круглый стол с группой, слегка навеселе, видимо журналистов или газетчиков, молодых парней о чём-то азартно спорящих между собой под попурри Высоцкого:

… «Возвращаются все, кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все, — кроме тех, кто нужней.

Я не верю судьбе,

Я не верю судьбе, а себе — еще меньше.

Но мне хочется думать, что это не так, —

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах.

Я, конечно, спою,

Я, конечно, спою, — не пройдет и полгода»…

Но…

… «Час зачатья я помню неточно.

Значит, память моя однобока.

Но зачат я был ночью порочно

И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе,

Девять месяцев — «это не лет».

Первый срок отбывал я в утробе,

Ничего там хорошего нет…

Спасибо вам святители, что плюнули да дунули,

Что вдруг мои родители зачать меня задумали»…

— А вы видели среди человека, который не умеет врать? — допытывался длинноволосый парень у бритоголового, под эту жизнеутверждающую мелодию.

— Нет.

— И это так. Его же трудно увидеть!

— Почему, Митяй?

— Да, потому что, это такое человеческое существо!

— Оригинальное объяснение. Но за них-же голосуют! И даже иногда из них вырастают крупные личностей? Ведь результаты зависят от голосов!

— А с какого бодуна, дорогой Митяй, ты взял что результаты, в наши девяностые, зависят от наших голосов? Вон, Пьяньциня кто избирал? Я?.. Ты?.. Они?.. Что же касается крупных современных личностей, то запомни — у каждой личности девяностых, есть что-то ещё очень мелким шрифтом. У нас сегодня, судя по избранным таким личностям в Думу, есть три пути нашего развития: стоять на месте, лежать на месте и лежать на правильном пути.

— Я так не думаю, — завёлся Митяй, — споря с тобой, я лишний раз убеждаюсь, что кроме журналистского образования надо иметь хотя бы среднюю сообразительность!..

— Ладно, Митяй, успокойся. Лучше скажи, кто тебе нравится и когда ты планируешь жениться?

— Кому поп, кому попадья, а мне нравится попадьёва дочка.

— А когда женишься?

— Как только так сразу! А сам-то когда?

— Думаю, в сорок с небольшим, время для этого требуется — зарплата, квартира и прочий инвентарь.

— Пока это приобретёшь вопрос отпадёт сам собой…

— Хочется верить, что будет хотеться и дальше. А вы что тут притихли господа? Выкладывайте свои соображения, — пытался он расшевелить приятелей, не участвующих в дискуссии.

Один из молчунов неожиданно предложил: «А давайте-ка спросим вон у этого мужика, что в адмиральской фуражке, пардон — господина!» — указав на Бендера.

— Митяй, какой это тебе мужик, это просто взрослый парень, но похоже с опытом. Ты же журналист и веди себя достойно! Обрати внимание на адмиральскую фуражку.

— Да какая разница! Давай спросим!.. Парень, — обратился один из них, — я, Григорий и остальные, сидящие рядом, предлагаем присоединяйся к нашему «шалашу». И место у нас имеется. Чем больше коллектив, тем веселее и разнообразнее разговор будет…

— Благодарю за приглашение, согласен, — и представился, — Оскар.

— Познакомься, Оскар, мои друзья «по несчастью», — те тоже по очереди представились.

— Что же за «несчастье» такое? — поинтересовался Оскар, но больше не из любопытства, а чтобы развеяться от неприятных мыслей.

— Вот… радуемся и обмываем премию, — присоединяйся. От правительства получили, точнее от Шувалова, за определённые заслуги перед Отечеством. Мы журналисты и трудимся в редакции журнала «Деньги». Не веришь! Вот моя визитка, можешь взять. А с Шуваловым я живу на одной лестничной площадке — отличный мужик! Если что, звони. Извини за отступление от темы, мы уже успели немного поддать… Вот рассуди ты нас — между собой мы поспорили, когда лучше женится?.. Я им говорю, что в сорок с небольшим, а они не соглашаются.

— И правильно делают. Думаю, что лучше в двадцать четыре и с большим!.. А главное вовремя.

— Начало хорошее, а каков конец?

— Я же уже сказал…

— А у тебя к женщинам поползновения были? — поинтересовался Митяй.

— Были.

— Ну и как?

— Не доползал, потому что, как меня учили… Из девушек надо выбирать весёлых. Из весёлых — умных. Из умных — нежных. Из нежных — верных и терпеливых!

— Да…, учили тебя на совесть…

— А что ты скажешь о нашем презе — Пьяньцине? — спросил Григорий.

— Как сказал известный юморист: «Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа, но не до такой же степени!

— Кстати, этого наш народ самостоятельно сделать не мог, — Григорий поднял кружку и запил свои слова пивом, — так как он самый читающий между строк народ в мире, газету «Правда».

— Попал не в бровь, а прямо в глаз, — произнёс Петухов и чокнулся с ним кружкой, наполненной пивом. — Я такого же мнения. Конечно, мы «выбираем», но пока, к сожалению, не смогли приспособить к нашей стране приличного Президента.

— А вот что ты думаешь о жизни людей в эти трудные девяностые? Например, вот этот Гоша, считает, что весь мир — дерьмо, тогда мы что, мухи?

Оскар задумался: «Если коротко, то в эти девяностые — большинство живёт в дерьме, но кто-то уже научился это дерьмо перерабатывать, а кто-то научился в нём плавать! Но парни, нет предела совершенству…, нигде не бывает так, чтобы не было ещё хуже».

— А как же свобода? — поинтересовался Петухов Василий, который характером стремился соответствовать своей фамилии.

— Свобода за кордоном — это бардак. Наша мечта — порядок в бардаке. Разница небольшая, ну некоторые её чувствуют. А если быть ещё точнее… Свобода — это то, что мы делаем, когда никто не видит!

— Классные формулировочки…

— Парни, это не я сказал, а классик юмористического жанра.

— Но я сегодня свободен и хочу пить пиво и жить красиво, — сознался Григорий, — и отпив пиво, из массивной кружки, продолжил свою мысль в шутливой манере, подражая одному из бывших лидеров, голосом с полу парализованным языком, — а красиво жить не запретишь!..

— Гриша, ты по-своему прав, — отреагировал Оскар, — а по-моему, нет.

— Что так?

— Помешать можно.

— А Закон? Я всё делаю по закону!

— Закон пока у нас не указатель, а «СВЕТ», направленный на свободу, напоминающий светофор, у которого горят сразу три цвета. Главное при этом не перейди улицу на тот свет.

— А я хочу свободы, — произнёс Гарик, — и зачем-то добавил, — по мне ничего не менять тягостно, а менять всё — тяжело!

— Если вы знаете чего хотите, но не делаете — вступил в перепалку Оскар, — значит, вы или много знаете, или мало чего хотите.

— Резонно, — подметил Григорий. — А что ты больше всего любишь, Оскар?

Бендер выдержал паузу: «Неприятности».

— Забавно звучит, но почему?

— Их нельзя приобрести по блату, как и настоящую любовь — бесконечную, и не подкупную напряжённость.

— Парни, а ведь это действительно так, как в настоящей жизни! — констатировал Григорий.

— Похоже, ты уже кое-что повидал и через что-то прошёл, успев приобрести богатый опыт, но опыт как говорят приходит с возрастом. А ты же молодой.

— Научили обстоятельства. Опыт же — это прошлое. Мудрость — это будущее и, у нормальных людей, приходит с возрастом.

— Лихо!.. Но к сожалению, глядя на Пьяньциня, — продолжил Григорий, — мудрость не ко всем приходит с возрастом. Здесь на лицо факт, что возраст пришёл один.

— Да, это медицинский факт.

— Да ты готовый журналист! Формулировочки кратки и лаконичны, а чем занимаешься? — не унимался Петухов.

— Бизнесом, но пока не очень. Слишком много аферистов на высоком уровне.

— Да, есть такое. Может к нам подашься — в журналистику? — предложил Григорий.

— Подумаю… Главное, парни, смотреть на жизнь сквозь призму юмора и это вам могу порекомендовать. Хотя мне кажется, что у вас с этим всё в полном порядке.

— Ты прав, Оскар, — согласился Григорий, — юмор, это — жизнь! Как же без него. Одним словом — состояние души! Вот тебе в подарок наши «Деньги» — в смысле наш журнал с нашими автографами…

Оскар, взяв журнал стал его листать, и Григорий, заметив его интерес, прокомментировал: «Советую начать со статьи нашего журналиста Петра Кривошеина, про «ТКК», очередную пирамиду наших аферистов девяностых. Обрати внимание на его оригинальное мышление с правильным ударением, а не как у бывшего преза «Меченого».

— Какова хозяйственно-правовая основа этой конторы и как расшифровывается аббревиатура? — поинтересовался Бендер.

— Если коротко, то это ферма по разведению лохов! Но сегодня в жизни под «ветер перемен» разводят всех. Лохов в «ТКК», а умных, богатых и всезнающих — на антиквариате, — и Григорий, пристально посмотрев на Оскара, продолжил, — а расшифровывается как «Три Ку-Ку», а остальные «секретные данные» найдёшь в статье…

— Сегодня же 1 апреля и он, я думаю, «не случайно» совпадает с профессиональным праздником этой конторы, — добавил Митяй, — кстати, её организаторы «весёлые» ребята! Этот день дураков и смеха, они наверняка специально выбрали, заранее зная, что в их аферах будет участвовать и те и другие.

— Уяснил, — и Иванов-Бендер углубился в чтение статьи…