Вечная мерзлота II. Племя проклятых

Юрий Лантан (2024)

Продолжение рассказа «Вечная мерзлота». Спасаясь от преследования, герои уходят дальше в тундру, где встречаются с новой опасностью.

Бледный сгусток солнца поднимался над горизонтом, когда вдали в утреннем тумане мы увидели постройку, черневшую посреди припорошенной снегом тундры. Я переглянулся с Фокиным: старый врач, тяжело дыша от усталости, шел рядом.

— Что это может быть? — спросил я. — До Лабытнанги ведь еще далеко.

— Не знаю, Алексей Петрович. Похоже на охотничий домик, — ответил Фокин, с надеждой глядя на приземистое строение, до которого оставалось метров двести. — Там могут быть люди. И они нам помогут.

Я горько усмехнулся: помощь нам бы точно не помешала. Мы были обессилены и измотаны бегством от хетов, атаковавших нас ночью недалеко от кладбища ненцев. Под утро в грузовике, на котором мы с Фокиным оторвались от полчища оживших мертвецов, кончилось топливо. Оставаться рядом с машиной было опасно: монстры в любой момент могли нас догнать, поэтому, недолго посовещавшись, мы решили двигаться пешком к ближайшему населенному пункту — Лабытнанги. Если верить старенькому GPS-навигатору, который мы забрали из грузовика, до поселка оставалось сто двадцать километров пути. Сто двадцать километров по мертвой, холодной земле, обдуваемой всеми ветрами. Я боялся прикинуть, сколько времени займет марш-бросок по тундре, и надеялся на благосклонность погоды: в начале сентября на Ямале бывали теплые дни. Ничего другого, кроме надежды добраться до поселения людей, у нас все равно не осталось.

Мы из последних сил брели по мшистой кочковатой земле, присыпанной тонким слоем снега. Я сжимал в руке наше единственное оружие — топор, прихваченный из грузовика. Вскоре мы подошли к постройке. Вблизи она действительно напоминала охотничью избу. Сколоченная из почерневших от времени бревен, она словно вросла в стылую землю, на которой темнели узорчатые следы от протекторов — совсем недавно здесь разъезжал автомобиль. Судя по ширине колеи, это был внедорожник или небольшой вездеход.

— Есть тут кто? — крикнул я.

Не дождавшись ответа, мы обогнули избу, чтобы осмотреть ее со всех сторон, — и замерли, когда перед нами открылась отвратительная картина: позади домика возвышались три небольших холма, будто слепленные из серых шкур, рогов, копыт, черных глаз и высунутых языков. Мне потребовалось время, чтобы понять: это были сваленные в кучи трупы оленей. Их головы, шеи и туловища темнели от потеков крови. В прохладном воздухе стоял запах мокрой шерсти и железа.

— Неужели хеты? — выдохнул я, вспомнив о разодранных оленях недалеко от поселка Нюртей — они стали первыми жертвами монстров.

Фокин подошел ближе к мертвым животным, рассматривая повреждения на их тушах.

— Навряд ли, — ответил он, с беспокойством взглянув на меня. — Раны явно огнестрельные. Охота в этих местах разрешена только для коренного населения, но совсем не в таких масштабах. Оленей убили браконьеры, Алексей Петрович. А эта избушка — их зимовье.

— На снегу свежие следы от колес, — рассуждал я. — Вероятно, браконьеры недавно уехали.

— Но скоро вернутся, — сказал Фокин и многозначительно посмотрел в сторону пустующего домика.

* * *

Входом в избу служила деревянная дверь, запертая на засов. Мы без труда его открыли и оказались в полутемном помещении с низким потолком. Серый свет едва пробивался сквозь мутное оконце, возле которого притулились перекошенный столик и лавка. В дальнем конце комнаты, у железной печки, располагались высокие полати, покрытые оленьими шкурами и старыми стегаными одеялами. В детстве я ходил с отцом в лес и хорошо помнил похожие зимовья, в которых отдыхали охотники. Отец говорил, что любой путник мог переночевать в избе, воспользовавшись запасом еды, спичек и дров.

Пока я осматривал помещение в поисках радиостанции или спутникового телефона, Фокин уже разводил огонь в печи.

— Похоже, они забрали рацию с собой, — предположил я, ничего не обнаружив.

— Если она вообще у них есть, — ответил Фокин.

Покончив с растопкой, он принялся копаться в коробке на столе.

— Думаю, браконьеры не обрадуются нашему визиту, — сказал я, наблюдая за тем, как старый врач вытаскивает на стол консервные банки.

— Другого выхода у нас все равно нет, — пробурчал Фокин, открывая тушенку. — Мы со вчерашнего дня ничего не ели. Нам нужно подкрепиться и набраться сил.

Я не стал возражать. Ноги гудели и подкашивались от усталости. В животе приятно заурчало, когда в нос ударил густой аромат мяса из консервной банки. Фокин был прав: мы должны ждать возвращения браконьеров — и надеяться, что оно произойдет раньше, чем нас найдут хеты.

* * *

Наевшись тушенки, я забрался на полати. Отодвинул в сторону пропахшие потом одеяла и уселся возле стены. Ложиться я не хотел, опасаясь, что на меня тут же навалится сон. От печки разливался жар, согревая окоченевшее тело. Снаружи избы тихо выл ветер.

Фокин сидел за столом, глядя в окно слезящимися глазами. Заметив, как в его морщинистых руках дрожит кружка с чаем, я понял, что думали мы об одном и том же — о наших погибших друзьях и коллегах.

В поселке Нюртей, где располагалась временная амбулатория, остались трупы хирурга Гаврилова, медсестры Галины Ивановны и нашего верного помощника Илко. Светлана Зорина, молодой гинеколог, погибла ночью: пока мы с Фокиным осматривали вырытую изнутри могилу на кладбище ненцев, на нее в грузовике напал хет — оживший мертвец из древних легенд. Растерянные и напуганные после атаки монстров, мы с Фокиным не придумали ничего лучше, как оставить тело Зориной в кузове заглохшего грузовика.

Погруженный в мысли, я не заметил, как провалился в черный, вязкий сон. Разбудил меня громкий звук снаружи — шум автомобильного двигателя. Я подскочил на полатях, ища взглядом Фокина. Как и прежде, он сидел за столом. Судя по его осоловелым глазам, он тоже боролся со сном.

Мы прильнули к окну, вглядываясь в серый сумрак, опустившийся на тундру. Световой день на Севере длился считанные часы: казалось, совсем недавно мы обнаружили избу, и вот уже наступил вечер.

В окне мы увидели заляпанный грязью старый «уазик», остановившийся недалеко от зимовья. Желтый свет фар рассекал плотную мглу. Когда глаза привыкли к яркому сиянию, я рассмотрел позади внедорожника прицеп, доверху груженый тушами оленей. Дверь с пассажирской стороны распахнулась, и на землю спрыгнул рослый мужик в камуфляжном костюме и с карабином «Сайга» в руке. Я успел заметить многодневную щетину на его костистом лице, и сигарету, зажатую в узких губах.

— Олег, отцепи прицеп! — крикнул ему водитель, сокрытый в полумраке кабины. — А я отгоню машину.

Олег, повесив ружье на плечо, коротко кивнул и направился к прицепу. Повозившись немного, он махнул водителю рукой и громко гаркнул:

— Готово! Можешь отъезжать.

«Уазик» тронулся с места и скрылся за домом. Спустя мгновение рокот двигателя заглох, и хлопнула дверца: водитель внедорожника выбрался из кабины. Тем временем Олег, попыхивая сигаретой, с довольным видом рассматривал трупы оленей, грудой сваленные в прицепе.

— Эх, хорошо сегодня постреляли! — воскликнул он, похлопав рукой по мертвой туше.

Я переглянулся с Фокиным. На его лице застыл немой вопрос: как нам себя вести? Браконьеры были вооружены. Они цинично нарушали закон, отстреливая оленей в чудовищных масштабах. И они явно не обрадуются, застав нас в избе.

Я машинально потянулся к топору, лежавшему на столе, как вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник бородатый мужик в черной вязаной шапке.

— А ну брось топор! — рявкнул он, наставив на меня ружье.

Я замер на месте. Бородач — очевидно, это был водитель «уазика» — буравил нас взглядом. На вид он казался старше Олега: широкое обветренное лицо покрывали морщины, мутные глаза поблескивали из-под кустистых бровей, сломанный нос уродовал и без того грубую физиономию.

Я отложил топор и поднял руки вверх. Фокин последовал моему примеру. Спустя мгновение в дверях появился Олег. При виде незнакомцев на его лице проскользнуло удивление, тут же сменившееся враждебной настороженностью.

— Саныч, у нас что, гости? — спросил он.

— Прикинь! — ощерился бородач. — Подхожу к избе и вижу: следы на снегу, засов с двери снят.

Олег обошел Саныча и остановился в нескольких шагах от него, не спуская с нас глаз. В сумерках его грубое лицо казалось будто высеченным из серого камня. На плече у Олега висел карабин, но снимать его он не спешил.

— Кто вы такие? — спросил браконьер, внимательно нас рассматривая.

Настало время объяснений. Мы с Фокиным представились и, стараясь говорить по очереди и не перебивать друг друга, рассказали о том, что произошло за последние дни. Мы сообщили, как на нашу медицинскую бригаду, которая ежегодно приезжала на Ямал для осмотра коренного населения, напали хеты — ожившие мертвецы из ненецких легенд. Вечная мерзлота не смогла сдержать самоубийц, душегубов и преступников, похороненных с нарушением древних ритуалов. Превратившись в кровожадных хетов, теперь они скитались по тундре в поисках свежей крови.

Закончив рассказ, мы ждали реакции браконьеров. Вначале они слушали нас с напряженным вниманием, но затем, по мере того, как история становилась все более фантастической, в их взглядах проступало недоверие.

— Ну и бред! — воскликнул Саныч, когда мы замолчали. — Такой херни я давно не слышал!

Осклабившись, он переглянулся с подельником. Олег ухмыльнулся и, прищурившись, посмотрел на нас:

— Мужики, давайте теперь начистоту, — сказал он. — Что вы делаете в нашей избе?

— Да что с ними разговаривать?! — вспыхнул Саныч. — Ясно же, что они из охотнадзора! А этими байками только зубы нам заговаривают!

Он махнул ружьем в нашу сторону, и мы с Фокиным непроизвольно дернулись назад. Ситуация выходила из-под контроля: Саныч явно предпочитал вначале действовать, а потом думать. Он не поверил ни слову из нашей истории, а потому в любой момент мог выпустить в нас по пуле, приняв за инспекторов из охотнадзора. Организованное браконьерство в таких масштабах каралось тюремным заключением, и мне не хотелось проверять, на что готовы пойти Саныч с Олегом ради сокрытия преступления.

Конец ознакомительного фрагмента.