Пли! Пушкарь из будущего

Юрий Корчевский, 2008

В наши дни он был врачом в обычной больнице – пока несчастный случай не забросил его на полтысячи лет назад, во времена царя Михаила Романова. В эту жестокую эпоху, когда Русь еще не оправилась после Великой Смуты, поляки оккупируют Смоленск, а татарские набеги из Дикого Поля заливают кровью московские рубежи, «по-паданцу» придется освоить новую специальность – почетное и смертельно опасное ремесло пушкаря. Если степняки ломятся в ворота твоего города, а ляхи вновь идут войной на Русскую Землю – заряжай! целься! ПЛИ!

Глава 2

Возвращение к профессии

Проснулся от крика петуха, никогда ранее не пробуждался таким образом, посмотрел на часы — времени четыре часа утра, спать бы да спать. Покрутился на своем ложе, да уснуть снова не смог, думки одолели.

И первейшая из них — как рассчитаться с хозяином за ночлег и еду, вчера я как-то обошел этот вопрос, хотя Федор недвусмысленно сказал об оплате за постой. Да и дальше вопрос о еде и жилье решать надо. Так и крутился, пока не услышал во дворе стуки да бряки, посветлело в щелях дощатого сеновала, пора и выбираться.

Я спустился по хлипкой лестнице, Федор уже ходил по двору, в бороде застряли мелкие соломинки, и рубаха была мокрой от пота. Наверное, управлялся с живностью. Мужичок кивнул на колодец, поди, мол, ополоснись. Вода оказалась на удивление холодной, чистой и вкусной, не как из городского водопровода. Обмывшись по пояс и вдоволь напившись, я подошел к Федору и, поблагодарив за приют и ужин, виновато сказал:

— Федор, вот какое дело, денег у меня нету.

— Дык как ето, вона рубаха и портки больших денег стоят, а за постой отдать не можешь. Ты по жизни чем кормишься-то?

— Врач я. — Федор глянул непонимающе. — Лекарь, — уточнил я. Тоже мне, дубина, не мог сообразить, что и слова такого здесь, наверное, еще нет.

Лицо у Федора немного просветлело, затем опять нахмурилось:

— Плохой, что ли?

— Почему плохой, — обиделся я.

— Так ведь у хорошего завсегда деньги есть.

— Получилось так, — пробурчал я.

Стыдно было, хоть провались. Никому не покажешь свой диплом, да и не поймут ничего.

— Слушай, лекарь, у соседки пацаненок ногу подвихнул, ты бы глянул. — И уже через плетень: — Агафья, ты жива там? Как твой малой, с ногой как?

Из-за двери высунулась веснушчатая молодая, лет тридцати, с заплаканными глазами женщина.

— Да нет хорошего, лежит, нога опухла, не ступает.

— Вот человек, поглядеть может.

Я уже обратил внимание, что рост у местных был не больно велик — от силы сто шестьдесят сантиметров. С моими ста восемьюдесятью роста и девяносто веса я выглядел здесь как швед среди китайцев. Внутри в доме было чистенько, однако бедновато, на полу лежали половички, сшитые из кусочков разноцветной материи. С печки свисала седая голова деда, выскобленный стол и рядом широкая лавка, на которой лежал мальчуган лет десяти. Веснушчатое, как и у матери, лицо было покрыто капельками пота, под глазами легли синяки.

— Давеча с ребятами в лес ходил, да вот незадача: упал через валежину, обратно ребята на себе принесли. Лежит, нога распухла, синяя вся.

Я закатал штанину. Голеностопный сустав на правой ноге отек, посинел, даже пальчики были как сардельки. Мягко и осторожно я пропальпировал ногу, кажется, перелома нет, вывих только. Да и не травматолог я, хотя придется вспоминать институтские знания. Жалко, книжек нет, в учебники заглянуть бы не помешало. Попросив хозяйку крепко держать парня за бедра, сильно, но не резко потянул за стопу, парень закричал, сустав щелкнул и встал на место. Я повеселел: видно, и здесь мои знания пригодятся. Попросив у хозяйки полотна, туго обмотал сустав и дал указания несколько дней не вставать на ногу, а через пару дней и попарить в баньке.

— Все сделаем, как скажешь, спасибо тебе, мил-человек, звать-то тебя как?

Я представился.

— Давай покушаем, — предложила хозяйка.

Отказываться, естественно, я не стал. Вот и первый гонорар. После довольно скромного завтрака — хлеб, молоко, огурцы, пареная репа, причем соли на столе не было, — надо было решать, что делать дальше.

Оставаться в деревне — пациентов мало, народ в основном здоровый, никто с мелочовкой к врачу не побежит. Решено — надо идти в ближайший город. Я зашел во двор к Федору, забрал свои постиранные хозяйкой вещи, сумку и подошел к Федору, поблагодарил и спросил дорогу в город.

— А ты что же, пеший собрался идти? По дороге и тати пошаливать могут, подожди — поспрошаю, может, кто из мужиков в город собирается.

Вернулся Федор быстро и от ворот замахал призывно рукой:

— Поспешай, сейчас Семен в город тронется, я ему о тебе обсказал.

Я пошел в указанном направлении и уже на выезде из деревни догнал сухонького мужичка, шедшего сбоку от телеги.

— Это про тебя Федор сказывал?

Я кивнул. Бросил сумку на телегу.

— Сядем позже, сейчас в гору придется, тяжело лошади.

В телеге лежало несколько бочонков и целая кипа высушенных коровьих шкур.

Мой немногословный возница как заведенный шел в гору, я же начал приотставать, видно, сказывалась плохая городская физическая форма. Да и то сказать: дом — машина — работа и наоборот. Загружать себя бегом или заниматься в фитнес-центре мне было недосуг, да и лень.

В обед остановились у обочины — попили квасу, съели по краюхе хлеба, сели на телегу, да и двинулись дальше. Я попытался разговорить попутчика:

— А кто сейчас на престоле?

От такого вопроса мужик аж крякнул:

— Да ты что! Царь Михаил Федорович Романов.

Тут уж я надолго примолк, пытался вспомнить историю, но что-то ничего на ум не приходило — Иван Грозный со взятием Казани, Петр I с битвой под Полтавой, Екатерина сразу вызывает определенные ассоциации, а вот Михаил Романов — нет.

То ли в школе и институте плохо учил историю, то ли царствование этого Романова не славно великими деяниями, но не вспоминалось ничего.

К вечеру усталая лошадка и мы оба, пропыленные и проголодавшиеся, подъехали к городу, вернее даже к его пригородам и посадам.

Маленькие домики стоят абы как, образуя кривоватые улицы и тупички, сизый дым низко стлался над крышами, мычали коровы, блеяли овцы, раздавался перестук из кузниц — в общем, большая деревня, а не город, которого я жадно ожидал.

Я был просто разочарован. На въезде в посады спутник мой спросил:

— Тебе куды?

Идти было ровным счетом некуда, поблагодарив мужичка, я спрыгнул с подводы и, подхватив сумку, направился к городским стенам.

У ворот города стояли двое ратников, в кольчугах, опоясанные мечами, в шлемах, но без щитов. Ей-богу, как из музея. Интереса ко мне они не проявили, в основном рылись в телегах въезжающих крестьян, взимая с них мыто. По всей видимости, у стражей были сомнения в моей платежеспособности или товара для торга они не увидели. Деревянные стены крепости изнутри выглядели довольно мощно, поднимаясь на высоту трех-четырехэтажного дома, по периметру шли крытые навесы, через семьдесят-сто метров шли башни. Сверху над стенами был навес, я было сначала подумал — от дождя, в дальнейшем оказалось — от стрел.

В самой стене были проделаны бойницы для лучников, и кое-где — вот уж не ожидал — поблескивали медными боками пушки и тюфяки. Пушки стояли на лафетах с колесами, тюфяки лежали на деревянных колодах. Не зная, что делать дальше, я потоптался на узкой улице и, спросив дорогу, направился к постоялому двору. В животе уже урчало от голода, ноги налились свинцовой тяжестью. Вот и постоялый двор — ворота закрыты, калитка нараспашку. Навстречу выбежал подросток, вероятно половой, как здесь называют официантов:

— Позови хозяина.

— Будет исполнено.

Из дверей не спеша вышел красномордый пузатенький мужичок, лицо его лоснилось от пота, жилетка буквально трещала по швам, но передник был чистым:

— Чего изволите?

— Хозяин, переночевать бы мне, да денег нет. Может, работой какой оплачу.

— Иди с богом, надоели попрошайки, у церкви милостыню проси. — Повернулся уходить. — Ладно, иди к конюшне, на сене поспишь.

Не привык я к такому обращению, но делать нечего, в этом мире я пока никто и звать меня никак. Накидал в углу конюшни сено, бросил сумку и завалился спать. Сон, правда, был недолгим — часа два, проснулся от криков, ругани и шума драки. Поспал, называется, а в принципе чего можно было ожидать на постоялом дворе, это как у нас в ресторане: ближе к вечеру напьются и обязательно драка, как без этого. Покрутился на сене. Вылез и узнал у пробегающего полового с ведром воды:

— Что случилось? Из-за чего сыр-бор?

— Да заезжие постояльцы драться начали, хозяин разнимать полез, его и порезали.

Ну что же, можно сходить поглядеть. Хозяин лежал на широкой лавке, прижимая к окровавленному лицу полотенце. Я распорядился половому:

— Чистые тряпицы принеси и водки. — Парень сделал круглые глаза. — Ну самогону.

— Хлебное вино? — переспросил половой.

— Да.

Обеденная зала представляла собой поле битвы: лавки перевернуты, столы на боку, на полу валяются кости, куски мяса, каша, жареная половина курицы, кувшины из-под браги или вина с потекшими лужами, которые жадно лакал небольшой лохматый пес.

Рысцой сбегав к конюшне, я принес свою сумку. Возле хозяина начала собираться прислуга — повара и прочая челядь. Посетителей не было никого — вероятно, смылись под шумок, не заплатив.

Я попросил всех уйти, оставив расторопного полового, протер руки водкой — здесь она называлась хлебным вином. На левой скуле хозяина почти от виска и до подбородка тянулась резаная рана, нанесенная, видимо, чем-то острым, в глубине виднелась кость. Мужик охал и стонал, все пытаясь прижимать полотенце к ране, дабы унять кровотечение. Вообще должен сказать, лицо кровоснабжается обильно, даже малейшие порезы довольно сильно кровят, но не бывает худа без добра — за счет этого же обильного кровоснабжения и заживают быстро.

Достав из сумки свой инструмент и попросив полового дать чистую миску, налил туда хлебного вина и бросил для стерилизации иголку, иглодержатель. Из протянутого кувшина снова ополоснул руки и начал шить рану. Половой по моей просьбе держал хозяину руки, который притих и лишь жалобно постанывал.

Наложив двенадцать швов, заклеил лейкопластырем, расходуя его бережно, памятуя о том, что пополнить запас уже неоткуда.

— Смотри, хозяин, обмывать лицо неделю нельзя, а потом я швы сниму.

Трактирщик медленно сел на лавку, прошепелявил благодарность. Понять было трудновато, щека отекла, к природной краснорожести добавилась синева под глазами, видок был тот еще.

— Как звать тебя?

— Юрий, Григорьев сын.

— Вот что, Проша, постели хорошему человеку в комнате наверху да покушать дай чего.

На стол поставили кувшин с пивом, оловянную миску с кашей и блюдо с кусками жареного мяса. От запаха потекли слюни и закружилась голова. Уговаривать меня не пришлось, неизвестно, когда теперь снова удастся подхарчиться. Когда я доскреб ложкой остатки и запил пивом, хозяин, который внимательно наблюдал за мной здоровым правым глазом и заплывшим уже левым, молвил:

— Ты отколь будешь, Юрий, Григорьев сын? Смотрю — непрост ты, парень: одежка непонятная, руки мастеровые, а денег нет.

— Лекарь я. Из… — Тут я запнулся. Городка-то моего наверняка еще и нет.

— Ладно, не хочешь, не говори. Иди почивать, время уж позднее.

Пока я кушал, челядь навела в трапезной относительный порядок. В голове от выпитого пива слегка шумело. Хозяин окликнул Прошку, наказал проводить меня в комнату. Шустрый паренек подхватил мою сумку, второй рукой бережно подхватил под локоток, и по скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж. В комнатке, небольшой и почти квадратной, стояла широкая кровать, сундук и стул. Все деревянное, сделанное без изысков, но не грубо. Небольшое оконце было затянуто бычьим пузырем на свинцовой рамке.

Едва разувшись, сняв только футболку, я рухнул на кровать. Матрас оказался тоже набит сеном, но закрытый чистой простыней, а подушка оказалась пуховой. Сон был сладок, давненько так не отдыхал.

Проснулся от запахов кухни, веселых голосов внизу в трапезной, во дворе кто-то колол дрова. Вчерашнее пиво настойчиво просилось наружу, и, надев футболку, я спустился вниз. Хозяин был уже на ногах, стоял за стойкой. Щека затекла еще больше, отчего лицо стало асимметричным, но глазки поблескивали весело.

— Как поживаешь, лекарь?

— Спасибо, хорошо. А скажи, любезный, нужник где?

— Прошка, проводи гостя!

Во дворе у конюшни топтались два крестьянина у лошади с телегой, в углу, ближе к огромной поленнице, один мужичок рубил головы курам, а мальчишка рядом с ним тут же окунал их в чан с кипящей водой и ощипывал. Работа на постоялом дворе шла как по конвейеру.

Вернувшись, ополоснул руки и лицо в деревянном рукомойнике.

— Садись, откушай чего, — ласково прошепелявил хозяин. Белая наклейка лейкопластыря резко выделялась на его красной физиономии. Похоже, некоторая кровопотеря его нисколько не ослабила.

— Как величать мне вас?

— Да как все. Игнат Лукич.

— Чем мне расплатиться с вами? Я уже говорил — денег у меня нет.

Хозяин ухмыльнулся кривовато:

— Дык, ты уже расплатился, паря. А почто лицо у тебя голое, шапки нету, одежа ненашенская, путешествуешь откуда?

Пришлось на ходу сочинить легенду: иду, мол, из дальних краев, из франков, был там в учении, да вот по дороге ограбили, хорошо, самого не тронули, да кое-какой инструмент сохранился.

Тем временем холоп принес каши с большими кусками вареной курицы, хлеб, пиво в кувшине и куски жареной рыбы. Готовили на здешней кухне совсем не плохо, все с травяными приправами, сначала непривычно, а потом начало нравиться. Пока я насыщался, хозяин что-то обдумывал, да и выдал:

Конец ознакомительного фрагмента.